Сергей Самаров
Война для двоих
Капитан тоже встал. Он, как и его боевая группа, уже больше месяца проходил тренировочные занятия и постоянно ждал боевого задания командования ЧВК. Вот оно и пришло. Однако суровое и даже насупленное выражение лица капитана говорило о том, что задание это ему не совсем по нраву. Генерал со свойственной профессиональному разведчику проницательностью заметил это и спросил:
– Что-то не так, капитан?
– Извините, товарищ генерал… Вы, наверное, просто не в курсе, как мы расстались с Гиваргисом? По какой причине…
– Если бы мы все были не в курсе этого, нам, как разведчикам, была бы грош цена, и нас следовало бы выгнать из разведки за профнепригодность, – ответил за генерала Селиверстов. – И по этой же причине нас не смогли бы взять даже в военно-строительные формирования[4], разве что на должности рядовых бойцов – но таскать носилки с бетоном мы уже по возрасту не годимся… Тем не менее несмотря на то, что аль-Хабиби когда-то увел у тебя, Алексей Терентьевич, жену, он же воспитывает, как свою родную, твою дочь. По нашим данным, весьма хорошо к ней относится и в настоящее время обеспечивает ее обучение в университете в Париже. Именно воздействием на дочь бандиты и пытаются удержать у себя аль-Хабиби. Но это пока только предположение. При этом мы понимаем, что это твоя дочь, хотя ты с ней уже девятнадцать лет не виделся. И Служба внешней разведки включилась в ее подстраховку.
– Она во Франции? – с удивлением переспросил Радиолов, для которого это было, судя по всему, новостью.
– Да. Во Франции. Ты разве не знал этого?
– Никак нет, товарищ полковник. Не знал. Я же с ней не общаюсь. Судя по всему, она Гиваргиса считает своим отцом. И насколько мне известно, у нее сирийское гражданство.
– Так вот… Что она считает, это не важно. Важно то, что есть в реальности. Хотя бы в благодарность за воспитание твоей дочери ты обязан майора аль-Хабиби оттуда вытащить. Кроме того, это приказ. А ты прекрасно знаешь, что приказ следует выполнять, несмотря на личные обстоятельства.
– Ну, не все так категорично и однозначно, – добавил генерал Трофимов вполне миролюбиво. – В крайнем случае, если вытащить майора не удастся или, скажем, он не пожелает сам возвращаться, а этот вариант, как я сказал, тоже рассматривается, потому что вызывает удивление тот факт, что бандиты его до сих пор не расстреляли, хотя расстреливали многих из тех, кого похищали специально для обучения операторов, ты, капитан, должен будешь его уничтожить. Этот вариант тоже обсуждался. У тебя же есть в группе снайпер с дальнобойной крупнокалиберной винтовкой?
– Так точно, товарищ генерал. С винтовкой «Корд». Снайпер отличный, винтовка – тоже…
– Ты согласен? – напористо спросил полковник Самохвалов, сидящий чуть в стороне.
– Так точно. На оба варианта согласен.
– Вот и отлично. Тем не менее доставление майора в сирийские войска предпочтительнее как раз из-за информации, которой он обладает. Дальше действуй по обстоятельствам. Нам было важно твое согласие.
– Извините, товарищ полковник. Мне только что сказали, что это приказ, а для выполнения приказа моим согласием никто не должен интересоваться.
– Значит, согласен, – отчего-то вздохнул генерал Трофимов, словно мешок с мокрым песком на плече нес и только что сбросил его на пол, чтобы дыхание перевести. – Вот присутствующий здесь старший лейтенант Лесничий расскажет тебе кое-что из сирийских условий. Что спросишь, то, думается, и расскажет. Он там уже побывал и сможет дать несколько дельных советов. А завтра с утра я подъеду и введу тебя полностью в курс дела, причем с деталями: с кем из наших, с кем из сирийских ответственных лиц тебе придется контактировать. Вопросы по существу есть? Общие вопросы, естественно…
– Состав… Какими силами там действовать?
