Сергей Юрьевич Калиниченко
Обсидиан и чёрный диорит. Книга первая. Дестан
Созвучная мыслям память услужливо предложила заново пережить один мрачный эпизод, когда случилось так внезапно прозреть…
* * *
Франция, Прованс, 1720 год
Грязная придорожная харчевня в поздний час была пуста. Всаднику, проделавшему за день немыслимый путь, требовались отдых и ночлег, и угрюмый хозяин несказанно обрадовал, буркнув, что одна из двух комнат наверху свободна.
С низкосортным пристанищем, где на стенах в помине не было ковров или гобеленов, а в качестве подсвечников использовались донышки битых глиняных кувшинов, волей-неволей пришлось смириться.
Путник бегло осмотрел номер. Какой мерзкий стол! На грубые козлы ленивый «умелец» взгромоздил обрезок широченной плахи – и так сойдёт! Невдомёк дураку, что такое изделие напоминает эшафот. Стол к тому же усыпан обглоданными рыбьими костями.
Постоялец отцепил ставшую немыслимой обузой шпагу, сложил вещи в угол. Нужно спуститься перекусить, пока хозяйка сменит бельё на чуть более чистое. И хотя бы смахнёт остатки чьего-то пиршества с шершавого, плохо обработанного дерева.
После холодного цыплёнка (за шестнадцать су, грабёж!), запитого бутылкой очень плохого вина, приезжий поднялся по шаткой лестнице, позёвывая и с трудом разлепляя то и дело смыкающиеся от усталости веки. Трактирщик с женой давно удалились к себе, получив плату вперёд и проверив засовы, чтобы застраховаться от ночных воров и разбойников.
Для ориентации на площадке второго этажа хорошо было бы родиться котом. Огарок свечи, поставленный хозяином на стол для ужина, с шипением погас, когда утомлённый путешественник, морщась, допивал последние глотки. Лишь почти прогоревший внизу очаг слегка разгонял мрак безлуния, воцарившегося вокруг.
Полуночный квартирант едва нашарил на двери замок, открывшийся с противным скрежетом. Вдруг боковое зрение уловило, что по площадке метнулась бесшумная и быстрая тень, и в следующее мгновение под рёбра упёрся острый металл.
– Только пикни! – Голос резанул в самое ухо. – Давай, заходи в конуру!
Сопротивляться было опасно. Удерживая жертву под неослабным контролем, грабитель вошёл следом, плотно прикрыв за собой дверь. Помещение оказалось освещено: хозяйка, у которой был второй ключ, оставила высокую свечу. Наверное, сказалась щедрая оплата за ночлег.
– Поворачивайся, медленно! – негромко скомандовал неведомый головорез.
Луи мысленно проклял свою беспечность. Нынешний образ жизни провинциального французского графа немного отучил от всегдашней осторожности.
Разбойник предстал в виде высокого худого старика. Весь вид его поражал болезненностью и крайней измождённостью, никак не вязавшейся со злодейским ремеслом. Самое примечательное зрелище представляли глаза: где-то в их глубине вырисовывались воображаемые песочные часы, наполненные сиреневым сиянием.
– Ну что? – язвительно проскрипел отвратительный старец. – Полюбовался? Я тоже кое-что вижу в твоих изумлённых очах, представь себе! Когда являешься в незнакомое место, надо быть начеку. Я вычислил тебя сразу, как только ты первый раз поднялся по лестнице. Ведь в дверях есть маленькое отверстие, через которое удобно следить, а твои сапоги громко стучат. Мне повезло: ягнёночек сам пришёл к пирушке в качестве лакомого блюда!
– Чего вы хотите? – Луи не испытывал сильного страха. Угнетала неожиданность.
– А ты не догадываешься? – Желтоватое лицо затряслось от беззвучного смеха. – Где он? Где твой порошок, говори! Не валяй дурака – проткну, как лягушку! Руки разведи в стороны так, чтобы я видел твои пустые ладони!
