Сергей Самаров
Парни в бронежилетах
2
На первый привал останавливаются недалеко от границы с Дагестаном.
Смешно... Россия считает Чечню своей территорией и назойливо это твердит, но держит пограничников между Дагестаном и Чечней. Значит, сами не верят в то, что говорят... Скоро Россия еще меньше будет верить самой себе. Термидор для того и призван, чтобы сделать это... Потом, по его примеру и под его общим руководством, также тайно пойдут другие. В разные страны. Куда направит совет... В первую очередь – в развитые страны. Там слишком хорошо живут в то время, когда миллионы детей в мире голодают. И почему голодать должны дети в тех странах, где правит ислам? Это несправедливо...
– Привал...
В этом большом деле Термидору труднее всех. Первым всегда труднее. Они нарабатывают опыт. Потом этот опыт будет изучаться. Для этого уже все готово. Изучаться в первую очередь будет реакция государства по средствам массовой информации. Выписаны газеты. Заготовлены адреса разнообразных интернетовских сайтов. Все, что будет нести информацию о деятельности группы Термидора и о реакции общества на эту деятельность. А самое главное, что они всегда будут уходить и останутся людьми тайны. Будет страх, произведенный его «фабрикой», но причина этого страха останется тайной. Они будут действовать молниеносно. С предельной жестокостью. Они будут сеять панику. Более страшную панику, чем нью-йоркская... Взорванные небоскребы не сумели разрушить основу. А надо разрушить именно основу. Национальную основу... Надо сделать так, чтобы сосед боялся соседа...
Термидор бросает свой рюкзак на землю и осматривается. У него цепкий взгляд. И всегда настороженный. Потому он и остается жить там, где погибают менее настороженные. Шесть его товарищей по легиону погибли, потому что не хотели быть настороженными всегда. Не умели такими быть. А он умеет. Он насторожен даже во сне. Такое внутреннее напряжение утомляет. Усталость накапливается. Когда-то придется искать способ эту усталость сбросить. Но пока еще силы есть. И надо эти силы тратить без остатка. Без расчета на завтрашний день. Только тогда получается все, что хочешь. А когда получится, тогда и отдохнешь... Отдых будет вполне заслуженным...
Они прошли сюда без остановки после бессонной ночи, когда была пробная «охота». День без остановки... В высоком темпе... Обедали на ходу. Холодными консервами. В график уложились. Термидор сам график рассчитывал. В соответствии со своими силами. Боялся, не все сразу втянутся. Нет... Ни одной жалобы не услышал. Марш держат нормально. Подготовка есть... С этими людьми можно дело делать...
– Костер разводить?
– Никаких костров...
– А если в яме?.. Никто не заметит...
Возражение Термидору не нравится. Он не любит возражений. Команда есть команда. Даже если командир не прав, выполнять следует беспрекословно. Но это он объяснит вскоре. Сначала надо мягче...
– Никаких костров. Ветер... Дымок... Запах... Пограничники... Слишком много в вас вложено. Риск необоснован...
Он умышленно говорит короткими рублеными фразами. Так лучше доходит. По себе знает. И приучает не возражать. Только в первое время желающие возразить находятся. Потом привыкают.
Когда-то, семь с половиной лет назад, он пришел вербоваться в иностранный легион. Без паспорта. Данные записывали со слов. Он назвал вымышленное имя, потому что имел неприятности с полицией. Но дату рождения назвал свою. Полковник-щепка со взглядом занозы говорил именно так. Коротко и конкретно. И это не настраивало на возражения.
– Теперь тебя зовут Термидор.
– Почему Термидор?
– Родился в первый день термидора[13]. Свободен... Следующий...
И никаких формальностей, никакого обсуждения. Термидор никому не сказал, как назвал его полковник, но все это уже знали и звали его именно так. И до сих пор зовут... Ему нравится – звучно... А свое настоящее имя он давно забыл. Намеренно, чтобы оно не мешало и никого на него не навело... Только один человек настоящее имя знает и произносит с любовью. Только с ней вместе оно существует...
