Айя и Хирви бежали по верху оврага, который разрезал глухой сосновый лес, засыпанный снегом. Они вовремя увидели стаю волков внизу этого достаточно глубокого овражка, и у них появился шанс спастись. Но и волки их заметили, пустившись в погоню. Случись это летом, у детей не было бы никакого шанса, но сейчас лощина была завалена таким толстым слоем снега, что волки не смогли сразу из неё выбраться наверх, и бежали по притоптанной зверьём тропинке на дне ложбины, видимо зная, что дальше есть более пологое место, где они выберутся из оврага, и непременно настигнут свою добычу. Ребята это тоже поняли, поэтому прекратили бессмысленный бег, выбрали сосну повыше и поразлапистей, и забрались на неё. Волки не заставили себя долго ждать, окружили дерево, один из молодых зверей даже попробовал запрыгнуть на сосну, но получил лишь недовольное рычание вожака, дескать – не майся дурью. Вожак был матёрый, он прекрасно понимал, что добычу они просто так не получат, и повёл стаю в другое место, оставив пару особей караулить добычу, пока она сама не свалится от холода или голодухи. Да уж, наловили мы с тобой куропаток, укоризненно обратился Хирви к своей подружке. Видите ли, духи ей рассказали, что они все в овраг попрятались, так, как только там и остался глубокий снег. Только эти самые духи видимо и волкам рассказали, что мы туда придём. Девочка только фыркнула в ответ… ей действительно нечем было возразить.
Солнце уже опустилось до верхушек деревьев, и несмотря на то, что днём было так тепло, хоть тёплые одёжки скидывай, к ночи мороз начал усиливаться, и судя по всему двум серым часовым не придётся сильно долго ждать, чтоб их добыча замёрзла насмерть, и свалилась с дерева. У Айи иногда получалось коснутся сознания бабушки, которая воспитывала внучку, оставшуюся без матери. Но сейчас они реально слишком далеко забрались от своего дома, и как она не пробовала это сделать, ничего не получалось. Но сдаваться девочка не собиралась. Её губы зашептали древние слова, которым её научила бабушка- ведунья. В этих словах она обращалась к духам леса, чтоб те им помогли, и даже не ожидала, что её мольбы так быстро услышат. Из кустов выбежала медведица, встала во весь рост и зарычала, недвусмысленно давая понять волкам, чтоб они убирались по добру по здорову.
Будь волки всей стаей, они бы еще и "поспорили" с медведицей кому достанется добыча, но паре молодых особей явно с ней было не справится, и они, порычав и попрыгав вокруг неё, больше для "приличия", чем реально хотели напугать, убежали искать свою стаю.
Вот видишь, я попросила этих же духов нам помочь, и они помогли, а ты не верил. Теперь Хирви, наблюдавшему всё это представление уже нечем было возразить. Но тут из кустов к мамке выкатились пара медвежат, и устроили возню. Ха… духов она попросила. Да медведица просто своих детей защищала, вот и прогнала волков. Медведица опустилась на все четыре лапы, и косо посмотрела на ребят. Они тут же перестали спорить, и замерли в страхе, поняв, что медведица, которая только что вылезла из берлоги, в которой пролежала всю зиму, и весьма оголодала, могла прогнать волков не из-за желания помочь таким же детям, как и её медвежата, а из-за банального дележа добычи. Теперь дерево уже не представляло убежище от хищников, так как медведица, в отличии от серых разбойников, могла легко залезть на сосну. Но у Михайловны были другие планы на предмет – не пора ли немного подкрепится, рядом валялся лосёнок, которого она только, что завалила, и в это место заявилась лишь для того, чтоб прогнать волков, которые могли её семейству помешать заняться пиршеством. Ребята сначала всё еще боялись спустится с дерева, но потом увидели, что медведице явно не до них, у неё уже имелась добыча, и слезли со своего убежища. Ха, пародируя недавнюю фразу Хирви, ухмыльнулась Айя, мой основатель рода твоего завалил, и ест! (хирви – лось, на угро-финском языке). Ну и, что, обиделся мальчик, только ты тут причём – одна единственная ( Айна – единственное. Айя – единственная дочь). А притом, что моего деда, великого тсаари (вождя) звали Карху (медведь). Ха, снова выдал любимое слово Хирви, знаем мы эти сказочки, придуманные бабушкой Кетту (лиса).
