И после профилактической беседы по душам, Суглинку пришлось идти за водкой. А как не пойдёшь? У Хруста-то, вона – ножик в кармане. Кабы он только кулаками помахал, это ещё ничего, а ну, как он ножик достанет, да полоснёт им? Оно конечно, чем такую жизню терпеть, может от ножика-то и лучше помереть. А ежели он не насмерть пырнёт, тогда как? Рана загноится, болеть будет. Ладно, ежели в больницу попадёшь. В больнице хорошо – тепло, кормят вкусно, горячим, только дают мало. Да ведь токмо в больнице-то долго держать не станут. Только маненько пообвыкнешь и снова на улицу, и не долечив, как в прошлый раз, когда с обморожением туда попал. Эх, кабы тогда не запил крепко, жил бы сейчас в собственном доме, и крышу бы, может быть, заново перекрыл, а и не перекрыл бы, всё лучше, чем вот так. Да что уж сейчас говорить… Придётся идти. Может, там пьяные все, а ещё лучше, если с радости сами угостят.
Угостили. По полной программе угостили.
А ну-ка, что это за индивидуум? Что это за булыжник, за полевой шпат такой затесался среди драгоценнейших алмазов-изумрудов? Что это на ём за костюмчик такой, за сколько баксов? Да на ём ващще никакого костюмчика нет – рвань какая-то, и штиблетов лакированных нет, только какие-то боты суконные с самодельными крючками-застёжками проволочными вместо сломанных "молний". Что это? Кто это? Да никак он, господа, бывшие товарищи, украсть что решил? Не иначе, драгоценности Изольды Павловны или пальто Николая Вольдемаровича. А ну, охрана! Как пропустили, почему пропустили? Житья уже никакого нет от этих бичей-бомжей. Так и норовят, что украсть или напакостить. Ну в самом деле. Ну не Тимофей же Игоревич – владелец собственной бензозаправки – поцарапал гвоздём новенький "Мерседес" Льва Николаевича – тоже не менее уважаемого предпринимателя. Ну не вышеупомянутая же Изольда Павловна – бизнес-леди и владелица модного бутика – порезала шубу Ларисе Валентиновне в метро, куда та просто вынуждена была спуститься из-за своего растяпы-шофёра, угодившего в такую "пробку", что и маячок на мужниной машине не помог.
Бедная охрана. Итак, каждый день под пулями снайперов, как на передовой. Итак, в любой миг можешь взлететь на воздух вместе с хозяином и его машиной. Итак, когда все отдыхают, ты работаешь, так тут ещё этот гад работать мешает. И как он только попал сюда? Хотя, такая дрянь везде пролезет, в любую щель. Разве ж это человек? Весь грязный, зачуханный. Ведь от него пользы – ноль, только зря небо коптит. Таких из "калашей" пачками косить, и воздух чище станет и братанам работы меньше. Или для тренировок их – отрабатывать элементы рукопашного боя.
И пошли отрабатывать. И замелькали модные квадратные ботинки – не руки же об него марать. Нет, не зря хозяева платят деньги своим защитникам. А тут ещё и дамы. Ну как не показать им свой коронный удар, свою лихость-крутизну?
Увы, не все дамы, да и господа могли насладиться увиденным зрелищем. Оркестр играл, кто-то танцевал, кто-то выпивал-закусывал, кто-то и на свадьбе работал: договаривался о новых контрактах, поставках и процентных ставках. Только малая часть гостей могла наблюдать в фойе ресторана, как молодые упитанные люди со стрижкой ёжиком отваживали незваного гостя.
Кто наблюдал молча, кто с комментариями, некоторые даже с сочувствием. Вот, например, Ангелина Власьевна говорит Вадиму Сергеевичу:
– Ох уж, видно, это у них в крови – только бы что украсть. Я уж у себя на рынке стараюсь им помочь – разрешаю машины разгружать, а они вместо благодарности так и норовят что украсть.
– Да, да, – с пониманием соглашается Вадим Сергеевич – владелец целой сети уличных палаток. – За ними глаз да глаз нужен. Как что-нибудь разгружают, так обязательно чего-нибудь не досчитаешься. А бывает, что и специально бутылки побьют. Мало того, что всем заплати – от налоговиков, до пожарников, так ещё эти норовят обчистить.
– Да, да, – соглашается Ангелина Власьевна.
И оба они знают, что эти бичи-бомжи горбатятся на них почти задарма – за бутылку да за самую непритязательную закуску. Ну да разве стоит обращать внимание на такие мелочи.