– Это уже тебе решать как командиру группы. Одно могу сказать твердо, больше, чем у тебя есть в подчинении, ты не получишь. А кого из своей группы решишь задействовать, твое дело. Я так думаю, что всю свою группу должен взять. А уже на месте решишь, кто будет непосредственно задействован в операции, кто будет страховать и прикрывать. На месте всегда виднее…
– На месте виднее, – согласился капитан, но вдохновения опять же не проявил, лицо по-прежнему оставалось смурным и скучным. Может, он просто вернулся мыслями в прошлое, а может, еще какие-то мысли посетили его голову. Этого со стороны никак не поймешь…
Из кабинета полковника Селиверстова Радиолов вышел вместе со старшим лейтенантом Лесничим. Разговаривать начали только на крыльце.
– Что тебя больше всего интересует? – спросил Лесничий.
– Все…
– Все ты сам на месте увидишь, тогда собственное впечатление и составишь. Мое личное впечатление – это мое личное. У тебя будет свое личное. Главное, нужно сразу научиться понимать местный жаргон. Так, в Афгане были «духи», в Чечне – «чехи», в Сирии бандитов зовут «бандерлогами» – это из Киплинга, племя обезьян, если помнишь. Иногда зовут «чертями». Наших, условно говоря, сирийцев, которые на нашей стороне воюют, поголовно зовут «садыками». С арабского слово переводится как «друг». Саму Сирию в нашей армии называют «Саратовом», но город на Волге здесь ни при чем. Авиабаза в Хмеймиме – «Химки», город Пальмира в жаргоне зовется «Пальмой», базу в порту Тартус кличут «Тортугой», Алеппо – «Лимпопо», и так далее и тому подобное. Это все сам быстро изучишь, по созвучию. Что тебе еще из общих впечатлений рассказать? Спрашивай, не стесняйся.
– Отношение сирийцев к русским. Именно к военным, которые там находятся…
– Если не слушать нашу глупую телевизионную пропаганду, то отношение разное. Одно дело, как относятся в тех городах и районах, что не были захвачены ни ИГИЛ, ни другими бандами. Там отношение ровное и даже благодарное. Недавно слышал, что в этих местах часто стали называть новорожденных девочек именем Россия. Кроме того, когда недавно упал в море наш истребитель, первыми к месту крушения подошли два рыбацких баркаса, и рыбаки пытались спасти летчиков, хотя нырять без акваланга на глубину в семнадцать метров – дело рискованное, не каждый сможет. Тем не менее они пытались с риском для собственной жизни. Простые рыбаки… Простые люди, жители прибрежных поселений, как и жители других районов, которые не были захвачены террористами, Асада поддерживают, следовательно, поддерживают и русских, что пришли Асаду на помощь. Несколько иное в освобожденных от террористов районах. Когда привозят гуманитарную помощь, сирийцы всех расцеловывать готовы. Но только помощь закончится, отношение очень настороженное. Тут следует учитывать, что часть мирного населения вообще не пожелала воевать ни на чьей стороне, часть ушла воевать за Асада, а часть все же входила в какую-то банду. Банды тоже следует разделять на непримиримых и на тех, с кем, я бы сказал, можно «помириться». Первые в основном оружие так и не сложили, только переехали в другие, еще не освобожденные районы. Часть переехала с семьями, часть семьи оставила на местах. Вот эти-то семьи проявляют ко всем русским самое настороженное отношение. Они боятся, что их будут преследовать за мужей и отцов. И такие случаи уже были, хотя и не со стороны власти, и не со стороны наших военных, а только со стороны другой части мирных жителей, которые, натерпевшись от бандитов, пошли на примирение полностью. Они семьи боевиков не жалуют, всегда стараются в чем-нибудь ущемить. К ним примыкают и те, кто вообще не воевал. Кстати, те из мужчин, что не воевали, в настоящее время, как я слышал, повсеместно рвутся идти служить в сирийскую армию. Но здесь дело даже не столько в желании поддержать президента, сколько в возможности устроиться на оплачиваемую работу, поскольку другую работу в Сирии сейчас найти трудно, а семьи у большинства многодетные, их содержать