Ты на себя хоть посмотри, какая из тебя медведица, с такими-то волосами. Хирви дёрнул за пушистый хвостик из русых волос Айи, и стремглав побежал прочь, как, наверное, будут делать мальчишки всех времён и народов, когда им нравится кто-то из девчонок. Ах ты лосёнок плешивый, ну погоди, вот догоню, получишь у меня.
Много, много лун назад.
Сын вождя племени Медведя, из народа Йюгра, тихо подкрался через густой прибрежный камыш реки, вытекающей из озера, к небольшой излучине с песчаным пляжем. В водах реки весело плескались девушки из города у берега озера Каово. Город построил народ, не так давно вдруг появившийся из ниоткуда в окрестностях его племени. Эти люди очень сильно отличались от народа Карху, так звали юношу. Это же имя носил его отец и дед, и так же назовут его первого сына. Пришельцы строили огромные бревенчатые дома, не в пример землянкам Йюгра;
Они владели магией огня, позволявшей им делать чудесные предметы, наподобие кинжала, который Карху всегда носил собой в ножнах на поясе. Его подарил вождь этого народа одному из предков юноши, и вот теперь достался ему по наследству. Но не эти чудеса интересовали Карху. Однажды он увидел девушку из этого народа, и её образ в белом тонком платье, с венком из полевых цветов надетым поверх копны русых волос, теперь просто преследовал его, и он находил любые поводы, лишь бы снова увидеть предмет своего обожания. Стайке девушек наскучило купание, они вышли на берег, оделись, и весело хохоча побежали в сторону дома. А его тайная пассия видимо сразу не заметила отсутствие подружек, и вышла из воды чуть позже, оставшись на берегу одна. От вида обнаженных девичьих тел кровь юноши буквально кипела, и он еле сдерживал себя, но, когда та, которую он просто обожал, осталась одна, он не выдержал, и выбежал из своего укрытия. Девушка закричала, схватила платье, чтоб хоть как-то прикрыться, но Карху вырвал платье из её рук, обхватил за талию, и буквально впился поцелуем в её рот, и зачарованно водил руками по волосам девушки. Белослава прекратила кричать, узнав сына вождя племени, которых её отец пару лет назад приглашал на пир, где Карху смешил её рассказами о том, какой он великий охотник. Её еще очень удивило, что парень из полудикого племени говорит на их языке не хуже любого Ростовчанина. Если честно, то даже немного в него влюбилась, но больше случая свидится не было, и она со свойственной молодости ветреностью, забыла о молодом Йюгра, а томно поглядывать стала в адрес сына воеводы Златояра. Крики девушки явно кто-то услышал, и спешил на помощь. Карху дальше не стал испытывать судьбу, и бросился наутёк.
Князь Ростислав в бешенстве ходил по горнице. На его дочь напал какой-то выродок из племени дикарей, что обитали вокруг города. Предлагал же он, и неоднократно, всех их переловить, поставить метку смерда, и передать в работники боярам, уж те бы сразу отбили охоту охотится на их дочерей.
Да не вой ты! Обратился он к зарёванной дочери Белославе. Сейчас чуток уляжется, и пора тебя замуж отдавать, пока ты чего похлеще не выкинула. Хватит, засиделась уже в девках, скучно ей, видите ли, с подружками в городе сидеть, так и норовят куда сбежать. И даже мыслей не имеют в своих хорошеньких головках, что это плохо может кончится. Вот как посевную закончим, так сразу и подберём кого из боярских сыновей. Нарожаешь мне внуков, и детки то быстро у тебя охоту к гуляньям отобьют.
