Сергей Викторович Ивлев
Деградация. Свои люди
– Леха, один фиг дела не клеятся, давай до завтра отложим. Можем же мы, как все остальные белые люди, хоть иногда уходить домой в 18–00?
– Хорошо. Спасибо, Паш. Завтра обещаю исправиться.
– Да ладно. Я понимаю, ты с человеком пять лет отработал, и вдруг раз, и нет его больше. Но такова жизнь. Привыкай.
– Как к такому привыкнуть? – искренне удивился Алексей.
– Ты меня не понял. Привыкай к тому, что всем и каждому ты помочь не в состоянии. И воспринимай это как должное, а не свой просчет. Иначе сгоришь.
– В смысле сгорю?
– Морально. Выжжешь себя изнутри. Станешь пустым тупым бездушным роботом, – ответил Павел и нарочито улыбнулся.
Чернов вспомнил свое состояние в период службы в Чечне, о днях, предшествующих его отъезду, и был вынужден согласится с Павлом. Он был близок к этой черте, за которой идет полное равнодушие и наплевательское отношение ко всему вокруг. Даже на себя. Но все же добавил свое фи:
– Забывать о том, что мы тоже кое–чего обязаны людям, и работаем с ними же, не следует.
– Это да, – отозвался посерьезневший Павел, – отключаться от реальности полностью тоже не следует. Нужна золотая середина.
– Паша, а как ты находишь эту середину?
– Мне проще. У меня жена психолог.
– Да, удобно.
– Я бы так не сказал, – живо отозвался Павел. – Во–первых, точка зрения медработников очень близка к точке зрения милиционеров, в отношении людей. Для тех и других это в первую очередь рабочий материал. Со временем, наш общий взгляд на жизнь, несколько своеобразный, как ты понимаешь, может быть передан детям, а этого не хотелось бы. Во–вторых, ее задолбало уже, с ее слов, мне «башню» править.
– Тебе «башню» править? – изумился Алексей. – Ты же сама рассудительность и спокойствие!
– Ничто не дается просто так, Леха. – Однако Павел тему явно решил закрыть, потому, снова с улыбкой, спросил: – Я на машине. Тебя подбросить? Чего снег месить–то…
– Было бы очень любезно с твоей стороны, – принял новую вводную Алексей. – А то моя немецкая лошадка изрядно хлебнула русских харчей, и вероятно получила расстройство… – Алексей не успел докончить фразу, потому что Павел откровенно засмеялся. – Ну что ты ржешь? Турбина накрылась, а это геморрой.
– Ага, ремонт в копеечку влетит, – отозвался Павел. Впрочем, добираться в вечерний час–пик из центра Москвы в так называемые окраинные спальные районы на машине по пробкам еще то удовольствие. Но обычно их ненормированный рабочий день заканчивался гораздо позже, когда улицы уже пустовали. Утром же народ в отдел подтягивался попозже, когда утренний час–пик уже спадал. Разумеется, если не требовалось обязательного присутствия раньше. Ежова эта ситуация устраивала полностью, как любой нормальный начальник, он проповедовал принцип «сделал дело, гуляй смело». Причем где гуляй и сколько, сугубо твое личное дело, главное рабочий объем сделай вовремя. А уж объяснить, почему на рабочем месте отсутствует оперативник, никаких проблем не представляло. Работает человек, а вот вы со своими проверками…
Примерно через два часа Павел подвез Алексея к подъезду. Этот путь на метро занял бы минут сорок. Но в давке и духоте. Потому всякий, кто поездил на машине даже по пробкам, не сильно жаловал метро.
Два приятеля уже прощались, когда из подъезда, как ошпаренный, выскочил таджик в оранжевой униформе, вероятно дворник, и, увидев Алексея, прямым ходом помчался к нему, схватил его за руку, и начал что–то объяснять. Алексей в таджикском языке понимал чуть меньше, чем ничего, потому, особо не церемонясь, тряхнул дворника и рявкнул:
– По–русски говори! – Павел ухмыльнулся, с интересом наблюдая эту картину со стороны, однако таджика проняло. Сделав над собой усилие и собрав волю воедино, вспоминая русские слова, он произнес по слогам:
– У–би–ли. Там, – снова схватил Алексея за руку и потянул куда–то в подъезд. Моментально оценивший ситуацию Павел разом посерьезнел, заглушил двигатель и вышел из машины, захватив за пазуху монтировку из-под сиденья, двинулся следом за Алексеем. Оружие сегодня они и не получали даже.
