Сергей Покровский
Охотники на мамонтов. Посёлок на озере
Куда пошли хуммы
Мамонты и люди жили в одной стране многие тысячи лет. Когда люди научились охотиться сообща, они стали побеждать самых крупных зверей. Волки, медведи, пещерные гиены с их страшными зубами отступали перед натиском людей с их каменными орудиями.
Мамонты долгое время были непобедимы, но и они в конце концов сделались предметом охоты. Люди научились добывать огонь. Они зажигали сухую траву в конце лета, устраивали лесные пожары, которые ужасали всех зверей и даже мамонтов. Люди научились подстерегать и отгонять от стада новорождённых слонят, чтобы потом захватывать их. Они выучились делать ловушки и загоны, куда попадали и взрослые хуммы.
Вот почему большое стадо мамонтов, несмотря на свою силу, не стало дожидаться нападения этих пахнущих дымом двуногих и предпочло уклониться от неприятной встречи. Пройдя несколько десятков шагов по верхней террасе, оно нашло пологий спуск и стало медленно спускаться вниз, к самой воде, на влажную полоску прибрежного сырого песка и отшлифованных камешков.
Ао, Улла и Волчья Ноздря спустились по слоновьей тропе вслед за стадом к берегу Большой реки. Они торжествовали. Волшебная сила Матери матерей, казалось, продолжала действовать неодолимо. Они твёрдо верили, что им удастся загнать мамонтов в окрестности селения Красных Лисиц.
А тогда…
Вдруг Улла громко ахнул и протянул руки вперёд. Отсюда можно было хорошо видеть, как передовая слониха повернула не к югу, а к северу. Хуммы собирались идти не к посёлку Красных Лисиц, а совсем в другую сторону.
Что же это значит? Где же помощь Матери матерей? Где её могущество? Как остановить их? Как заставить повернуть обратно?
Ао торопливо выхватил из мешка и поднял над головой волшебную статуэтку. Волчья Ноздря зашептал заклинательные слова. Все трое начали кружиться вокруг Матери матерей.
Но ничто не помогало. Хуммы упрямо шли своей дорогой. Ни один из них не послушался заклинаний.
Охотники с недоумением смотрели друг на друга и на костяную фигурку. Куда же девалась её сила?
Вдруг Улла схватил Волчью Ноздрю за плечо.
– Гляди! – зашептал он со страхом и показал на лесные верхушки деревьев.
Осины качались и трепетали листьями. Слабый ветерок, который так недавно гнал дым от костра на мамонтов, теперь сменился другим. Вместо него по лесу шумел северяк, от которого шатались древесные стволы.
– Пущено по ветру, – многозначительно шепнул Улла и тревожно огляделся вокруг.
Волчья Ноздря переменился в лице, а всегда смелый Ао побледнел; руки у него дрожали.
– Пущено по ветру! – повторил он, как эхо.
– По ветру! По ветру! – зашептал и Волчья Ноздря, и было видно, как волосы на его голове стали топорщиться. Так встаёт шерсть на загривке у волка, когда он чует опасность.
Все трое стали пристально вглядываться в кусты. Ветки их подозрительно качались. Не понимая причин перемены ветра, они решили, что кто-то более сильный в этих местах стал у них на дороге. Это он уничтожил силу заклятия, которое помогало им до сих пор. Чья-то чужая колдовская власть вмешалась в их охоту и повернула всё по-своему. Хотя бы один из хуммов пошёл к посёлку Красных Лисиц!
– Это Куолу! – сказал Волчья Ноздря.
В тревоге охотники спустились к самой воде. Здесь против устья оврага находилась та самая длинная отмель, которую топтали мамонты. Долина реки уходила прямо на север. Там, где-то далеко, по рассказам стариков, скрывалось озеро. Из него рождалось начало Большой реки, а ещё дальше лежал Великий лёд. Оттуда неслись холодные ветры и приползали туманы.
Охотникам было видно, как вереница тёмно-коричневых мамонтов тянулась гуськом у самой воды по мягкой песчаной береговой полосе. Над береговой террасой поднимались почти отвесные обрывы высокого правого берега, поросшего лиственным лесом. Люди стояли в растерянности. Теперь они не старались догонять зверей, но и упускать их из виду им тоже не хотелось.
Расстояние между ними увеличивалось, хотя стадо было ещё хорошо видно.
Ао оглянулся и зашептал:
– Смотрите, смотрите!..
