Сергей Снегов
Люди как боги. Книга 1. Галактическая разведка
13
В Столице дома опоясаны верандами (через каждые пять этажей) и садами (на террасах каждого следующего двадцатого). Наша с Верой квартира – на семьдесят девятом этаже Зеленого проспекта, внутренней стороны Центрального кольца. Я поднялся выше и присел в саду восьмидесятого этажа. Не помню уже, сколько я там сидел и о чем думал. Путаные мысли переплетались с путаными чувствами – я был счастлив и озабочен. Потом я стал рассматривать ночной город.
В школах учат, что древние мегаполисы ночью заливало сияние прожекторов и люминесцентных ламп. На шумных улицах вечно толклись прохожие. Хоть Столица – город немолодой (ей скоро четыреста лет) и на клочке земли давно уже не возводят таких скоплений зданий, в остальном она современна. Ночью ее магистрали темны и тихи. Я люблю ночные контрасты Столицы – темные проспекты и сияющие полосы этажей. Сверкающая горная цепь Центрального кольца терялась вдалеке, за черным пятном парка вздымалось параллелями освещенных этажей кольцо Внутреннее – неохватно широкая лестница от земли к небу.
Центр Столицы, Музейный город, был неразличим.
Ни пирамиды, ни ассирийские и египетские храмы, ни Кремль, ни собор Святого Петра, ни парижский Нотр-Дам, ни кельнская и миланская готика – ни один из этих великолепных памятников прошлых веков, воспроизведенных на островном клочке земли, ни одна из этих высоких точек, отчетливо видимых днем, в темноте не прорезалась даже искоркой.
Лишь красное полушарие на центральной площади – Управление Государственных машин – было залито светом. Любой из нас тысячи раз видел на стереоэкранах все комнаты и коридоры этого знаменитого «завода мысли и управления», как иногда его выспренно называют, однако немногие счастливцы могут похвастаться, что побывали здесь. Три важнейших механизма – Большая Государственная, Большая Академическая и Справочная машины – неустанно, днем и ночью, не останавливаясь ни на секунду, трудятся там уже скоро два столетия.
Я смотрел на красное здание и думал, что сегодня в нем распутывают одну из труднейших загадок, когда-либо стоявших перед человечеством, и что, может быть, само будущее Земли зависит от того, правильно ли машины в ней разберутся. И еще я думал, что мне придется умчаться от этого места, где среди ста миллиардов элементов Большой имеется и неповторимо мой уголок в миллион клеточек, моя Охранительница, мудрый и бесстрастный мой наставник и поводырь. Я не раз сердился на нее, называл ее бесчувственной и даже хвастался ироническим отношением к управляющим машинам. Но, по-честному, я привязан к ней, как не всегда привязываются к живому человеку.
Кто, как не она, бдительно отводит от меня опасности, оберегает от болезней и необдуманных шагов. А если меня что-то гложет – разве она не докапывается до причин и, маленькая часть Большой, не ставит их перед всем обществом как важную социальную проблему, если, по ее критериям, они того заслуживают? И разве я не уверен, что когда мне явится полезная идея, то, пусть я сам забуду о ней, Охранительница, подхватив ее, введет в код Большой, а та немедленно реализует или поставит на обсуждение перед всем человечеством – если мелькнувшая у меня мысль стоит такого внимания!
Я думал, что, когда промахнусь, поступлю неправильно, Охранительница промолчит о моих ошибках (лишь бы они не вредили другим) – ни один друг, самый верный, не хранит тайны так, как она!
Нет, для меня она не была просто умно придуманной, умело смонтированной частью огромной машины – она была своеобразной частью меня самого, моей связью со всем человечеством, миллионами рук, протянутых мной каждому человеку! Скоро, очень скоро эти связи ослабеют, если не исчезнут совсем, – Большую с ее ста миллиардами элементов в далекие путешествия не взять!
Мне захотелось в последний раз испытать могущество обслуживающих машин. Я приказал Охранительнице узнать, что за девушка дважды обругала меня. В мозгу засветился ответ: «Справочной для ответа не хватает данных». После лирических размышлений о всесилии управляющих машин этот ответ смахивал на насмешку.