Не прав ты батюшка, совсем он на меня и не нападал…Что она узнала того, кто её схватил, девушка отцу, конечно не сказала, у неё из головы не выходил полный обожания взгляд того парня, когда тот в порыве страсти прижал её к себе, и гладил волосы, словно они были из чистого золота.
Ростовский воевода Златомир во главе конного отряда въехал на стойбище Йюгра. Быт этого полудикого племени мало изменился с тех времён, когда предки Ростовчан только что нашли здесь свой Дом, гонимые преследовавшими их несчастьями прежней Родины. Всё те же неказистые домики, и племенное кострище в центре стойбища. Златомир спешился, и направился в сторону жилища вождя племени, где его уже поджидал у входа сам хозяин в непременной накидке из медвежьей шкуры, с «капюшоном» в виде головы этого зверя.
Привет Златомир, давненько ты к нам не наведывался, с чем пожаловал к нам? Начал было Карху и распростёр руки для приветственного объятия, но воевода несколько грубо отстранился. Ну ка медведь, погоди с объятьями, не с добрыми вестями я к тебе приехал. Пошли в избу, разговор тяжелый будет. Велено моим князем тебе передать, что каждый Йюгра, которого заметят вблизи Ростова, будет пойман, на тело ему поставят клеймо смерда, и отправят на работы под присмотром дружинников. Тебе дадено два дня, чтоб твоё племя покинуло стойбище, и никогда больше здесь не показывалось. Князь сильно в гневе на Ваш народ, но не станет идти войной, если до того, как завтра Ярило скатится с неба, Йюгра не выдадут им подлеца, который посмел напасть на молодую княжну. Тебе, что девок наших мало? Отчитывал вождь своего непутёвого сына, понурившего голову. Да любая из них спит и видит, что ты её выберешь в жёны. Дак нет же, княжну Ростовскую ему подавай! Ведь просил же перестать бегать к городу, так и знал, что добром это не кончится, Аяттара (злой женский дух леса) так над тобой потешается.
Отец, не Аяттара, а сама Маа-Эма (супруга верховного бога) меня с ней свела. Молю тебя, проси Ростислава отдать свою дочь мне в жёны.
Да ты совсем ума лишился. Знаешь, что Ростислав потребовал поймать тебя, и передать Ростовцам? А там тебя закуют в цепи, и отдадут боярину Вакуле, чтоб ты сгнил в его курене, до конца своих дней делая уголь и дёготь. Всё, решено! Выдавать тебя Ростовцам, конечно же, не буду. Но завтра на рассвете отправляемся на охотничье стойбище на другом берегу великой реки Ранха (Волги) . Оттуда тебе несподручно будет бегать по Ростовским девкам. А не уйдём, к нам Златомир со своими дружинниками пожалует. Мы хоть с ним и друзья, но воле князя он противится не станет.
Карху бездумно бродил по окрестностям нового стойбища. Типа как охотился, но в голове его продолжали бродить мысли, далёкие от охоты, и он каждый раз возвращался домой без добычи, ни разу даже одной стрелы, не выпустив по зверю. Наконец он не выдержал, попросил младшую сестру передать отцу, что отправился на дальний угр охотится, зная, что тот бы его точно не отпустил. В прибрежных камышах Ранха у него была давно спрятана лодка, о который, кроме него, никто не знал. Не каждому Йюгра было дано осилить течение Великой реки. Но юноша был в рассвете своих сил, и без труда преодолел водную преграду, отделявшую его от цели похода. К концу дня он уже добрался до их прежнего стойбища, где у него предусмотрительно была припрятана такая же одежда, что и у Ростовчан. Говорить на их языке научила бабушка Хелли. В своё время её отдали в холопки к Ростовскому боярину, занимавшемуся выделкой пушнины, которую большей частью и поставляли Йюгра. А под старость отпустили домой «на пенсию». Бабушку Хелли он любил даже больше родной матери его отца. Она ведала общением с духами, занималась знахарством. Немного повозившись с внуком, прогнала его от себя, сказав, что они с отцом – сильные и большие медведи, но слабы в общении с духами. Так пускай и занимаются охотой. А свои знания она лучше его сестре Кетту передаст. Хотя учить не стала своим премудростям, бабушка Хелли, у которой не было своих детей, вылила на него свою нерастраченную материнскую любовь.