Крепко досталось Суглинку. Очень крепко. Таким всегда достаётся. Ну да ведь кому-то же должно доставаться. А кому сейчас вообще легко? А при разборках с братанами получить автоматную очередь в грудь, лучше, что ли? Или когда к тебе в офис вламываются вооружённые люди в камуфляже и масках, так что сразу и не сообразишь, кто это – бандиты или милиция, и бросают всех на пол, это, думаете, легко? Да от неприятностей сейчас никто не застрахован. Вон какие люди – самые-самые, бывает, попадают не туда, куда надо – кто в кадр, а кто даже и в камеру. Так что Суглинок ещё легко отделался, хотя, кажется, уже и не подаёт признаков жизни, скрючившись на полу.
Если бы ему не было так больно, он бы, может быть, подумал о том, что вот и настал его срок, что люди в таких условиях так долго не живут, а он уже и так подзадержался на этом свете. Если бы он был человеком высоких нравственных идеалов, он бы подумал: "Как мало я успел сделать для Родины, для человечества". А будь он героем, он бы подумал: "Я отдал жизнь не зря, прощайте, товарищи". А о чём думал Суглинок? О банке тушёнки. Тьфу…
Сквозь затухающее сознание, когда пришло время уже подумать о предстоящем отчёте перед Всевышним, он в последние секунды бытия вспомнил о том, что надо было посильнее налечь на тушёнку, а то ведь так и пропадёт – Узел никогда не закусывает, Вёрт предпочитает кильку, да и захмелел он – не до закуски, и в лучшем случае остатки тушёнки достанутся негодяю Хрусту. Что тут скажешь? Мелкий человечишка и такие же мысли…
И вдруг, сквозь шум и гром в голове, он услышал голос то ли ещё человека, то ли уже ангела. И каким-то чутьём он понял, что что-то произошло, что нужно напрячь остатки сил. Непонятно для чего, но нужно. И, с трудом открывая глаза, он догадался, что его уже не бьют, но не это было главное, совсем не это. Через застлавшую глаза кровь, он увидел Её. Увидел, и тут же узнал. Непонятно каким образом, но узнал. И, забыв про свою боль, а может быть просто не замечая её, став с ней уже единым целым, так что она уже не причиняла ему неудобств, он вдруг ясно осознал, что должен Ей сказать, во что бы то ни стало должен. Такой ясности сознания у него уже давно не было. Он вдруг всё понял, всё неожиданно встало на свои места, и, хотя его это никоим образом не касалось, он почему-то считал, что должен Ей об этом сказать. И ворочая разбитыми губами, выплюнув вместе с кровью осколки зубов изо рта, последние остатки сил он вложил в несколько слов, надеясь, что Она его поймёт. И уже окончательно теряя сознание, он успел только с тревогой подумать: а поняла ли она его?
9.
Такой мерзости Людмиле видеть, ещё не доводилось. То есть в кино, конечно, мерзости всякой хватает с избытком. И по телевизору не одни только выступления духовных пастырей транслируют. Но чтобы вот так, воочию наблюдать, как целая толпа озверевших негодяев – молодчиков, – пришло Людмиле на ум слово, избивала одного беззащитного человека, такого ей видеть не приходилось.
Людмила не из тех девушек – любительниц ввязываться в сомнительные предприятия. Она отнюдь не тихоня, но и сорвиголовой её тем более не назовёшь. Она – абсолютно нормальный человек со здоровой психикой и трезвым взглядом на жизнь. И если бы она увидела драку на улице, она просто перешла бы на другую сторону улицы и пошла бы дальше по своим делам. Возможно, она проявила бы инициативу и вызвала милицию. Или "скорую помощь" – смотря по обстановке. Конечно, если бы она увидела, что какие-то негодяи обижают её младшую сестрёнку, она, не задумываясь, ринулась бы на её защиту. Но ведь это же сестрёнка, да ещё и младшая. А тут бомж. Нет, случись такое на улице, она не рискнула бы ввязаться. Но здесь-то не улица, здесь-то ресторан. Причём не просто ресторан с разношерстной публикой, среди которой встречаются разные люди – и те, кто просто зашёл пообедать, и те, кто зашёл не просто пообедать, а пообедать с размахом – с битьём посуды и битьём не приглянувшихся чем-то физиономий жующих соседей. Но здесь-то ведь ресторан на спецобслуживании, здесь-то все свои, люди-то всё сплошь приличные, одетые хорошо. Ну, вызовите, в конце концов, милицию, и пусть его заберут. Но бить-то зачем? Ногами-то по лицу зачем? Ведь он уже на полу лежит, ведь он уже весь в крови, ведь он уже голову руками прикрыть от ударов тяжёлыми ботинками не в состоянии.