Андре любит доказывать, что мы живем в примитивное время, на переходе к совершенному обществу: потребности, особенно духовные, все возрастают, – и половина остается неудовлетворенной. Еда, одежда, жилища, средства передвижения, образование, свободный выбор профессии – блага элементарные, их отпускают вволю, но их мне уже недостаточно, говорит он. Если же я задумаю переменить свои влечения и наклонности или из старика превратиться в юнца, даже Большая разведет своими электронными руками. Воображаю, как бы он посмеялся над моей неудачей со Справочной.
Я прислонился головой к олеандру и стал вспоминать встречи с той девушкой: толкотню у концертного зала, резкий разговор под навесом, где мы спрятались от ливня. Я видел ее – сердитую, темноглазую, с тонким лицом, с высокой шеей и широкими бровями…
– Теперь данных достаточно, – зазвучал голос Охранительницы. – Девушка – Мери Глан, родом из Шотландии, курс проходила на Марсе, куда уезжала с отцом, двадцать три года, рост сто восемьдесят два сантиметра, вес семьдесят пять килограммов, не замужем. Главное увлечение – выращивание растительных форм для планет с высокой гравитацией и жестким излучением.
– Женихов эта Мери Глан не запрашивала? – поинтересовался я.
– Сердечных увлечений не было.
Я продолжал играть в «жениха и невесту» – так эта забава называется в школах. Там Справочную засыпают вопросами о взаимной пригодности, особенно увлекаются этим девочки. Они перебирают по тысяче «женихов», а выходят замуж чаще всего не за тех, кого им рекомендовала Справочная.
– А я бы ей подошел? Какова степень нашей взаимной пригодности?
На этот раз Охранительница передала ответ Справочной секунды через четыре. Воображаю, какую бездну семейных возможностей – нежностей, страсти, объятий, ссор, примирений, недоразумений, бед, обид, радостей, ликований – она рассчитала за это время! Я вдруг услышал презрительный голос Ромеро: «Не кажется ли вам, дорогой друг, что машинная техника нашего времени переросла себя? Раньше такие явления назывались „зашел ум за разум“». Эти слова прозвучали так реально, что я обернулся. Подслушать мои запросы он, впрочем, не мог: тайна мыслей охраняется строго.
Справочная наконец возвестила:
– Ваша взаимная пригодность – десять и три десятых процента. Ее годность к вам – семнадцать и две десятых процента, ваша к ней – два и восемь десятых процента. Развод вероятен на первом месяце семейной жизни, неизбежен – к середине второго.
Я вспомнил, как Ромеро рассказывал смешную историю. Нашлись два романтика, мужчина и женщина, которые до того уверовали в безошибочность Справочной, что всерьез поручили ей отыскать себе пару. И Справочная, перебрав всех жителей Земли, свела именно их – как максимально пригодных для совместной жизни. Дело оставалось за тем, чтобы встретиться и влюбиться. Они встретились и почувствовали друг к другу отвращение.
Я грубо потребовал от Справочной:
– Эта, как ее, Мери, обо мне не запрашивала?
Охранительница обычно разговаривает приятным женским голоском, реже – ворчливым тенорком старичка, еще реже – просто зажигает в мозгу свои ответы. Не знаю, почему так происходит. Кажется, конструкторы не хотели, чтоб люди свыкались с машиной как с человеком. Если это так, то их предосторожность малодейственна. В мозгу замерцала холодная зеленоватая надпись: «Нетактично. Не передаю Справочной».
Я потянулся и встал. В мире не существовало девушки, которая интересовала бы меня так мало, как эта Мери. И я уже говорил Андре, что, влюбившись, не буду спрашивать советов у Справочной.
Я пошел спать.
14
На другое утро ничто не показывало, что вчера был праздник.
Если бы в Столице появился никогда в ней не живший человек, он не поверил бы, что ее населяют пятнадцать миллионов – до того малолюдны и тихи ее улицы.
У входа в Управление Государственных машин я повстречался с Ромеро и Андре.
– Ты не пришел к нам, – сказал Андре. – А Жанна тебя ждала.
– Был важный разговор с Верой.
Оба поздравили меня с назначением.
