bannerbannerbanner
Солнце всходит на севере

Сергей Сакадынский
Солнце всходит на севере

Полная версия

Глава 1.

1.

Деревня стояла на меже леса и степи. Место – лучше не придумаешь. Летом, когда иссушающий зной овладевает степью и в душном мареве всё расплывается перед глазами, спасительная лесная прохлада раскрывает свои объятия, приглашая укрыться в тени деревьев от нестерпимой жары. Когда же жара уходит, благоухающая запахами тысячи трав степь зовёт в свои необъятные просторы, под купол усеянного яркими звёздами неба. В лесу – раздолье для охотников, в степи – пастбища для скота и земля под пашню.

Если же из степи приходит беда – налетают печенеги или другие кочевники, – люди бегут в лес, чтобы там переждать опасность. Правда, такие набеги теперь случаются редко. Хазары уже много лет держат степные племена в крепком кулаке. Они здесь настоящие и единственные хозяева. Они появляются раз в год, собирают с поселян-земледельцев дань и уходят в свою страну, которая находится далеко на востоке, там, где река Атиль впадает в Джурджанское море.

Разумеется, о той стране Радомир, как, впрочем, и все остальные, знал только по рассказам. В свои шестнадцать лет он нигде не бывал, кроме своей деревни и окружавших её леса и степи. Да и хазар видел только издалека. Они приезжали в конце весны или в самом начале лета, становились лагерем за оврагом, на опушке леса, куда поселяне свозили им мёд, воск и меха, а потом, нагруженные всем этим добром, уходили прочь навстречу солнцу. Говорили, что в некоторых деревнях они забирали и уводили с собой людей, но в деревне Радомира такой беды, хвала древним богам и духам-охранителям, не случалось ни разу.

В то лето хазары явились позже обычного. Мальчишка-пастух первым увидел отряд – десяток всадников и несколько вьючных лошадей, – и помчался в деревню с криком:

– Хазары! Хазары едут!

Люди повыбегали из землянок и тревожно загалдели. Старик Боголюб, деревенский старейшина, седой и сгорбленный, тяжело заковылял навстречу гостям. Народ потянулся за ним следом.

Предводитель отряда выделялся среди своих спутников и лицом и одеждой. Радомир сразу понял – хазарин. Сухопарый, высокий, не молодой, но ещё и не старик. Слегка вьющиеся пепельные волосы – не то седые не то такие от природы, спадали из-под белого тюрбана до самых плеч. Лицо обветренное, загорелое, борода коротко остриженная, тонкие усы подковой, на левой щеке едва приметный косой шрам, нос с горбинкой, а серые глаза блестят холодной сталью. Одетый во всё белое, и белоснежный плащ мягкими складками спадает на круп серого в яблоках коня. Белый Воин, про себя тут же нарёк его Радомир. Под левой рукой изящный лебединый изгиб серебряной рукояти кривого меча. Похоже, это было единственное его оружие. Впрочем, ему оно было и ни к чему. Восемь телохранителей, окружавших его плотным кольцом, одним своим видом давали понять, что изрубят в куски любого, кто осмелится приблизиться к их предводителю. То ли мадьяры то ли печенеги, кто их разберёт. Темноволосые, смуглые, в одинаковых высоких островерхих шлемах, украшенных волчьими хвостами, в пластинчатых панцирях поверх лёгких кольчуг. У каждого с одной стороны к седлу приторочены небольшой круглый щит и боевой топор, с другой лук и два колчана, набитые стрелами, а в руке копьё с тяжёлым, широким наконечником на длинном древке.

Толмач, похоже из местных, разбитной румяный детина в короткой кольчужке, без шлема, в заломленной на бок шапке верхом на приземистом гнедом жеребце гарцевал впереди отряда, гордый своей важностью. Оторвавшись от своих спутников, он поскакал прямо на скучившихся у коловрата селян, будто собираясь их затоптать, но потом натянул поводья и осадил жеребца, так, что тот присел на задние ноги, остановившись в двух шагах от кинувшихся было в рассыпную людей.

– Не боись, дурачьё! – крикнул он, наматывая поводья на левую руку. – Кто тут старший, отзовись! Живо!

– Ну я, – старый Боголюб шагнул вперёд, комкая шапку в руках.

