Сергей Самаров
Жизнь за жизнь

© Самаров С.В., 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Глава 1

В большом офисном здании, два нижних этажа которого занимал паевой инвестиционный фонд, открылись тяжелые стеклянные двери. Первым невысокий порог из рифленой нержавеющей стали переступил начальник охраны этого заведения, отставной полковник КГБ, канувшего в Лету, Виктор Исаакович Вольдемаров. Это был суровый немолодой мужчина с постоянно хмурыми, насупленными, очень густыми, неприлично черными, словно покрашенными бровями, которые плохо сочетались с его благородными седыми волосами.

Он придержал дверь рукой, цепким, подчеркнуто подозрительным взглядом профессионала окинул окрестности поблизости от выхода, но ничего подозрительного не увидел. Потом он посмотрел и на окна соседних домов, особенно тех, которые стояли на противоположной стороне улицы. Виктор Исаакович словно искал в них снайпера, хотя отлично понимал, что нормальный специалист по этой части вместе со стволом винтовки из окна высовываться не будет. Если он надумает стрелять, то предпочтет сделать это из глубины комнаты, где его рассмотреть без специальной аппаратуры просто нереально. После этого начальник охраны обернулся и повел рукой, предлагая другим людям выйти из здания.

Теперь на улице появился телохранитель генерального директора, даже внешне чем-то похожий на начальника охраны или же просто подражающий ему. Благо густые и излишне кустистые брови позволяли это сделать без особых проблем. Вся разница между этими людьми сводилась только к цвету волос. У телохранителя они были просто черные, хотя седина на висках уже просматривалась.

Он тоже осмотрелся, а потом призывно поднял руку. С парковки сразу выехал тяжелый «Кадиллак». За ним следовал внедорожник «Лендкрузер», чуть более легкий, хотя и он смотрелся гигантом по сравнению с другими автомобилями, стоявшими неподалеку от него, большей частью седанами представительского класса. Оба автомобиля встали напротив дверей, ведущих в здание, но их двигатели работали.

После этого на тротуар выдвинулись четверо охранников, совершенно стандартных, похожих один на другого как братья-близнецы. Все в одинаковых темных костюмах и солнечных очках с зелеными стеклами. В руках каждый из них держал пластиковый кейс. Эти ребята образовали живой коридор от двери до машины, готовы были своими спинами заслонить человека, который должен был пройти между ними. Они раскрыли свои кейсы, развесили их нижние части и выставили щиты, в которые были заложены бронекерамические листы.

Тот человек, для которого этот коридор и создавался, не замедлил появиться. Крепкий, широкоплечий, практически лишенный шеи и гордо носящий голову прямо на плечах, но с отчетливо обрисованным животиком.

Лицо Павла Яковлевича Косицина было совсем недавно изуродовано выстрелом. Этот факт сразу и без всякого труда определил бы любой специалист-медик. Правый глаз был выбит, череп справа от него – проломлен прямо от виска до скулы, а на лице присутствовали множественные шрамы. Но они были неровными, что говорило о неоднородности поражающих элементов. Некоторые из них оказались точечными, как от дроби, другие – рваными. Шрамы были красного цвета. Даже на загорелом лице человека, совсем недавно загоравшего на Карибских островах, они смотрелись яркими пятнами.

Отсутствие глаза говорило о том, что ранение было сравнительно недавним. Человек, получивший его, при своих финансовых ресурсах имел возможность без всяких проблем заказать себе стеклянный вставной глаз. Так он и поступил, однако его заказ был еще не готов. Ведь каждый такой глаз делается индивидуально. Он должен как можно более походить на второй, целый, хотя и окруженный шрамами. Медики говорили, что этому глазу просто очень повезло.

Хотя повезло, говоря честно, больше самому Павлу Яковлевичу. Поражающие элементы не смогли проникнуть в мозг. Этому помешали кости черепа. Да и ствол оружия, из которого был произведен выстрел, располагался не под нужным углом.

