Сергей Самаров
Предатель жребий не бросает
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Ментам очень понравилось поведение подполковника Разина. Он не захотел даже того, чтобы дождаться официального оформления документов по результатам боя. И даже по телефону передать рапорт своему командованию не пожелал. И не пожелал считать, сколько человек уничтожено его командой, сколько ментами.
Из всех только майор Яковлев, закончив предварительный допрос пленных, которых оказалось трое, из них двое раненых, неуверенно плечами пожал и всплеснул руками:
– Но… Как же так, товарищ подполковник…
– А вот так… Времени у меня нет… А это не менее двух часов займет… Можете все себе приписать, я от имени своей группы даю на то полное согласие… Напишите, что два ваших парня на блокпосту уничтожили больше десятка боевиков… Потом они же шестерых на улице по пути сюда… А здесь вы с остальными справились… Мне сейчас эта возня с оформлением совсем ни к чему… Вы победили, и молодцы. Поздравляю с будущими наградами…
Разин первым полез в свою башню. И сверху уже не высунулся, чтобы не разговаривать и время не терять. Он очень спешил, даже больше спешил, чем раньше, и тем только радовал старшего прапорщика Радимова.
– А как мне боезапас списывать? – растерянно спросил наводчик-оператор Скобочкин, забираясь в башню вслед за подполковником.
– Я твоему командиру роты скажу, он спишет… Как-нибудь…
У сержанта-контрактника лицо вытянулось. Он, похоже, надеялся за такой удачный бой хоть какую-нибудь медальку получить. По сути дела, весь бой он один и выиграл, потому что из спецназовцев только снайперы и стреляли. Сержанту-контрактнику откровенно не хватало медали на груди. Но Разин был неумолим.
– Быстрее, быстрее… Садитесь…
– Товарищ подполковник… Может, хотя бы пленного в прокуратуру доставите… – заглянул в задний люк майор Яковлев. – Или в ФСБ… Или хотя бы передайте кому-то, кто доставит…
– Сами отправить не можете? – Разину пришлось наклониться, чтобы разговаривать с ментом. – У нас в машине на одного человека больше, чем положено. Куда мы его всунем… Нет… Не возьму…
– Товарищ подполковник… – Майор просил занудливо и настойчиво, и заламывал себе кисти рук. – Вы же видели, какие тут у нас силы… Это ради него две группы с гор спустились… И кто знает, сколько еще спуститься может… Мы его не удержим… Отобьют и нас перебьют…
– А что за птица?
– Не хочет разговаривать… Документов при нем нет… Имя сообщать отказывается… Тот, которому ваши парни нос приплющили… Только другие пленники говорят, что он важная птица… Ради него две группы в поселок вошли… Но и они толком не знают, кто он… Откуда-то из-за границы приехал…
– Да пусть бревном на полу валяется… – предложил майор Паутов. – На него и сесть можно… Все не на полу…
– Грузите свое «бревно»… – согласился Разин.
Пленник при погрузке не разговаривал. Только усмехался…
Но когда БМП затряслась по дороге, сказал громко:
– Думал всю оставшуюся жизнь на «Роллс-Ройсе» ездить…
– Наш «Роллс-Ройс» тоже машина хорошая… – сказал Парамоша, оперся прикладом на лоб пленника, а на ствол руки положил. Пленнику сначала показалось, что у снайпера руки телу не соответствуют – слишком тяжелые, потом показалось, что дорога слишком тряская. Приклад, хоть и не такой тяжелый, как у «калаша», постоянно подпрыгивал. Пленника радовало только то, что теперь приклад не прикладывается к его носу…
* * *
Дальше, за поселком Железнодорожный, дорога была уже не горная, не извивалась, не искала себе побольше крутых до безумия поворотов, иногда в обратную сторону отводящих, чтобы после следующего поворота вернуться на нормальное направление. По прямому пути ехать, конечно, было быстрее и легче, хотя здесь из-за более интенсивного движения дорога и была более разбита. Впрочем, дорожные ухабины волновали больше всего пленника, которому приходилось принимать все неровности целиком на все тело, в то время как остальным только на самую мягкую его часть.