* * *
Четыре часа сна... Короткое время...
Тем не менее Термидор просыпается несколько раз. Не показывая этого, поглядывает, не спит ли дежурный, который должен вовремя отправлять смену на посты и давать пинка тому, кто храпит. Термидор предупредил – никаких обид. Храпишь и не любишь пинки – нечего тебе делать в группе... Значит, ты покойник...
Те, кто на постах, спят на марше по два часа. Дежурный тоже два часа. Потом его сменяет другой.
Два часа – минимальная норма. Четыре часа – оптимальная. Если группа будет отдыхать пять часов, люди встанут разбитыми и уставшими – проверено. Точно так же, как после трех часов отдыха. Никто не знает, что такое в действительности число «четыре». Магическое число, способное творить чудеса. Только при температуре в четыре градуса трансформируется вода – холодная поднимается к поверхности, теплая опускается ко дну. Ни при какой другой температуре такого не происходит, потому что это против правил природы. И не родился ученый, который может это понять и объяснить. И еще куча чудес связана с числом четыре. Четыре часа сна дают возможность выспаться и сохранить бодрость. Лучше, если всегда спать по четыре часа... Не каждый это, к сожалению, может... Но на марше это норма...
* * *
Следующий день становится точным повторением дня предыдущего. Все светлое время в пути. Точно, как и рассчитал Термидор. Они выходят к деревне, когда солнце садится за дальний хребет где-то там, в Чечне. Но теперь позади уже почти весь Дагестан.
– С Россия прощаться будем? – спрашивает Пын. Лицо добродушное, наивное.
– Как? – сухо спрашивает Термидор.
– Деревня... Жителя много-много... Пальцев много-много...
Он шевелит своим указательным пальцем. Вошел китаец во вкус...
– Здесь живут правоверные мусульмане. Пусть себе живут...
Они сидят на опушке леса. За лесом – перевал, прикрываемый пограничниками. А от деревни в их сторону идет человек.
– Хочешь, я спрошу дорогу? – опять пристает Пын к командиру. – Моя умеет спрашивать, как надо...
– Он сам скажет. Я тоже умею спрашивать.
И Термидор выходит из-за деревьев. Делает человеку знак. Тот идет быстрее. Это проводник, который должен был прибыть на место точно в условленный час. Он и прибывает. И не удивляется, что его ждут. Проводник не знает, сколько километров пришлось преодолеть этим людям. Он даже не понимает, насколько это необычные люди. Но ему вовсе не нужно всего этого знать и понимать. Он – только маленький винтик в громадной машине, которая создана большими людьми. Винтик в машине мирового масштаба. Но каждый винтик необходим. Иначе механизм может дать сбой...
Дождавшись полной темноты, они выходят в сторону перевала. Проводник ходил здесь много раз, знает каждую тропинку, знает, в какое время и где находятся наряды пограничников. И сейчас он идет первым, задавая темп. Термидора предупредили, что проводник немолод. И потому, составляя график движения, он снизил скорость передвижения группы на этом участке вдвое. В действительности они идут еще медленнее. Проводник часто останавливается и прислушивается. Термидор молчит. Здесь не он хозяин и потому не командует, не торопит. Потом как-то незаметно, не ожидая этого, они выходят на дорогу. Проводник останавливается.
– Все. Мы в Азербайджане. Через три километра отсюда, сразу за поворотом, вас ждет грузовик. Через километр встретитесь с патрулем. Это пограничники. Азербайджанцы. Им заплачено. Не забудьте поздороваться. Пограничники любят, чтобы их уважали... Проблем не будет...