надо. Но это тоже мое субъективное мнение. А в целом я бы посоветовал полагаться только на себя и на своих людей. И частично, очень даже частично, на сирийскую армию, поскольку задание твое в ее интересах. По крайней мере, на офицеров сирийской армии, но не на солдат. Помни, что из сирийцев солдаты, по сути дела, никакие. Именно потому генерал Сухель лично отбирает бойцов себе в дивизию – он свой народ знает, чего-то могут стоить только отдельные личности. На спецназ еще можно в какой-то мере положиться. А армия в целом – чуть какое-то обострение, собирают манатки и – руки в ноги! – кто быстрее убежит… Стрелять абсолютно не умеют, хотя любят стрелять ради шума и иллюминации или чтобы боеприпасы побыстрее закончились. Закончатся – можно отступать. Есть у них пятый добровольческий корпус, в котором работает куча наших советников. Обучают добровольцев тактике, технике и остальному. Про этот корпус кое-что рассказывают. Дело происходило, когда мы в Сирии были. Взяли добровольцы деревню. И тут же ее сдали. Их спрашивают: «Почему сдали?» – «ДАИШ[5], – говорят, – пришли». ДАИШ – так по-арабски ИГИЛ называется. Послали разведку. В самом деле, в деревне около сорока «бандерлогов» и несколько пикапов с пулеметами. Пытаются солдат послать в атаку, деревню снова отбивать, а те не хотят идти. Тогда расстреляли в первом взводе каждого пятого. Остальные пошли и деревню почти без боя вернули, потому что «бандерлоги» сразу отступили. Тогда вот и слухи пошли о «заградотрядах». Дескать, в пятом корпусе, когда солдат посылают в атаку, за их спиной пулеметы ставят. Не верь. Это ерунда. Но вопрос здесь в другом. Ларчик просто открывается. Если сирийский солдат погибает в бою, на улице, где он жил, вывешивают его портрет и в течение года семье выплачивают сто миллионов сирийских лир. Это примерно двести тысяч долларов. А если солдата расстреляют – ни портрета на улице, ни денег семье. Потому пятый корпус так удачно и воюет. Поняли, что им выгоднее. О семьях заботиться хотят. Еще что… Обязательно будут к вам приставать, оружие, бронежилеты захотят купить. За бронежилет от «Ратника» «садыки» готовы заплатить две тысячи баксов плюс десяток овец и шесть жен. Но с себя снимать одежду – это дело последнего пьяницы. А бронежилет – это ведь тоже одежда. И еще, имей в виду, может пригодиться, если придется сыграть на этом, – америкосов там не любят откровенно. Практически все стороны, кроме курдов, хотя среди курдов тоже есть разные люди и разное понимание ситуации. А вот к европейцам почему-то относятся более лояльно, особенно жалуют французов. Но это скорее по привычке. Последние довоенные годы сильно Сирия дружила с Европой и не поняла еще, что та ее резко предала в угоду Штатам. В том числе и любимая Франция их бомбит… Еще вопросы…
– Русскоязычные «игиловцы»…
– Много их там. В основном выходцы из республик Средней Азии. Но это и понятно. Дома у них нищета, а в ИГИЛ платят… Иногда платят. Обещают много, но не всегда платят сразу. Сейчас вроде раскусили систему, стали платить. Ведь у всех русскоязычных менталитет один: если не платят, то и работать не буду, буду просто делать вид, что работаю. А когда командование ИГИЛ это поняло и начало платить, тогда и воевать стали. А воевать они умеют. Особенно любят почему-то из минометов стрелять. И хорошо стреляют. В машину при движении со второй мины обычно точно попадают. Хотя минометы часто самодельные, из простых труб сделаны. А мины из газовых баллонов. Им даже отдельное имя дали – «баллономет». При взрыве такая мина гораздо хуже стандартной. Там же еще остатки газа сохраняются, так что хоть небольшой, но есть эффект термобарического заряда. А это, сам понимаешь, что такое. От него ни в окопе, ни в блиндаже не спрячешься…
Так, разговаривая, они дошли до корпуса, где на втором этаже размещались комнаты «волкодавов», а на первом – учебные классы. Лесничий, посмотрев на часы, проговорил:
– Бойцы уже на отдыхе… Готовь свою группу, распределяй роли.