– Леха, осторожней, мало ли что этот хрен задумал.
– Ага.
– Он тебя что, знает? К тебе полетел сразу.
– Не знаю… Они же одинаковые, на одно лицо. Видел я нескольких его собратьев тут, работают. Может и его видел.
– Ясно.
Дворник–таджик привел их сначала к лифту, а потом на этаж, где проживала Лидия Павловна. На лестничной площадке у лифта стояло ведро с водой, рядом валялась швабра с намотанной тряпкой. Судя по влажным следам, дворник занимался влажной уборкой, двигаясь с верхних этажей вниз. Дверь в квартиру была приоткрыта, приглушенный свет пробивался внутрь. Именно туда и показывал пальцем азиат. Причем, категорически отказываясь двигаться дальше.
– Паша, это квартира Куприяновых!
– Леха, побудь тут с ним, а то сбежит, а я посмотрю, что там – сказал Павел, доставая монтировку.
– Паша, давай лучше я, – тут же возразил Алексей, – ну правда, у меня лучше получится, если что. Монтировку себе оставь.
Павел, посомневавшись, все же согласился и произнес:
– Хорошо. Ручки дверей не трогай руками!
Алексей толкнул входную дверь тыльной стороной ладони, проходя внутрь. В нос сразу же ударил резкий зловонно–кислотный запах, вдыхать эту смесь было неприятно. Зрение еще не привыкло к полумраку после лампы дневного света у лифта, потому Алексей нащупал выключатель в прихожей, что было совсем не сложно, учитывая, что по планировке эта квартира не отличалась ничем от его собственной этажом ниже. Вспыхнула чрезмерно яркая для такого помещения лампа, вкрученная в голый патрон, висящий на одних проводах, такие же лампы, причем иногда вместе с патронами, постоянно кто–то воровал из подъезда. Теперь понятно кто.
Прихожая была абсолютно пустая. То есть, вообще без мебели. Следы на полу от грязи и противоголедных реагентов, обычно оседающих на обувь белым налетом, виднелись на полу и вели в комнату, визитеры не слишком переживали по поводу чистоты. Алексей толкнул дверь в комнату, включил свет. Такой же патрон с лампой под потолком, возле одной из стен стоял старый, раздолбанный диван с пружинами, местами вылезшими из обшивки. И больше ничего, комната была совершенно пустой. Неприятный кислотный запах усилился, вероятно, где–то тут был его источник. Следы вели к дивану, у которого визитеры постояли, один из них присел, тут образовалась растаявшая грязная лужица. Сколько их было? Алексей внимательно посмотрел на следы. Двое. Нет, скорее трое.
– Все нормально? – донесся от двери голос Павла.
– Да, Паш, осмотрел прихожую и одну комнату, пусто. Иду на кухню.
На кухне картина сильно не отличалась от той, что Алексей уже увидел. Древняя грязная газовая плита в углу, в другом – старая растрескавшаяся мойка имела какой–то коричневый въевшийся налет, что такое моющие средства хозяева кухни не знали. Или знали, но не считали нужным их применять. У окна стоял трехногий стол, причем, что бы он все же стоял, его безногий угол был уперт в подоконник. Несколько обшарпанных табуреток, едва ли не деревянных, такие он видел в старых фильмах, правда, в гораздо лучшем состоянии. Алексей посмотрел на пол, высматривая следы. Нет, сюда давно никто не заходил. По крайней мере, в ботинках или сапогах прямиком с улицы.
– Иду смотреть последнюю комнату, кухня пустая, – сказал Алексей, проходя мимо Паши, уже заглядывавшему в дверь и продолжающему держать за рукав таджика.
Однако, перед самой дверью, Алексей притормозил, немного опешив. Вместо обычной деревянной межкомнатной двери он увидел металлическую, такую же, какие ставят в качестве входных дверей. Она была приоткрыта.
– Что там, Леха? – подал голос Павел, видимо услышав, что Алексей замедлил ход.
– Здесь, хм… Металлическая дверь в комнату.