– Кто из вас уже бывал здесь? – спросил Андре. – Я – впервые.
Ромеро показал нам здание. Все три великие машины – и Большая Государственная, и Большая Академическая, и Справочная – смонтированы в многоэтажных подвалах, мы туда не пошли. Там неинтересно: миллионы рабочих и резервных ячеек на стеллажах, миллиарды действующих элементов, дикая на неопытный глаз путаница коммуникаций – таков облик этих машин.
Зато величественные залы заседаний мы осмотрели. Большой Совет заседает в Голубом, потолок там имитирует звездное небо. Нас пригласили в Оранжевый. Он вмещает около пяти тысяч человек, и к десяти часам утра все места были заняты. Нашей семерке отвели ложу. Впереди размещался пустой куб стереоэкрана. Все, что появляется на экране, передается по стереофонам Земли. Сегодняшнюю передачу должны были смотреть и планеты Солнечной системы – такое ей придавалось значение.
Когда побежали последние секунды десятого часа, в туманном кубе стереоэкрана появился большеголовый человек с глазами навыкате, румяными щеками и седыми усами.
– Мартын Спыхальский, – прошептал Андре.
Я с интересом рассматривал знаменитого астронавта. Его корабли дальше всех проникли в звездные просторы: он побывал в местах, куда ни до, ни после него никто не проник. Для своих лет он выглядел молодцом, даже голос его был по-молодому звучен.
Он рассказал об экспедиции на Пламенную В, и мы увидели все девять планет звезды. Это были заурядные небесные тела, каких множество. Но крылатые обитатели планет вызвали в зале шепот и смех. Они и вправду напоминали ангелов, какими их представляли древние, поэтому открывшие их Чарльз Вингдок и Софья Когут и дали им такое название.
Все ангелы вспыльчивы и драчливы, без потасовок у них редко обходится. Нам показали одну такую стычку: пух с крыльев заволок все как туман, а клекот был так громок, что звенело в ушах. И уж совсем убогими нам показались жилища на планетах этой дальней звезды в Гиадах: одноэтажные бараки с такими узкими дверьми, что бедные ангелы не влетают, а вползают в них, сминая крылья. На центральных светилах Гиад живут удобней, там для отдыха и сна воздвигнуты общественные дворцы с широкими входными (вернее – влетными) порталами. А затем одна за другой стали вспыхивать расшифрованные картины снов ангелов Пламенной В.
Сперва мы увидели фигуру, издали поразительно похожую на человеческую. Она выплывала из клубящегося тумана предсна, она разгоралась по мере того, как сновидение становилось глубже. Вскоре стало ясно, что это и человек, и нечеловек, нечто и меньшее, и большее, чем человек. На нас спокойно взирали огромные – в треть лица – глаза, длинные локоны падали на плечи. Галакт поднял руку, на ней извивались пять пальцев, именно извивались, а не шевелились. Он поскреб подбородок одним из этих подвижных пальцев и положил руку на грудь: два пальца были протянуты вперед, три загнулись назад, к тыльной части ладони. Руки поразили меня еще больше, чем лицо.
На второй картине были малиново-красные скалы, такая же ярко-красная жидкость, бившаяся волнами о камни, и огромное сине-желтое светило, поднимавшееся над ней. У меня похолодела кожа, так был зловещ этот дикий пейзаж. Я не сразу понял, что нам попросту показывают одну из планет Пламенной В.
На скалу поднялся галакт, окруженный ангелами – он почти вдвое возвышался над ними. Рост его, доложила машина, два метра восемьдесят. В зале зашумели: галакт на полметра превосходил высокого человека. Присмотревшись, я убедился, что это тот самый, что был в первой картине. Он осматривался, ладонью защищащая глаза от ползущего наверх пронзительного светила, а другой рукой дружески похлопывал по плечам четырех- и двукрылых недорослей. Из-за скалы поднялся второй галакт, старый, с седой бородой и седыми волосами, и подошел к первому. И старик, и молодой были в одеждах, похожих на древние человеческие, – ярко-зеленых, свободно развевающихся плащах. Оба с какой-то тревогой молча всматривались в красное море.
– Записано на четвертой планете Пламенной В, – доложила БАМ. – Следующая запись сделана на восьмой планете той же системы.