– Я мысленно уже распределил. На операцию отправлюсь сам с тремя бойцами, троих оставлю в группе поддержки, чтобы в случае чего могли встретить, огнем обеспечить нам нормальное возвращение.
– Трое прикрытия не обеспечат. Придется тебе сирийцев просить о поддержке. Мы всегда к ним обращались. Сбоев не было. Проси в поддержку сирийский спецназ. Только командира группы поддержки ставь своего и найди сирийского офицера, знающего русский язык, чтобы он команды командира группы переводил своим.
– Это еще один вопрос, который я хотел у тебя выяснить. Возможности общения с сирийцами на русском языке существуют?
– Обычно со старшими офицерами и генералами, которые когда-то в Советском Союзе военному делу обучались. Как правило, это от майора и выше, вплоть до генералов. Практически все русским владеют, кроме разве что самых молодых офицеров, которые учились или у себя дома, или в Европе, или где-нибудь в Саудовской Аравии, или в Египте и русскому предпочитают английский или французский. Ты сам, кстати, как, английским владеешь нормально?
– Практики мало было. Только с другими офицерами как-то занимались, пытались общаться. Мы-то друг друга даже иногда понимали, возможно, англичанам или американцам смогли бы что-то объяснить, но вот поймут ли нас настоящие иностранцы, те же сирийцы – это вопрос открытый.
– Неплохо было бы позаниматься, если время позволит. Вас когда обещают отправить?
– Ты же в кабинете был. Все разговоры слышал.
– Просто наш главный «волкодав» хорошо знает, что назначенные сроки – это, как правило, сбивающая с толку дезинформация. Готовым к отправке нужно быть всегда. Генерал Трофимов обещал завтра приехать с основным заданием, но это вовсе не говорит, что твою группу не поднимут по тревоге сегодня ночью. А генерал может прямо в самолет заявиться, чтобы задание передать и конечную задачу поставить прямо на борту самолета или вертолета. С нами такое уже случалось. Так что будь готов…
– Будем готовы, – спокойно ответил капитан Радиолов. – Мы вообще-то всегда готовы, подготовка ни на день не прерывается. Только бы задание успеть вовремя получить.
– Иногда мы даже с семьей прощались только по телефону. Да… Еще… Семейный вопрос… Простое человеческое любопытство. Что, кстати, у тебя с этим сирийским майором было? Какая-то скверная история? Мне же Селиверстов все обстоятельства не докладывает…
– Скверная история. Гиваргис был моим лучшим другом. Другом семьи. Мы с ним в одном взводе учились в Рязанском училище ВДВ.
– Девятая рота[6]?
– Она самая…
– И что?
– Гиваргис часто бывал у меня дома, даже в мое отсутствие. Я с ним всем делился, все рассказывал. Так познакомил его помимо жены еще и со своей подругой на стороне. Она потом моей женой стала. Гиваргис, видимо, все моей половине рассказал, и уже перед выпуском она объявила, что уходит от меня и уезжает жить в Сирию. И дочь с собой забрала. Дочери тогда еще года не исполнилось. Она меня почти не помнит. Да не «почти», а совсем, наверное, не помнит. Гиваргиса, скорее всего, отцом считает. Ладно, не буду вспоминать, больновато это. У меня сейчас другая семья есть. Прочная, как мне кажется…
Глава вторая
Капитан Радиолов вечером, когда за окнами уже стемнело, безуспешно пытался выиграть хотя бы одну партию в бильярд у заместителя командира первой боевой группы «волкодавов» гиганта лейтенанта Иващенко, который мог перегнуться через бильярдный стол и рукой достать противоположный край, чтобы вытащить из лузы бильярдный шар. Но стремление капитана редкостью в ЧВК «Волкодав» не было, обыграть Иващенко стремились многие и точно так же безуспешно. Смирившись с поражением, капитан ушел в свою комнату и по внутренней связи через микрофон и наушники шлема приказал всем шестерым бойцам группы пожаловать в гости к командиру.
