– Откуда это ты паренёк взялся? Где тебя отыскали? – спросил в конечном итоге.
Архип в нескольких словах рассказал, как дело было.
– Да… положеньице у нас неважнецкое… – протянул санитар и, обернувшись в сторону передовой, покачал головой, выразив тем самым столь явное опасение, что Архип невольно поддернул вожжами – вроде бы как ускориться желая.
– Мы уже одну партию в медпункт отослали. Вот только назад подвод не дождёмся… – продолжал он, как бы объясняя причину по которой Архипа к этому делу привлекли. – А раненых в непременности отправить нужно. И быстрёхонько желательно, сам видишь положенье какое… – И снова назад обернулся…
Словоохотливым попутчиком санитар оказался, всю дорогу либо спрашивал всякое, либо сам о чём-то рассказывал. Правда, Архипу разговоры те не к чему были, он больше по сторонам смотрел, маршрут стараясь запомнить. Путь опять лежал у самого подножия холма, только теперь с обратного его склона. Отсюда он, заслоняя собой обзор, казался ещё больше и шире. Не будучи единым, весь его массив, искромсанный множеством глубоких оврагов, делился на несколько, сплошь покрытых лесом, возвышенностей, разделённых извилистыми, и такими же заросшими, лощинами.
В одну из них, по указке санитара, и повернул Архип. Сумрачно в закрытой от света ложбине (а ведь не поздно ещё – день только недавно на вторую половину перевалил), сыро и неприютно. Санитар примолк, став тише и сосредоточенней. Теперь он с дороги глаз не спускал, видимо сбиться опасался. А это совсем запросто могло получиться, поскольку дорога та (больше на заброшенную просеку похожая) постоянно петляла, иногда сужаясь так, что трудно было определить из-за густого сплетения корявых веток близко стоящих деревьев – идёт она дальше или закончилась уже.
Но каким бы сложным и скверным не был тот путь, а всё же привёл их туда, куда требовалось, и через некоторое время они выехали на маленькую полянку с одиноко стоявшим на ней кирпичным домиком с высокой черепичной крышей. То, что это и есть нужное им место, видно было сразу – полковой медпункт ни с чем не спутать: здесь даже воздух особый какой-то, гнетуще тягостный… пропитанный болью и страданиями.
Когда закончили с выгрузкой раненых, Архип, – как ему велели, – повозку свою чуть поодаль отогнал, чтоб не мешалась. Отъехал немного… в сторонке стал… осмотрелся… и тут ощутил, что один остался. Понятно, конечно: раз дело сделано – значит надо в свою роту возвращаться. Только не ведомо было ему, каким образом теперь отсюда назад добраться. Прежним путём ехать он не решался – долго и к передовой близко, а иной дороги не знал. «Надобно спросить у кого-нибудь. Да только у кого?» Санитар, с которым Архип сюда прибыл, запропастился куда-то. А другие работой заняты (вон как хлопочут), не подойдёшь… на грубость можно нарваться.
И решил Архип погодить малость – время ещё есть. Хоть часов у него отродясь никогда не было (даже трофейными разжиться не подфартило), он и так легко угадать мог, сколько до заката осталось – как-никак пастухом прежде трудился. Вот уляжется суета эта, успокоятся люди – тогда непременно спросит… разузнает всё обстоятельно и без спешки. А может ещё удастся «бумажку» у здешнего начальства выправить, о том, что не впустую он день провёл, по округе плутая, а раненых в медпункт доставлял – тогда уж наверняка никто ругать его не станет.