Остальные всадники между тем подъехали и остановились у толмача за спиной.

– Мой господин хочет знать почему ты, пёсья кровь, прошлым летом не выдал всей положенной дани?

– Так ведь, – старик огляделся по сторонам, – отправили ведь… Всё отдали…

– Врёшь! – Толмач дёрнул поводья и заставил жеребца взвиться на дыбы, да так, что его копыта едва не зацепили Боголюбова лица. – Ты только половину отдал! А зерна и того меньше!

– Всё, как уговорено, – гнул своё Боголюб. – С каждого двора по мешку зерна. А если вышло мало, так это потому что дворов стало меньше. Народу у нас поубавилось, сам посмотри…

– Врёшь! – снова крикнул парень и замахнулся на Боголюба плетью. Старик зажмурился, ожидая удара, но резкий окрик заставил толмача опустить руку.

Белый Воин что-то сказал ему на своём языке, тот поклонился, они перекинулись ещё парой слов и толмач снова повернулся к людям.

– Вот что, – лицо его было уже не таким надменным, – мой господин в это лето возьмёт дань кровью. Солнцеликому нужны воины. Ваша деревня даст трёх человек.

– Да где ж… – растерянно развёл руки Боголюб. – Да кого ж…

– А мне всё равно! – отрезал толмач. – Господин так сказал. Так что давай, шевелись. Вон у тебя парни крепкие, здоровые, если троих отдашь, от твоей деревни не убудет.

Селяне зашептались, поглядывая друг на друга.

– Мы в той роще лагерем на ночлег станем, – толмач махнул плетью в сторону опушки леса. – А ты до утра трёх молодцов собери. Да смотри чтоб не хромых да убогих.

Боголюб часто закивал головой.

– Да, вот ещё, – парень наклонился в седле и навис над стариком. – Девку мне найди. Ладную да складную. Вечером пришлёшь. Не боись, с собой не увезу. Завтра верну, может даже с прибавкой.

Толмач заржал, показав крупные жёлтые зубы и махнул рукой. Отряд неспешно развернулся и двинулся к берёзовой рощице.

2.

– Да перебить их всех и дело с концом! – горячился Жадан, крепкий, широкоплечий здоровяк с копной торчащих во все стороны рыжих волос. – Вон их там всего восемь бойцов…

Он кивнул в сторону берёзовой рощи, откуда поднимался в небо тонкий дымок костра. И продолжал:

– У нас тут два десятка здоровых мужиков. На раз-два управимся.

– Ну положим их не восемь, а десять… – медленно проговаривая слова, возразил Малк по прозвищу Дровосек.

– Пустобрёх не в счёт, – отмахнулся Жадан, очевидно имея в виду толмача. – Какой с него боец? А хазарин вон без оружия, за своими печенегами прячется.

Он стоял посреди круга односельчан, полный бесшабашной решимости, зажигая этой решимостью остальных:

– Нападём перед рассветом, когда они крепко спать будут, – продолжал Жадан. – Двух дозорных они выставят, не более. Свернём им головы по тихому, как каплунам, а остальные даже очнуться не успеют!

– Панцири у них, – сказал кто-то, – мечи да секиры. А у нас что? Вилы да рогатины?

– Спать они будут! – выкрикнул Жадан. – Спать! А как спать лягут, так броню по любому сымут!

– Погоди, – Боголюб запустил пятерню в свою редкую седую бороду. – Не горячись. Откуда знаешь, что они одни? Малым отрядом они бы не сунулись в такую даль. Где-то поблизости ждут остальные. И коль эти не вернутся, вмиг будут здесь.

– В Коростень надо послать гонца, – предложил Векша, рассудительный и вечно хмурый бирюк, чья изба стояла за дальним оврагом. – Как на прокорм за зерном своих присылать, так они тут как тут, вот пущай теперь помогают.

– Не успеем, – сказал Боголюб. – Туда гонец только до утра доберётся. Покуда они там соберутся, пока тронутся в путь… Это если соберутся…

– Вот что, – Жадан обвёл односельчан горящим взглядом. – Вы как хотите, а к хазарам в рабы я не пойду. Перебьём их этой ночью, а нет так и пускай, всё одно помирать, так лучше здесь, чем неведомо где!