А старший прапорщик Радимов очень старался подполковнику Разину угодить, забыв почему-то, что у него появился новый пассажир, уважающий «Роллс-Ройсы». В итоге весь путь занял не четыре часа, как предполагал недавно Разин, разглядывая карту, а только три с небольшим. И на базу группа прибыла еще засветло. Перед БМП сразу подняли шлагбаум, даже не поинтересовавшись, кто внутри машины. И машина местная, да и подполковника Разина, высунувшегося из башни, слишком уважали, чтобы «доставать» с проверкой…
У спецназовцев было свое небольшое помещение сбоку от старого двухэтажного здания казармы мотострелкового батальона. Помещение это не отдавалось никому уже полтора года, и даже в то время, когда группа Разина отправлялась на несколько месяцев на отдых. И вовсе не потому, что у мотострелков было много лишних помещений. Просто спецназовцы пользовались повышенным уважением у простых армейцев, несколько раз занятых в совместных операциях и убедившихся, что опережающая слава никогда не бежит слишком далеко впереди тех, кто ее достоин.
– Займись этим уродом… – сказал подполковник майору Паутову. – Я позвоню в ФСБ в Грозный, пусть заберут…
От городка до Грозного сорок километров. Пока еще соберутся, пока еще приедут… Собственной гауптвахты в военном городке не было, и Паутов отправился сразу в столовую, где договорился с дежурным прапорщиком, чтобы пленника определили в подвал продуктового склада.
– Нет проблем… Правда, там сыровато… – посетовал прапорщик.
– Ему в самый раз… – Майор Паутов сам сырости не боялся и считал, что подвал для пленника ничуть не хуже солдатской бани. Там тоже сыро, но все же туда с удовольствием идут… И этот сходит… В подвал…
* * *
Подполковник Разин приказал до своего возвращения оставить БМП рядом с дверьми помещения группы – на случай, если ему придется еще ехать дальше, хотя и не был уверен, что ехать ему придется, и ушел на узел связи штаба батальона, чтобы доложить в РОШ [5] об обстановке и о собственном местонахождении и связаться с республиканским управлением ФСБ – договориться о передаче пленника.
– Куда он еще собирается? – спросил старший прапорщик Радимов, постукивая БМП ногой по гусеницам так, как классические водители постукивают по колесам автомобиля. – После такого-то броска… Даже у меня все внутренности растряслись…
Рядом стояли капитан Ростовцев и лейтенант Сосненко. В стороне старший лейтенант Парамонов чесал спину пленному чечену – естественно, стволом своего «винтореза». Это чтобы после долгой дороги в лежачем положении пролежней не было… Когда стволом заряженной винтовки чешут, кровь по мышцам сама по себе начинает бегать, будто спину кипятком облили. Пленный же в это время чесал ни с того ни с сего посиневший лоб. Но Парамошу никто не мог упрекнуть в том, что он пленника бил в лоб. Если приклад в дороге и подпрыгивал, то виновата в этом только дорога и теснота БМП. Что же касается носа, посиневшего раньше, то здесь не Парамоша виноват, а только приклад, который к носу чуть-чуть приложился. Старший лейтенант же очень старался приклад сдержать, и это все видели…
Лейтенант Сосненко на вопрос старшего прапорщика только плечами в недоумении пожал, а капитан Ростовцев головой покачал:
– Что-то с Александром Андреевичем, мужики, не в порядке, мне кажется… Нервничает… – и посмотрел в спину удаляющемуся командиру.
– Он вчера со спутниковой трубки домой звонил… – сообщил со стороны слушающий разговор капитан Юрлов. – Сразу после разговора… Я заметил… Занервничал… Что-то у него случилось…
– А что ж не спросите? – В простоте душевной старший прапорщик Радимов и сам казался человеком добрым и душевным. – Может, помощь какая нужна…
Капитан Ростовцев положил руку на погон старшему прапорщику.