– Здорово, мужики! – сказал генеральный директор охранникам и приветственно приподнял руку, демонстрируя свое отличное настроение, что в последние дни бывало с ним редко.

После этого он пробежал между ними в свою машину с сильно тонированными задними стеклами.

Павел Яковлевич здоровался с этими парнями редко. Да и вообще пользоваться такой усиленной охраной он начал только недавно, после неудачного покушения, стоившего ему глаза. Генеральный директор нанял ее лишь по совету старшего следователя, ведущего его дело.

До этого он обходился одним телохранителем, который обычно сидел в приемной и сопровождал босса, когда тот куда-то выезжал по своим делам, что случалось довольно редко. Почти все вопросы решались на месте, в его просторном кабинете.

Но советом старшего следователя Павел Яковлевич не пренебрег. Видимо, он знал за собой какие-то грешки, за которые его запросто могли убить.

Тогда, в день покушения, в приемную пришел какой-то невзрачный старичок с сердитыми глазами, как потом оказалось, ветеран войны. Об этом же говорили ордена и медали, украшающие его старенький потертый серый в полоску пиджак. На прием ветеран записался заранее, предъявил документы и, разумеется, никаких подозрений не вызвал. Секретарша запустила его к шефу согласно очереди, которая тогда была немалая.

Когда прозвучал выстрел, эта дамочка как верная собака первой ринулась в кабинет генерального директора.

Телохранитель потратил несколько секунд на то, чтобы положить на ее стол журнал женской моды, который листал, расслабленно думая о чем-то своем. Эта его задержка впоследствии заставила старшего следователя подполковника юстиции Александра Александровича Соколовского подозревать этого человека в причастности к покушению. Но за него тогда заступился сам генеральный директор. Телохранитель приходился ему родственником, пусть и не по крови. Он был женат на сестре Павла Яковлевича.

Поэтому следователю пришлось плотно разрабатывать другую версию, совершенно очевидную, лежавшую на поверхности. Там и с мотивом покушения все было предельно ясно. Вернее сказать, стало понятно после разговора с генеральным директором паевого инвестиционного фонда. Эта беседа состоялась сразу, как только была разрешена врачами. Уголовное дело после этого вполне можно было закрывать.

– Я нисколько не виноват в том, что этот Рыбаков остался почти без возможности купить себе квартиру! Ему теперь и на однокомнатную с трудом хватит. Не говоря уже о такой же, как та, которую он недавно продал, – сказал в свое оправдание основательно раненный Павел Яковлевич, осторожно притрагиваясь пальцами к повязке на голове.

Голос его был слаб, тих. Он хорошо передавал состояние человека, изрядно настрадавшегося от ранения и операции. Его положение не позволяло скрывать то, что генеральный директор, скорее всего, желал бы утаить от старшего следователя.

По крайней мере, вину в этих словах Соколовский действительно почувствовал. Он услышал ее, хотя Косицин вроде бы говорил о противоположном. Он пытался себя оправдать. Может быть, не только перед следователем, но и перед самим собой, хотя закон формально никоим образом не нарушил.

– Когда этот дед еще только деньги принес, он сразу подписал все документы, даже не читая, и согласился на версификацию вложений в акции различных предприятий. Это специально делается со всеми средствами, которые клиенты нам приносят, – заявил генеральный директор. – Потому что невозможно бывает предсказать, какие акции принесут прибыль, а какие будут убыточными. Никто не виноват в том, что у него почти все ценные бумаги оказались убыточными. Только сорок процентов от первоначальной цены осталось, а то и меньше. Ни мы сами, ни брокеры биржи никогда не знаем этого заранее. А этот старик взбеленился. Отдавайте, дескать, мне хотя бы мои деньги, те, которые я вам изначально принес. Я что, из своего кармана должен их вынимать? Нечего ему было тогда договор подписывать! Он же сам согласился пойти на риск, был предупрежден об этом. Вот я и послал его подальше. Не очень, конечно, вежливо с моей стороны все это получилось, но я тоже свои деньги считать умею. У меня же семья, которую я обеспечивать обязан. А он орденами и медалями своими затряс, в грудь себя кулаком замолотил! Я, мол, свою квартиру продал, хотел внуку побольше, попросторнее купить. А теперь он у меня совсем без жилья остался! И без наследства!