И он поворачивается, чтобы уйти. Термидор смотрит ему вслед. Хорошо бы сейчас послать Пына, пусть попрощается с Россией. Но кто знает, когда может понадобиться в следующий раз этот человек, даже если он свидетель. Но – свидетель чего? Перехода через границу? Ну и что... Хоть не сезон, и в это время обычно ходят с другой стороны – наемники пробиваются к отрядам боевиков... Но мало ли... Контракт кончился... Воевать надоело... Если бы это был свидетель того, как они возвращаются в Россию, тогда следовало бы послать Пына...
3
Тобако приходится дожидаться, пока Ангелу оформят пропуск в здание. Ему самому давно уже восстановили постоянный пропуск. У Ангела же с этим зданием связаны неприятные воспоминания[14], и он не любит его посещать. Тем не менее это дело касается его напрямую, и для выяснения обстоятельств он готов идти куда угодно, даже туда, где его готовы принимать не с распростертыми объятиями.
Генерала Астахова они застают в кабинете, за распахнутой настежь дверью. Рабочий стол завален бумагами, папками с документами, фотографиями. Вокруг стола столпились офицеры подразделения, большинство из которых привычно носят гражданскую одежду.
– Проходите, – делает Владимир Васильевич жест. – У нас тут маленький переполох. При профилактических мероприятиях всегда переполоха больше, чем при боевых... Сами, наверное, знаете...
Он поднимается из-за стола, чтобы пожать пришедшим руки. Тобако в управлении частый гость и уважаемый ветеран. Ангелова генерал едва знает. Только пару раз виделись.
– Еще что-то случилось? – спрашивает Тобако.
– Не случилось, а запуталось... Или ваши коллеги в Лионе напутали...
– Обычно они бывают точными... Что не «вяжется»?
Астахов берет со стола очки, но не надевает их на нос, а только прикладывает к лицу, заглядывая в какую-то бумагу. Убирает ее в сторону, рассматривает вторую.
– Вот это... – но бумагу в руки интерполовцам не отдает. – Дело в том, что совпадение маркировки дает нам определенный след, по которому можно проводить активные оперативные мероприятия, а вот химический анализ, сделанный лабораторией, этот след отвергает. И мы просто в недоумении, по какому следу нам стоит двигаться... Время терять не просто жалко, а опасно...
– Ничего не понял... – мотает головой Тобако.
Он пытается заглянуть в лист, что генерал держит в руках, но тот бумагу отодвигает, должно быть, в ней еще что-то, не предназначенное для посторонних глаз.
– Что ж тут непонятного... У нитрата аммония, зарегистрированного в Онфлере, чуть-чуть иной химический анализ, в отличие от нашего, ставшего предметом расследования. Следовательно, может быть несколько вариантов. Как я понял из сообщения штаб-квартиры Интерпола, анализ партии был прислан с завода-изготовителя, поскольку в контейнере отправлялось всего пятьсот килограммов, которые и были похищены. На месте не осталось ни одного мешка, чтобы можно было провести анализ там же.
– Это понятно, – кивает Тобако.
Ангел угрюмо молчит и смотрит исподлобья. Это ему сейчас малоинтересно. Он ждет разговора о Шайтанове Сергее Алексеевиче, поскольку генерал уже знает, что Шайтанов и Сергей Алексеевич Ангелов – это одно лицо. И потому Ангел предполагает, что в его адрес могут быть высказаны претензии. Более того, наверняка будут задаваться вопросы по биографии сына. Это необходимо, Ангел согласен, но неприятно. Словно кто-то копается в его грязном белье...
– Есть вариант, – предполагает генерал, – что на заводе что-то спутали и прислали анализ другой партии. Поэтому попрошу вас сделать повторный запрос. Есть и другие сомнения... Уже оперативно-следственного характера...
Он делает впечатляющую паузу и смотрит поочередно на своих гостей, словно проверяя их готовность к принятию новой версии. Они молча ждут.