Он указывал пальцем на береговую кручу, под которой они стояли. Там в густом буреломе свалившихся с вершины берегового карниза сухих деревьев шевелилось что-то тёмное. Скоро острые глаза охотников рассмотрели фигуру молоденького хуммы, застрявшего головой среди толстых стволов. Он угодил туда, когда упал вниз с высокого берега. Это был тот самый слонёнок, который так неосторожно расшалился, когда стадо хуммов проходило по краю обрыва.
Слонёнок упал головой в груду бурелома и переломил себе спинной хребет. Он ещё двигал ушами и хоботом, но это были уже последние, предсмертные движения.
Быстрыми прыжками охотники добрались до слонёнка, перелезая со ствола на ствол и расчищая себе дорогу среди чащи засохших, изуродованных ветвей.
Один бок маленького хуммы был сильно ободран, и обломок сучка глубоко вонзился ему между рёбрами.
Оглушив слонёнка крепкими ударами по голове камнем с острыми краями, Ноздря принялся остриём своего копья расширять его рану.
Из раны тонкой струйкой побежала тёмная кровь. Ноздря подставил сделанную из берёсты черпалку и набрал тёплой мамонтовой крови. Выпил до дна, не отрываясь, и передал черпалку Улле. Молодые охотники последовали примеру Ноздри.
По поверью, жизнь молодого хуммы вошла в них вместе с кровью. Теперь они все трое вооружились кремнёвыми ножами и собирались уже вырезать себе по куску ещё тёплого мяса, как вдруг чей-то сердитый окрик заставил их содрогнуться.
Высоко над собой, на самом краю обрыва, они увидели дородную фигуру полуголого человека. Одна только волчья шкура охватывала его стан. Длинные волосы прядями рассыпались по плечам.
Волосатый человек махал сучковатой дубиной.
– Наши хуммы! – кричал он, размахивая руками. – Наши хуммы! Чужое мясо! Плохо гоняться за чужой едой!
Волосатый орал и визжал изо всех сил и яростно грозил дубиной.
– Это Куолу. Это он пустил ветер на хуммов, – зашептал испуганно Волчья Ноздря.
Охотники отпрянули прочь и быстро сбежали вниз, на песчаную террасу. Зубы их стучали от страха. Куолу нагнулся, поднял с земли камень и швырнул с высоты в охотников. Волчья Ноздря бросился ничком на песок и обеими ладонями закрыл голову. Ао и Улла сделали то же. Так лежали они неподвижно, откинув в сторону оружие и уткнувшись лицом в землю.
Куолу ещё продолжал кричать. Он швырял камнями, грозил, что не даст им изловить ни одного зверя, что испортит им всякую охоту.
Охотники отошли в сторону и знаками показывали рассерженному Куолу, что отказываются от своей неожиданной добычи.
– Смотрите, смотрите! Не видать вам больше хуммов, ни старых, ни молодых…
Он выразительно махал руками в ту сторону, куда уходили хуммы, и злорадно смеялся, показывая на север. Охотники оглянулись, и теперь им стало ясно, чему смеялся Куолу. Мамонты уже вошли в воду и начали переходить реку. На той стороне развернулась обширная пойма. Река в этом месте была широка, но мелка. Вода слонятам доходила только до брюха. Они смело шагали за матерями, и всё стадо спокойно переходило вброд. По временам хуммы останавливались, чтобы попить в своё удовольствие и побрызгать из хоботов на спины себе или другим. Напившись и пополоскавшись, стадо начало вылезать на противоположный берег. Охотники следили, как хуммы ленивой походкой удалялись в глубь заливных лугов. Они осторожно пробирались между озёрами и топкими болотцами, покрытыми зелёной осокой.
За широким простором лугов, далеко на севере, виднелась узкая полоска синего леса. Хуммы тянулись туда. С каждым шагом их тёмные туши становились всё меньше и меньше, пока из огромных животных они не превратились в вереницу ползущих букашек.
Куолу надоело смотреть на удаляющееся стадо. Он перестал смеяться, нагнулся и опять швырнул камень.
– Сердитый, – сказал Улла и робко поглядел на Куолу.
– Лучше пойдём домой, – сказал Ао. – Ничего нет.
– Матерям есть надо. Старикам, детям кто принесёт еду?
– Матери матерей надо еду, – прибавил Ноздря.