– Обычная история, – согласился следователь, поддакивая Косицину и этим стараясь вывести его на дополнительные откровения. – А внук у него, насколько мне известно, один-единственный. Офицер спецназа ГРУ. В соседней области служит. Ему жилье в нашем городе и не нужно, а до отставки еще далеко. Он сейчас всего лишь в старших лейтенантах ходит. Я с ним общался по телефону. Как только мы тело отдадим, внук хоронить деда приедет, если его начальство со службы отпустит. Совершенно зря у нас говорят, что незаменимых людей не бывает. На самом деле это сплошь и рядом встречается.

– Вот я и сказал старику, что помочь ему ничем и никак не могу.

Вместо того чтобы стать откровеннее, генеральный директор, кажется, пожелал обратного. Он захотел показать, насколько был вежлив со стариком, и сделался скрытным. Может, что-то почувствовал в голосе старшего следователя, или же таким вот образом на собственные мысли ответил.

– А он?

– А он заявил, что он сам и мне, и себе прямо сейчас помочь сможет! Вытащил из-за пазухи или даже из штанов – я толком не разглядел – какую-то трубу, чуть ли не водопроводную, и чиркнул зажигалкой. Выстрел я слышал, а дальше уже ничего не помню. В себя только в реанимации пришел, после операции, когда хирург меня поздравил с тем, что второй глаз и мозг уцелели.

– Да, хирурги с вами намучались, – проговорил старший следователь. – В качестве поражающих элементов в своей самоделке старик использовал битое стекло от бутылок. Я лично впервые с таким зарядом встречаюсь. Да и хирург тоже. Ни он, ни я даже не слышали о таком применении стекла. Обычно в ход идут обрезки гвоздей, мелкие болты и гайки. Но это в самодельном взрывном устройстве, где в качестве взрывчатого вещества используют тротил или пластит. Там взрыв мощным бывает, любые кости насквозь проламывает. Здесь осколки стекла из костей выковыривать пришлось. А чтобы использовать спичечные головки, то я о таком варианте с детства, признаюсь, не слышал.

– Кстати, товарищ следователь, когда мы про внука говорили, вы сказали, что он приедет, как только вы тело выдадите. О чем речь?

– О теле того старика-ветерана. Вы разве не в курсе насчет того, что дальше произошло?

– Нет. Не в курсе. Я же здесь вообще от всей информации отрезан. Да и не в состоянии был какие-то новости воспринимать. Вы у меня первый посетитель со стороны. Раньше только жену с сыновьями пускали. Они тоже мало знают.

– Тогда придется ввести вас в курс дела. После громкого выстрела в ваш кабинет ворвалась сначала секретарша, а за ней телохранитель Кравцов вместе с людьми, которые ждали приема. Ветеран все еще держал в руках свою водопроводную трубу, из которой сделал пистолет. Вы, наверное, и сами в детстве такие мастерили. Это называлось тогда «поджиг». Вместо пороха – спичечная сера, короткий, меньше чем в полсантиметра фитиль от обувного шнурка. Стоит только поджечь его, и грохнет выстрел. Одноразовое оружие. Мы в детстве – и я тоже, каюсь, – десятками такие штуковины делали. Считали это почти пистолетом. Только не догадывались заряжать свое оружие битым стеклом. Нам звука хватало. Иногда, правда, камешек помельче в импровизированный ствол забивали, чтобы по мишени стрелять. Даже солидолом его смазывали, чтобы не застревал.

Соколовскому, видимо, были приятны эти воспоминания. По крайней мере, говорил он все это с лирическими нотками, словно баловал свой слух. Но генеральный директор рассказом подполковника юстиции не заинтересовался и поторопил его слабым голосом:

– Ладно. С оружием все понятно. А что произошло-то?