Задачу он поставил по-армейски коротко и прямо:
– Наша боевая группа на днях отправляется в командировку за границу. Требую от всех офицеров быть готовыми к любому заданию в любое время дня и ночи.
– А что за задание, командир? – легкомысленно поинтересовался снайпер группы старший лейтенант Ласточкин. Он вообще был легким человеком во всем. И спросить мог все что угодно – самый глупый и ненужный вопрос задать не стеснялся. Но и лечь грудью по приказу на вражескую амбразуру старший лейтенант тоже мог. Характер у человека такой.
– Нам задачу поставят… – коротко ответил Радионов.
– А куда отправляемся? – поинтересовался обычно серьезный, но заводной по нраву лейтенант Карошко.
– И это объяснят при постановке задачи… Но вообще-то говорят, что «в Саратов»…
– На полигон, что ли? Новое оружие испытывать?
В это время зазвонил лежащий на тумбочке рядом с кроватью служебный смартфон капитана, такой же, как у всех бойцов, – марки «Блекберри», но с созданной программистами ГРУ собственной программой прошивки шифрования разговоров взамен аналогичной стандартной программы. Благодаря этой программе каждая трубка бойцов ЧВК имела возможность шифровать разговоры. Кроме того, эта же трубка находилась на постоянном контроле спутников ГРУ. При обычном двустороннем общении ничего не происходило. Но если подключался с прослушиванием третий абонент, спутник разговор блокировал и подавал соответствующий звуковой сигнал оповещения. Телефонный номер или электронный адрес прослушивающей стороны сразу регистрировался и в дальнейшем, после изучения, блокировался тем же спутником с помощью специального вируса – чтобы неповадно было в военные секреты соваться.
Радиолов, шагнув к тумбочке, посмотрел на определитель, удивленно пожал плечами и сказал скорее самому себе, чем офицерам группы:
– Полковник Селиверстов… В такое время… Что-то забыл сказать, не иначе… – и только после этого нажал кнопку ответа и поднес трубку к уху: – Капитан Радиолов. Слушаю вас, товарищ полковник.
– Алексей Терентьевич, мне сейчас генерал Трофимов звонил. Я понимаю, что время уже позднее. Тем не менее вопрос касается твоей группы – у кого есть необходимость, может до восьми ноль-ноль утра отправиться домой, попрощаться на время командировки с семьей. Тем более что точное время начала командировки неизвестно. Думаю, отправка состоится в ближайшее время. Есть у кого-то необходимость?
– Думаю, есть у всех.
– Я тоже так подумал. Генерал уже заказал самолет ВТА[7] – не особенно комфортно, но терпимо, только требуется время на согласование пролета через территорию Ирана и Ирака. Как только согласуют, будет вылет. Твоя группа летит как сопровождение груза, следовательно, без права покидать самолет во время посадки. Это не требует оформления визы. Оформляется только пролет самолета, и обычно это совершается в течение дня. В Иране, на границе с Ираком, вас прямо в воздухе встретят наши истребители и сопроводят до места. Это в целях безопасности пролета. А пока – решайте собственные домашние дела. Я только что о твоей группе побеспокоился, позвонил в гараж. Авторота выделит вам все что может, а может она выделить только три машины, три «уазика». У тебя, насколько я помню, своя «телега» в гараже стоит, можешь ею воспользоваться. Остальных парами наши машины развезут, а утром заберут. У нас все машины оборудованы навигаторами, и адреса будут отмечены точками на карте, водитель не заблудится. Да и дорога из города по утрам относительно свободна, успеют доехать.
– Понял, товарищ полковник. Можно всем составом в гараж отправляться?