И эта картина началась с пейзажа, но теперь окружающее было серо, почти черно: однообразно-холмистая равнина, тусклые звезды на темном небе. На поверхность планеты, отбрасывая снопы зеленоватого света, опускался сигарообразный звездолет.
– Фотонный космический корабль, – сообщила БАМ, – примерно та же конструкция, что разработали наши предки четыре столетия назад.
– Первая ступень космической техники! – пробормотал Аллан. – Негусто у небесных странников.
В следующей картине фотонный звездолет стоял на грунте, а около него возились галакты и ангелы. В руках у галактов были ящики, похожие на старинные сварочные аппараты, из них вырывались лучи и искры. Неподалеку, на холме, возвышалась башня с вращающимся прожектором. Прожектор рыскал по темному небу. Из носовой части звездолета вынеслась ракетка и умчалась наверх. Галакты, похоже, были в тревоге. Не доверяя вращающемуся глазу на башне, они сами, вдруг забрасывая работу, вглядывались в звезды, тускло посверкивавшие на черном фоне. Движения галактов были быстры, работа тороплива – они спешили.
А когда и эта картина потускнела, появились новые записи: туманные полосы, светящаяся пыль, заполнившая весь объем стереоэкрана. В этой пыли выросли два сближавшихся, скудно мерцавших шара. Сближение походило на преследование: правый шар отклонялся к краю экрана, левый его настигал. Пространство залил голубой свет – и забушевал, поглощая оба шара. У меня было впечатление, будто они взорвались от столкновения и их пожирает пламя. БАМ подтвердила, что мы видим столкновение двух пока еще не опознанных небесных тел.
– Предположительно – космическая катастрофа, – сообщила БАМ.
Следующая картина представляла собой звездное скопление, по виду – рассеянное, а не шаровое. БАМ информировала, что оно не идентифицировано, но в видениях крылатых обитателей восьмой планеты повторяется часто. Облик скопления был причудлив, мне оно показался угрожающим. Две почти равные половинки – многие тысячи звезд в каждой. Странность была не в обилии светил – в галактике многозвездных скоплений хоть отбавляй. Одна половинка походила на сомкнутый звездный кулак, мощно ударивший во вторую кучку – та словно отлетела, рассыпаясь на сотни разобщенных звезд.
– Последняя из записей, – доложила машина. – Четвертая, седьмая и девятая планеты. Повторяется у многих крылатых. Демонстрируется самый четкий образец.
И сразу перед нами возник галакт. Из всех картин, что мы увидели в зале БАМ, это была самой драматичной. Галакт, как подрубленный, падал на землю – он именно падал, а не упал, сонное воспоминание начиналось с момента его падения. А потом, уже лежа, он отчаянно бил ногами и взрывал своими подвижными пальцами землю. Он пытался ползти, голова его была поднята – он полз на нас. На шее его зияла рана, кровь широким потоком хлестала на руки и землю. Никогда не забуду его лица – юного, красивого, искаженного испугом и страданием. Потом он в последнем усилии протянул к нам руки, язык его окостеневал, щеки бледнели, одни гигантские, нестерпимо сияющие глаза продолжали молить о помощи. Неотвратимо сковываемый смертью, юноша закрыл глаза и только слабо вздрагивал телом, пытаясь бессильным содроганием порвать ее цепи.
По залу пронесся гул – тысячи зрителей разом вздохнули.
– Черт знает что! – вслух ругался бледный Андре. Снова заговорила БАМ.
Академическая машина оправдывала свое название – она описывала и показывала аппаратуру для записи сновидений, оценивала достоверность расшифрованных картин. Крылатые жители Пламенной В, оказывается, не могли растолковать многого из того, что являлось им во снах, – например, ни один из них и понятия не имел о фотонных ракетах и сварочных аппаратах. БАМ рассказала, как полученные некогда сильные впечатления передаются потомкам механизмом наследственности, потом приступила к изложению сказок о галак-тах и разрушителях, бытующих на планетах Пламенной В. Предания о пришельцах из космоса обнаружены лишь у ангелов этой планетной системы. Вкратце они сводятся к следующему.