На том и порешив, Архип успокоился, весьма довольный своей задумкой. Выгреб из кузова повозки охапку сена и, отделив несколько испачканных кровью пучков, кинул её под ноги Магниту – пусть пожуёт, не забыв при этом заботливо освободить ему от удил рот и немного ослабить подпругу. Сам же, усевшись на облучке, вытащил из кармана сухарь, сгрыз его… а затем нахлобучил пониже шапку, сунул руки в широкие рукава шинели, нахохлился в поднятый воротник и стал ждать, с наивной лёгкостью искренне уповая на то, что всем его замыслам суждено будет сбыться и ничего непредвиденного не произойдёт. Ждал так… ждал… да и задремал…
Как одно мгновенье время умелькнуло, непонятно спал или нет. Сам не свой спросонок, в голове туман. Одно лишь очевидно – поздний вечер уже на дворе… Только-только Архип в себя чуток пришёл, как увидел: в направлении к нему твёрдой поступью шагает, позвякивая шпорами, офицер какой-то – высокий, прямой и весьма представительный. Спрыгнул Архип с повозки, шапку-ушанку на голове выровнял, шинель оправил, ремень подтянул… а ещё, – уж и сам не зная зачем (с перепугу что ль), – достал из кузова винтовку свою и, перебросив её за правое плечо в положение «на ремень», вытянулся по стойки смирно.
Не успел Архип и глазом моргнуть, а офицер уже рядом оказался. Статный, бравый – словно с плаката агитационного: на прямых твёрдых погонах старшего лейтенанта (так, сосчитав звёздочки, Архип звание его определил) кавалерийские эмблемы; китель (зябко, а он в кителе одном) строго, без единой складочки, перетянут портупеей о двух плечевых ремнях; сбоку шашка в ножнах свисает, касаясь жёстких высоких голенищ чёрных до блеска сапог; а на голове фуражка, с непривычно закруглённым, малым козырьком, – такие Архипу прежде видеть не приходилось (обычно они большие и прямые, как лопата).
Архип, что есть сил, напрягся, вскинул выпрямленную ладонь правой руки к шапке и, набравшись духу, рапортовать начал… Дёрнулся в усмешке у «старлея» уголок губ, кольнули ироничным прищуром глаза: не по уставу с оружием в таком положении руку к головному убору прикладывать. Дошло до Архипа в чём дело, и от конфузии такой расстроился он (хоть плачь), обидно стало, что за напасть такая – опять оплошал. Однако, на удивление ему, офицер замечание делать не стал, а наоборот приветливо улыбнулся, и с рассудительным спокойствием, доверительно, – будто с приятелем на деревенской завалинке общаясь, – сказал:
– Понимаешь дело какое… Прислушайся. Где сейчас бой идёт?..
Навострил Архип уши… и действительно, чудное что-то творится: в той стороне, где передовая была – стихло, а в тылу – гудит.
– Отступил, получается, наш полк, – продолжил после некоторого молчания старший лейтенант. – А мы здесь остались… в окружении, вроде как… Бывает такое… Фрицы, вероятней всего, высоты заняли, а нас, получается, стороной обошли. Но в любой момент нагрянуть могут… Понимаешь?..
Жуткие вещи сейчас слышал Архип, но страха не ощущал. И не потому, что не оценил ещё тяжесть положения, а оттого, что не чувствовалось нервозного беспокойства в голосе офицера, а напротив – всё происходящее было им представлено, как пустяковщина какая-то заурядная.
«Из политработников, небось… замполит, – думал о нём Архип. – Хоть и выправка на зависть всякому, но не кадровый… поскольку обходительный, «цивильный» можно сказать… и не врач – эти все шибко серьёзные, на слова скупые и сутулятся… а ещё халаты белые носят». Да и вообще, по всей видимости, хорошим человеком старший лейтенант был: не чванлив, как многие начальники… без гонора командирского… и в общении (как с равным) приветливо лёгок и прост – с той откровенностью, которую допускают, не боясь за свой авторитет, люди, знающие цену себе и другим.