Через минуту мешочек лежал на столе и был развязан. Знакомое сияние хлынуло в комнату. Грабитель засунул кинжал за пояс, продолжая, впрочем, ловко нацеливать шпагу в самые уязвимые места, и проворчал:
– Ты и вправду укокошил их всех? О, я умираю от любопытства! Как это было? – В тоне вопроса, правда, острого интереса не чувствовалось. – Порубал топором, переколол в горячке? Или, как ничтожный трус, действовал исподтишка, а потом на людях состряпал скорбящую физиономию? Вижу, не угадал! Значит, просто бросил их на произвол судьбы. Умирать от страха, боли, голода и жажды, или от мерзких насекомых…
– Я… не понимаю.
– Не понимаешь? – Шпага нанесла лёгкий, но болезненный укол. Казалось, трагическая развязка наступит немедленно.
Но поведение пленника, сохранявшего изумлённое выражение лица, очевидно, позабавило человека с сиреневым блеском глаз. Он слегка опустил оружие и выразительным жестом велел хозяину комнаты сесть на постель, держа руки перед собой, а сам придвинул поближе единственный в комнате потёртый табурет и тяжело опустился на него.
– В кои-то веки представился удивительный шанс, – в своей обычной желчной манере проговорил старик после долгой паузы, внимательно изучая молодое и привлекательное, но посеревшее от усталости и волнения лицо жертвы. – Рассуждать о вещах великих и сокровенных. О самой сути. О сомнительном даре, о вечном проклятии. А то ведь не с кем.
Незваный гость метнул взгляд на источник зелёного сияния, вытащил из-за пазухи порожний на вид кожаный мешочек и положил его рядом.
– Вот они, два кошелька, твой и мой. Волшебные ёмкости для источника нашей силы. Можешь сказать, что ты знаешь о них?
Луи с тоской думал о своей опрометчиво снятой шпаге. Он, конечно, не мастер фехтования, но с дряхлым стариком мог бы справиться.
– Нашёл в укромном месте, вот и пользуюсь…
Грабитель расхохотался:
– Так просто, да? Будто их сшила рука не слишком умелого кожевника без всяких хитростей и секретов! А ведь мешочки совершенно неуязвимы! Неопалимая купина, да и только! Ведь тот куст, в котором Бог явился Моисею, горел, но никак не мог сгореть. И мешочки сгореть не могут. Их нельзя порвать, проколоть или повредить ещё каким-либо способом. Само время над ними не властно. Магия, чистая магия! Кошель не пропускает воду, не разрушается химикатами. Идеальное хранилище, способное в любой ситуации сберечь для хозяина волшебный песок…
Желтолицый доходяга скривился и почмокал губами, словно насмехался над только что сказанным.
– В любой, да? Да или нет? Хе-хе! Смотри!
Жилистая рука старика прошла мимо колеблющегося пламени свечи. Длинный тонкий палец сначала нырнул вглубь в поисках крупиц шевелящейся массы с сиреневым сиянием, потом переместился к той, что отливала зелёновато-жёлтым, и сделал лёгкое вращательное движение. К изумлению молодого человека, его собственность искрящейся струйкой потекла в чужой почти пустой поначалу мешочек, увеличивающийся в объёме прямо на глазах. Не прошло и минуты, как перемещение завершилось, и ни одна крупица чёрного песка не упала на противный стол.
– Это называется «приманить», – удовлетворённо констатировал захватчик. – Чего ты рот раскрыл? Неужели видишь фокус в первый раз?
– В первый, – признался Луи. – Я вообще до сегодняшнего дня не подозревал, что есть ещё другие… такие, как я.
– Странно. Меня трудно обмануть, я угадываю в твоём облике след времён. Твой путь достаточно длинный. Значит, ты много раз менял тела, выбирая, конечно, хорошее телосложение, приятные лица, отменное здоровье. Ты и сейчас неплохо выглядишь, пусть и утомлён с дороги. Если будем болтать дальше, неплохо знать, как ты сейчас себя называешь.
Что с того, если незнакомец узнает имя, которым сейчас представляется людям Дестан? Оно всё равно выдумано, хотя за два последних года стало привычным для уха.