– Понятно, – отозвался Павел, заходя в квартиру, и затаскивая за собой таджика, теперь с ужасом в глазах указывающим рукой на дверь.
– Паш, чем так воняет? – спросил Алексей.
– Если говорить официальным языком, то вероятно здесь изготавливались наркотические вещества кустарным способом.
– «Крокодил» варили?
– Лех, вариантов чуть больше, чем до фига на самом деле. Я не большой эксперт в этом вопросе.
– А ты чего вдруг расслабился? – удивился Алексей, наблюдая, как его товарищ уже совершенно спокойно заглядывает в комнату.
– Картина примерно понятна. Если тут кто и был, они уже ушли.
– И что же я увижу за этой дверью? Кстати, зачем она тут такая, знаешь?
– В семьях, где живет наркоман, так его родственники от него иногда защищаются. Отделяются. В этой комнате живет его мать. Верней, жила.
– Ты хочешь сказать, что… – побледнел Алексей, понимая, куда клонит Павел.
– Надежда есть, но крайне слабая. Проверь.
Алексей распахнул дверь. Эта комната, в отличие от остальной квартиры, разительно отличалась в лучшую сторону. Во–первых, в ней была мебель. Вернее, даже много мебели, стенка вдоль стены, шкаф у другой, еще один, прямо поперек комнаты, поставленный торцом, потому отгораживающий половину пространства, с приставленными к его тыловой части двумя креслами. Мебель вызывала ощущение избыточности, но скорее всего, внесена она сюда вполне сознательно, что бы закрыть к ней доступ. То есть, что бы ее не унесли на реализацию другие обитатели. Во–вторых, за всем этим имуществом явно был виден уход, и даже дышалось здесь немного легче, запах химических реакций явно был чем–то приглушен, скорее всего, каким–то освежителем воздуха. Алексей прошел дальше, за шкаф. На полу, возле кровати, раскинув руки, лежала Лидия Павловна с огромной раной на голове, уже запекшаяся кровь из нее образовало бурое пятно на полу. Алексей дотронулся до ее шеи. Она была уже холодная, ни о каком пульсе и речи быть не могло. Рядом валялась какая–то палка, похожая на ножку от стола, вероятно ей и бывшая, а теперь ставшая орудием убийства.
Алексей заскрежетал зубами, но постарался взять себя в руки. К черту эмоции, их надо оставить на потом.
Из коридора донеслась речь, это Павел ставил в известность дежурную часть. Или, наверное, пока еще даже не дежурную часть, а непосредственно Ежова. Они были первые на месте преступления, существовала вероятность раскрыть его по горячим следам. Хотя убийства не их профиль, но кому это будет интересно, если все выгорит? Все в копилку МУРа. Собственно, если чего выгорит, эту палку можно было выменять у убойнго отдела на что-нибудь по их профилю, и все довольны. Или можно было оставить весь «материал» разбираться местным стражам порядка, но это было никогда не поздно сделать.
Алексей осмотрелся. Кто же мог совершить это? Его взгляд упал на фотографию Миши, висящую на стене над столом, раннюю, еще до первого срока. Естественно, каждая мать будет стараться помнить только о хорошем, пусть и о прошлом, раз уж будущего нет. Но кем он стал… Вероятно это дело рук его друзей, теперь надо лишь отработать его связи. Эх, сюда бы компьютер… Конечно! Павел уже занялся этим вопросом, дежурный от их отдела сейчас как раз должен начать копать в базах данных. Так, чем он еще может быть тут полезен?
Он подошел к столу. Его взгляд привлекла пачка листов с распечатанным текстом и заголовком: «Судебное решение об установлении административного надзора в отношении Куприянова…». Это что же получается, Мише дали условный срок? За несколько разных эпизодов краж?! Алексей пробежался дальше по тексту, выхватив сточку: «…районным судом по ч.3 ст.158, ч. 2 ст.158, УК РФ к 2 годам 8 месяцам лишения свободы с испытательным сроком на 1 год и 6 месяцев…»
Вот это да. Его не посадили. Как же так, ведь он ранее судим, и далеко не случайно что–то украл по глупости, что у них там, совсем у всех в суде крышу сорвало?! Алексей стал просматривать документ дальше:
«…находится на излечении с диагнозом диссемилированный туберкулез легких и ВИЧ–инфекция в стадии прогрессирования…» Да, нахватался Миша через иглу… «Исходя из установленного, Суд находит, что в настоящее время следует отказать … до излечения осужденного…»
До излечения. То есть, никогда. Его отправили умирать домой. Все, он никому не интересен. По состоянию здоровья, его нельзя сажать. Не гуманно. Вот только прийти и сразу умереть он не стремился. Он пришел к матери, что бы выяснить, зачем она написала заявление. И рассчитаться за это. Это, выходит, гуманно.
