Сергей Семенович Монастырский
Ожидание жизни. Сборник рассказов

– А на каком надо?

– На каком-нибудь, но надо. Заявление медицинской комиссии, ходатайство школы, благотворительной организации. А вы ему кто?

– Никто.

– Как, никто?!

Чуть в кутузку не упекли! Потом знакомые и незнакомые начали звонить:

– Хороший, какой! Нажиться на чужой беде хотел! На машину уже хватило?! А последней доконала жена:

– А ты о своих детях подумал?! Полмиллиона уже собрал, нам-то, сколько-нибудь оставил?

–Детям, конечно, я не оставил. Ну, и черт с ним! Парень тот живет. Готовиться летом в Сочи поехать! А я его так и не видел.....»

***

… Да, после аварии Иван ездить не смог. Ушел в диспетчера. Работа скучная, на одном месте, но а где она веселая? Вся жизнь ради рельсов, запахов машинного масла, голосов диспетчеров из репродукторов. Но жизнь привычная, дом, куда возвращался, привычный, жена привычная, да и дети…

Бывали и светлые случаи. Возвращался он с работы через железнодорожные пути, через отстойник для ожидавших своего расписания поездов. Проводницы часто ночевали в таких вагонах. И уже третий вечер, проходя мимо одного из вагонов, видел он эту женщину, вернее, только ее лицо у вагонного столика, смотрящее сквозь мутное окно.

Он улыбался ей, она тоже улыбалась. А стояла осень. И так эта женщина его тронула, одиночество ее что ли, неприкаянность и бездомность, что он набрал букет из кленовых листьев, и проходя мимо ее вагона, постучал в окно.

– Это тебе! – протянул он букет.

По движению его губ, она догадалась, и дала знак: заходи, мол!

Он подошел к железным ступеням двери вагона. Она открыла дверь.

– Чего ты?

– Это тебе!– повторил он.

Она удивленно ахнула:

– Влюбился, что ли?

– Ага! – радостно закивал он.

Она засмеялась:

– Ну, заходи.

Иван, вообще-то шел домой, но ладно, дом подождет, чего он там не видел!

В купе она вытащила бутылку водки, нарезала колбасы, хлеб.

– Ну, давай, влюбленный, со свиданьицем?

Немного поговорили, еще раз выпили, но когда Иван стал увлеченно рассказывать о своей работе, она вдруг прервала:

– А ты что, меня, правда, любишь?

– Ну, да! – растерянно ответил он, хотя про любовь он до сих пор не думал.

– Знаешь, меня уже давно никто не любил, – задумчиво сказала она. Ну, бригадир не в счет! И весело упала на спальную полку, задирая платье, и торопливо снимая колготки вместе с трусами.

– Иди сюда! Давай, люби!

Иван от неожиданности растерялся. Но, она уже потянула его на себя, расстегивая на нем ремень брюк. И вдруг Иван с ужасом ощутил, что у него не встает! То ли от стресса, то ли от неожиданности!

Проводница тем временем нащупала, наконец, в его штанах то, ради чего она их снимала!

– Эй, ты чего?! – поразившись, прикрикнула она на него!

Домой Иван возвращался трясущимся от стыда и позора.

– Нет, это не мое! – постановил он себе приговор в утешение. Но для проверки, ночью сунулся к жене. С женой получилось.

Из дневника

«Это тонкое смуглое лицо, прикрытое прядями волос, видел я каждый вечер, возвращаясь домой в окне стоящего на путях вагона. Кто она? Почему одна? Почему не уходит домой. Когда начнется рабочий график движения этого пассажирского состава? Я уже придумал ей историю, история эта была о брошенной девушке, о погибшей любви юной проводницы, встретившей в одном из своих пассажиров того, кого искала …

Словом, это была красивая история. Но я проходил мимо вагона, а девушка продолжала читать при свете настольной лампы в своем служебном купе.

В этот вечер, я решил набрать осенних кленовых листьев, и, проходя мимо вагона, постучал в ее окно, протянул ей этот букет. Она улыбнулась и откинула верхнюю фрамугу окна, протянула узкую руку, чтобы взять букет.

– Спасибо! – сказала она

А я стоял, и не знал, что дальше делать.

– Пойдемте, погуляем – ляпнул я, не придумав ничего лучшего.