– Граф Луи де Леранж, к вашим услугам.
– Неплохо. Дворянином быть приятно, хотя хлопотно. Всякие гербы, геральдика, родословное древо, ненужная известность и копание в предках. Но я, представь, сам из княжеского рода. Ты можешь звать меня Коршуном. Неужели я первый и единственный, так сказать, столь необычайный персонаж на твоём пути? С порошком за пазухой и цветными звёздами в глазах?
– Не буду ничем клясться, можете не верить.
Коршун, казалось, окончательно расслабился, вытянул длинные ноги. Однако глаза его по-прежнему цепко фиксировали малейшее движение пленника, а рука со шпагой готова была в любую секунду сделать разящий выпад.
У Луи, разумеется, был миниатюрный запасец порошка во флакончике на поясе. Да что толку? Старик – такой же бессмертный, и на него не подействуют попытки подчинения, усыпления или ментальный удар. Бесполезно пытаться складывать пульвию. Кстати, теперь просвещённый Дестан знает, почему так названа фигура из сложенных пальцев. Ведь «pulvis» по-латыни – порошок. Словечком постоянно козыряют обманщики-аптекари, нахваливающие свой товар. Спору нет, порошки у них разнообразные, но совсем не волшебные…
– Я высмотрел сегодня ценную добычу, – продолжал грабитель. – Тебя выдали глаза, горящие в них часы. Так задумано кем-то, чтобы мы могли легко распознать друг друга. Ты – мой ягнёночек. Моё тело требует срочной замены, а свой порошок почти иссяк. Потому решил взять твой – великий, сильный. Ты ведь понимаешь, отчего зависит цвет? Нет? Да неужели?
Старик воодушевился. Похоже, он любил раскладывать свои знания по полочкам, бесконечно анализировать и выкладывать выводы. Если не на бумагу, то, как сейчас, случайному собеседнику.
– Призы получают убийцы самых ближайших родственников, – пустился в разъяснения Коршун, выражаясь так же желчно. – Но наши заслуги строго ранжированы. Возьми, к примеру, меня. Я случайно убил свою мамашу. Если виновен в смерти матери или отца – изволь получить порошок с сиреневым блеском. Довелось бы мне убить брата или сестру – сияние было бы серебристым. У детоубийц оно красное. Таковы правила, не нами придуманные. Зато твой песочек мне очень нравится. Ведь ты – злодей по высшему разряду. Жёлто-зелёное мерцание бывает лишь у тех, кто уничтожил всех ближайших родственников, какие только существовали тогда. А ведь кто-то из них мог кормить тебя грудью, качать на руках, вместе получать удовольствие от детских шалостей…
– Не нужно продолжать. – Луи поморщился, как от недавно выпитого кислого вина.
– Раз убийств было много, ты получил больше порошка, чем бывает обычно. Магические возможности у него шире, чем у слабеньких сиреневых, красных, серебристых. Так что проблема опустошения заветного мешочка пока не вставала. Ни о чём не переживай, наслаждайся сладостно долгой аркадской идиллией!
Старик картинно развёл руки, изображая безоблачное счастье. Луи дёрнулся было, но упустил благоприятный момент.
– А ещё ягнёночек постоянно проявлял осторожность. Экономил, попусту порошок не тратил. Выбирал для жизни самые спокойные места и профессии. Но обязательно выгодные. Какой-нибудь меняла, торгаш, ростовщик, опирающийся куда больше на силу и власть своих капиталов, чем на полученные способности. Минимум ненужных знакомств, никакого безрассудства в виде сражений, погонь, любовных приключений. Вот только нынешняя ситуация не вписывается в нарисованный портрет. Нестись весь день сломя голову в одиночку, без охраны, да ещё решиться на ночлег в сомнительном трактире! Но, кажется, мне известна причина.
Ещё бы! Да она всему Провансу уже известна. В Марселе началась чума. Проклятые купчишки, желающие срочно получить свои шелка для продажи, подкупили власти. Корабль из Леванта по пути заходил в Каир, кишащий крысами и чёрной смертью. Но мздоимцы сняли карантин, пустили судно в Марсельский порт и поставили под разгрузку.