– Паша! – крикнул Алексей срывающимся голосом, отодрал фотографию Миши со стены с «мясом», и направившись к нему в коридор. – Куприянова не посадили. Он где–то здесь!
– Чего? Этого не может быть, – отозвался Паша, держа одной рукой трубку телефона у уха, второй продолжая таскать за собой таджика. – Михалыч, секунду…
Подошедший Алексей предъявил ему судебное решение, и теперь в свою очередь Павел пробежал по документу. Закончив, он заговорил в трубку:
– Так, новая вводная, есть фигурант. Леха, подержи его, что бы не свалил.
– Давай, – ответил Алексей, принимая таджика. Затем сунул фотографию ему в нос: – знаешь его?
Таджик сначала мотнул головой, но присмотрелся, узнал ссохшегося наркомана, и резко закивал, бубня при этом свою тарабарщину.
– А может знаешь, где его найти? – добавил Алексей, особенно ни на что не надеясь. Но к его удивлению Таджик затрещал еще более активно, указывая рукой на стену за открытой дверью.
– Там же нет никого… – непонимающе проговорил Алексей, но Павел снова оторвался от трубки и произнес:
– Другой подъезд?
Таджик не просто кивал, а теперь уже тянул за рукав Алексея на выход из квартиры.
– У Куприянова в связях друг есть, живет в соседнем подъезде, – коротко бросил Павел, снова принявшись слушать что–то в трубке, и лишь тут понял, что зря. Алексей толкнул вперед таджика, коротко рявкнув:
– Показывай. Хотя я и так примерно знаю эту квартиру, – и пошел быстрым шагом вслед за азиатом на выход, уже у лифта процедив сквозь зубы: – Убью суку!
Испуганный дворник ему перечить не пытался.
– Чернов, стой! Твою мать, вдвоем, без оружия – опасно! Жди, наши уже едут! Это приказ! – кричал Павел, к тому же понимая, что оставлять место преступления, тем более такого, нельзя. Но Алексей его не слушал, звук захлопнувшихся дверей лифта это только подтвердил. Поняв всю бесполезность криков, он только глубоко вздохнул, и продолжил разговор с начальником совершенно спокойным тоном: – Михалыч, если Чернов его там не грохнет, то у нас будет чистое раскрытие убийства. Да как я его остановлю? Если грохнет, что ж, значит, вместо плохого парня в тюрьму отправится хороший. А какие варианты? Как бы там ни было, вы там переводчика с таджикского языка пока найдите. Тряхнем управу, таджика найдем в любом случае, даже если он сейчас свалит, это не проблема… А что Куприянова? Ей уже все равно… Точно она, Чернов ее опознал. Хорошо, или не хорошо это, потом решим. Короче, гражданка Куприянова пусть уж в одиночестве подождет, с нее теперь не убудет, я пошел следом, хрен ли мне остается тут делать. Так не бросать же его там одного! Вы тоже постарайтесь побыстрее, – закончил разговор Павел, особенно ни на что не надеясь. Группа поддержки в любом случае точно не успеет.
Между тем, дворник привел Алексея к квартире на третьем этаже соседнего подъезда, и испугано покосился на него.
– Пока свободен, жди на улице, – резко бросил Алексей.