– Ваш телохранитель Анатолий увидел эту трубу. Сначала он ребром ладони врезал по ней, направил ее в потолок, а потом ударил старика кулаком в голову. Тот упал, ударился виском об угол стола и умер почти сразу, еще до приезда «Скорой помощи», не приходя в сознание. Это дает нам право подозревать телохранителя в сговоре со стариком. Я предполагаю – и прокуратура меня в этом поддерживает, – что он просто убрал опасного свидетеля, своего сообщника, сделал это торопливо, не предоставил тому возможности дать показания против себя, любимого.

– Это исключено, – категорично заявил генеральный директор.

– Почему вы так в этом уверены?

– Сестра Валентина меня очень любит. Мы с ней вместе росли, я ее воспитывал, можно сказать. У нас отец рано умер.

– А при чем здесь ваша сестра?

– Так мой телохранитель Анатолий Кравцов – ее муж.

– Она имеет право претендовать на наследство? – спросил старший следователь, желая уцепиться за новую нить, определить для себя мотив покушения.

– Нет. У меня есть завещание, составленное по всей форме и заверенное нотариально. Все, что после меня может остаться, достанется моей жене и сыновьям. Сестра получит совсем немного. Не стоит такое наследство человеческой жизни. Тем более что в результате моей смерти Кравцов потерял бы работу. Вы знаете, как сложно телохранителю, подопечный которого был убит, найти новое место. На него все будут смотреть косо.

– Значит, мотива у вашей сестры не просматривается?

– Нет.

– А сестра знает о вашем завещании?

– Знает. Я сам ей его показывал. Она прочла текст и ни единого слова против не сказала, со всем согласилась. Но, товарищ следователь, как я понимаю, уголовное дело против телохранителя может быть заведено только после моего заявления. Так ведь? А я такую бумагу писать совершенно не намерен. Давайте сразу поставим все точки над i.

– Пока ваш телохранитель задержан по обвинению в убийстве по неосторожности и превышении мер самозащиты. Он же, насколько я знаю, бывший боксер.

– В детстве человек боксом занимался. Это можно не учитывать. Ему уже почти сорок лет. Он все навыки былые давно потерял. Я сам такой же, по себе знаю, как легко это происходит, поэтому далек от мысли Анатолия подозревать.

– Хорошо. Мы будем иметь в виду вашу позицию. Но вас самого не смущает тот факт, что телохранитель вошел в кабинет не самым первым, уже после секретарши, вместе со всей толпой?

– Нет. Меня это не смущает. Все зависит от того, кто и где находился в момент выстрела.

– Да, в этом вы правы. Секретарша готовилась занести вам на подпись какие-то ведомости и уже руку положила на дверную ручку. Потому она и вошла первой.

– Вот видите.

Так вот и вышло, что телохранитель генерального директора паевого инвестиционного фонда Анатолий Кравцов угодил под подписку о невыезде, но свою работу по-прежнему выполнял. Он по-прежнему старался подражать начальнику охраны инвестиционного фонда.

Тот, в свою очередь, тоже это замечал и был к телохранителю особенно расположен. Он даже задействовал свои старые знакомства, добился, чтобы с Кравцова были сняты все подозрения, хотя Косицин и не просил его об этом.

– В медцентр! – распорядился Павел Яковлевич, как только телохранитель занял свое привычное место на переднем сиденье.

С двух сторон рядом с Косициным тоже устроились охранники. Еще трое вместе с Вольдемаровым сели во вторую машину.

– Мне позвонили, – сказал Косицин. – Глаз, оказывается, уже готов. На три дня раньше срока. Меня на примерку пригласили.

Похоже было на то, что Косицин сам изрядно страдал от своей подпорченной внешности. Он рассчитывал, что стеклянный глаз существенно изменит ситуацию, потому и ждал момента завершения его изготовления с таким явным нетерпением.

Два крупных внедорожника плавно двинулись в сторону главной улицы города. Через несколько кварталов они остановились на красный сигнал светофора.

– Это что еще за чучело там велосипед катит? – сказал Павел Яковлевич.