– Минут через пять. Я только что туда звонил. Пока они людей на машины посадят, пока то да се… Через пять минут выходите. У меня все. Конец связи…
– Конец связи, товарищ полковник…
Капитан убрал трубку в карман, а не вернул ее снова на тумбочку, из чего можно было сделать вывод, что он уже начал собираться, и обратился к офицерам своей группы:
– Ну что, товарищи офицеры, готовы к боевой командировке? Скорее всего, завтра вылетаем. Наверное, уже могу сказать, поскольку мне этого не запрещали, что летим в Сирию, которую в армейском жаргоне называют «Саратовом». А сейчас собираемся и всем составом идем в гараж. Я на своей машине поеду, а на остальных выделят по «уазику» на каждую пару. К восьми утра необходимо вернуться. Все понятно?
– Понятно, командир. Не дети же… – за всех ответил старший лейтенант Ласточкин. Он вообще часто позволял себе говорить за всю группу.
– Одевайтесь, через три минуты сбор у меня в комнате. В гараж двинем…
– Надо же, Радиолов семью надумал навестить… И почти ночью, когда дети спят. – Жена тоже собиралась уже, видимо, ложиться спать, поэтому выглядела не слишком довольной. Она продолжала носить свою фамилию, и его часто звала не по имени, а по фамилии. В обычной обстановке капитан навещал семью только на два выходных дня, оттого Людмила и удивилась.
– Попрощаться отпустили. До утра. А потом – в командировку на неопределенное время.
– Учения, что ли?
– Хуже. Загранкомандировка. Боевая.
– Случаем, не на Украину? А то бы матери посылочку передать. Я быстро соберу, что смогу. У нас найдется…
Мать у Людмилы жила в Донецке, где временами то бомбили, то постреливали. И она постоянно за нее переживала. Но в телефонных разговорах мать не жаловалась, говорила, что все у нее нормально.
– Нет. Намного дальше.
– А где у нас еще воюют? Не в Сирию же…
– Так точно. Туда…
– Сам напросился? – мрачным голосом, в котором вдруг проявились неприятные басовитые нотки, спросила Людмила. – По своей красавице соскучился!
Людмила всегда отличалась повышенной ревностью, так что этот вопрос Радиолова не удивил. Он только устало вздохнул:
– Ты считаешь, что командование должно прислушиваться к личному мнению какого-то капитана?
– Значит, личное мнение все же существует…
– Личное мнение по человеческой психологии, как и по психологии всего живого, не может не существовать. Потому что каждое живое существо умеет думать. Даже, наверное, комар, который на нос человеку садится, думает, что человек не будет сильно бить себя по носу лопатой, чтобы его убить, собственный нос пожалеет. А ты вот свои нервы пожалеть не хочешь. Сама психуешь и меня нервируешь, чтобы я в боевых действиях был в заведенном состоянии. Надеешься, что я под пули в таком состоянии полезу? Напрасно надеешься… У меня нервная система крепкая. Хочешь от меня избавиться таким образом?
Радиолов по опыту знал, что в такой ситуации самая лучшая защита – это встречное нападение, потому и говорил напористо, с вызовом. Людмила, как он и предполагал, сразу пошла на попятную, хотя в ее голосе все еще чувствовались нотки агрессивности.
– Что ты такое говоришь-то… Избавиться! И куда я потом без тебя с двумя-то детьми! Я их даже прокормить не смогу!
Да, на зарплату операционной медсестры городской больницы прокормить двоих детей сложно, понимал капитан Радиолов. Конечно, если с ним самим что-то случится, то какое-то пособие Людмила получит. Но это все единовременные выплаты, которые будут не в состоянии обеспечить детям ни устройство в жизни, ни получение качественного образования. Естественно, отправлять детей на учебу во Францию, как это сделал майор аль-Хабиби, капитан Радиолов и не мечтал. Не зарабатывает он столько. Да и не в одних деньгах дело. Просто служба его не сможет приветствовать подобные действия. Автоматически будет считаться, что офицер военной разведки, пусть и проходящий в настоящее время службу в частной военной компании, станет уязвимым для действий противника, если его дети учатся за границей. Через них вполне можно оказывать давление…
– Это вообще-то опасная командировка? – уже миролюбиво спросила Людмила.