Она отрицательно покачала головой.

– Но ведь вам скучно!

– Скучно, – согласилась она.

– Тогда в чем дело?

– В том, что я боюсь.

– Меня?

– Да всего. Темнеет. Вечер. Этот прирельсовый тупик. Да какая вам разница. А за букетик спасибо. – И она собралась закрывать фрамугу.

– Постойте! – закричал я. – А можно я приглашу вас в кафе!? Здесь на вокзале. Там не страшно. А пока вы будете собираться, я отойду на двадцать метров, туда, на перрон. Там же уже люди!

– А зачем вам это? – спросила она.

– Не знаю! Просто вас уже третий день вижу. Вы мне очень нравитесь. А дальше этого я не думаю!

– Пока,– уточнила она, улыбнувшись.

– Ну да, пока. Но если я о чем-то подумаю потом, вам же никто не мешает сказать мне: «Пошел вон!»

– Не мешает. И полиция здесь рядом. Видите, вон там, на перроне отделение полиции.

И вздохнула:

– Ну, ладно. Поесть все равно надо. Только я на свои, идет?!

Тихо было в кафешке. Почти никого.

– Это я попросил, – сострил я, чтобы нам не мешали.

– Небось, всю зарплату истратил, – пошутила она, переходя сразу на «ты». И сразу попросила:

– Только давай не рассказывать друг другу свои биографии. Зачем это нам? Завтра – послезавтра я уеду и никогда больше не увидимся. А хочешь, чтобы я об этом вечере хорошо вспоминала, тогда не приставай ко мне. Сразу предупреждаю: все равно ничего не выйдет!

– Ладно, – согласился я, – тогда давай петь!

Она посмотрела насмешливо.

– А давай! Если не выгонят.– И очень тихо, совсем тихо запела:

– Ой, да не вечер, да не вечер. Пела она красиво, и голос был красивый, И она красивая. И все что я знал о ней, что ее звали Марина. Я стал тихо-тихо ей подпевать. Официантка принесла еду. Услышав нас, опустилась на свободный стул и так же тихо стала подпевать. Так мы перепели почти все песни, какие знали. Официантка давно ушла. Она все же была на работе. Марина вдруг замолчала.

– А поговорить?! – насмешливо сказала она.

– Давай,– сказал я. – Только ты лучше рассказывай, у тебя ведь сплошные путешествия.

– Ладно,– согласилась она – только не про путешествия.

Так мы просидели еще два часа.

– Ну, пора, – сказала она. – Вечер действительно удался.

– Я провожу.

– Не нужно. Ведь договорились: не приставать.

– А я и не собираюсь. Но провожу. Тебе же страшно.

– Нет, – засмеялась она, – у меня свисток.– И она его достала. – А вон отделение полиции!

Совсем стемнело, зажглись звезды, когда мы дошли до ее вагона.

– Ну, пока, – я протянул ей руку. Она что-то замялась, постояла.

– Знаешь, я на самом деле не хочу расставаться, и уходить в свою одиночку. Вобщем приглашаю. Но, ты помнишь – не приставать!

– Ну, хочешь, я приставалку в тамбуре оставлю, а к тебе так приду!?

– Да она у тебя еще и отстегивается? – засмеялась она.

Мы сидели в купе, смотрели на дверь, говорили о всякой ерунде. Было легко. Но странно. Взрослые же люди, а сидят как пионер и пионерка. Я сказал ей об этом. Она вдруг помрачнела. Потом взяла мою руку, помолчала:

– Ладно, скажу. Меня в прошлом году изнасиловали. Я теперь, наверное, никогда не смогу ни любить, ни этим заниматься! Все. Больше ни о чем не спрашивай.

Я прижался к ней лбом, погладил по волосам.

– Все пройдет.

– Пройдет, – согласилась она. – Когда-нибудь.

Долго-долго молчала. Я боялся спугнуть, считал, что она думает об этом, о том дне. А она вдруг тихо сказала:

– А может быть и сегодня.

– Что сегодня?

– Пройдет! – сказала она. – Может сегодня пройдет!? Знаешь, ты мне нравишься! Помоги мне! Надо же, чтобы это когда-нибудь кончилось!