В давние времена планеты были мрачны и неустроенны, по земле ползали хищные гады, в воздухе, таясь от соседей, изредка пролетали дикие ангелы. Кровавые свары раздирали крылатые народы, все было предметом драк: почва и воздух, растения и одежда, еда и жилища. Скудная природа рожала мало, кусок по сто раз переходил из крыльев в крылья, из когтей в когти, прежде чем попадал в рот, – так жили неисчислимую бездну лет, ничто не менялось.
Но однажды с неба спустились корабли и из них вышли галакты. Перепуганные ангелы сперва попрятались в пещерах и лесах, потом, убедившись, что пришельцы зла не несут, высыпали в воздух и с клекотом носились над ними, устраивая драки меж собою. Галакты буянов заперли, а войны запретили. Мир и спокойствие понемногу водворились на спутниках Пламенной В. Галакты, однако, чувствовали себя гостями на ее планетах. Они неустанно наблюдали за небом. И однажды ангелы стали свидетелями космической битвы, разразившейся между ними и какими-то их врагами. Небо превратилось в бездну испепеляющего пламени. Две крайние планеты столкнулись и взорвались. На оставшихся были истреблены посевы, сады, города. От созданной галактами цивилизации не осталось и следа.
Когда уцелевшие от огня и голода ангелы выбрались на поверхность из пещер, куда забились, им предстала ужасная картина разрушений. Крылатые народы сразу были отброшены в первобытное дикое существование. Ни галактов, ни их врагов нигде не было – и больше ни те, ни другие не появлялись в системе Пламенной В.
БАМ так прокомментировала легенды крылатых:
– За орбитой девятой планеты Пламенной В открыты пылевые облака, вращающиеся вокруг центрального светила. Гипотеза, что они представляют собой остатки двух некогда уничтоженных планет, весьма правдоподобна. На всех планетах системы обнаружены следы пожаров, прикрытые последующими напластованиями. По времени это от двухсот тысяч до миллиона лет тому назад по земному счету.
На этом информация, присланная Спыхальс-ким, закончилась. Членов Большого Совета попросили в Голубой зал. Мы вышли.
15
Вера ушла на заседание Большого Совета. Ромеро пригласил нас в висячие сады Семирамиды. Авиетки унесли нас в кварталы Месопотамии и Египта и высадили на верхней террасе Вавилонской башни, у храма Мардука с золотой статуей уродливого бога. Мы сошли на среднюю террасу. Здесь уютно и зелено, отсюда хорошо видны ближние окрестности Музейного города – пирамиды слева и античные храмы справа.
Мы уселись у барьера, над нами шумели кипарисы и эвкалипты, странные для пейзажа Столицы. Впрочем, на острове странное – обычно.
– Что вы думаете обо всем этом, друзья? – спросил Андре.
– По-моему, тебя интересует не столько то, что думаем мы, сколько то, что пришло в голову тебе самому, – возразил я. – Поэтому не трать время на расспросы. Мы слушаем тебя.
– Я утверждаю, что наше сходство с галактами неслучайно, – объявил Андре. – Мы с ними в родстве, и они раньше построили высокую цивилизацию.
– Машинная техника галактов отстает от нашей, – заметила Ольга.
– Отставала двести тысяч или даже миллион лет назад. Какая она сейчас, мы не знаем. И тогда она была столь высока, что недалеким ангелам галакты должны представляться богами.
– Гонимые по свету боги, к тому же смертные, – съязвил я.
– Да, гонимые боги! – закричал он. – Во всяком случае, таковы они в суеверных представлениях первобытных народов. Для меня галакты – существа, как мы. Их надо разыскать и предложить им союз. Сама природа создала нас для сотрудничества. И если они по-прежнему воюют с врагами, мы обязаны прийти им на помощь.
– Человек помогает попавшим в беду богам – зрелище для богов! – хладнокровно сформулировал я.
В разговор вмешался Ромеро.