Девушка не выдержала. Толком не сознавая что делает, она кинулась в эпицентр побоища. Что толкнуло её на это? То ли вид жалкого, скрючившегося человечка на полу, то ли ещё что, неизвестно. Но какая-то сила швырнула её Суглинку на помощь. Было, конечно, в её решимости и чувство относительной безопасности – здесь же люди приличные и ничего с ней не произойдёт, но всё-таки это чувство было не главным. Главным, наверное, было всё же чувство сострадания ближнему своему, каким бы оборванцем этот ближний не выглядел. И было ещё чувство презрения к тем негодяям, что целой оравой избивали одного человека.
И всё смешалось. И наступил всеобщий хаос. И кто-то вдруг осознал, что бить человека ногами по лицу, всё-таки нехорошо, а кто-то продолжал стоять на том, что за воровство надо наказывать и не давать спуску. И кто-то из избивающих, перестав ощущать всеобщую безоговорочную поддержку, остановился, в замешательстве не зная, как поступить дальше. А кто-то как вошёл в раж, так и не мог остановиться, и, уже не осознавая, что делает, продолжал наносить удары по лежащему телу и даже по склонившейся к этому телу девушке. До кого-то дошло, что человеку на полу, должно быть, худо, раз он не встаёт и не пускается в пляс, как принято на свадьбе, и этот кто-то бросился к висевшему тут же телефону-автомату и принялся сбивчиво вызывать неотложку. А кто-то вытащил из кармана "мобильник" и хорошо поставленным голосом, чётко и внятно вызвал милицию прекратить этот бедлам.
Склонившись к лежащему, Людмила пыталась как-то помочь ему, пыталась хотя бы удостовериться, что он ещё жив. Она что-то говорила, что-то спрашивала, не обращая внимания на происходящее вокруг.
И вдруг человек открыл глаза и, сквозь боль в его глазах, девушка увидела неожиданно ясный взгляд, и на какую-то долю секунды ей даже показалось, что этот человек как будто бы узнал её, но откуда – она же не кинозвезда? И склонившись перед ним ещё ниже, она разобрала несколько слов, обращённых к ней. А потом последовал удар в бок от одного, всё никак не смевшего остановиться молодчика, и Людмила отлетела в сторону. А потом Людмила увидела, как этот молодчик согнулся пополам, сам, получив хороший удар в живот. А потом Людмилу подняли чьи-то сильные руки…
10.
Почему? Почему к одному человеку нас так тянет, что хочется бежать ему навстречу, невзирая ни на какие расстояния и преграды, а от другого человека хочется улепётывать со всех ног, невзирая на те же самые преграды и расстояния? И хорошо ещё, если желания обоюдные: и бежать навстречу друг другу и улепётывать в разные стороны. А если желания не совпадают? Если ты от него, а он за тобой? Что делать тогда? Так и бегать по кругу? Или пристрелить мерзавца? А может, в конце концов, стерпится-слюбится? Они ещё не знали, что один из них уготовит другому…
Наконец-то гости расшевелились, некоторая натянутость, соответствующая торжеству момента спала, и можно было немного отвлечься.
Марина присела отдохнуть в компании молодых людей. Серёгу Кочкина она знала неплохо: всё-таки муж, её хоть и начальницы, но в большей степени подруги. Второго его товарища – Игоря – она видела впервые, но сразу заметила обручальное кольцо на его пальце. А Олег ей приглянулся сразу. И Кочкину совсем необязательно было строить рожи, подмигивать и кивать головой, мол, обрати внимание на него. Она и без его мимического искусства обратила внимание на молодого человека. Может оттого, что тёмненькие ей всегда нравились больше блондинов, может ещё от чего-то – кто знает, почему нам кто-то нравится сразу, а кто-то лишь со временем или никогда. Потому. Нравится, и всё тут. И отсутствие или присутствие обручального кольца тут никакой роли не играет. В общем, слово за слово, под аккомпанемент шуточек Кочкина (не всегда уместных, а некоторых, так и попросту неприличных) познакомились.