Едва прошёл слух о первых случаях болезни, Луи оседлал коня. Зачем рисковать? Быстрей скакать как можно дальше, пока не выставили санитарные кордоны и не стали без разбору вешать всех, кто пытается вырваться из чумного ада. Забиться в глушь и переждать, пока смерть не соберёт обильную жатву.
– Из города уже бежала вся знатная верхушка, в том числе свита принцессы Орлеанской, что собиралась ехать в Италию, – подхватил старик. – О, им есть чего опасаться. А чего бояться тебе, бессмертному? Неужели ты настолько скуп, что не желаешь тратиться на подстраховку другим телом, живущим где-нибудь за сотни миль… или просто настолько глуп, что ничего не знаешь о такой возможности?
– Я знаю, – ответил Луи. – Я подстрахован. Так что убивать меня бессмысленно. Придётся ведь как-то избавляться от тела, навлекать подозрения…
– Убить тебя всё равно придётся. Иначе ты неизбежно пойдёшь по моим следам в надежде вернуть своё сокровище. Да ты не переживай так, раз подстрахован…
– Клянусь, что не буду преследовать вас, если оставите мне жизнь. Теперь, когда я знаю о других бессмертных, я смогу найти кого-нибудь и наполнить свой мешочек. Мне уже приходилось убивать…
Коршун поколебался, но вынул кинжал.
Свеча разгоняла мрак над столом-эшафотом, бросая причудливые тени на стены и неровный потолок. Мешочки лежали, полный и пустой, как центр визуального притяжения. Но и сами они словно готовы были вращаться вокруг свечи, как Земля и другие планеты вокруг Солнца, согласно безумной и возмутительной теории одного давно умершего поляка, Николая Коперника. Но ведь многие отчего-то говорят, что его отрицаемые церковью басни – не что иное, как истина.
Коршун, похоже, обожает всякого рода научные дебаты. Нужно втянуть краснобая в дискуссию. Отчаяние придало Луи решимости; казалось, он нашёл шанс выпутаться.
– Послушайте, я узнал много нового. Но ведь есть ещё песочные часы. Мне стыдно признаться, но я никогда не мог понять, для чего именно нужен этот, несомненно, ценный предмет.
– Глупец! – сказал старик. – Ты уймищу лет пользуешься часами и даже не подозреваешь, что они – символ твоего Хранителя!
Коршун увлёкся, приготовившись к новому длинному рассказу.
Всё решило мгновение.
Ягнёнок, превратившись в тигра, резким движением выбил у противника шпагу. Достаточно ловкий старик немедленно ударил Луи кинжалом в живот. Но – лезвие неожиданно отскочило! Тогда кинжал выпал сам: рука, сжимавшая его, на поверку оказалась очень слабой.
Молодой человек прыгнул на Коршуна и вцепился ему в шею. Де Леранж был крупнее, тяжелее и взял верх в борьбе. Через пару минут напряжённой схватки сиреневые искры в распахнутых глазах старика перестали падать вниз, суетливо замелькали, а потом разом взлетели кверху. Изображение песочных часов погасло, уступив место пустоте расширившихся зрачков.
Победитель разжал руки на тощей шее, поднялся, утирая пот с усталого лица, обрамлённого небольшой чёрной бородкой и тонкими усиками. Откуда-то из одеяний поверженного противника на щелястый пол выкатился маленький изящный предмет, вещество в котором явно ещё жило, в отличие от распростёртого рядом тела. Часы словно находились в поиске: медленно двигались сами по себе, готовые устремиться в неведомую даль.
Повинуясь внезапному импульсу и проявив недюжинную ловкость, Луи схватил странно пульсирующий, сопротивляющийся объект. Материя продолжала шевелиться, извивалась, ускользала и явственно начала терять очертания, собираясь раствориться и исчезнуть.