– Не думаю. Хотя там обстановка сложная. И случиться может всякое. Ты, главное, не думай о плохом, и плохое стороной тебя обойдет. Так всегда в жизни бывает. По крайней мере, в моей жизни всегда именно так случается.
– Это я знаю. Но ты все равно – побереги себя там. Хотя бы ради детей – побереги…
Ему очень хотелось рассказать жене о задании, потому что с его слов она много раз слышала про Гиваргиса. Но, во-первых, боевое задание остается боевым заданием, и о нем никому нельзя говорить, потому что неизвестно, какие пути могут быть у простых, случайно оброненных слов и куда эти слова могут дойти, до чьих ушей. Такие беседы были запрещены как в спецназе ГРУ, так и, естественно, в ЧВК. Во-вторых, Людмила не настолько глупа, чтобы не понимать всю сложность и опасность такого задания. Она будет нервничать, переживать. А капитан не желал жене этого.
– Но ты, правда, со своей там встречи искать не будешь? – Все же подозрение сидело в душе Людмилы глубоко. А когда он уедет, понимал Радиолов, она вообще изводить себя начнет. Так всегда бывало.
– Я и не смогу, – соврал он. – Она сейчас у дочери во Франции. Дочь там в университете учится. Это мне полковник наш сказал. Он о нашей жизни знает больше, чем мы сами. Ему по службе положено и по профессии.
– А Гиваргис твой? Если встретитесь, эксцессов не будет?
– Про него я вообще ничего не знаю, – врал дальше капитан. – Но ты же знаешь меня. Я сам по себе человек не конфликтный. Да и забыл уже все, и Гиваргиса, и его жену. Моя жена дома остается, меня ждет…
Он обнял жену за талию, которой она всегда гордилась, прижался лицом к ее груди, и так они оба надолго замерли…
Утром капитан Радиолов выехал на базу на пятнадцать минут раньше, чем выезжал обычно после двух выходных дней. Словно чувствовал, что в пути предстоит какая-то задержка. Своему предчувствию капитан привык доверять. Так все и случилось, как интуиция предупреждала. Там, где шоссе Энтузиастов ныряло под МКАД, упала на бок перегруженная выше уровня фура и почти перегородила дорогу. Автомобили проезжали сбоку по одному под присмотром инспектора ГИБДД, и пробка растянулась на добрый километр. На то, чтобы проехать, ушло двадцать минут, и, чтобы успеть добраться до базы ЧВК ровно к восьми, Радиолову пришлось ехать с превышением скорости. Его компактный «Мицубиши Лансер», хотя и был автомобилем в годах и накатал уже почти двести тысяч километров, со скоростью вполне справлялся. К счастью, по пути не попалось ни одной машины патрульно-постовой службы, хотя раньше их здесь можно было встретить неоправданно часто, видимо, на этом пути «гиббонам» обычно было чем поживиться.
Свернув на боковую дорогу уже за последними частными домами, стоящими вдоль шоссе, Радиолов ехал уже с осторожностью, памятуя о небольшом клиренсе[8] своего автомобиля и о том, что однажды здесь же въехал нерасчетливо в колею, после чего пришлось искать трактор, чтобы вытащить автомобиль. Сейчас времени на такие мероприятия отпущено не было. Просто пришлось ехать аккуратнее, по крайней мере, есть гарантия добраться до места не на буксире.
Дежурный по КПП старший сержант стоял на крыльце своей будки и, увидев машину капитана, которую знал, что-то сказал в открытую за своей спиной дверь, видимо, послал солдата открывать ворота. При приближении машины он козырнул, здороваясь. Радиолов в ответ опустил стекло и, приветственно подняв руку, спросил:
– Моя группа уже вернулась?
– Пока только одна машина из трех. Еще две ждем… – ответил старший сержант.