– Слушайте! – вдруг неожиданно сам для себя подал голос Радомир. – Слушайте! Вот как поступим. И гонца в Корстень пошлём, и на хазар сами нападём. Ежели к ним подмога приспеет через день или два, так и мы помощи к тому времени дождёмся!

Все тут же притихли.

– А парень дело говорит, – закивал тяжёлой головой Векша.

Переведя дух, Радомир продолжил:

– А нападём мы на них так, что они и догадаться не успеют. Есть тут у меня задумка одна…

3.

С первыми сумерками тысячи сверчков затянули свою вечернюю песню, и их голоса, сливаясь в нестройный хор, невидимыми волнами перекатывались над бескрайней степью, над оцепеневшим вдруг лесом и эхом отзывались в сумеречной глубине подсвеченного редкими звёздами неба. Стоячий воздух, раскалившийся за день, теперь медленно остывал, истекая ароматами степных трав и лесной хвои. Запах жареного мяса, идущий от уже притухшего костра, не мог пробиться сквозь эти ароматы, тонул в них и терялся уже на расстоянии десятка шагов.

Когда две тени вынырнули из сгущавшихся сумерек, сидевший на плоском камне дозорный лишь слегка повернул голову, но опытный взгляд непременно заметил бы, как он отвёл руку в сторону, готовый в случае чего метнуть зажатый в ней нож.

«Этот не промахнётся», – подумал Боголюб и замахал над головой обеими руками.

– Толмач ваш где? – крикнул он нарочито громко. – Девку вот ему привёл!

Женская фигура, закутанная в платок, переминалась с ноги на ногу чуть позади.

Дозорный наверняка ничего не понял. Но тут у костра появился развесёлый детина, без кольчуги, без шапки, с кожаной флягой в руке и загорланил:

– Эй, сюда давай!

Дозорный молча кивнул головой в сторону костра.

– Пошли, – Боголюб заторопился, беспокойно оглядываясь по сторонам. Двое воинов, сидевших у костра, не обратили на него никакого внимания. Оба они, без доспехов, но с мечами на поясе, жарили на углях большие куски мяса, источавших такой аромат, что старик едва не подавился слюной. В стороне в сумерках маячил силуэт второго дозорного, который неподвижно стоял, опираясь на копьё. Остальные, видимо, спали на конских попонах между костром и большим белым шатром, поставленным для командира отряда. Стреноженные лошади паслись рядом.

 

За большим шатром виднелся шатёр поменьше. Оттуда-то и вышел уже сильно подвыпивший толмач.

«Ты гляди какая важная птица, – пробормотал Боголюб. – И шатёр отдельно себе поставил».

– Быстрей, дед! – Парень отхлебнул из фляги и нетвёрдой походкой сделал несколько шагов навстречу. – Баба-то хоть ничего? Съедобная?

Он смерил осоловевшим взглядом смутно различимую в темноте женскую фигуру.

– Хош вина? – толмач помахал флягой, в которой ещё что-то булькало на дне. – Вы в вашей глухомани поди про такое и не слыхивали. Ладно, топай в шатёр, а мы тут со стариком ещё потолкуем.

– Иди, дочка, иди, – Боголюб подтолкнул девку и та бесшумно скользнула под полог.

Толмач приобнял старика за плечи, навалился на него всем своим весом и ткнул ему флягу под нос:

– На, пей!

Боголюб взял флягу, осторожно глотнул. Терпкая, густая жидкость была непривычной на вкус, а в голове сразу зашумело, будто от крепкой браги.

– То-то же! – важно изрёк парень, забирая флягу. – Не чета вашему пойлу!

А потом сделал суровое лицо.

– Завтра поутру присылай своих молодцов. Если не придут на рассвете, твою голову первую долой. Понял?

Старик согласно закивал.

– Ну ступай, ступай! Да смотри не убейся в темноте спьяну!

И толмач заржал так, что лошади испуганно шарахнулись в сторону.

Боголюб попятился, несколько раз поклонился, потом развернулся и заспешил прочь. Проводив его взглядом, парень потянулся, сыто рыгнул и воротился в шатёр.

Девка стояла посредине шатра, обхватив плечи руками.

– Эй, подруга, чего мнёшься? – Толмач качнулся. – Платок-то сними!

Девка молчала и не шевелилась. Он протянул руку и дёрнул за край платка.