Олег не придал особого значения новому знакомству. Потом он скажет коротко и ясно: был пьян. Однако это будет потом. А сейчас, вот он – сидит, разговаривает с Мариной, старается разобраться, что она за человек, предлагает ей выпить с ними. Девушка, вроде, ничего. Обстоятельная, хозяйственная – сразу видно. И выпить отказывается – на работе, но в свободное время не против посидеть. Аккуратная. Одинокая. Жильём обеспечена, со слов Кочкина. Девушка со всеми удобствами. Брильянт, а не девушка. Такую в охапку и к ней домой, забежав по пути в гастроном, только для того, чтобы не с пустыми руками, потому как дома и так всё есть и без набега на магазин.
Ну что ещё нормальному человеку может быть нужно? А вот не лежит душа с первого взгляда, и всё тут. И не уродина, а не в его вкусе. Ну, хоть лопни, хоть тресни, хоть узлом завяжись, развяжись и снова завяжись, а чего-то не хватает. Дурак ты, Олежка. Смени вкус. А душу? А душу на цепь и в конуру, и тогда и стерпится, и слюбится. А может и в самом деле, стерпится-слюбится?
11.
Марину позвали на кухню, Олег вышел в фойе покурить, чтобы не видеть осуждающего взгляда Кочки.
Покурил, называется. Покуришь тут, когда вокруг шум, гам и непонятно кто кого бьёт и за что. Понятно только одно: чтобы она не совершила, какой бы стервочкой или даже стервой не была, всё-таки бить девушку ногой, бить так, что она отлетает на пару метров и падает на пол, совсем негоже. Можно даже сказать, что это большое свинство со стороны упитанного бугая.
Похоже, так думал не один Олег. Какой-то мужик, помоложе Олега и поздоровее – то ли ещё только ухажёр, то ли уже муж девушки, а может, не то и не другое, а просто сердобольный гражданин, вопиющий справедливости, подошёл к зарвавшемуся негодяю и коротким, сильным, точным ударом согнул того сначала пополам, а потом локтём сверху уложил на пол рядом с уже лежащим, окровавленным человеком.
Олег с удовольствием поступил бы также, хотя у него так же профессионально наверняка бы не получилось. И поскольку его помощь в обуздании нехорошего человека уже не требовалась, а сердобольный гражданин видимо вошёл во вкус, продолжая напористо разнимать ещё кого-то там с кем-то, Олег поднял девушку с пола.
– Сильно досталось? Вам нужно обязательно показаться врачу, чтобы он зафиксировал следы побоев, а потом подать заявление в милицию и привлечь его за нанесение тяжких телесных. Это я вам как неквалифицированный юрист советую, – обратился Олег к девушке.
– Ничего, обойдётся. Ему сильнее досталось, – кивнула Людмила на лежащего человека.
– За что его так? – полюбопытствовал Олег.
– А разве это важно? – посмотрела Людмила внимательно на молодого человека. – Чтобы он не сделал, избивать одного целой оравой, когда он даже защититься не может, это низко и гадко.
– Хорошо, хорошо, – улыбнулся Олег. – Ради вас, я вызову их всех поодиночке на дуэль. Но всё равно вам нужно показаться врачу – может быть перелом рёбер или трещина. Дышать не больно?
– Да вроде, ничего, – осторожно дотронулась девушка до места, на которое пришёлся удар. – Он мне что-то хотел сказать, и посмотрел на меня так, словно узнал, а я его впервые вижу, – показала Людмила на лежащего, вокруг которого уже суетились работники ресторана.
– Крепко досталось бедняге, вот он и бредит, – предположил Олег.
– Нет, не думаю. На бред это совсем не похоже. Кстати, вам не кажется, что у вас это уже вошло в привычку? Я имею в виду, подкрадываться ко мне сзади. То в троллейбусе, то здесь. Думаете, я вас не узнала? Вы случайно, не маньяк?
– Разве что, начинающий, и ещё не осознавший своей сути. Я вас, кстати, тоже сразу узнал, даже несмотря на то, что вы так мастерски изменили свою внешность. Должен сказать, что шатенкой вы выглядите не хуже, чем блондинкой. Вы вообще выглядите восхитительно. И я, кстати, вас сегодня вспоминал, когда ехал сюда. К чему бы это, а? Может, это судьба нас специально сталкивает второй раз?
– Сколько слов! Какие комплименты! Вас бы так судьба столкнула, как меня, – снова осторожно прикоснулась Людмила к своему боку и слегка кокетливо посмотрела на Олега. – Вы всегда сыплете комплиментами перед незнакомками?
– Нет, я всегда говорю правду. Как сказал один известный персонаж… В общем, что-то в том духе, что если девушка восхитительно выглядит, то я ей так об этом и говорю. А вы не просто восхитительно выглядите. На мой взгляд, вы самое очаровательное создание не только на этом балу, но и вообще самое очаровательное из всех на Земле.