– Вы спорите о пустяках, – сказал он. – В родстве ли мы с галактами или развились независимо от них – несущественно. Одно важно: где-то во Вселенной бушуют истребительные войны – и они затронут нас, раз мы выходим в галактические просторы. Я считаю, что человечеству грозит опасность. Если враги галактов уже миллион лет назад были способны сталкивать между собой планеты, то как усовершенствовалась с тех пор их техника уничтожения? Их называют разрушителями, «зловреды» лишь бранное слово, – название не случайное, подумайте об этом! И вполне возможно, что галакты давно истреблены, а поиски наших звездных родичей приведут лишь к тому, что человечество лицом к лицу столкнется с грозными разрушителями и в свою очередь будет истреблено. Что мы знаем о Галактике? Поймите же наконец, слепые люди: мы только выползли за околицу нашего земного домика, а вокруг нас огромный, неизвестный, таящий неожиданности мир!
Не могу сказать, что его зловещая речь не произвела на нас впечатления. Имел значение также и страстный тон пророчеств. Впрочем, все пророки страстны, особенно пророки гибели, – уравновешенных просто никто не стал бы слушать.
В этом смысле я и возразил Ромеро – посоветовал не пугать нас и самому успокоиться. В тот день я даже отдаленно не догадывался, какой перелом совершается в Павле. Он заговорил спокойней:
– С вами спорить не буду, Эли. Для вас, друг мой, любая серьезная мысль прежде всего повод для зубоскальства. И с Андре не хочу препираться: он во всем неизвестном отыскивает материал для удивительных гипотез. Думаю, мне надо обратиться не к вам, а ко всему человечеству – и предостеречь его.
– Мы тоже часть человечества, – пробормотал, нахмурясь, Леонид. – И какое-то значение наше мнение имеет.
Ему, как и мне, не понравились предсказания Ромеро. Но вступать в дискуссию Леонид не стал. Среди вещей он ориентируется лучше, чем среди мыслей.
Чтобы отвлечься, Ольга стала рассказывать о придуманных ею усовершенствованиях звездолетов, а я залюбовался Парфеноном. Знаменитый храм был отсюда метрах в двухстах и казался еще гармоничней, чем вблизи. Не знаю почему, но греческая старина мне ближе всего. И я снова подивился искусству, с которым строители Музейного города разместили великие памятники старины: каждый храм и дворец выступает отдельно, в своем естественном окружении, даже сверху нет впечатления путаницы разноликих зданий.
А потом прилетела Вера.
– Мы приняли важные решения, – сказала она. – По общему мнению, сейчас переломный пункт развития человечества – и любой неосторожный шаг может оказаться непоправимым. Но и бездействовать нельзя. Осторожность и смелость – вот что сегодня требуется.
И она заговорила о постановлениях Совета.
Звездная конференция на Оре утверждена. Возможности создания Межзвездного Союза Разумных Существ нашего уголка Галактики будут исследованы со всей полнотой. Поставлена также новая задача – раздобыть побольше сведений о галактах и разрушителях. Лишь после детального знакомства с этими народами и их конфликтами будет выработана всесторонняя галактическая политика: с кем дружить, против кого выступать? Возможен и нейтралитет Земли в спорах, не ею начатых и ее мало касающихся, об этом тоже говорилось. Будет повышена обороноспособность Земли и планет. Опасность из дальних районов Галактики не доказана – как, впрочем, и то, что ее не существует. Совет рекомендует приступить к созданию Большого Галактического флота.
– Принята ваша идея о судах, в десятки раз превосходящих самые мощные нынешние корабли, – сказала Вера Ольге. – Но этих судов будет не два опытных экземпляра, как вы предлагали, а серии в сотни звездолетов. И еще одно, для вас приятное: командование первой галактической эскадрой поручается вам. И ты радуйся, брат, – сказала она мне. – Построить галактические крейсеры на Земле технически невозможно. Решено одну из планет превратить в космическое адмиралтейство, выбор пал на твой любимый Плутон. Вот главное в рекомендациях Совета. Если человечество утвердит их, они станут законом.
После этого Вера извинилась, что не может остаться с нами: у нее неотложные дела.
– Могу я сопровождать тебя, Вера? – спросил Ромеро.
– Да, конечно, как всегда, Павел.
Свободное время на Земле Вера проводит с Ромеро. Раньше, когда я был поменьше, меня это раздражало. Но с годами я примирился с тем, что Ромеро забрасывает ради нее друзей.