– Что за…

В шатре было темно, но всё равно было видно, что с лицом девки что-то не так.

– Да это ж не баба! – успел только сказать толмач, как что-то острое ударило его снизу вверх под кадык и он, выпучив глаза, захрипел, захлёбываясь вдруг хлынувшей из горла кровью.

Малк почти вплотную подобрался к сидящему на камне дозорному и затаился, сдерживая дыхание. Сердце стучало так, что Малку казалось, будто его слышно за сотню шагов. Дозорный не шевелился. Видать, он дремал, уронив голову на грудь.

Малк поудобней перехватил топорище, вскочил, замахнулся и рубанул по кожаному назатыльнику, как раз там, где должна начинаться шея. Что-то хрустнуло, шлем покатился в траву, а дозорный на глазах изумлённого Малка вдруг начал разваливаться. Миг – и на земле перед ним лежит обёрнутое плащом соломенное чучело.

– Засада! – процедил Малк сквозь зубы и попятился, озираясь, обеими руками сжимая топорище.

Протяжный свист раздался откуда-то справа, а слева, будто из-под земли выскочил живой дозорный. Без шлема, ведь вот он, шлем, валяется на земле, но зато с мечом в руке.

– Засада! – успел крикнуть уже во весь голос Малк, и в следующий миг сверкнувший в лунном свете клинок развалил его надвое от левого плеча до правого бедра.

Услыхав этот крик, лежавший в траве Жадан вскочил и бросился бежать прочь. Но тут навстречу ему из темноты вылетел всадник. Волчий хвост болтается над головой, доспехи грозно лязгают при каждом движении, а остриё копья нацелено прямо в лицо Жадану.

Жадан развернулся и побежал в другую сторону, понимая, что от конного ему никак не уйти. Разве что в лес. Но до леса не меньше полусотни шагов, а топот копыт за спиной всё ближе. Жадан изо всех сил рванулся вперёд, но тут почувствовал, что ноги его перестали слушаться. Последнее, что он увидел, было окровавленное остриё копья, вдруг выросшее у него прямо из середины груди.

Когда Радомир, скинув бабское платье, выскочил из шатра, вокруг творилось страшное. Кто-то кричал, кто-то бежал, кому-то ремнями крутили руки. Несколько распростёртых тел валялись на земле, освещённые пламенем полыхавшего теперь в полную силу костра.

– Всё пропало! – Понял вдруг Радомир.

Бежать! Только куда? Догонят.

Тут он увидел, как из большого шатра вышел Белый Хазарин. Вышел неспешно, так, словно только что здесь никого не рубили насмерть. Он был без тюрбана и без плаща, в длинной белой одежде, перепоясаный алым кушаком, к которому был прицеплен кривой меч в серебряных ножнах. В груди у Радомира вдруг зажглась лютая ненависть к этому хазарину.

– Убью, – прошептал юноша. – Убью, а там будь что будет.

Он огляделся в поисках оружия. Повезло – четыре составленных наподобие шалаша копья, подмеченные им ещё в самом начале, оказались на месте, у входа в шатёр толмача. Радомир схватил одно из них, остальные со стуком попадали на траву.

– Убью! – закричал он и ринулся на хазарина.

Белый Воин стоял к нему в пол-оборота, и до него было шагов десять, не больше. Радомир преодолел это расстояние в три прыжка и нацелился уже ударить, но что-то блеснуло прямо перед ним, прочертив в воздухе сверкающую дугу, и отсеченный конец древка вместе с остриём отлетел в сторону. Один из телохранителей-печенегов, поигрывая мечём, вдруг встал между Радомиром и хазарином. Двое других приближались с двух сторон, тоже с мечами в руках.

«Всё, пропал!», – эта мысль обожгла Радомира, словно за шиворот вылили ковш холодной ключевой воды. А потом страх пропал, и вместо него пришло мрачное отчаяние, которое, наверное, чувствует зверь, окружённый со всех сторон охотниками.

Радомир взмахнул несколько раз бесполезной палкой, в которую превратилось его копьё, завертелся на месте, пытаясь охватить взглядом всех троих противников и угадать, кто из них ближе всего, кого легче будет достать. Печенеги двигались по кругу, обходя его и одновременно приближаясь. Ничего не выйдет – они нападут одновременно и порубят его прежде, чем он успеет ударить! Да и много ли древком без острия навоюешь! Эх, была, не была!..