Он увидел, как какой-то немолодой мужчина толкал по пешеходному переходу наперерез внедорожникам старенький велосипед, нагруженный металлическими трубами, местами ржавыми или замазанными какой-то грязно-бежевой краской. После покушения он стал с подозрением относиться к таким вот штуковинам любого вида.

Этот дядечка как раз повернул голову и холодным, леденящим душу взглядом посмотрел в сторону дорогих внедорожников. Впрочем, Косицин уже привык к тому, что простые горожане смотрят на него и на его машину именно так, и нисколько не удивился. Люди завидуют. Все нормально.

Увидеть этот человек мог, скорее всего, только водителя и Кравцова. Пассажиры, находящиеся на заднем сиденье, в сумраке автомобиля были не заметны. Но сами они могли рассмотреть человека с велосипедом, поскольку он оставался на свету. Все заметили грязные полосы на его лице, пересекающие и нос. Это ж надо было так испачкаться, прямо как специально!

Кравцов любил смотреть по телевидению, а иногда и по компьютеру фильмы про спецназ. В них бойцы именно так разрисовывали себе лица, маскировались. Но сейчас это ни о чем, кажется, не говорило и ничего не подсказывало. Охранник подумал, что руки у этого человека были грязными. Он пальцами провел по лицу там, где оно зачесалось. Отсюда и темные полосы.

– Какой-то водопроводчик, наверное, – предположил Кравцов. – Трубы на работе позаимствовал. Знает, зараза, наверное, кому продать или уже сразу и поставить дома. А то и просто в металлолом сдаст.

– Да сейчас ведь везде полипропиленовые трубы ставят, – заметил Павел Яковлевич.

– Это у кого деньги есть, – сказал водитель. – А у какой-нибудь старушки, которая на одну пенсию живет, лишних средств никогда не бывает. Ей он и продаст эти трубы. Хоть за полцены. Водопроводчикам тоже жить надо, семьи кормить. Вот они и крутятся, кто как может, воруют помаленьку.

Велосипедист, как ему и полагалось по правилам дорожного движения, преодолел пешеходный переход пешком. Потом он пожелал повернуть налево, но остановился, хотя как раз зажегся зеленый сигнал светофора. Похоже было на то, что трубы разболтались от тряски и под собственным весом. Этот человек встал на одно колено и стал перевязывать обрезки веревки, которыми трубы были притянуты к велосипедной раме.

Зеленый сигнал светофора разрешал двигаться и внедорожникам инвестиционного фонда. Им следовало поворачивать направо, но водитель «Кадиллака» не торопился. Он никак не мог понять, надолго ли застрял перед переходом человек с велосипедом.

– Поехали! – сказал ему Павел Яковлевич.

Он хорошо знал, что если кто-то собирается воспользоваться переходом, то этого человека следует пропустить. Но чучело с велосипедом вроде бы никуда не торопилось.

Неизвестно, сколько простояли бы на перекрестке тяжелые автомобили, если бы им не просигналила какая-то машина сзади, которая собиралась поворачивать вслед за «Лендкрузером». Гудок был долгим и настойчивым. Водитель «Кадиллака» сдвинул его с места.

Когда он вошел в поворот, дядечку с велосипедом стало не видно из-за кустов. А когда внедорожник окончательно повернул и оказался перед переходом, все увидели, что этот человек так и стоял на одном колене. Только вот теперь он наставил на автомобиль одну из своих водопроводных труб прямо как ружье или, того хуже, как гранатомет. Ее свободный конец вместе с велосипедной рамой этот тип зажал под мышкой.

– Гони! Газу давай! – торопливо скомандовал водителю Анатолий Кравцов, выхватил пистолет и стал опускать стекло дверцы, одновременно выставляя руку наружу.

Щелкнул предохранитель. Но до того как прозвучал пистолетный выстрел, раздался другой, несравнимо более громкий.

У Анатолия откинулась голова. Пистолет выпал из его руки прямо на укатанный дорожный асфальт.