Юноша сам не знал куда точно пойдёт, что будет делать, просто переоделся, и направился в сторону города, куда его просто страшно тянуло, несмотря ни на какие препоны. Уже опытному охотнику не составило труда незаметно прокрасться мимо дружинников, охраняющих вход в город, и он, как ни в чём не бывало, в открытую пошел по улицам, так как в наступающих сумерках ничем не отличался от его жителей. К тому же среди них было немало его соплеменников, живущих в городе, хотя большинство попало сюда не по своей воле, а были отданы местным боярам в качестве работников, в обмен за щедрые дары вождям племён Йюгра. Направлялся он в сторону княжеского терема. Несколько лет назад Ростислав позвал его отца на пир, и он взял с собой старшего сына. Там на него и напал морок любви, когда в первый раз увидел юную княжну Белославу. Без особого труда он прокрался на княжий двор, и спрятался в сарае для сена, совершенно не представляя, что будет делать дальше, не в горницу же ломится. Но видно не зря он взывал о милости к великой Маа-Эмма, она явно услышала его мольбы, потому, что на крыльцо вышла Белослава. Юноша открыл дверь из сарая, и в нерешительности остановился, не зная, как дальше поступить, хотя в своих грёзах тысячи раз говорил ей все волшебные слова, которые знал. Белослава тоже его увидела, и в испуге подбежала. Ты с ума сошел, чего ты тут делаешь? Карху немного помялся, и не сводя с девушки глаз, выдал: Пришел просить твоего отца отдать свою дочь мне в жены. Сумасшедший, ты знаешь, что любой из дружинников Златояра, кто тебя увидит, тут же схватит, и отправит в темницу, из которой тебя отправят только в какой ни будь работный дом, куда самых отъявленных татей отсылают, чтоб они там в тяжких трудах побыстрей закончили свой век.
Ну и пусть хватают и запирают, жить без тебя больше не могу. Он снова обхватил её, как тогда на реке. Но в этот раз она уже не противилась, так как после того случая забыла все свои первые влюблённости в Ростовских парней, и ей снился один и тот же сон, где молодой охотник в упоении гладит её волосы.
Да тут он где-то! Я своими глазами видел, как он княжьему терему пробирался. Раздались громкие голоса дружинников. Было более чем ясно кого они ищут. Белослава вскочила с подстилки сеновала, на которой они предавались страстной любви. Беги, а то худу быть! Хорошо. Сейчас я уйду. Но я вернусь за тобой, и мы вместе убежим в такое место, где нас никто не сможет разлучить. Карху быстро оделся и выскользнул из сарая.
Вон он, лови его! На соседнюю улицу побежал! Снова раздались крики дружинников. Хоть сын вождя племени и был очень ловким и хитрым, но дружинники тоже своё дело туго знали, парня поймали, надавали пинков, и посадили в темницу под надёжную охрану.
Ростислав, на пару с воеводой, спустились к пленнику, который, со связанными сзади руками, сидел в углу темницы. Что же Вы медведи такие неблагодарные? Я твоего отца, и его племя всегда жаловал, дары делал, на пиры приглашал. А ты, вместо благодарности на мою дочь напал, напугал до смерти, она вон с того разу каждый день в слезах ходит! Так мало тебе, ты опять подло прокрался в мой дом. Какое злодейство сейчас захотел сделать?