Даже если таджик и не понял точного значения сказанного, он его почувствовал интуитивно и поспешил удалиться вниз по лестнице. Алексей осмотрел бегло дверь. Обычная, деревянная, открывается вовнутрь. Формальный замок а–ля восьмидесятые. Не долго думая, с небольшого разбега, Алексей ударил ногой в область замка. Не рассчитанная на такие нагрузки древесина не выдержала, дверь хрустнула, распахиваясь вовнутрь. В нос ударил резкий, зловонный кислотный запах, заслезились глаза, Алексей несколько раз чихнул, стараясь привыкнуть. Оказывается, в квартире Куприяновых концентрация этого запаха была еще приемлемой, если вообще считать его наличие нормальным. Навстречу к Алексею из единственной комнаты выглянул худой парень, равнодушно посмотрел на болтавшуюся на завесах дверь с вывернутым замком, и абсолютно буднично, немного гундося, спросил:
– Ты чего хулиганишь? – и расплылся в улыбке.
– Ширнулись уже, твари! – взревел Алексей, лишь в последний момент переориентировавший траекторию своего кулака с лица на грудь, просто опасаясь, что тот не переживет прямого в голову. Тем не менее, энергии удара для худого наркомана оказалось достаточно, что бы он отлетел назад в комнату, споткнулся о лежавшее на полу тело и упал на пол. Желания вставать у него не возникло.
Алексей вошел следом в комнату, и осмотрелся. Два человека на ветхом диванчике. На полу, вдоль стены, лежало еще несколько тел. В различных позах, неопрятно одетые и все худые, бледные. У распахнутого на все возможные створки окна на древней табуретке стояла электрическая нагревательная плитка с кастрюлей на ней. Рядом валялись пустые бутылки надписью «Растворитель» на этикетках, ополовиненная бутылка с уксусной эссенцией, закопченная ложка, грязный кусок марли, пластиковая бутылка из–под газировки, отрезанная по горлышко, тоже со следами какого–то вещества на дне. И небольшой инсулиновый шприц с короткой иглой, явно использованный, со следами крови на поршне. Причем, других шприцов рядом видно не было, то есть вся компания скорее всего довольствовалась одним. Алексей заглянул в кастрюлю. В ней обнаружилась непонятная однородная масса коричного цвета, с темными разводами на стенках. И именно она служила источником едкого запаха. Она же служила причиной распахнутого настежь окна, и всю эту компанию не останавливал даже легкий морозец на улице. Впрочем, естественной вентиляции явно было недостаточно.
Не церемонясь, Алексей принялся ногами переворачивать тела на спину, выискивая Мишу Куприянова. Наконец, перевернув очередное ватное тело, он увидел знакомые черты. За проведенные в изоляторе пару месяцев на казенных харчах, без инъекций всякой дряни и под худо–бедным, но все же присмотром врачей, Миша даже поправился. По крайней мере, выглядеть стал свежее, лучше чем в сентябре, когда они с Пашей его туда определили. Так что, какой бы странной не казалась изначально просьба Лидии Павловны, определенный смысл в ней все же был. Ему бы теперь в больницу, но…
Перед глазами снова встала картина с телом его матери на полу, и всю жалость как ветром сдуло. Алексей тяжело задышал, закипая, его наполнила злость, желание мести, он схватил левой рукой Мишу за свитер на груди, приподнял, притянул к себе, занес кулак для удара…
Болтающееся, совершенно безвольное ватное тело. Словно кукла. Не оказывающая никакого сопротивления. Мирно улыбающаяся чему–то там в своих наркоманских грезах. Алексей никогда в жизни не бил беззащитных. Потому засомневался и сейчас. Да и чего будет стоить его месть, если его противник просто не поймет что к чему?
– Давай, прибьешь ты его, и сам сядешь, – раздался голос Павла за спиной. – А он и так уже не жилец. Ходячий труп. И стоит он того?
Конечно, Павел был прав. И Алексей понимал это. Чувство безысходности накатывало лавиной, потому он отпустил тело Миши на пол, засадил своим кулачищем в стену так, что та зашаталось, и взревел в голос. А затем повернулся к Паше:
– Паша, – проговорил он, чуть слышно. – Это же мы убили ее. Понимаешь? Мы.
– Кого? – настороженно отозвался Павел.
– Маму его. Лидию Павловну. Когда его закрыли.
– Нет Леха, – спокойно, но с железными нотками в голосе, ответил Павел. – Не мы.
– А кто? Ведь убивает не только тот, кто ножку от стола в руки взял. Но еще и тот, кто надоумил…
– Послушай меня. Его не мы надоумили. Он сам так решил. А она умерла не из–за нас. А из–за системы в целом.