– В полку теперь думают, что нас уже и в живых нет. Связь с ними отсутствует… А раз такое дело, получается, необходимо командование в известность поставить, чтоб на выручку к нам пробились… да побыстрей, – объяснял старший лейтенант. – Только видишь дело какое… мы хоть и кавалеристы, но коней у нас в данный момент не оказалось. Ушёл наш транспорт в тыл, а назад уже не вернулся. Понимаешь?..
Архип слушал, головой кивая – ясненько мол мне, понятненько… И действительно, всё настолько предельно доступно изложено, что проще и некуда. Одно лишь досадно, что не может он вразуметь никак, к чему это «старлей» клонит, а спросить (или правильней сказать «уточнить») стесняется.
– А раз понимаешь, то слушай… Мы безлошадные, а ты при коне. Значит, получается, и выручать нас должен… – Задорно подмигнув, улыбнулся: – У нас ведь службы вроде как схожие. Ты, допустимо сказать, как и мы, тоже конник… – После паузы (видимо нарочно сделанной), улыбку с лица убрал и серьёзно спросил: – А, раз так… возьмёшься сообщение доставить?..
– Так точно! – неожиданно даже для самого себя, выпалил Архип.
И вышло это так бодро и убедительно, что у старшего лейтенанта аж бровь к верху поднялась (не ждал он от стоящего перед ним бойца прыти такой). А ведь, если задуматься, ничего особенного не произошло: Архип, – если честно, – ни всей сложности, ни опасности предстоящего дела конечно ещё не осмыслил, но зато понял важность задания, с которым он (как ему казалось) вполне способен справиться. Тут и слова, – согласно уставу правильные, – сами собой в голову пришли. А всё потому, что не в строгом приказном тоне, а ровно, как с просьбой, обращался к нему сейчас офицер.
– Тогда вникай!.. – начал вводить в курс задуманного старший лейтенант, судя по виду вполне довольный решительным ответом Архипа… а то уж и сомневаться начал: стоит ли поручать столь ответственное дело этому, неказистому на вид, ездовому.
Достал из-под целлулоида планшетки карту (чтоб лучше видно было) и, слегка касаясь карандашом, начал водить по нанесённым на её листе разноцветным линиям, квадратикам, треугольникам и другим, – совершенно непонятным Архипу, – обозначениям. Да и как они, знаки те, понятны ему могли быть, если карты топографические видел он пару раз всего… не больше. Уловив, как захлопал глазами обескураженный Архип, старший лейтенант со вздохом, но без какого-то либо явного недовольства, принялся объяснять маршрут движения, как говорится «на пальцах», так чтобы тому понятно было… Как закончил, проверил, что всё, из сказанного им, до Архипа дошло. И убедившись в этом, место на карте указал, почти в центре большого бледно-зелёного участка неправильной овальной формы между двух отметок, цифрами обозначенных.
– Вот где мы находимся. Так в штабе полка и покажешь. Понятно?.. – Получив утвердительный ответ, подытожил: – Через полчаса стемнеет окончательно, тогда и отправишься… Вот только без седла тебе будет не очень…
– Что ж тут такого? Я к этому делу привычен, – пожал плечами Архип (эка невидаль, у себя в деревне ему чаще без седла ездить приходилось, чем с ним).
– Это хорошо. Раз так, значит есть все шансы, что доберёшься. И наши пробиться сюда смогут. Не думаю, что фрицы основательно на высотах закрепились… Ну, а мы тут оборону будем держать… до последней крайности. Так и передай… И ещё… у тебя к винтовке сколько патрон?
– Четыре обоймы, – ответил Архип (сколько изначально выдали, столько и сейчас в наличии).
– Махнёшь свою трёхлинейку на парабеллум трофейный, – похлопав ладонью по подвешенной к его ремню объёмной, жёсткой (будто футляр), чёрной кобуре немецкого пистолета, предложил с задорной ноткой в голосе старший лейтенант. – С ним тебе половчей будет. – Видимо, намекая на соотношение роста Архипа и размера винтовки, которая явно выше своего владельца окажется, если к ней штык примкнуть.