Граф выругался, понимая, что ему не справиться с непокорной собственностью старого злодея. Изловчившись вновь, изо всех сил ударил хрупкое стекло о поваленный в драке табурет.
Дестан не знал тогда, что сложные правила существования подобных ему индивидуумов предписывают никогда так не делать. Если бессмертный, не подстрахованный другим телом, уничтожен навсегда, часы сами собой исчезнут, покинут материальный мир. В противном случае через некоторое время хозяин призовёт их к себе, в другое место.
Порезов удалось избежать. Мельчайшие осколки с тихим мелодичным звоном не рассыпались по доскам под ногами, а собрались в крошечную сферу, усеянную светящимися пылинками. Тревожная форма разрослась, образовав призрачного двойника неудавшегося ночного грабителя. Фигура угрожающе покачивалась, пугая оцепеневшего путешественника. Потом раздался звук, напоминающий вспорхнувшую стайку мелких птиц, и тощий силуэт растворился, как утренний туман.
«Ягнёнок», на долю которого выпало сегодня слишком много потрясений, рухнул на кровать и уставился на тело, ожидая дальнейших сюрпризов. Но ничего не происходило. Никого не разбудил учинённый шум; глухая тяжёлая тишина висела над неказистым домом, давшим на время пристанище, чуть было не ставшее последним. Успокаиваясь, Луи глубоко вздохнул несколько раз.
Его задело замечание, что прожитые им жизни нелепы и бесцельны. Компенсируя тяжёлую, насыщенную физическим трудом и угрозой голодной смерти юность, Дестан поначалу проводил века в сытом довольстве и сонном оцепенении. Поджидал покупателей в лавке, торгующей шелками и специями. Насыпал под чудовищные проценты золото и серебро в пустые кошельки проигравшихся вельмож. Ссужал, случалось, и правителей, вечно нуждающихся в средствах на очередную войну. Деньги текли к нему, то тонкой струйкой, то половодьем. Наверное, так продолжалось бы поныне, не встреть он однажды на берегу мальчишку, распевающего во всё горло пиратские песни и рисующего на мокром песке чертежи неведомого корабля…
Коршун хотел прочитать ему приговор, даже, можно сказать, эпитафию. Теперь надгробную речь можно произнести над желтолицым стервятником. Да не стоит он того.
Обыск не пролил свет на личность задушенного злодея. Несколько монет и ключ. Пришлось осторожно прокрасться в соседнюю комнату. И там пусто. Две книги, подтверждающие, что их недавний обладатель обожает чтение. Что-то философское, неинтересное.
Граф вернулся в свою комнату и привычно проверил касанием локтя стеклянный флакончик с порошком для быстрого использования. Нужно вернуть песок в свой кошель. Как там делал недруг? Вот крупинки висят на пальцах – только не для того, чтобы солить пищу. Касаемся своего мешочка, переходим к соседнему. Движение пальца – и всё сработало!
– Вот оно как, – прошептал Луи, с удовлетворением наблюдая обратную эволюцию чёрного песка. – Вещество вернулось ко мне, своему прежнему хозяину, притом прихватило и те крохи, что были у грабителя Коршуна. Надеюсь, мы с ним никогда больше не встретимся.
Луи взял обе шпаги и кинжал, тщательно осмотрел их. Оружие у врага, нужно признаться, было лучше, чем собственное, которым самозваный граф де Леранж владел до сих пор неважно. А ведь когда Дестан был в позапрошлой жизни пиратом – шпага казалась естественным продолжением руки. Придётся упорно брать уроки фехтования и никогда не расставаться с холодным оружием. Да ещё контролировать проклятую осанку!
Почему так происходит? Дестан, как здравомыслящая и практичная личность, всегда вдумчиво и тщательно подбирал себе следующее тело, предпочитая красивых, высоких и атлетически сложенных мужчин. А нынешняя оболочка всего-то чуть выше среднего для европейца роста. Но стоит задуматься, утратить контроль – плечи непроизвольно подаются вперёд, а позвоночник сгибается, обеспечивая противную сутулость. Словно, как века назад, на Дестана давят тяжесть непосильного труда и низкий потолок нищей лачуги.