– Вы пьяны, – слегка зарделась девушка.
– Если и пьян, то только оттого, что вижу вас. Нет, в самом деле. Я вас часто вспоминал после той поездки. И всё время ругал себя за то, что не выскочил за вами следом. Есть в вас что-то такое, такое… Помимо красоты и очарования, есть в вас ещё…
– Олежек, вот ты где. Пойдём, тебя Сергей зовёт, – появившаяся из недр кухни Марина, неодобрительно глядя на возможную соперницу, взяла Олега под руку.
Людмила в свою очередь неодобрительно посмотрела на Олега, и он увидел в её взгляде неожиданно появившуюся холодность. И эта холодность доставила ему почти физическую боль.
Ну дёрнул же чёрт появиться откуда-то эту Марину, когда он только что встретил ту, которую абсолютно не знал, но к которой каким-то непостижимым образом, совсем не спрашивая его совета, рвалась его душа. Рвалась, обрывая стальные оковы, сдерживающие её из последних сил. И кольца этих оков уже почти разомкнулись, и этим тоненьким "почти", не дававшим им распасться окончательно, оставалось только хорошее воспитание Олега, благодаря которому он не мог вот так сразу отшить Марину и незаслуженно её обидеть. Эх, если бы он знал полчаса назад, что встретит Её.
Он уже готов был забыть про своё воспитание, как раздался новый голос:
– Люд, ты куда пропала? Здесь вроде драка была? Смотри, кого я привела, – появившаяся Наташа подтолкнула вперёд того самого мстителя, вид у которого был уже совсем не воинственный, а даже слегка застенчивый, так что уже и не верилось, что он только что уложил на пол обидчика Людмилы.
Олег не слышал, что говорила подруга Людмилы. Он просто стоял, ничего не слыша и никого не видя, кроме Людмилы. Он не мог и не желал никуда идти. Почему, почему его так тянуло к ней? Непонятно. Тянуло, и всё тут.
Появился Игорь – третий товарищ, с которым они сюда пришли.
– Петруха, пошли. Кочка совсем поплыл. Расстроился из-за тебя и перебрал. Пошли, нужно отвести его домой или хотя бы вывести на улицу, освежиться.
Ну не будешь же вот так стоять истуканом вечно. Надо бы остаться. Остаться, всё объяснить ей. Но она уже занята своими приятелями, этим ухажёром-вышибалой. Нет, видимо, не судьба.
Ушёл Олег, сопровождаемый Игорем и Мариной.
И Людмила покинула не слишком гостеприимный ресторан в компании Наташи и своего старого поклонника, появившегося так некстати для Олега.
"Почему так? "– думала Людмила, не обращая внимания на что-то говорившую Наташу и молчаливого молодого человека, сопровождавшего их. "И парень вроде неплохой. И доверие внушает. И сказали только несколько слов, а как будто давно знакомы. И почему он тоже оказался занятым?" – встала у неё перед глазами рука в кольцах, державшая Олега под руку. – "Да ну его! Такой же врун, как и все. Наговорил, наговорил, а ты и уши развесила, дура. Этот хоть, по крайней мере, не врёт" – посмотрела она на своего спутника. "Но до чего же с ним неинтересно".
А когда компания из двух девушек и одного молодого человека перешла улицу, на глаза Людмиле попались два человека, и от их взглядов на неё, девушке стало не по себе. Один, очень неприятный тип так разглядывал, словно готов был тут же затащить её в ближайшую подворотню, а другой, с мутными глазами, посмотрел внимательно, словно стараясь что-то вспомнить. Людмила непроизвольно прижалась к шедшему рядом молодому человеку, и тот с готовностью обнял её. Так они и прошли мимо двух бомжей, ожидающих бедного Суглинка, провожаемые взглядами исподлобья.
На ближайшем перекрёстке компании Людмилы и Олега встретились. Олег и Людмила посмотрели в глаза друг другу, и у обоих мелькнуло как будто сожаление о чём-то недосказанном, а потом каждый из них увидел то, что видеть не хотел: как Людмилу обнимал молодой человек, и как Олега держала под руку цепкая ручка Марины со сверкающими золотом кольцами. У Людмилы кольца на пальчиках не сверкали.
И встретившись лишь на миг, несостоявшаяся пара молодых людей пошли в разные стороны, каждый увлекаемый своими друзьями.
Эх, друзья, друзья. Как иногда не в меру вы бываете добры, преследуя свои, корыстные мотивы.