Радомир вскинул руки и начал быстро вращать древко над головой. Да только это не помогло. Печенег взмахнул мечом, и древко стало ещё на локоть короче. Радомир едва успел пригнуться, уходя от другого меча, но тут третий печенег занёс оружие у него над головой.

Занёс, но не ударил. Потому что хазарин что-то выкрикнул, и мечи опустились.

Радомир огляделся по сторонам. Печенеги медленно отступили, не спуская с него глаз. Хазарин неторопливо подошёл ближе, смерил Радомира пристальным взглядом сощуренных глаз и снова что-то сказал. Меч вспыхнул в отсветах костра и упал к ногам Радомира.

– Подними! – сказал хазарин на чистом словенском языке.

Радомир выпустил из рук палку, нагнулся и поднял оружие. Меч был лёгкий, слегка изогнутый, заточенный с одной стороны, с удобной, как раз по ширине ладони, рукоятью. Такого оружия Радомир никогда в руках не держал. Он перекинул меч из одной руки в другую и несколько раз взмахнул им перед собой. Клинок со свистом разрубил воздух.

– Сражайся! – сказал хазарин, вынимая свой меч.

Радомир изумлённо посмотрел на него и взгляды их встретились. Хазарин стоял, держа меч в опущенной руке. Ждал. Ну что ж, так будет получше, чем с палкой один против троих.

Радомир замахнулся, прыгнул и ударил. Меч рассёк пустоту. Юноша так и не понял, как Белый Воин вдруг оказался у него за спиной. Только почувствовал, как лёгкое касание холодом обожгло шею.

Хазарин отступил и опустил меч. Радомир снова напал и снова промахнулся. И снова напал.

В третий раз хазарин не отступил. Уклонившись от Радомирова клинка, он вдруг шагнул вперёд и с размаху ударил юношу в грудь серебряной рукоятью. У Радомира перехватило дыхание. Он выронил оружие, попятился, споткнулся и упал на траву, хватая воздух ртом, как выброшенная на берег рыба.

Хазарин на него даже не посмотрел. Вложил меч в ножны и сказал своим:

– Этот поедет со мной. Остальных…

Тут он провёл ребром ладони по горлу и пошёл в свой шатёр.

4.

Рассвело. Осёдланные кони нетерпеливо били копытами, грызли удила и злобно косили глазами по сторонам. Радомир сидел на земле со связанными за спиной руками около свёрнутого шатра и рассеянно глядел в широко раскрытые глаза Жадана, чья голова, насаженная на длинную палку, будоражила аппетит круживших над лесом ворон. Головы ещё девятерых односельчан на таких же палках торчали рядом, а тела валялись внизу, сваленные в кучу, так, что нельзя было понять, где чьё. Чуть поодаль растянулся, широко раскинув руки и ноги давешний толмач. Лицо перекошено, одежда в крови. Из шеи у него всё ещё торчала длинная занозистая щепа, которую всадил туда Радомир.

Белый Хазарин подошёл, посмотрел на мертвеца, брезгливо поморщился.

– Этого похоронить, господин? – спросил один из воинов.

– Вороны похоронят, – сказал хазарин и махнул рукой. – Поехали!

5.

– А ты сам откуда?

Голос вырвал Радомира из сонного оцепенения. Он медленно брёл за телегой, загребая босыми ногами пыль. Его левую лодыжку крепко охватывала верёвка, завязанная хитроумным узлом. Такой не распутать. Один её конец был привязан к телеге, а другой к ноге идущего следом лохматого веснушчатого парня.

– Из деревни, – буркнул Радомир.

– Тут все из деревни, – Рябой кажется, усмехнулся. – Из какой?

Второй день они брели под жарким июньским солнцем куда-то на восток, одиннадцать молодых парней, связанных одной верёвкой. Как и говорил Боголюб, наехавших на их деревню хазар поджидал ещё один отряд. Десять человек конных, две больших повозки, ещё пяток пешей прислуги и пленные. Четыре бабы на телеге, остальные за телегой на привязи.