– Что ты имеешь в виду? – с раздражением отозвался Алексей. – Какая, на хрен, система?
– Наша. Судебно–исполнительная. Ты же сам прочитал, у него СПИД. И еще целый букет не менее интересных болезней в придачу. Да у них у всех наверняка, – Павел обвел взглядом всех наркоманов, – так что ты руки помыть не забудь. Я вон там только один шприц наблюдаю, ты тоже? Но мы об этом не знали же изначально?
– При чем здесь это?
– Да при том, Леха. В изоляторе у него взяли анализы. Выявили ВИЧ. И эта информация легла на стол судье. В виде заключения о его медицинском состоянии.
– И что? – Алексей продолжал не понимать, куда ведет мысль его товарищ.
– Никому смертность на зоне не нужна. Там тоже показатели. Ему выписали условное, вроде и наказали, и гуманно поступили. Дело в архив, все довольны. А его отправили подыхать домой.
– Но как же? Они же отправили его назад, под одну крышу к потерпевшей! К заявителю то есть! Очевидно же, что… – Алексей запнулся, что толку было продолжать? Да и его товарищ прекрасно все понимал.
Павел вздохнул, подошел к Алексею, положил руку ему на плечо. Затем произнес:
– Просто есть люди, которым цифра на бумаге гораздо важней человеческой жизни. Ее убили не мы, поверь. И смирись. Мы не можем ничего изменить. Ни здесь, ни там. Пошли отсюда.
Алексей послушно побрел за увлекающим его на выход Павлом, бросил взгляд назад.
– А они? – спросил он Павла.
– Куда они денутся? Уйдут что ли? Наши уже едут, сгребут всех.
– А что толку, его же опять отпустят…
– Если убил он, то… За убийство уже не отпустят. Кроме того на нем условное, которое он нарушил. Однозначно социально опасен. Поедет в Сибирь, там и закопают.
– А если не он?
– Значит убийство в группе по предварительному сговору. У него мотив есть, да такой, что не отвертишься. Скорее остальных отпустят, чем его.
– Понятно…
– Пошли–ка к машине, у меня там аптечка, ты вон руку разбил, кровь сочится. Йодом смажу.
– Да ладно, – отмахнулся Алексей, – царапина же.
– Не спорь, надо. Царапина–то царапиной, только в этом рассаднике еще не хватало какую бытовую болезнь подцепить, а потом перед женой объясняться.
– Нет у меня жены, ты же знаешь.
– Какие твои годы. Успеешь еще. Если умней будешь.
Алексей усмехнулся, Павел, подбадривая, похлопал его по плечу. Однако, едва они вышли из подъезда, сверху из окна раздался крик:
– Товарищи милиционеры, держите их! Это они, наркоманы чертовы!
Алексей с Павлом обернулись, дружно посмотрев вверх на источник голоса. В окне третьего этажа, если судить по планировке, то из соседней со «злачной» квартиры, практически по пояс торчала седовласая бабулька и указывала на них пальцем.
– Не понял, это она о нас что ли? – спросил Алексей.
– Ты там вроде дверь вынес, и даже не извинился, – усмехнулся Павел.
– Перед кем там извиняться-то?
– Тоже верно.
– Так, стоп. А каким она милиционерам тогда орет?
– Кстати да…
– Так, вы двое, задержитесь! – раздалось откуда–то с боку.
Алексей посмотрел по сторонам. За машиной Павла, которую он бросил у подъезда, стоял милицейская «десятка», вот, оказывается, каким милиционерам кричала бабулька, пользуясь лучшим обзором. Действительно, пришли, сломали дверь, чуть не проломили стену… Что ей думать?
К ним навстречу выдвинулись два милиционера, заметив окровавленную руку Алексея и монтировку в руках Павла, один из них потянулся за «Калашниковым», переведя его в район своего внушительного пуза, второй же повысил голос:
– Стоять на месте! Железяку положи.
– Московский уголовный розыск, старший опер Игнатов, опер Чернов, – Павел кивнул в сторону Алексея. – Я ксиву достану?
– Давай, только медленно!
– Ты чего, фильмов насмотрелся что–ли? – не выдержал Алексей. – Хотели бы положить вас, уже бы положили!