И она легла на расстеленную полку и позвала:

– Иди ко мне…

Я как-то интуитивно понял, что надо делать. Я лежал рядом, гладил ее волосы, целовал лицо, шею, плечи, ее пальцы. Долго, час, наверное. Она вся как-то забылась, целовалась исступленно. Руки ее шарили по моим ногам, брюкам и вдруг она как-то хрипло спросила:

– А приставалку свою, ты что, правда, отстегнул?!»

***

… Дневник Иван Христофорович доставал все реже и реже. Наконец, достиг пенсии, и с работы его попросили. Жена старела, болела и, наконец, умерла. Не сильно ее любил Иван Христофорович, а тут затосковал. Жить стало бессмысленно.

Через год, уже давно выросшие дети, сказали отцу, что неплохо бы продать эту дряхлую квартиру, они к этим деньгам добавят ипотеку и купят себе каждый по отдельному жилью.

– А мне куда? – возмутился Иван Христофорович

.

Ему объяснили, что все уже договорено. В полуподвальном этаже, этого же дома есть так называемая дворницкая – маленькая комнатка, но с кухней, ванной и туалетом, устроенной прямо в этой коморке. И денег домоуправление с него брать не будет. Потому что дворником будет он. А что? Работа непыльная, так, типа прогулки на свежем воздухе. А старикам свежий воздух полезен.

Иван Христофорович переехал. И особенно об этом не размышлял. Не чувствовал, что приносит жертву, не видел в этом родительского подвига – сделал все просто, как делал все в жизни – раз надо, значит надо! И потом – дети все же!

Вставал он всегда рано – дело привычное, подметал двор, или зимой чистил снег, потом то же самое вечером. Смотрел телевизор, читал, потому что два-три раза в неделю брал в библиотеке новые книги.

Жизнь, вроде, без особой цели. Ну, а какая может быть еще цель, когда нужно только дожить?

Но, в раз все изменилось.

Сначала в дворницкую стучался то один, то другой местный алкоголик.

– Христофорыч, дай у тебя посидим. Выпьем немного, холодно на улице то!

Он жалел их, пускал. Но уже через несколько дней, ввалилась целая компания таких. И как он не протестовал, как не закрывал дверь, переживая их яростный стук, ничего не помогало. И жизнь кончилась! Комнату ни днем, ни ночью не покидали алкоголики и бомжи, спали на полу, принесли какое-то рванье и спали! Компания за столом орала и дралась, на полу, на тряпье валялась обычно вусмерть пьяная баба, к которой время от времени подползал кто-то, жаждущий «любви», и по скольку трусы на нее уже не одевали, плюхался на нее пытаясь совершить половой акт. Акт не получался, пьяный мычал и продолжал пытаться что-то в нее запихивать, иногда кому-то, более свежему надоедало на это смотреть, он подходил, оттаскивал его с бабы и делал уже свою «любовь» более удачно. И постоянно предлагали ему:

– Христофорыч, бабу хочешь?! Иди – свободна!

Иван Христофорович с отвращением смотрел на вытекающую из грязной бабы сперму и отворачивался к стенке.

Спасли неожиданно жильцы дома. Им надоело слушать из полуподвала пьяные крики и сборища алкашей возле подъезда, и они вызвали полицию. Иван Христофорович и сам не раз собирался это сделать, но боялся что алкаши с ним расправятся.

Все – алкашей не стало.

…. И вот теперь он умирал. А может, просто сильно болел. Дети, конечно, предложили положить его в больницу, но он не пошел.

– Если, уж придется умереть, то лучше дома. А помру – ну так все равно жить мне уже неинтересно!

Чем заканчивалась его настоящая земная жизнь, он знал. А чем бы закончилась та, выдуманная, о которой он писал в дневнике, любопытно было бы узнать! Нужно было бы, наверное, дописать счастливый конец. Но, он не стал. Да и кто все это будет читать?

Дневник валялся в закрытом чемодане под кроватью, вряд ли кто-то из тех, кто придет его хоронить, вообще чемодан откроет! А потом, уборщица домоуправления, освободит комнату для нового дворника, просто выбросит чемодан на помойку, ведь сверху лежала только пара старых рубашек, трусы, да носки.

…. День угасал. Угасал старый дом. Угасал и Иван Христофорович.