В отряде, кроме печенегов с волчьими хвостами, было ещё два знатных хазарина. Один в серебряном чеканном нагруднике, у другого плащ по краю обшит золотом. Но оба, как сразу подметил Радомир, подчинялись Белому Хазарину и держались от него на почтительном расстоянии. Сам предводитель отряда ехал впереди, всё время окружённый четырьмя печенегами.

– Из той деревни, что за Бобровым урочищем, – неохотно ответил Радомир.

– А, бобровский значит. – Рябой не отставал. – У нас всех, кто на вашей стороне живёт, зовут бобровскими.

– Ну и пускай, – Радомир тоскливо огляделся по сторонам. – Теперь уж всё равно.

Отряд миновал небольшой перелесок. Дорога пошла в гору.

– Сюда как попал? – снова спросил Рябой.

– Белый Хазарин забрал.

– Тот, что впереди что ли?

– Ага.

Некоторое время шли молча. Дорога перевалила через бугор и запетляла вниз по склону.

– А откуда знаешь, что он хазарин? – опять подал голос Рябой.

– Хазарин он и есть хазарин, чего тут знать.

– Ну а вот как отличить хазарина от жидовина знаешь? Имена у них одинаковые и богу одному молятся.

– Ну… – Радомир задумался. – Хазаре, они светлые, а жидовины чернявые.

– Да ладно, – хохотнул Рябой. – Бывают хазаре тёмные, аж чёрные.

– Тогда не знаю.

– Хазарин он всегда с мечём и на коне, – важно сообщил Рябой. – А жидовин на телеге и с мешком скарба. Хазарин всё так берёт, а жидовин покупает.

– Ты откуда знаешь?

– А меня жидовин купил. Вместе с сестрой Смеляной. Вон она сидит на телеге, вторая с нашего краю.

Радомир даже оглянулся.

– Как купил?

– Ну так, взял да и купил. Беда у нас приключилась, молния попала в амбар, да и весь урожай сгорел. Голодали сильно. А тот жидовин за нас дал три мешка проса.

– И что, родня не воспротивилась?

– Сироты мы. Вот старейшина нас и продал тому жидовину. А жидовин потом хазарину отдал.

– Зачем отдал?

– А кто их поймёт. Они долго ругались, а потом жидовин говорит, мол, забирай этих двоих, мне они ни к чему. Может, продал, может так отдал, не знаю.

Радомир посмотрел вперёд. На телеге рядком, свесив босые ноги, сидели пять девок. Он только сейчас заметил, что они связаны точно так же друг с другом одной верёвкой, конец которой примотан к телеге. Сестра Рябого Смеляна глядя куда-то в даль широко раскрытыми васильковыми глазами плела косу.

«Красивая», – подумал Радомир. А вслух спросил:

– Слышь, Рябой, а куда нас ведут?

– Меня вообще Гудим зовут, – немедля отозвался тот, – но можешь и Рябым звать, мне всё едино. А ведут нас, как я слышал, в главный город, который зовётся Хазаран. Что будет с нами, не знаю. Но точно скажу, там мы и сгинем навек.

Радомир нахмурился. Пропадать на чужбине ему совсем не хотелось.

– А бежать? Может бежать?

Рябой засмеялся.

– Как? Был тут один. Разрезал черепком верёвку да побежал. Печенег тут же ногу ему стрелой пробил. А потом они ему брюхо разрезали и подвесили на дереве помирать. А нам сказали, что будет так с каждым, кто ещё побежит.

Потом, подумав, Рябой добавил:

– А если бежать, то сейчас. Потому что скоро перейдём большую реку, а там всё, конец.

6.

К реке они вышли уже к концу следующего дня. Миновав небольшой лесок, отряд оказался над кручей, откуда видно было далеко вокруг. Река, широкая, так что другой берег едва видно, медленно текла с севера на юг, дугой огибая гору, на которой стояла небольшая крепость. Внизу, под горой, там, где в большую реку впадала речка намного меньшая, виднелись какие-то постройки и множество лодок, вытащенных на берег. Широкая пристань на толстенных сваях выдавалась далеко вперёд, и как раз сейчас там с большого парома выгружался конный отряд.

 

– Шамбат, – ни к кому не обращаясь, сказал хазарин, – Высокая крепость.

Видно, он имел в виду укрепление на горе.

Отряд стал спускаться по плотно утоптанной дороге между двух холмов. Теперь Радомир хорошо видел берег, к которому примыкал то ли посёлок то ли торг, где между постройками безостановочно сновали люди.