Великий князь. Не нападал я на твою дочь. И злодейств не замышлял. А пришел тебя слёзно просить, чтоб ты её отдал мне в жёны, любим мы друг друга безмерно.
Любите говоришь. Добрые люди к родителям невесты белым днём приходят, да мёд, самый лучший, с собой везут для весёлой пирушки, а ты как подлая тать ночью заявился, и сказки про любовь мне тут рассказываешь. Златояр, ну ка вели дружинникам отвезти эту тать к Вакуле, на его самую гиблую курню, да скажи, чтоб глаз с него не спускали, и плетьми били, за малейшую провинность. А если сбежит – шкуру спущу с тех, кто его проворонит.
Весь день работники курни, Ростовского боярина Вакулы валили берёзы, пилили и кололи чурбаки, из которых потом делали уголь, и гнали дёготь. Почти все они были из татей, промышлявших раньше разбоем на большой дороге, которых однажды поймали дружинники. Причём на эту курню, отправляли самых отличившихся в разбойном деле. На ночь их запирали в сарай с крепкими засовами, который стерегли пара вооруженных охранников. Днём с них тоже не спускали глаз, а если кому и вздумалось бежать, непременно отлавливали, так как курня стояла посреди непролазного болота, и выбраться по ней можно было только по гати.
К тому же, уже через месяц, как очередной каторжник сюда попадал, он буквально еле ноги волочил, от тяжкого труда, побоев, и скудной еды. Поймать такого заморыша конным дружинникам, да еще со специально натасканными собаками, не составляла особого труда. Пойманного беглеца, как правило привязывали к берёзе, посредине сухого островка курни, и нещадно секли плетями, чтоб у других охоту отбить.
Карху уже потерял счёт однообразным дням, которые он здесь провёл. Этим утром управляющий делами курни ткнул пальцев в него, и еще троих работников. Сегодня Вы четверо пойдёте мост ладить, и смотрите у меня, к обеду там княжий обоз поедет, не успеете починить, знаете, чем кончится, и кивнул на лобное место с берёзой, к которой привязывали провинившихся.
Карху засмотрелся на знакомую до боли реку Которосль, рядом с которой было их первое стойбище, до того, как племя перебралось за Белый Ярил (Волгу) Он даже начал забывать, как звучали названия рек и местечек на его родном языке. Парень совсем отрешился от реальности, за что тут же получил плетью по спине от дружинника. Ты чяво тута хлебальник раззявил, не успеете мост поправить, шкуру с Вас спустим. Да уж, плетей они точно получат, так как обоз подъехал, когда они только укладывали последние брёвна на мост.
Видимо, чтоб размяться от долгого сиденья на повозке, с одной из них слезла молодая женщина с младенцем на руках, вокруг которой без устали прыгал её более старший ребёнок, не больше пару лет отроду. Народ с других повозок тоже поспрыгивал, и от нечего делать все подошли поглазеть как доделывают мост. Карху поднял голову, и тут же отвернулся в сторону. Молодая женщина с детьми была Белослава, и, хотя она вряд ли могла узнать в рабе, до черноты прокопченном дёгтем, своего бывшего возлюбленного, ему меньше всего хотелось, чтоб она увидела его в таком виде. Маленький мальчик подошел ближе к мосту, и с любопытством наблюдал как чёрные дядьки подвязывают брёвна. Карху посмотрел на мальчика, и у него перехватило дыхание. Хотя густые русые волосы ему достались явно от матери, но лицом он был точь-в-точь, как отражение в зеркале бабушки Хелли, которое маленький сын вождя племени видел, упросив поиграться с самым её большим сокровищем, подаренным Ростовским боярином за труды в его мастерской.