– Все остатки взорвавшегося дачного домика носят следы нитрата аммония и серной кислоты. Это и есть та самая взрывоопасная смесь... Был большой одновременный выброс... Кислота просто превратилась во взвесь. Следовательно, готовилось мощное взрывное устройство. Очень мощное... Части кровли разнесло в радиусе двух километров. Представляете, что это такое?.. И недалеко от домика разорванная упаковка. Полиэтиленовый мешок с маркировкой. Мешок слегка оплавлен, словно его выбросило из домика вместе со всем остальным, но отбросило недалеко, поскольку сам он весит не так много. Оплавиться мешок имел возможность только во время взрыва. Но... Но на стенках мешка есть остатки нитрата аммония, однако отсутствуют остатки взвеси серной кислоты. То есть мешок, предположительно, был выброшен раньше, следовательно, не имел возможности оплавиться и чем-то был прикрыт, что защитило его от взвеси кислоты, разбрызганной по всему участку и даже по соседним. На листья растений попало, а на мешок нет. Или...
– Или мешок оказался на месте происшествия после взрыва, – за генерала досказывает Ангел.
– За короткий промежуток между самим взрывом и прибытием следственной бригады, – уточняет Тобако.
– Вот именно... – Астахов пришлепывает ладонью лист бумаги, словно ставит печать.
– Соседей много собралось?
– Конечно. Дачный сезон. Сразу сбежалась толпа. Со всех участков, в том числе и дальних.
– Они знают друг друга?
– Не все. Только близкие соседи... Кроме того, многие дачи снимают внаем... На все лето... Но, мне кажется, вы мыслите в правильном направлении. Именно поэтому мы не можем пройти мимо очевидного, на наш взгляд, факта. Вы уж извините, Алексей Викторович, – генерал смотрит на Ангела в упор, – но это оперативная необходимость.
– Появление Сергея Ангелова в момент кражи в порту Онфлер и его же появление в Москве в момент взрыва... – Ангел за генерала заканчивает мысль. – Я вас понимаю и не имею ничего против...
– Фотография, – напоминает генерал. – И давайте пока будем называть этого человека Сергеем Шайтановым, как он сам представился, хотя нам уже пришла фотография настоящего Шайтанова, жителя Самарканда. Это маленький, кругленький и лысый толстячок, не имеющий ничего общего с этим человеком, каким он представлен по словесному портрету. Думаю, фотография с дискеты подтвердит это же...
– Подтвердит... – Ангел молча протягивает дискету. Доктор Смерть отсканировал фотографию загодя, в присутствии самого Ангела, чтобы не отдавать оригинал в чужие руки. – Прошу учесть, что снимок сделан восемь лет назад, когда Сергей только заканчивал новосибирское училище спецназа. Маленькому толстячку трудно пришлось бы во французском иностранном легионе, даже если предположить, что его туда возьмут... Там даже подготовленному бойцу, судя по всему, пришлось несладко...
Генерал передает дискету своему офицеру:
– На распечатку и сразу в работу... Немедленно...
Ангел несколько секунд сомневается, смотрит на Астахова.
– Вы хотите еще что-то сообщить?
– Вот... – он протягивает картонный прямоугольник с телефонным номером. – Сейчас там отвечает какая-то женщина. Сергей, похоже, жил у нее... И пользовался ее телефоном. Свой номер он нигде не оставляет. Вчера он мне звонил на мобильник до того, как меня подключили к «прослушке» через спутник. Но определитель не сработал... Это или специальная трубка с ААОНом[15], или какой-то сбой связи... Мы имеем право предположить первое...
Генерал смотрит Ангелу в глаза и видит, как сузились у интерполовца зрачки. Тому физически больно работать против собственного сына, хотя он не воспитывает его с двенадцати лет, с тех пор как развелся с матерью Сергея. Астахов хорошо знает биографию Ангела, как, впрочем, и биографии остальных членов команды Басаргина. Навести такие справки – это служебная необходимость. Надо знать, с кем работаешь плечом к плечу и чего следует ждать от каждого сотрудника смежного международного ведомства. Более того, надо знать, кому доверяешь, потому что без доверия у них совместной работы может не получиться. В сейфах штаба «Альфы» даже хранится досье на Ангелова, собранное отделом генерала Легкоступова[16]. Астахов ознакомил с этим досье и Басаргина, но тот пожал плечами и сказал, что доверяет Ангелову полностью. Это Астахова слегка успокоило. И сейчас он ждал от отставного спецназовца сопротивления, а встречает понимание и сотрудничество, хотя заметно, что Ангелу такое сотрудничество дается нелегко.