Пока они спускались, от крепости по склону им навстречу поскакал человек на белом коне. За ним в небольшом отдалении следовали два всадника с волчьими хвостами на шлемах. Поравнявшись с отрядом, человек осадил коня и поднял правую руку.

– Мир тебе, Рафаил! – выкрикнул он, обращаясь к Белому Хазарину.

– Привет, Борух! – отвечал тот.

Они соскочили с коней и крепко обнялись. Тот, второй был пониже ростом, смуглый, темноволосый, с такой же коротко остриженной бородой и усами подковой. Глаза глубоко посаженные, почти чёрные. Сам тоже сухощавый, но черты лица не такие резкие и хищные, как у Белого Хазарина.

– Твой поход был удачен? – Спросил Борух, беглым взглядом окинув остановившийся караван.

– Какое там! – Отмахнулся Белый Хазарин. – Сакалибы совсем обнаглели. В лесах прячутся, платить не хотят. А вон тот… – он ткнул хлыстом в сторону Радомира, – убить меня хотел.

– Зачем же ты его с собой везёшь? Там бы и оставил… в назидание остальным.

– Остальных вороны доедают, – сказал Рафаил. – А этот смелый, дерзкий. Пусть поживёт пока. Если не сдохнет, будет хороший боец.

Борух с сомнением посмотрел на Радомира и покачал головой.

– Что это там у тебя за народ? – спросил Рафаил, кивнув в сторону пристани.

– Да вот конницу прислали, тридцать всадников. Можно подумать они меня спасут.

Отряд неспешно двинулся в сторону крепости. Она представляла собой огороженное валом и частоколом пространство, посреди которого возвышался громадный сруб с крытой площадкой для лучников наверху. Теперь было хорошо видно, что часть частокола разобрана, на валу суетятся рабочие, а рядом сложены новые, свежеструганные брёвна.

– Дыры латаешь? – Белый Хазарин кивнул в сторону стройки.

– Новый вал насыпали, – сказал Борух. – Повыше. И ров поглубже.

Они ехали впереди, стремя в стремя. Остальные следовали за ними.

– Опасаешься чего-то?

– Плох тот командир гарнизона, который ничего не опасается.

Дорога сначала шла под гору, а потом начала круто подниматься вверх. Внизу, у пристани отряд конницы уже закончил выгрузку.

– Сколько у тебя людей? – Рафаил взглядом опытного воина осматривал укрепления. Судя по выражению лица, они его не сильно впечатлили.

– Полсотни, – Борух поморщился. – Наёмники. Ненадёжный контингент, сам знаешь. И все с причудами. Арсии не хотят сражаться пешком, сакалибы не хотят сражаться на конях, русии не хотят сражаться против своих…

– У тебя и такие есть?

– Нет, русиев нет. Опасный народ. С ними дел лучше не иметь.

– Думаешь?

– Уверен.

– Но зато у тебя теперь есть конница.

– Что толку от конницы, если она заперта в крепостных стенах?

– Тоже верно.

Здесь, наверху было ветрено. Ветер трепал плащи всадников, волчьи хвосты на шлемах печенегов и знамёна с изображением солнца над крепостными воротами. Но, когда они въехали в ворота, ветер сразу стих.

– Там, в роскошных садах Атиля, они совершенно не понимают, что происходит здесь, на дальнем рубеже, – Борух соскочил с коня и отдал поводья слуге, который возник рядом так, словно вырос из-под земли. – Никто, кроме сборщиков дани, вроде тебя, не появляется в этих местах. Мы здесь предоставлены сами себе, зажатые между лесом и степью. Боюсь, случись что, нам даже на помощь никто не придёт.

– Я буду говорить с правителем, – тоже сойдя с коня, сказал Рафаил, – и доведу до его ведома положение дел.

– А каково оно на самом деле? – Борух усмехнулся. По выражению его лица было видно, что ответ ему заранее известен.

– Мы не контролируем земли за Данапром. Правый берег давно живёт своей жизнью. Немногие, вроде меня, ещё рискуют отправляться туда, но уходить слишком далеко на запад опасно.

– Баджнаки? Мадьяры?

– Баджнаки правобережья нам не подчиняются. Как и мадьяры, с которыми теперь всё чаще приходится воевать.