Бесшумно походив по комнате и осмотревшись, Луи аккуратно открыл ставни и выглянул наружу. Проём выходил на задний двор, куда и следовало выбросить длинное, но лёгкое тело.
Глухой стук падения резанул по нервам, показался оглушительным.
Но вокруг было по-прежнему тихо. Через час появились признаки приближающегося рассвета. Вещи собраны, засовы бережно сняты. Утренняя прохлада отгоняет сонливость, накатывающую тяжёлыми волнами и колющую виски. Как хорошо, что чужаку принадлежал такой спокойный конь, безропотно позволивший оседлать себя и взвалить на спину остывший груз. Теперь осталось разыграть финальную сцену – и можно двигаться дальше, не оставляя за спиной ненужных проблем.
Разбуженный трактирщик, заспанный, полуодетый, босиком выскочил из своей каморки на утоптанный земляной пол и неприязненно уставился на назойливого постояльца.
– Прошу простить, – учтиво сказал тот. – Мне повезло встретить здесь, в соседней комнате, своего давнего приятеля. Мы с ним мило побеседовали. Надеюсь, не слишком шумели?
– Не слишком, – клацая зубами, буркнул в ответ кабатчик. – Хотите завтракать уже, что ли? Не время. Вина могу выставить, ещё три бутылки осталось.
– Нет-нет, – поспешно отказался клиент. – Дело очень простое. В разговоре выяснилось, что нам совершенно необходимо двигаться дальше вместе, и немедленно. Лошади уже готовы, мой друг с нетерпением ожидает снаружи. Я же, как человек порядочный, должен окончательно рассчитаться. Свою плату я уже внёс. Вот ещё прибавка за беспокойство. Сколько нужно внести за моего попутчика? Хорошо, вот здесь должно хватить.
– Вы поразительно щедры, месье.
– Отдаю оба ключа. Провожать не нужно, мы спешим. При случае не премину вновь воспользоваться здешним гостеприимством.
Слегка ошалелый трактирщик посоветовал опасаться волков, снова задвинул засовы и поплёлся досыпать. Его ухо, впрочем, уловило спокойный цокот копыт двух лошадей. Стоило ли срываться с места в такую рань, чтобы плестись шагом?
Путник, которому несказанно повезло остаться в живых, действительно двигался не спеша, ведя в поводу вторую лошадь. Проехав мили две по пустынной дороге, он сделал остановку и сбросил труп в ближайший овраг, прикрыв сверху крупными наломанными ветками.
А конь был продан в ближайшем городке всего за сорок ливров.
* * *
Москва, 13 июня 2002 года
Наутро после того как Сэм Олдбрук выложил за обед в ресторане кругленькую сумму, некто Хусаинов явился на рабочее место в скверном настроении. Владелец трёх магазинов, подпольной мебельной фабрики и нескольких десятков бесправных мигрантов-рабочих вызвал к себе двух «быков» и снабдил их чёткими указаниями.
Прибыв на место, числящееся собственностью Штырёва А.И., громилы выгнали вон продавщиц, зверски избили хозяина, после чего разворотили прилавки и попытались поджечь магазин. Преступление было раскрыто по горячим следам, все виновные немедленно задержаны.
Продавца корабликов даже не удалось довезти до ближайшей больницы. Свидетельницы с ужасом описывали погром, наделяя нападавших всё более отвратительными и нечеловеческими характеристиками. «Быки» на допросе молчали или угрюмо тянули своё «мы ничё…». Хусаинов же на все вопросы о том, что подвигло его стать инициатором столь зверской и глупой расправы, кричал, трясясь всем телом и брызгая слюной:
– Да эта сволочь хотела по миру меня пустить! Ещё немного – и совсем бы разорил! У меня, гражданин начальник, трое ребятишек. Не милостыню же им просить!
В милицейских протоколах фигурировали такие фразы, как «неприязненные отношения», «столкновение коммерческих интересов» и даже простое слово «разборка».
О визите иностранца накануне трагических событий никто не вспомнил.