– Что мы должны сделать?
– Вы имеете возможность поговорить с этой женщиной. С моей стороны такой шаг стал бы «расконсервацией». Только прошу, если можно... аккуратно...
– Мы постараемся проявить корректность, – кивает Владимир Васильевич.
– Хотя я вполне допускаю, что это ничего не даст, – говорит Ангел. – Если он в остальном осторожен, то и в этом не сделает промашки. Боюсь, это просто случайно используемый телефон...
ГЛАВА 3
1
– Думаешь, он ограничится только тем звонком и не попытается к ней обратиться очно? – Селим, даже когда говорит совсем без улыбки, ослепительно сверкает удивительно белыми зубами. Это особенности дикции и артикуляции, вызванные индивидуальностью родного языка Селима, изобилующего непроизносимыми для белого человека сочетаниями согласных звуков. И он никак не может отделаться от привычки демонстрировать свой оскал, даже когда говорит на других языках. А других языков Селим знает множество. В прошлом месяце они были в Португалии, и Селим вдруг, к своему даже удивлению, заговорил по-португальски. Сейчас он сияет зубами, разговаривая по-русски. Иногда Сереже кажется, что эти зубы способны ночью вместо фонаря дорогу освещать – настолько белые...
– Пусть и найдет ее... Что с того... – за Сережу отвечает Таку, с привычной своей логичностью просчитав все варианты сразу. Она всегда сдержанна, невозмутима, и узкие глаза никогда не отражают чувств. – Они же только познакомились... Чуть-чуть познакомились. Дважды встречались. Никаких действительных координат. Только имя. Вот и все... И просьба использовать ее телефон...
– О-о-о... Москва слишком большой город, чтобы оставлять его настолько бесконтрольным, – с осуждением качает головой Лари. – Здесь полиция не тем местом думает и не знает, что у нее под носом творится... Такие никогда не найдут...
– Здесь не полиция, а милиция и еще ФСБ, которая, к счастью, не умеет работать, как КГБ... Ей просто не позволяют пока, – поправляет Сережа. – А вообще, мне кажется, ты слишком много читаешь интернетовской информации и на ее основе делаешь выводы. Это не всегда дает объективную картину. Массовая информация тенденциозна. Она обязана нести в себе только то, что выходит за рамки обыденного. Тебе надо за обыденностью следить... А что касается попыток отца найти меня... Я считаю их нереальными. А на частных детективов я, кстати, и не надеялся. Использовал только в качестве подставы, проверяя реакцию отца. И его возможных партнеров.
– Что тебе это дало? – интересуется Селим.
– По крайней мере я знаю теперь, что он не пенсионер, коротающий свои вечера за телевизором. И дни проводит не на парковой скамейке за партией в шахматы с другим пенсионером. Они так быстро среагировали и провели ответные меры, что я уверен – круг общения отца составляют силовики. Только вот знать бы, государственные или криминальные. Это как раз то, что я надеюсь вычислить в дальнейшем. Одно радует – второй объект моего внимания рядом с отцом. Капитан Пулатов... Надо хорошенько подумать, как нам это сделать, чтобы не попасть в положение частных сыщиков...
– А если они все еще работают на ГРУ? – спрашивает Селим. Он настырный и может любого замучить вопросами.
– Не путай ГРУ с ЦРУ. У ЦРУ есть свои следственные органы, у ГРУ таковых не имеется... По крайней мере на территории своей страны они стараются не заниматься розыском, – отвечает Сережа.