– Но ведь дело не только в этом?

– Да, не только.

– Пойдем, выпьем вина. Тут один мой старый друг привёз несколько бурдюков отличного вина из самого Дербента. Жаль оно быстро заканчивается. Здесь такого не достать.

Когда по грубой, но крепко сбитой лестнице через квадратный люк в полу они поднялись в самое верхнее помещение сруба, служившее одновременно командным пунктом и местом обитания начальника гарнизона, Борух достал два больших серебряных кубка и наполнил их вином.

Жилище это было более чем скромным. Большая, почти пустая комната без малейших следов роскоши. Вдоль голых бревенчатых стен несколько сундуков разной величины, которые одновременно служат и скамейками и кроватями. Во всех четырёх стенах прорезаны окна, чтобы не выходя отсюда можно было обозревать окрестности во всех направлениях. В углу стойка с оружием – несколько луков и копий, шлем, кольчуга, щит с изображением солнца и два меча.

– Я прикажу зажарить барашка, – сказал Борух.

– Да, я не прочь перекусить, – кивнул Рафаил.

Вино было действительно превосходное, но чересчур сладкое. Он подошёл к окну и наблюдал как отряд конницы, подобно змее, медленно втягивается в крепостные ворота.

– Торговля идёт? – Спросил Рафаил, отхлебнув вина.

– Какая тут может быть торговля, – скривился Борух. – Наши привозят вино и шёлк, выменивают у местных на меха. Румейские купцы сюда не доходят, боятся плавать через пороги. Часто в последнее время приплывают русии, но у них всё тот же товар – меха и рабы. А покупать некому.

– Русии сильно продвинулись на юг. Это меня беспокоит.

– Они обосновались совсем недалеко, до этого места дней десять пути вверх по реке. В хорошую погоду даже меньше. Раньше они там только зимовали, теперь живут постоянно. Построили что-то вроде крепости на горе. Мои шпионы сообщают, что там уже несколько десятков домов и полтысячи людей, в том числе женщины и дети. А раз привезли женщин, значит, решили обосноваться надолго.

– И что они?

– Пока сидят тихо. Приплывают сюда торговать. Попутно грабят местных. Но мы с этим ничего поделать не можем… Нет, не здесь, дальше, на севере. Здесь сакалибы под нашей защитой. Они снабжают нас продовольствием, мы защищаем их от врагов.

– Полагаю, им пока что никто особо не угрожает.

– Всё так. Мадьяры сюда не суются. А русии… Их слишком мало. Они приходят отрядами по двадцать-тридцать человек, продают, покупают, потом уходят обратно. На зиму они в Шамбате не остаются.

– Да, но их значительно больше в Булгаре и Атиле. Я бы даже сказал слишком много.

– Но они ведь и там только торгуют.

– Пока торгуют. Но ты ведь знаешь, однажды русии едва не захватили главный город румеев.

– То были другие русии. Говорят, они пришли с запада. И их было много. Хотя румеи наверняка преувеличили масштабы угрозы. Но в целом я разделяю твои опасения. Будь их здесь не десятки, а сотни или тысячи, нам стоило бы начать всерьёз волноваться. А пока…

– Это только начало. Они придут, Борух. И их будет много.

– Расскажи и об этом правителю.

– Непременно.

– Будет возможность, спроси его и обо мне.

– Ты же знаешь, я бы рад, но повлиять на решение твоего дела я не в силах. Но я буду стараться. Сделаю, что смогу.

Борух вздохнул и вновь наполнил опустевшие кубки.

– А где твой переводчик? – спросил он. – Весёлый такой парень… Не помню как его имя.

– Умер, – равнодушно отвечал Рафаил. – Тот парень, что пытался меня убить, воткнул ему кол прямо в глотку.

– Вот как! – Борух скривился. – Впрочем, туда ему и дорога.

– Именно так, – сказал Рафаил, подняв кубок.

– Ты его всегда недолюбливал.

– А кто любит предателей? Хоть в Книге Книг и сказано: «Тогда сыновья иноземцев будут строить стены твои, и цари их – служить тебе»1. Однако сегодня они служат тебе против своих, а завтра кто знает, кому продадут твою голову.

1Исаия, 60.10
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17 
Рейтинг@Mail.ru