– У нас, старик, так… Если человеку помощь нужна, он товарищей попросить не постесняется… Если не нужна, если своими силами обойдется, то свои заботы на плечи других перекладывать не стоит… Самому легче не станет, а других зачем нагружать…
Старший прапорщик Радимов на «старика» не обиделся. Он возрастом был лет на семь-восемь помоложе капитана, и такое обращение ему льстило.
Майор Паутов подошел. Хлопнул пленника по плечу, а не по носу, но от этого несчастному легче не стало, потому что рука у майора соответствовала его широченным плечам.
– Пойдем… Место тебе приготовили…
* * *
Уже на пороге штаба батальона Разина встретил начальник узла связи. Старший лейтенант улыбнулся и достаточно вольно «козырнул», как все почему-то здесь козыряли спецназовцам, считая их почти вольными, словно и не совсем армейскими птицами. Может быть, потому, что спецназовцы не всегда формы одежды и штатного вооружения придерживались. И вообще поверх военной формы могли натянуть гражданскую рабочую телогрейку, если хотели слегка согреться, а из обуви, в рейд отправляясь летом, всегда предпочитали простые кроссовки.
– Товарищ подполковник, вас на связь требуют из поселка Железнодорожный… Менты…
Разин вздох недовольства подавить даже не попытался.
– Что еще им надо?
– Я, товарищ подполковник, не знаю, что им надо было даже до «еще»… Сами поговорите… По открытой связи… Там майор какой-то на линии… Ждет…
Разин прошел вслед за старшим лейтенантом, шагнул за порог комнаты коммутатора и сразу взял трубку из рук ефрейтора-телефониста.
– Слушаю, подполковник Разин…
– Товарищ подполковник, извините, что надоедаю… Майор Яковлев… – Подполковник представил, как долговязый майор Яковлев жестикулирует даже тогда, когда трубку держит. – Через РОШ вас разыскивать пришлось… Вы еще, извините, как – от нашего общего пленника не избавились?
Разин поморщился. Он не хотел сейчас этих забот, но уйти от них оказалось сложно. Дал послабление – взял с собой пленника, хотя сразу понимал, что одним этим дело может не закончиться. Так всегда бывает…
– Пока не расстреляли, у нас он… Ему сейчас конуру и цепь ищут… А что случилось?
– Мы повторно дом обыскали, откуда они отстреливались… – Голос майора снизился до таинственного. – В подвале потайная комната открылась. Простучали стену, дверь нашли… И… представляете! Около шестидесяти килограммов высококачественного афганского героина… Все в упаковках… Мы в ФСБ уже доложили… Там ждут пленника… Требуют доставить его немедленно… Они знают, кто он такой… Мы тоже узнали… Это местный наркобарон, но постоянно он за границей проживает, сюда только наведывается, чтобы порядок навести… Человек с большими связями… За грузом из ФСБ завтра конвой вышлют… А мы всю ночь охранять будем… В усиленном режиме… За таким-то грузом обязательно пожалуют… Хотя бы для проверки нас на вшивость… Засаду выставим… Жалко, в городе минирование запрещено…
Майор говорил, а Разин еще в середине ментовского монолога почувствовал, как у него напряглась спина. Потом сердце несколько раз кольнуло, будто кто-то стрелял в грудь одиночными выстрелами. И не пулями, а стрелами, тонкими и острыми… С интервалом стрелял, давая боль почувствовать…
– Я понял… Только я здесь при чем?
Он умышленно отодвигал от себя сообщение и все действия, с ним связанные, хотя знал, что стену так вот, почти руками, отодвинуть не в состоянии, но все же старался изо всех сил сделать это. Такое уже бывало… Иногда казалось, что усилия не остаются напрасными, и он тогда старался сильнее, но потом убеждался, что сил его все же не хватает.