Он отходит к окну и долго в молчании смотрит на оживленную московскую улицу. Когда он был здесь в последний раз, Москва выглядела совсем иначе. Была милее, что ли... А теперь бешеными темпами американизируется и теряет свой облик. Нивелируется под другие утомляющие человека мегаполисы.
– О чем задумался? – не унимается Селим.
– О смысле жизни...
Сережа предположил сразу, что отец заметит слежку и отреагирует на нее реактивными ответными действиями. Частное детективное агентство – это не те специалисты, на умение которых можно положиться. Даже «наружка» ФСБ не всегда может справиться с человеком, который имеет не только специальную подготовку, но и большой багаж опыта. А опыт у отца в самом деле большой, судя по досье, попавшему в руки сына. Не только опыт работы в ГРУ, но и последующий. Тот опыт, про который мало кто знает. И «шныри» провалились сразу и бездарно. Он наблюдал эту картину из окна подъезда соседнего дома с легкой усмешкой. Не над отцом насмехался, а над частными сыщиками, которые попали в такую переделку и теперь, должно быть, думают, как бы им так изловчиться, чтобы не возвращать полученный аванс. Что возвращать деньги они не любят, это он понял сразу по их голодным лицам. Даже если не сумели эти деньги отработать хотя бы частично. Впрочем, частично они их отработали. Они дали Сереже адреса, по которым можно отца при надобности отыскать. А вот самого отца в тот момент, когда он покинул машину сыщиков и пошел в свой подъезд, как-то сразу потеряв былую выправку, Сереже стало просто жалко. Для него деятельность сына, а он сразу догадался, что это именно сын, стала неожиданным ударом. Ударом в спину... Очень хочется открыть себя и объяснить, но делом рисковать нельзя, не имеет он на это права...
Сережа хорошо знает школу, которую отец прошел, и знает, что сам он только начал ее проходить, когда прервалась его карьера офицера. Правда, он сумел многому научиться впоследствии. Не во время службы в иностранном легионе. Там делают только умелого бойца, но даже не такого качественного, какого делают в спецназе ГРУ. А уже после службы пришлось пройти школу основательную. Нашлись люди, которые захотели помочь ему в критическую минуту. И дали возможность получить высокооплачиваемую работу, требующую всего его умения, полного напряжения физических сил и интеллекта. Выполняя именно эту работу, он и приехал в Москву. Здесь у него есть своя маленькая бригада...
Селим, негр из Нигерии, выпускник Кембриджа и при этом фанатично верующий магометанин. Прекрасный оперативник, умеющий добывать громадную кучу фактов. К сожалению, не умеющий их толково обобщить и сделать правильные выводы. Человек с громадным багажом знаний из самых разных областей применения, большинство из которых может ему никогда не пригодиться. Но он их постоянно накапливает, добывая новые и новые.
Лари, малайзиец, сверхопытный компьютерщик и хакер. Общение Лари с компьютером происходит на каком-то непонятном уровне, превосходящем уровень обыкновенного человека, даже и талантливого компьютерщика. На запредельном уровне... Сережа сам наблюдал, как приносят Лари сломанный компьютер. Он ставит его перед собой и может с нежностью смотреть на него несколько часов, даже не снимая кожуха, чтобы найти неисправность. Потом включает. Компьютер работает.
– И что? – спрашивают у Лари.
– Работает...
– А что было?
– Не работал...
И все... И никто, даже сам он, не знает, как это происходит...
И японка Таку, очень некрасивая кривоногая женщина, но имеющая взамен женской привлекательности компьютер в голове, аналитик, каких свет не видывал – так ее характеризовали люди, отправляющие их на первое задание. Впоследствии Сережа убедился, что характеристика оказалась правильной. Таку – человек со странностями. Ей не совсем по душе методы, к которым прибегает группа, и она иногда умышленно уводит их в сторону. Потом Сережа спрашивает у нее, зачем она так поступает. Таку долго молчит, а потом заявляет, что имеет право на собственное мнение. Она гуманистка. И с ней бывает трудно общаться. Но деловые качества перекрывают недостатки, которые и недостатками-то назвать трудно.