Ворота тем временем раскрылись только на одну широкую створку, но для транспорта этого хватало. Капитан заехал и сразу за воротами увидел старенькую «двадцать первую» «Волгу» – личную машину генерала Трофимова. Значит, генерал уже здесь. Но полноприводного микроавтобуса «Фольксваген Панамерикана», что каждое утро возил на работу полковника Селиверстова и трех его собак, на стоянке не было – или он уже стоял в гараже, или еще не приехал. Радиолов сразу двинулся в сторону гаража, где обычно ставил в отдельном, специально для него выделенном боксе, свой «Мицубиши», и там спросил про полковника.
– Нет, еще не приехал… – вальяжно ответил пузатый прапорщик-механик в засаленной спецовке. – Генерал, что на «Волге» ездит, уже в его кабинете сидит…
Видимо, механик достаточно давно служил в ЧВК и в отличие от Родиолова мог не раз видеть генерала в мундире, поэтому капитан нисколько не удивился словам прапорщика. Тем не менее, не рассчитывая, что Трофимов будет давать ему ЦУ в отсутствие полковника, отправился сначала в свой корпус и сразу поднялся на второй этаж, где располагались только жилые комнаты, в обиходе называемые «кубриками». Не успел он войти в свой «кубрик», как в дверь тут же постучали. И в комнате появились снайпер группы старший лейтенант Ласточкин и сапер группы старший лейтенант Опарин. Они, как знал Радиолов, жили в одном дворе, окнами квартир друг против друга и, видимо, ехали в одной машине.
Пожав поочередно руки пришедшим, Радиолов отошел к окну и увидел, как от административного корпуса в сторону стоянки отъезжает микроавтобус «Фольксваген Панамерикана». Значит, полковник Селиверстов уже приехал. И тут же во двор один за другим въехали два «уазика». Прибыли и остальные бойцы группы. За несколько минут до истечения контрольного времени. Капитан бросил взгляд на часы, чтобы зафиксировать время прибытия группы, и тут раздался звонок его телефона. Позвонил полковник, чтобы вызвать к себе Радиолова.
– Иду, товарищ полковник, – ответил в трубку капитан.
– Мы ждем… – коротко сказал Селиверстов и отключился.
– Нам идти с тобой, командир? – поинтересовался старший лейтенант Ласточкин.
– Пока Селиверстов группу не приглашал. Остальные подойдут, ждите все вместе здесь, если что, я позвоню, позову вас.
В кабинете полковника были те же лица и на тех же местах, что и минувшим днем, и даже три собаки так же лежали на полу рядом с полковничьим креслом. Исключение составлял только старший лейтенант Лесничий, которого на сей раз не пригласили. Иначе это было бы дежавю.
– Товарищ генерал, разрешите обратиться к товарищу полковнику, – по-уставному произнес капитан.
Трофимов только рукой отмахнулся и поморщился, показывая, что он не любитель уставных церемоний.
Радиолов принял это за согласие и доложил командиру ЧВК «Волкодав»:
– Товарищ полковник, командир второй боевой группы по вашему приказанию прибыл.
– И хорошо, что прибыл. Группа готова?
– Группа была готова еще вчера.
– А сегодня? – слегка съехидничал полковник Самохвалов.
– Сегодня, товарищ полковник, бойцы подрагивают от нетерпения, как стволы автоматов перед боем. Бывает и у людей подобное состояние психики, особенно когда не знают, что их впереди ждет.
– И добро. Присаживайся. Виктор Иванович введет тебя в курс дела, – распорядился хозяин кабинета.
Стул стоял на прежнем месте, прямо напротив рабочего стола Селиверстова, и Радиолов присел на него точно так же, как минувшим днем, на краешек, словно опасался, что стул под ним развалится.
– Значит, так… – Генерал свернул в трубочку несколько листов бумаги, которые держал в правой руке, и похлопал себя этой трубочкой по ладони левой руки. – По прибытии в Сирию всей группой поступаете в распоряжение бригадного генерала Сухеля аль-Хасана[9].