– Я просто предупредил, что пленника уже ждут… – Долговязый майор Яковлев, кажется, даже обиделся на холодноватый, мягко говоря, тон подполковника. – С ним следует быть осторожнее… Нас так предупредили… Это, наверное, важный человек…
– Спасибо. Мы отправим его при первой же возможности… – сухо пообещал Разин и не удержался, чтобы не подколоть майора. – Завтра, когда отоспимся… Или послезавтра… Это зависит от того, как нам удастся выспаться… А ты двор минируй, не стесняйся… Скажешь потом, что это мины боевиков… Против вас были выставлены…
И сразу отключился от разговора. Хорошо, что на военном аппарате клавиша располагается прямо на трубке. Иначе пришлось бы выслушивать еще и болтовню мента. А на это сил у Разина уже не осталось. Он вообще почувствовал себя неважно… Было отчего почувствовать себя неважно, потому что сообщение майора Яковлева эхом отдалось в другом…
Выйдя из телефонной комнаты, подполковник сунул руку под разгрузку, оттуда, пальцами оттянув застежку-«липучку», и под бронежилет. Там, в кармане камуфлированной куртки у него хранилась тоненькая стеклянная трубочка с маленькими таблетками нитроглицерина. Он давно уже не прибегал к лекарству. Уже больше года, кажется, но таблетки на всякий случай носил при себе. И положил одну на язык.
Таблетка моментально растаяла, сразу заложило уши, словно при прыжке с парашютом, и даже свист в ушах раздался – ассоциация сработала. Если уши закладывает, то свист ветра следует слышать даже через десантный шлем… И в любой обстановке… Даже когда нет прыжка, даже когда не слышно ветра. Странности человеческой психики…
Сердце начало ныть еще вчера, после телефонного звонка. Сначала был звонок из дома. Лена, жена, знает, как звонить. Наберет номер, только один звонок, и она кладет трубку. Это чтобы не отвлекать его от дел. Бывает, что ответить нет возможности. Разин так научил ее. Потом он посмотрит список неотвеченных звонков и сам позвонит жене. В этот раз все так и было. Он позвонил. Она и сообщила новость…
Но вчера Разин к нитроглицерину не прибегал, хотя чувствовал в области сердца какую-то электрическую неуверенность – будто бы слабым током мышцы подергивало. Но не было возможности спрятаться от посторонних глаз. В группе все офицеры знали, что у командира с сердцем не совсем в порядке, и не хотелось лишний раз напоминать им об этом, потому что на командира, ведущего их в бой, они должны надеяться стопроцентно, как он сам на себя надеялся. А любые сомнения могут вызвать неуверенность, которая чревата последствиями. Даже ему можно сомневаться в себе, а подчиненным – нет… Хотя однажды на плохом самочувствии командира была основана даже целая операция [6]. Тогда, спекулируя на болезни, Разину удалось заманить в ловушку полевого командира боевиков Батухана Меченого. После той операции, когда дело было успешно завершено, врачи заставили все же подполковника лечь в госпиталь, утверждая, что у него предынфарктное состояние. Вернее, даже не врачи, а командование, причем в приказном порядке. Врачам Разин традиционно не доверял и просто игнорировал бы их мнение. И он до сих пор не уверен, что они действительно помогли ему. Но был уверен, что после госпиталя, когда он отпуск проводил в деревне, ему помогло лечение простого деревенского пасечника. Тот дозировал мед и козье молоко ложками, и на этой основе какие-то лекарства делал. Травы туда добавлял. Какие травы, определить было трудно, но запах валерианы все же ощущался. Кошка подполковника на этот запах реагировала и лезла облизать губы после приема очередной дозы снадобья. Каждую дозу принимать было необходимо в разное время суток…
После этого сердце только изредка о себе напоминало. И не в боевой обстановке. В боевой обстановке подполковник Разин, к риску и напряженному ритму самого сложного по профилю рейда привычный не меньше, чем к прогулке по городскому тротуару, никогда не нервничал. Только вот в гражданской жизни, в семейной жизни… И чаще всего нервничать ему приходилось как отцу…