Пятый член группы – Джон – сейчас отсутствует. Он на задании, но должен вот-вот прибыть в Москву. С его появлением многое связано. Практически на нем построена вся операция...
Все товарищи дополняют друг друга. И его в том числе.
Но обойтись своими силами в большом деле иностранцам невозможно. Даже он сейчас иностранец, потому что за те несколько лет, что не был в России, она кардинально изменила свой характер. Необходимо иметь поддержку среди людей, прекрасно владеющих обстановкой в стране и таких же опытных, как они сами... Сережа планировал привлечь отца и его друга Виталия Пулатова, у которого на коленях когда-то проводил много часов. Данные и на отца, и на Пулатова – Сережа привык звать его просто дядей Виталием – ему собрали за неделю, включив все возможности организации, в том числе и ее опытных хакеров, и агентуру в России. Оба бывших спецназовца оказались под наблюдением ФСБ, что для таких людей естественно, тем не менее досье не дало ответа на главный вопрос – чем два капитана-инвалида занимаются в настоящее время...
– В России сильные личности всегда были в почете, – перед отправкой давал советы Джават Даут, один из руководителей «Пирамиды», бывший полковник афганской армии, потом моджахед, успешно воевавший против Советского Союза у себя на родине. – Сейчас там такое время, что капитаны в состоянии применить себя. И они наверняка применяют. Им не дадут отсидеться в уголке и в тишине. И уже их собственный выбор определяет, чем они занимаются – нищенствуют, служа в силовых структурах, или зарабатывают большие деньги, противопоставляя себя этим структурам... Вам следует внимательно присмотреться – что представляют собой сейчас ваш отец и его друг. Очень внимательно... То, что ваш отец был некоторое время киллером и за ним возможны некоторые «хвосты», не играет решающей роли в вашем выборе. Я думаю, вы в состоянии эти «хвосты» обрубить самым решительным образом. А известные факты вы можете использовать с выгодой для развития ситуации в свою пользу. Вы сами читали, как его толкали к этому. Впоследствии он вышел из кризиса – это мы знаем. Но вполне может статься, что осталось что-то незакрытое... Осторожнее... Тем более мы не знаем, чем он стал заниматься...
Самому Сереже не слишком нравится идея проверки родного отца – человека, которому он всегда стремился подражать, несмотря на то что отец жил отдельно от них с матерью. Отец – это учитель и первый на всю жизнь главный авторитет. Но в то же время, как человек ответственный, Сережа понимает, что без проверки обойтись нельзя. Включать в работу свою бригаду бессмысленно. Они ориентируются в российской обстановке еще меньше, чем он. Поэтому самым естественным показалось использование сотрудников частного детективного агентства. Хотя на их специальную подготовку, как решил Сергей, ему рассчитывать трудно. И не ошибся...
* * *
– Сережа, интересное сообщение... Из Чечни... – протягивает Лари лист принтерной распечатки.
Так заведено, когда они приезжают работать в какую-то страну, а вместе они работают уже одиннадцать месяцев, то разговаривают на местном языке. Все. Чтобы иметь больше практики. Лари и Таку разговаривают по-русски неплохо. Труднее приходится Селиму. Его артикуляция больше мешает, чем помогает произносить слова правильно.
Сережа берет в руки лист, читает раз, два и три... И застывает с этим листом в руках.
– Что там такое? – спрашивает сидящая у стены Таку. Она часто садится на пол именно у восточной стены – в любой стране, лицом на восток. Может быть, это ритуал, может быть, медитация, хотя трудно предположить, что можно серьезно медитировать при общем разговоре. И хотя Таку не носит кимоно и национальные прически, все равно по позе, в которой она застывает, любой определит японку.