Рано встать

На земле это называлось «предстать перед богом». Петр предстал. Потому что земная жизнь его закончилось. Бог сидел на каком-то облаке и был, как ему полагается, в белой длинной рубашке до пят, вроде платья, а ноги были босые, седые волосы спадали на плечи и взгляд его был усталый.

– Здравствуйте, товарищ бог! – сказал Петр, с ужасом понимал все обращение «Товарищ»!

– Какой я тебе бог!– сварливо ответил бог. – Бога нет! Вернее здесь его нет. А там где-то он указал вверх, – есть! Но я его не видел.

– А вы кто?– усомнился Петр, ххххх хххх ххх.

– Я выполняю его поручения! Встречаю. Провожаю…. Спрашиваю о последнем желании….

Взгляд его внезапно стал задумчивым.

– Знаешь, желания у всех одинаковые, мне даже надоело – все хотят прожить какую-то вторую, другую жизнь. Та, первая, которую они только что прожили, им, видишь ли, почему-то не нравится! Вот если бы снова начать…!

– А вы что, и, правда, можете дать эту вторую жизнь?– осторожно спросил Петр.

– Ну, вообще-то могу в редких случаях вернуть на землю. Чтобы меня не подводить, – тут он запнулся и показал пальцем вверх, – они придумали этому наказание – «клиническая смерть»! Я здесь вроде бы не виноват. А ты что, тоже хочешь?!

***

Проснуться рано. Рассвета еще нет, но небо уже светлеет. С вечера приготовленная одежда висит у порога. Надел резиновые сапоги, брезентовый плащ – трава от росы еще мокрая, ветки деревьев мгновенно промочат одежду, не спрятанную под плащом. Взял большую плетеную корзину, надел рюкзак с заранее уложенным порезанным черным хлебом, салом, тормозок с горячим чаем. И поспешил на пригородный поезд. Непременно на поезд! Настоящий грибник на машине не ездит. Во-первых, туда, куда он едет, нет дорог. Во-вторых, не нужно постоянно беспокоиться за оставленную в чужом месте машину, да и найдешь ли, где ее оставил на обратном пути?! Нет, ничего не должно отвлекать от грибной охоты!

В ранней утренней электричке в большинстве своем едут такие же грибники, как и ты. Их можно узнать по корзинкам и тихому молчанию, даже если видно, что эти трое, или двое – одна компания. Поэтому каждый выходит на своей станции, к известным только им местам.

Наконец, выходишь и ты. Пара километров от станции по проселочной дороге и ты входишь в уже освещенный рассветом березовый лес. Утро у птиц началось уже давно, и лес переливисто звучит их голосами.

Здесь нужно оглядеться, отметить положение, встающего и видимого едва сквозь редкие пока деревья, солнца, чтобы определить, в какую сторону возвращаться назад. И заметив протоптанную в густой мокрой еще траве тропинку – держаться нужно параллельно от нее. И – в лес! Сначала быстрым от нетерпения шагом – ты по опыту знаешь, что здесь грибов нет. Потом, добредя до заветного места, перейти на тихий шаг, нос в землю, глаза медленно поглядывают вокруг себя, кустов и подножий деревьев, боясь пропустить то, что ищешь.

И – вот он! Первый, спрятанный под листом боровичок! Толстенький, крепенький, красавец! Ему бы еще расти, и расти, но ты знаешь – никто не упустит его растущую красоту, потому что, его и не заметят, и он сгниет и рассыплется дня через два. Поэтому, дружок, полезай в кузовок! И с этого времени уже начинается азарт! Грибы здесь есть! И уже почти не замечая красоты леса, ты как борзая собака идешь вперед, обнюхивая каждый куст, шевеля сломанной палкой сушеную траву, заглядывая под ветки елок. Находя очередной белый, крутишься вокруг него, потому что обычно они по одному не растут. Рыжими пятнами желтеют в траве жирные шляпки лисичек! Блестят маслята! Кладешь в корзину и их, совершенно не понимая, зачем они тебе!? Но пропускать нельзя! Вдруг больше настоящих грибов не будет – сойдут и эти!