Тогда, во время операции по захвату полевого командира боевиков Батухана Меченого и ликвидации его банды, дочь Александра Андреевича Татьяна лежала в больнице. Он устроил ее перед своим отъездом в командировку. Лечилась от наркомании. Почти вылечилась… Однако «почти» – это как раз и значит, что не вылечилась, потому что почти здоровый человек – это человек все-таки всегда больной…
Срывы были у нее и потом… Временные… Непродолжительные, которые удавалось вовремя остановить… То есть, как это называют врачи, купировать… А сейчас уже не срыв… Сейчас уже все гораздо хуже… Конечно, всем родителям свойственно не верить в вину собственных детей, и Разину тоже хотелось найти оправдание дочери, хотя он не признавал в такой ситуации сакраментального «Я не верю… Она не могла…» Наверное, смогла, как ни прискорбно это признавать…
Конечно, когда дело станет известным, это не может не ударить по репутации самого подполковника. Может быть, даже придется в отставку уйти. Самому… Никто, конечно, принуждать его не будет… Но он уйдет… Чтобы мундир не позорить… Стыдно ему будет, и он уйдет… Но это сейчас волновало мало… Об этом можно будет потом поволноваться, и потом же решить, как себя вести… Сейчас другое било, и било больно… Било настоящее и близкое…
Последние полгода дочь жила гражданским браком, как это сейчас называется, с азербайджанцем Рауфом, мелким бизнесменом. Рауф казался Александру Андреевичу в общем-то добрым парнем, с покладистым характером, а национальность для подполковника значения не имела, поскольку за годы службы он видел рядом с собой офицеров разных национальностей, и они не раз ему спину прикрывали, как и он им. Еще во времена Советского Союза… Сейчас что-то изменилось… Сейчас чья-то умелая рука невидимо и ловко, на уровне циркового фокусника, дирижирует сознанием людей, и даже дочь жаловалась, что подруги от нее отвернулись, когда она стала с Рауфом жить… Люди другими стали… Люди стали ненавидеть других за иную национальность, за иной цвет кожи, за иное вероисповедание… Появилось то, что вообще никогда не было свойственно русским людям. Появилось, и прививается мастерски…
И вот такое сообщение… Лучше бы, конечно, Татьяна никогда этого Рауфа не встречала…
Дочь арестовали вместе с мужем как распространителей наркотиков…
* * *
Связавшись с начальником оперативного отдела, доложив по телефону ЗАС о прибытии группы на базу, подполковник Разин запросил РОШ о дальнейших планах, поскольку время командировки группы заканчивалось через день, но уже не раз случалось, что командировка затягивалась, когда подваливали срочные мероприятия, в которых без спецназа ГРУ обойтись никак, в соответствии с замыслами командования, не удавалось. Правда, в последнее время в Чечне обстановка более-менее нормализовалась, если можно назвать нормализацией отказ от открытого противостояния. Тем не менее Разин хотел бы знать, к чему группе готовиться. Ответ удовлетворил его – ничего экстраординарного не предвидится, и спецназовцы могут собираться на отдых. Так и сказали, что на отдых… Только на отдых… Потому что после отдыха придется вернуться сюда же, в надоевшую уже Чечню. Но надоела она или не надоела, а опыт конкретной обстановки и знание реальной действительности офицеров группы отбрасывать нельзя, и потому придется здесь еще долго работать…
На крыльце штаба подполковник остановился в раздумье. В принципе, он мог бы позволить себе сейчас позвонить в диверсионное управление ГРУ и договориться о том, что по семейным обстоятельствам на день сдаст дела своему заместителю майору Паутову, на которого положиться можно всегда, а сам сразу же домой отправится. Имея в виду именно такой вариант, Разин и не отпустил сразу БМП в батальонный гараж. Мало ли, будет оказия, и тогда придется срочно добираться до Ханкалы, чтобы вылететь с попутным рейсом. Попутных рейсов всегда много… Но в душе жило какое-то непонятное беспокойство, которое не позволило ему сейчас же прибегнуть к этому варианту. Конечно, домой следовало уехать как можно быстрее. Что там сейчас происходит, в каком состоянии жена, чем можно дочери помочь – все это грызет и торопит с отъездом. Но грызло и что-то другое. И, только подойдя к торцу здания казармы, подполковник Разин, заметив квадратные плечи майора Паутова рядом с БМП, понял, что держит его здесь. Вернее, не понял еще полностью, что зреет где-то в недрах его подсознания, но догадался, с чем связана его теперешняя непонятная нерешительность…