Мост доделали, и повозки двинулись дальше. Куды й то обоз то понаправился, сто лет по этому мосту никто не ездил, а тут понадобилось. Рассуждали между собой дружинники. Да знамо куды, на Гремячий Ключ. Бают, что молодая княжна всё никак от хворей не отойдёт, а там место заговорённое, вон и Йюгра там своих идолов безобразных понатыкали везде. А княжна то дюже как хороша, волосы, словно из чистого золота.
Ну ка, собирайте инструмент, да до дому двигать будем. Карху всё никак не мог отойти от увиденного. Давненько такие горячие мысли не посещали его голову. Он медленно поплёлся к краю моста за оставленным топором, лениво подобрал сей плотницкий инструмент, и неожиданно нырнул в реку. Охранники, привыкшие, что рабы передвигаются как сонные мухи, продолжали обсуждать между собой достоинства молодой княжны, и даже сперва и не заметили столь дерзкой выходки одного из охраняемых ими. Всполошились лишь тогда, когда уж совсем собрались возвращаться в курню. Побегали по берегу, ища следы беглеца, но он как в воду канул, что собственно и случилось в прямом, а не переносном смысле, он сидел в прибрежных камышах, погрузившись в воду, и дыша через полую тростинку, зная, выйди он на берег, его следы непременно увидят и в итоге поймают. Поняв, что самим беглеца им не поймать, дружинники отправили гонца в курню за подкреплением, а оставшиеся лишь лениво посматривали на реку, перестав бегать по её берегам. Впервой, что ли. Куда он денется, собаки возьмут след, и сбежавшего быстро настигнут на конях. Но тут они просчитались. Карху, в отличие от других каторжников, промышлявших до этого лишь разбоем, был опытным охотником, тем более находился в местах, которые до этого исходил вдоль и поперёк. Уже начало смеркаться, он незаметно выбрался из реки, а чтоб не оставить следов вышел около бобровой хатки, по тропинке, которую эти зверюшки натоптали, таская в реку материал для своей плотины на ручье. Не выходя из воды, чтоб сбить со следа собак, довольно долго двигался вверх по ручью, нашел место, где ветки деревьев слонялись к воде, и по ним перебрался на сухое место, так же, не оставив на самом берегу никаких следов. Нужно было быстро уйти подальше от этого места, погоня не заставит себя долго ждать, дружинники, не найдя следов просто начнут прочесывать окрестности, зная, что далеко уйти беглец не сможет. Но он совершенно выбился из сил, пара лет каторги очень давали о себе знать. Хорошо хоть управляющий курней велел накормить получше работников, отправившихся на починку моста, чтоб те побыстрей шевелились, и не было задержки проезда княжьему обозу, а то б такой рывок с запутыванием следов, он чисто физически не смог бы сделать, упав без сил недалеко от реки. Немного отдышавшись, Карху буквально заставил себя встать и двигаться. Большим подспорьем было то, что он захватил с собой топорик, и от зверя, если что, отбиться поможет, и вообще с голыми руками в лесу не выжить. Беглец из последних сил уходил всё дальше и дальше, понимая, что буквально каждый лишний шаг увеличивает шансы вырваться на волю, а не заживо сгнить на проклятой курне. Его целью был схрон, где он переодевался, чтоб тайно попасть в город. Там можно было отсидеться несколько дней, пока дружинники рыщут по лесам в его поисках. Еще несколько раз падая без сил, он снова упрямо поднимался, еще несколько раз путал следы, и наконец добрался до своей цели. Схрон был бывшей медвежьей берлогой, которую прежний хозяин то ли покинул, то ли просто умер. Карху, в своё время, его обустроил, чтоб было где переночевать при охотничьих вылазках, и замаскировал от чужого взгляда, можно было пройти рядом, и не заметить этого убежища. С прошлого раза там осталась его привычная одежда охотника, кувшин под воду, огниво. А самое главное, в земле был прикопан запечатанный глиняный кувшин с сушеными ягодами, хотя они и были далеко не первой свежести, но в этой