А вот вдруг оранжевой шляпкой и жирной белоснежной ножкой мелькнул в траве подосиновик! Стоп! Здесь их должна быть куча. Стоит покрутиться по полянке. Корзина наполняется, становится тяжелой. Ты понимаешь что устал! Пора искать привал. Доходишь до ближайшей солнечной полянки, с наслаждением садишься на поваленную березу. Не спеша достаешь из рюкзака черный хлеб, кладешь на отрезанную горбушку сало, понимаешь, что ничего вкуснее ты, кажется, никогда не ел! Потом расстилаешь на высохшей траве плащ, ложишься, раскинув ноги и руки. Над тобой наверху шелестят листьями кроны берез, сквозь ветки проглядывает голубое, чистое без единого облачка небо, тихо кружатся уже первые опадающие с наступлением осени листья. И незаметно засыпаешь. И лучшего безмятежного покоя нет на земле!

***

Встать рано. Совсем рано. Нет еще четырех. Летнее небо уже не темное, но и не светлое. Ххххх в багажнике уже лежат заготовленные с вечера – снасти и вся рыбацкая амуниция. В такую рань завтракать еще не хочется. Чашечку кофе для бодрости, тихо, чтобы не разбудить семью, закрыть дверь квартиры – и в путь! По темным и пустынным еще улицам, выезжаешь по виадуку на загородное шоссе, потом с него съезжаешь на узкую, раздолбанную дорогу, ведущую в поля, и по ней через небольшой перелесок – к озеру.

Уже рассвело. Слав богу, твое заветное место не занято, а от основных пригодных для рыбалки мест, которые через час – другой займут приходящие рыбаки, ты отделен большой стеной камышей.

Противоположный берег уже освещен рассветными лучами хххх хххх хххх солнце, водная гладь тихая и серебриться. Главное быстро разобрать, наживить и закинуть первую удочку, если рыба клюет, то уж мимо не пройдет. А потом можно не спеша, со вкусом оборудовать рыбацкое место. Ты пришел сюда надолго, до позднего вечера. Впрочем, как повезет! Если не клюет – сидеть долго нечего. Обустраиваешься. Раскладываешь удочки, спиннинги, расставляешь для них упоры.

С другой стороны раскладываем корм, наживку, ставим ремонтный ящик с запасными снастями. Сзади себя оборудуем место отдыха – расстилаем брезент, ставим походный стол, на него тормозок с обедом, кофе, чай.

А поплавок в это время не дрогнул и колокольчик на конце удочки не дзинькнул! Ну и хорошо. Можно перекусить.

Только подошел к столу – звяк! Колокольчик звенит, удилище изогнулось, поплавок уходит то вправо, то влево, то скрывается под водой.

– Мама мио! – Бросаешься к удочке, переворачиваешь термос с чаем! Хватаешь удилище! Есть! Леска натянута, держишь только! Сдерживая почему-то дыхание, откручиваешь осторожно катушку к себе, потом отпускаешь и снова к себе, чувствуя приятную тяжесть в руке. А она, рыба, неизвестно еще, какая рыба, ходит кругами, упрямая и никак не хочет приближаться! Ну, просто стоит на месте.

Делаешь отчаянный рывок! И вот она! Хххх легко повисло удилище, облегченно повисла над водой леска. Оборвалась, гадина! Нет, ну здоровая была!

Опустошенный, садишься на раскладной стул. Наматываешь на катушку пустую леску, без поплавка, без грузила, без крючка! Ну что ж, это такое рыбацкое счастье!

… Закинул все удочки, спиннинги. Тихий час. Можно просто сидеть, просто смотреть на чуть колыхающиеся деревья на противоположном берегу, далеко растянутую гладь озера, слушать шорох камышей, прерывистое пение лягушек…

Лето! И ты его не упустишь, ты находишься в самой его середине, ешь его горстями! Что еще можно хотеть от лета! Озеро, лес, луг за тобой, заросший полевыми цветами, наступающий летний зной и спокойное наслаждение, что все это от тебя не уйдет, будет долго-долго, до самого вечера!

А колокольчик редко-редко, да позванивает, поплавок вдруг дернется и уйдет под воду! И ты хватаешь удилище, осторожно мотаешь катушку, подтягивая добычу к берегу и тут рыба, понимая, что она на суше, начинает биться, пытаясь уйти в камыши!

Не дать ей уйти! Ни в коем случае! И ты хватаешь сачок и, держа одной рукой хххх удилище, другой пытаешься подсечь сочком рыбу и вот она! Ххххх хххх и бьет в нем пойманная, нет – добытая – тобой рыба!