Для него сейчас, в состоянии нервного напряжения, одно только слово «наркотики» было равнозначно команде «огонь». Именно так он и почувствовал себя, когда выслушал сообщение долговязого майора Яковлева. Захотелось или за оружие немедленно взяться и срочно начать исполнять что-то редкое, решать кардинальное, и решать очень жестко, или вообще отодвинуться, отстраниться от всего происходящего рядом из опасения, что может и бед натворить потому, что в голове смешиваются понятия личного и общественного… Там, дома, – наркотики и дочь в тюремной камере… Здесь – наркотики и самоуверенный чеченец в плену у спецназовцев. Но даже при том, что сам подполковник Разин был очень далек от всех дел, связанных с наркотиками, он понимал, что шестьдесят килограммов героина стоят, пожалуй, добрый десяток миллионов долларов. По крайней мере, около того… С такими суммами работают только очень богатые люди, которые наживаются на чужой беде.
Которые на чужой смерти наживаются…
Которым пощады он бы лично не давал, и даже до суда бы их не доводил…
Если отвлеченно посмотреть на это дело, то можно поставить на одну ступеньку дочь подполковника Разина Татьяну, чуть-чуть взбалмошную, не всегда уравновешенную, когда-то своевольную чаще в меру, чем сверх меры, но потом просто потерявшуюся в жизни молодую женщину, и этого чеченца. Они одним делом, выходит, занимались… Они наркотиками торговали… Только уж в этом-то вопросе Александр Андреевич мог свою точку зрения отстаивать до конца, Татьяна никогда не была жадным человеком, и не чувство наживы толкало ее на такое занятие… Те, кто занимается этим ради наживы, сами никогда наркотики не употребляют. Разин слышал, что главные распространители наркотиков в России – цыганские семьи. Но наркоманы среди цыган – большая редкость. Они только продают, чтобы самим хорошо жить. Смерть продают… И даже не считают, может быть, что убивают своих покупателей… Зная положение вещей, он никогда ни копейки не дал бы попрошайке цыганке, зная, что потом эта копейка обернется в наркотики…
Сам вот этот чечен, которого майор Паутов куда-то уже, похоже, определил на временное проживание, сам он наверняка наркотой тоже не балуется… Он других к этому приучает… Косвенно, через десятки посредников, но приучает… Приучает таких, как Татьяна… Один негодяй убедил попробовать… Ради моды… Из-за дури… Потом во второй раз и в третий, а в четвертый ей и самой захотелось… Она так и не назвала отцу человека, приучившего ее к наркотикам… Он сам поиски не предпринимал, не желая огласки и шума… Хотел, но жена уговорила ничего не делать… Лена репутацией семьи дорожила… Вот и результат, вот и додорожила… И кончилось все тем, что и сама Татьяна стала других «уговаривать попробовать»… Это в понятии подполковника Разина уже было преступлением, а за преступление следовало отвечать…
И при этом он понимал, он уверен был, что Татьяна занималась распространением наркотиков только для того, чтобы самой иметь возможность всегда получить «дозу». Наверное, и Рауф такой же… Хотя с Рауфом еще следует разобраться… Но бороться только с мелкими распространителями наркотиков – это значит вообще не бороться с наркоманией… По большому счету, во всем, что с Татьяной произошло, виноваты крупные поставщики… Такие, как этот чечен… С ними бороться следует… Беспощадно… Отвернувшись от закона… Уничтожать… И каждый человек должен иметь право на уничтожение подобных тварей…
Не домой, наверное, сейчас надо спешить… Не домой… Подполковник Разин понял это. И не Татьяну сейчас следует спасать… Спасать сейчас следует многих других, будущих, кто уже готов занять место Татьяны…