– Леха, не обостряй, – произнес спокойно Павел, открывая удостоверение.
– И что же привело в наши края бравых, – изучивший удостоверение милиционер сделал ударение на этом слове, косясь на Алексея, – оперов МУРа?
– У вас тут на третьем этаже проблемная квартирка, – продолжил Павел.
– Притон что ли? Да, знаем такую.
– А если знаете, что спрашиваете?
– Работа у нас такая, спрашивать. Вы свои проблемы решили? Так мы можем помочь, коли что.
– Да валили бы вы уж отсюда, – не выдержал Алексей. – Это теперь наша проблема, раз вы знаете, а ни хрена не делаете!
– Опа, какие мы правильные. Ну и не очень–то и хотелось вам помогать. Поехали, Коля, отсюда.
Коля, отправив автомат назад на бок, не говоря ни слова, запыхтев, отправился вслед за своим напарником назад в патрульную машину. Заработал двигатель, машина взвизгнула резиной, беря резкий старт и уезжая из двора. Сверху бабулька захлопнула окно, оставшись разочарованной без продолжения зрелища.
– А ты говоришь свои, – подвел итог интеллигентной беседы Павел.
– Каждый сам за себя, – уныло согласился Алексей.
– Так это ж и твой дом. Ты про притон не знал что ли?
– Слышал что–то, но как–то…
– Что Леха, тебя не трогают, и ты не трогаешь?
– Ну… Примерно так.
– Вот то–то и оно. И так все. Ладно. Ничего, наши сейчас уже будут. Пошли руку тебе все же обработаю. О, смотри, не смылся, – Павел указал на таджика. – Надо же, какой сознательный.
– Он просто еще не знает, сколько времени ему это будет стоить…
Павлу оставалось только молча согласится.
***
– Слушай, а Наталья не сильно против? – поинтересовался Алексей.
– Моя жена мне официально разрешает раз в месяц упиваться хоть в ноль. Но дома.
– Ого! Соображает твоя жена!
– За то и люблю! – добродушно отозвался Павел, приобнимая за талию одной рукой стоящую рядом супругу.
– Но я не сильно это одобряю, не забывайте, – подала она голос. – Все хорошо в меру. Просто знаю, если запрещать, будет только хуже. Ладно, не буду вам мешать. Пойду, в Интернете покопаюсь.
Павел с Алексеем остались вдвоем за столом на кухне, где, к полнейшему удивлению Алексея, жена Павла, Наталья, помимо выданной бутылки водки, еще и организовала закуску, причем не абы чего, а полноценный салат с горячим, да еще и не пожалела банку огурцов.
Павел чуть ли не насильно потащил к себе Алексея после разговора с Ежовым. Хотя Алексей и не сильно возражал, но удивился, когда тот в приказном порядке попросил их вдвоем удалиться, заявив, что подъехавшая группа сама «добьет» это дело. Теперь же он понял, что это просто часть воспитательной программы. Потому он решил спросить в лоб:
– Паш, долго меня еще воспитывать будешь и возиться со мной?
– Больше не буду.
– То есть?
– Считай, что сегодня ты стал настоящим оперативником.
– Правда? – удивился Алексей. – Да мне до тебя, как до Луны.
– Это все придет с опытом. У тебя все есть. Дальше сам.
– Что, больше не будешь помогать? – подмигнул Алексей.
– Буду, конечно, куда я денусь, – вздохнул Павел, но затем улыбнулся и добавил: – А ты мне.
– Это само собой. А с чего ты вдруг сделал такие выводы?
– Понимаешь… Сам ведь знаешь, работа у нас своеобразная. Она меняет людей, да не в лучшую сторону часто. Так, что многие себя начинают считать выше других. Выше людей.
– Да–да, кругом мелкие, никчемные людишки, – съехидничал Алексей.
– Не ерничай. Я серьезно. Для тебя люди не просто материал. Это хорошо, значит ты нормальный человек. Сегодня ты не смог свернуть шею конченому наркоману.
– Ты же меня остановил… – сразу посерьезнел Алексей.
– Нет, ты сам остановился, я же видел. Я лишь немного подтолкнул тебя к этому решению. Иначе ты бы тряс его еще долго и упорно. Или я не прав?