ситуации измождённый беглец ничего лучшего не мог себе пожелать. Предусмотрительно сделанный в своё время немудрёный припас, буквально спас его от смерти. Как бы ты хорошо не спрятался, но совсем без еды и воды Карху так бы навечно и остался в жилище тотемного животного своего племени. Дружинники, которые помнили, что воевода Златомир обещал с них самих шкуру спустить, если упустят эту тать из дикого племени, уже пожалели, что просто сразу не утопили его в болоте, как говорится нет его, и спросу нет. Но управляющей курней тоже не раз так же предупреждал, что ему нужны работники, а не трупы. Сейчас же они обшарили весь берег реки, и впадающих в неё ручьёв, не найдя не единого следа, прочёсывание тоже ничего не дало. Беглец как сквозь землю провалился… собственно оно опять почти, так и было. Карху решил сидеть в берлоге до последнего, и выйти из неё, когда уж совсем станет невмоготу от голода и жажды. Лишь на третью ночь позволил себе сходить к ручью за водой, и пособирать едва поспевших ягод. Хотя в схроне лежал и его охотничий лук, но стрелять дичь, и разводить костёр было еще довольно опасно. На пятую ночь терпеть голод стало совсем невмоготу. Решив, что если он не поест что-то более существенного чем горстка недозрелых ягод, то всё равно просто умрёт, Карху отважился подстрелить и зажарить пару куропаток. Вынужденное безделье, после бесконечной изнурительной работы, и калорийная еда, постепенно стали возвращать силы всё еще молодому телу беглеца. Вместе с силами вернулись и мысли, заставившие его пойти на столь дерзкий побег. У него не было никаких сомнений, что мальчик, лицом, как две капли воды походившей на него самого в детстве, был его сыном. Но вот что делать с этим неожиданно свалившемся отцовством, он ума не мог приложить. До этого в своих грёзах он видел лишь Белославу, но теперь её образ почти вытеснил этот малыш, и Карху просто не находил себе места от размышлений над своими дальнейшими планами, как сумасшедший метался по берлоге, попутно ругая самого себя, за то, что однажды уже поддался всепоглощающему чувству, и чуть не погубил и себя и Белославу. Весьма отдохнув, и слегка отъевшись дичиной после длительной полуголодной жизни на одной жидкой похлёбке, Карху отправился в сторону Гремячьего Ключа. Возвращаться к стойбищу племени он и не собирался, это было и опасно, скорей всего дружинники этого и ждут, и оставят кого ни будь посматривать за местами потенциальной переправы. Вполне могли и наткнутся на его припрятанную лодку, вряд ли она остаётся быть незаметной, после двух лет и зим. Тогда он вообще прямиком попадёт в ловушку. То, что беглец направится в противоположную сторону, от него вряд ли кто ждёт, но продвигался он всё равно крайне осторожно, так же маскируя следы своего передвижения. Запас еды он сделал, охотясь около берлоги, погода стояла тёплая, и весьма демаскирующий костёр разводить не было нужды. Рядом с Гремячьим Ключом было небольшое капище его племени. Вырезанная из цельной дубовой колоды фигура медведя была вкопана на краю широкого оврага. Эти места, недалеко от слияния рек считались священными с незапамятных времён. Рядом стояли идолы других племён Йюгра, изображавшие лося, волка, коршуна… У каждого племени был свой тотем, и считалось непременным делом периодически посещать капище. Поэтому дорогу на Гремячий Ключ Карху мог найти хоть с закрытыми глазами. Ростовчане так же отметились в этих знаковых местах. Только они не поставили никаких идолов, а лишь возвели бревенчатый сруб около собственно источника, как считалось воды которого могли излечить от любого недуга. И те из горожан, кто желал этого исцеления, поселялись в этом срубе. Иногда и на довольно длительное время. Скрытно продвигавшейся к своей цели охотник не был уверен, что Белослава с детьми всё еще там, а не вернулась в город… Но собственно вариантов куда еще пойти, у него и не было.