Громко, фальцетом, неожиданным для такого крупного мужчины, выругался водитель «Кадиллака». Он отпустил руль и двумя руками ухватился за лицо, хотя и успел резко затормозить. Но это его движение скорее было инстинктивным и даже судорожным, нежели осознанным. Просто нога водителя при повороте автомобиля лежала на педали тормоза, время от времени поджимала его легким касанием. Если бы она находилась на педали газа, то внедорожник резко рванул бы вперед, набирая скорость. Скорее всего, он мог бы выскочить даже на встречную полосу и протаранить какую-то постороннюю машину, поскольку кровь залила водителю оба глаза. Голова телохранителя Кравцова прикрыла его, но лишь частично. Какие-то поражающие элементы заряда все равно в лицо попали и вызвали обильное кровотечение.

Косицин растерялся. Он ждал выстрела в свою сторону, а жертвой стал его телохранитель и родственник, хотя и не кровный. Однако сам Павел Яковлевич не на шутку испугался и растерялся. Он даже заметил, что охранник, сидевший справа от него, как раз с той стороны, где расположился дядечка с велосипедом, откинулся назад. Он словно подставлял Косицина под выстрел, вместо того чтобы прикрыть его собой, как и полагалось бы поступить настоящему телохранителю.

Еще до того как увидел окровавленную голову своего телохранителя, генеральный директор тоже инстинктивно откинулся назад. Он будто пытался спрятаться за того самого правого охранника.

Охранник же слева как сидел в неподвижной позе, так и продолжал сидеть. Может быть, он просто никак не успел среагировать на выстрел и покинул свое место только после того, как внедорожник резко остановился. Правда, при торможении этот парень крепко ударился головой о подголовник сиденья водителя.

В машину генерального директора тут же врезался автомобиль охраны, идущий следом. Однако это не помешало двум телохранителям и начальнику охраны Вольдемарову выскочить наружу достаточно быстро и так же споро выхватить свои пистолеты. Но раздались только два выстрела.

Генеральный директор заметил, что пальнуть в сторону человека, удаляющегося на велосипеде в ближайший двор через арку, успели только тот охранник, который сидел слева от Косицина, и сам отставной полковник КГБ. Остальные просто не смогли толком прицелиться, сами, похоже, основательно растерялись от неожиданности и в самый критический момент потеряли киллера из вида. Хотя вполне возможно, что они опасались стрелять через тротуар, заполненный людьми, идущими с тяжелыми сумками с колхозного рынка, расположенного неподалеку. Он сохранил свое название, для всех привычное, хотя самих колхозов уже почти не стало.

Косицин обошел свою большую машину, и распахнул переднюю пассажирскую дверцу. При этом он придержал тело Анатолия Кравцова, которое так и норовило вывалиться на дорогу.

– Ничего не трогать! – строго проговорил Вольдемаров. – Павел Яковлевич, отойдите от машины! – Он вытащил мобильник и стал вызывать «Скорую» и полицию.

– Я только хотел ему помощь оказать, – словно оправдываясь, сказал генеральный директор. – Если еще можно что-то сделать.

– Ему помощь уже не нужна. Разве вы не видите? В него же, считайте, из пушки стреляли. Или из гранатомета в голову. Одна только потеря крови уже говорит обо всем. Помощь нужна водителю. Садитесь в нашу машину. Она хоть и не бронированная, но все же целая.

– Что я теперь сестре скажу! – посетовал Павел Яковлевич, одной рукой придерживая тело убитого родственника через опущенное стекло, а второй закрывая дверцу. Он не побрезговал кровью испачкаться. Только пальцами потом тряхнул, отчего багровые теплые капли слетели на асфальт.

– Водитель!.. – напомнил отставной полковник КГБ другим охранникам.

Но Косицин, не пожелавший сесть в «Лендкрузер», уже обходил машину, чтобы посмотреть на водителя.

Где-то вдалеке уже завывала сирена «Скорой помощи». Так быстро приехать она не могла, видимо, находилась где-то поблизости. Там медики и получили вызов.