Много тебе не надо. Так, принести домой две-три рыбины, никто ее особенно не ест! – ты полюбовался ее, ласково отпускаешь ее в воду!

… А солнце уже встало. Рыба пару-тройку ххх ловиться не будет. Впрочем, удочки то стоят! И ты отправляешься в ближайший лес на прогулку. Лето ведь! Есть его надо! Потом обед, потом сон, потом наступает вечерняя рыбалка. И уже когда начинает темень, ты укладываешь привезенные снасти в багажник, и уже хххх хххх хх усталый возвращаешься домой. Один выходной дала тебе семья для твоего удовольствия, следующий день – для семейного воскресенья.

Лето!

***

Встать рано. На утреннюю пробежку с дочкой. Будить ее полусонную, устоять перед « Ну еще пять минуточек», выбежать с ней на утреннею улицу, перебежать на разделенную, на две стороны проспекта аллею, и по брусчатым дорожкам бежать свой обязательный километр туда и километр обратно!

Пустить дочку под душ первую, а потом пока жена сушит и причесывает ей волосы, встать под душ самому, побриться, вытереться на сухо, накинуть халат, войти в кухню, где влюблено на тебя глядя, ждут, не притрагиваясь к завтраку, жена и дочка. Обсуждать наскоро с женой дневные планы, беспрестанно комментируемые дочкой: «А я не хочу!», « А я не пойду!», поглядывая на часы. Надеть свежую рубашку, долго завязывать перед зеркалом галстук и, подхватив дочкин портфель, выйти к припаркованной возле дома машине. Жена выйдет позже, у нее свой маршрут, своя работа. И высадив дочку у школы, медленно ехать в офис, по пути обдумывая деловые планы. Ты уже не замечаешь, что работа занимает самое большое время твоей жизни, и рабочие проблемы становятся главнее, чем твои личные, но что делать – так устроена жизнь. Потом ты ждешь выходных, потом раз в год – отпуска, потом все повторяется из года в год, и это тебе нравится!

Может потому, что другой жизни у тебя нет, а может потому, что другая жизнь и не нужна, раз нравится эта!

***

Встать рано. Летние дни длинные, а летние выходные короткие! Поэтому встать рано, когда утренние лучи еще только начали заливать комнаты дачного дома. Выйти с женой на увитую виноградом террасу – пусто, дети еще спят – и сидеть за первой чашкой кофе. Завтрак потом, а сейчас, пока нет жары, развернуть шланг и мелким дождем поливать клумбы, с пестрым ковром садовых цветов. И хозяйски подмечать – вот здесь нужно подставить подпорку, а здесь немного прополоть, а здесь надо бы сплести из ивовых прутьев небольшую оградку…

Но это – на потом. А сегодня завершающий этап изготовления беседки в середине сада. Конечно, можно было нанять двух мужиков, они сколотили бы ее за два дня! И взяли бы недорого, но это не интересно. Интересно самому. По своему дизайну, своими руками. Ведь это твой дом, это твой летний раб на земле, это твоя весна, твое лето, и твоя осень, и этот цикл будет продолжаться всю жизнь. И в этом устроенном тобой личном мире, будет жить твоя семья, твои дети! А потом дети детей!

… К обеду забит последний гвоздь! Всей семьей мигом расставили давно купленные складные кресла, столик, боковые скамейки вокруг беседки, заваленные декоративными подушками. Красота!

Может и не совсем красиво, но это общее мнение. И первый обед в этой беседке, и первый вечерний чай.

… Вечер летом длинный – предлинный, можно опять обойти цветники, пообщаться с женой, какие еще подкупить, что еще сделать! На даче всегда дел невпроворот, но это не работа, это – отдых! И уснуть с открытым окном, а перед этим видеть звездное небо, слушать перекличку птиц!

***

Ну, так что – спросил Петра служащий бога, – Небось, тоже хочешь прожить еще одну жизнь?

– Хочу, – честно ответил Петр, нисколько впрочем, не надеясь, что желанье его будет исполнено.

– А какую?

– Рано встать, – начал перечислять Петр, – надеть приготовленную с вечера одежду, взять плетеную корзинку и пойти на утреннею электричку…