– Прав… Ты знаешь, я ведь с детства так и живу. Бью морду только тем, кто границы преступает. И то, что бы не калечить, а в рамки дозволенного вернуть.
– Это заметила твоя тетка, и отправила туда, где твоим навыкам самое место. И где они еще раскроются во всей красе.
– Вы и это знаете?
Павел замолчал. Он молча улыбался, поглядывая на Алексея. Затем заговорил:
– Ты знаешь, Старков еще лет пять назад пришел к Ежову, и говорит, идеальный опер. Только не отесанный и молодой еще совсем. А Старков–то толк в этом знает. Он же сам из оперов. Правда, в один прекрасный момент наелся по уши, приперся к твоей тетке, и сказал, что не может и не хочет больше. Это, к слову, всех нас ждет, рано или поздно. Ну а та его сначала старшим смены определила, вакансия была, тем более что мужик, а там одни бабы, с ними тяжко, особенно когда их много, да и он оказался способным, еще и с руководящими навыками, и дорос до начальника.
– Интересно… Откуда только Старков прознал про мою тетку?
– Про нее знал Ежов, а Ежов знал его.
– То есть, свои люди все же есть? – усмехнулся Алексей.
– А то! Только их мало что–то становится.
– Понятно. И меня решили подержать некоторое время в информационном центре?
– Вроде того. А я на тебя посматривал. Время от времени.
– Это что же, вы меня разрабатывали?
– В некотором роде, да, – улыбнулся Павел. – Не, насильно тебя никто никуда тащить не собирался, ты не подумай.
Алексей нахмурился, как–то не очень хотелось себя ощущать пешкой в чужой игре. Но приходилось. Потому он решился на провокационный вопрос:
– Слушай, а если б я Мишу сегодня того…
– Это было бы крайне печально, и означало бы, что в тебе ошиблись.
– И на нары…
– Нет. Зачем? Лишнее это совершенно для данного расклада.
– Как это лишнее? Это же убийство было бы! На ментов что, законы не распространяются?
– Распространяются. Только кто бы это видел? Я? Оно мне надо тебя сажать? А что там нарки под кайфом словили и как их приглючило? Никто бы и не рыл, среди них крайнего бы и откопали.
– Ты же только что говорил, нельзя ставить себя выше? Что–то я потерял логику…
– Леха, ты не живодер. Грохнул бы его только на эмоциях. Но у тебя есть совесть, которая сожрала бы тебя с концами потом. Даже из–за этого куска говна, поверь. Естественно, таким разобранным ты в отделе бы уже не пригодился, рано или поздно тебя бы сорвало во все тяжкие. Так что тебе бы пришлось уйти, причем сразу. А что там дальше, да Бог тебе судья. Я рад, что этого не произошло. И уверен, что впредь ты будешь держать себя в руках. Давай выпьем.
Они выпили по рюмке, закусили.
– Ну что, полегчало на душе? – спросил Павел.
– Да все равно гадко на душе, если честно, – отозвался Алексей, хотя от накрывшего чувства безысходности уже не осталось и следа. – Наркоманы эти… Мерзко как–то. Да и Лидию Павловну жалко…
– Если тебя интересует мое мнение, то в этом вопросе я за китайский вариант решения проблемы. Они не люди. Выше них можно себя ставить совершенно спокойно. Но на законодательном уровне.
– Это какой же такой вариант?
– Очень простой и крайне эффективный. Они всех наркоманов к стенке ставят. И нет проблемы. – Заметив удивленный взгляд Алексея, Павел добавил: – Я вполне серьезно.
– Но это…
– Что? Не гуманно?
Алексей промолчал. Пример результата гуманности он сегодня уже видел.
– Понимаешь, Леха, – продолжил Павел, – у нас нет больше принудительного лечения, как в советское время. Да и толку от него было, по статистике примерно 1% излечений. Кстати, в платных клинках нынешних то же самое. Ну ладно, пусть даже 5. В пределах погрешности. И то, завязавший наркоман становится бывшим только в могиле. Мы вон курить с тобой бросить не можем, а там зависимость покруче будет. А как бросившие курить реагируют на другого курящего? Который еще ласково сигаретку предложит и скажет, что хорош уже мучится, давай, за компанию подымим. А? На долго силы воли хватит? Вот то–то и оно…