– Сообщение... – уточняет Лари. – В Чечне на территории одного района в одну ночь убито тридцать два мирных жителя. Шесть мужчин, два подростка, остальные женщины. У всех отрублен указательный палец правой руки. Между собой эти люди никак не были связаны, большинство были даже не знакомы. Следствие в замешательстве. Такие действия напоминают ритуал...
– Что скажешь? – Селим обращается к Сереже.
Тот не спешит с ответом. Еще некоторое время стоит молча, потом вздыхает.
– Началось... Они идут...
– Когда, думаешь, будут?
Вместо командира отвечает Таку:
– Через пару дней они объявятся в Москве...
– Почему не раньше?
– Они прибудут из третьей страны. Будут переходить границу... Это же естественно... Термидор всегда очень осторожен...
– Надо готовиться к встрече... Лари, связывайся с Нью-Йорком... Что там с нашей просьбой? Долго будут расшевеливаться?..
* * *
Лари сосредоточен... Пальцы не торопятся, нажимая клавиши компьютерной клавиатуры. Словно он не помнит все буквы. Впрочем, это не так и далеко от истины. Лари привык работать с текстами на английском языке. В России английский в Интернете используют только при наборе адресов и ссылок. А забравшись в чужой сайт, ему приходится ориентироваться и обучаться на ходу. Он еще привыкает к русским командам, и взгляд не всегда находит нужную клавишу сразу.
– Что ты так долго возишься... – недовольно ворчит нетерпеливый Сережа и посматривает на часы. Ему нужно идти, но перед этим хочется узнать необходимое.
Лари смотрит на командира снизу вверх. Он и без того ростом слегка не дотягивает до ста шестидесяти сантиметров. А сидя за компьютерным столиком становится совсем маленьким.
– У ФСБ сложная система защиты. Любое подключение автоматически фиксирует номер. Я пытаюсь ввести фальшивый номер...
– Ты же работаешь через мобильник.
– Ты уверен, что это создаст для них проблемы, которые трудно решить больше чем за пять минут?
– Работай с моего, он с антиопределителем...
– Это не спасет. Они запросят оператора, и все...
– Делай... Делай, – вздыхает Сережа и опять поднимает руку с часами.
– Я уже почти добрался... Только не понимаю... Что такое буква «ять»?
– Буква старорусского алфавита. Вместо «ять» набирай твердый знак. Должно пройти.
– Так нельзя. Так могут зарегистрировать... Должно – это опасно. Надо знать точно.
– Нет такой буквы в клавиатуре.
– Что лучше, набирать словом или ставить твердый знак?
– Словом, – подсказывает Таку. – Я встречалась с аналогией в испанском. Твердый знак может быть в другом слове. Это тест на подлинность... Кто не знает, наберет знак в современном написании. Так проще.
– Пробую... Если что, сразу выбрасываю мобильник в форточку. Есть... Прошло...
– Что там?
– Распечатываю... Три документа...
Сережа принимает документы прямо с принтера. Читает.
– Что там? – повторяет его же вопрос Селим. Селиму нужно знать все и немедленно. Он сам не всегда знает – зачем, но спрашивать будет.
– Они нашли-таки мой мешок. Так... Это хорошо, но неприятно другое. Здесь мы прокололись. Надо было мешок подбросить раньше... Экспертиза не нашла на мешке следов взвеси серной кислоты.
– Раньше подбрасывать было рискованно. Его бы просто унесло взрывной волной на другой участок. Далеко... А там бы выбросили в мусор, – говорит Таку.
– Все равно плохо... Не просчитали. И еще... Нитрат аммония отличается составом от похищенного в Онфлере... Должно быть, к ним не попали данные на Термидора, если они начали копать так глубоко. И потому они ищут не его, а Шайтанова Сергея Алексеевича... Лари, попроси Нью-Йорк еще раз подбросить информацию... Может, пройдет со второго раза... Теперь через другого человека...