Надо было сговориться с Куолу, чтобы ещё больше не рассердить его. Если они пойдут запрещённой дорогой, он может испортить всякую другую охоту. Нельзя было и думать о доме, пока не будет поймана какая-нибудь крупная добыча. Охотники решили идти вперёд по новым местам, и притом против ветра. Звери чутки, и, если до них доносится запах человека, они прячутся и убегают.
Чтобы задобрить страшного Куолу, Улла приложил к губам рупором руки и закричал:
– Куолу! Куолу! Хуммы ушли, не надо нам хуммов. Бери себе слонёнка. Возьми добычу. Мы пойдём. Будет счастье – принесём жирный кусок и Куолу.
Куолу улыбнулся, молча махнул рукой, и охотники двинулись дальше.
Куолу
Почему же так страшен охотникам был Куолу? Откуда этот страх, это трусливое желание его задобрить?
Куолу стали бояться с тех пор, как он здесь поселился. Он был из рода Вурров, то есть медведей. Становище находилось на расстоянии нескольких дней пути, на берегу притока Большой реки. Вурры жили в курных землянках, похожих на глубокие норы, на склонах речных берегов. В каждом становище ютился отдельный род. Основой рода были женщины-матери. Они были хозяйки землянок. Все они занимались колдовством. Они знали множество заговоров и заклинаний: от зубной боли, от разных болезней, от нападения зверей.
Во главе каждого рода стояла самая старшая, искусная и почтенная из колдуний. Она считалась самой могущественной из всех. Все другие получали колдовскую силу только от неё. Она считалась прабабушкой всего детского и юного населения.
Женщины со своими детьми, подростками и девушками составляли полуоседлое население становища. Мужчины-охотники вели полубродячую жизнь. Они то появлялись, то вновь исчезали. По целым дням, иногда по неделям бродили они за добычей и при удаче приносили её для всех. Все матери считались сёстрами. Их дети, то есть все девушки и юноши, также считались братьями и сёстрами. Юноши уходили в соседние родственные становища и там искали себе невест. Они оставались надолго жить в посёлке своих жён, проводя там тёплое время года.
С наступлением холодов, а то и раньше возвращались они в становище матерей, чтобы охотиться и добывать пищу для родного посёлка. Жили они отдельно от незамужних сестёр и младших братьев, в особой большой землянке, куда имели доступ только охотники и старики.
Сурова была зима в долине Большой реки. Она была очень длинная и снежная. Метели и вьюги бушевали тут по целым месяцам. Глубокие сугробы нередко совсем погребали под собой землянки людей. Особенно много снега наносили западные ветры.
Иной раз после сильных буранов жители с трудом прокладывали себе выход из своих засыпанных нор.
Но как ни долга была зимняя пора, весна, хоть и поздно, брала своё. Она разрушала белые бастионы зимы. На освобождённой от снега земле зацветали весенние цветы. Посёлки Большой реки встречали победу солнца песнями, плясками и хороводами. Бывало, правда, что жёны уходили с мужьями в посёлок их матерей и оставались в нём навсегда.
Случилось, что молодой Куолу стал мужем своей ровесницы Изы, девушки того же рода Вурров.
Они были детьми разных матерей, но как члены одного рода они, по понятиям Вурров, должны были называться братом и сестрой.
Их брак был нарушением обычаев и привычных понятий племени. В глазах родичей они совершили преступление, и притом непростительное.
Проступок этот сделал их отщепенцами в своём собственном посёлке. Никто не хотел жить с ними под одной крышей.
Охотники изгнали Куолу из мужского дома. Женщины не пускали Изу к себе. Куолу и Изе пришлось наскоро вырыть маленькую землянку на краю посёлка и отдельно добывать себе пищу.
Вскоре произошло событие, которое окончательно сделало невозможным совместную жизнь их со своими родичами.
В их посёлке особенно строго соблюдалось почитание Родового огня. Неуважение к нему каралось как величайшее из преступлений.
Родовой огонь горел в особой пещере, выкопанной в известковом обрыве. В пещеру имели право входить только Мать матерей племени да ещё четыре старухи, на которых лежала обязанность поддерживать пламя, подкладывать сучья и валежник.
Каждый вечер всё население посёлка приносило к пещере свежие вороха валежника и сухих сучьев. Четыре старухи перетаскивали их в пещеру. Мать матерей подкидывала сучья в костёр, а толпа молча сидела перед входом, зачарованная блеском огня. Если в посёлке гасли все домашние очаги, можно было взять от Родового огня горящую головню. Но сделать это могла лишь сама Мать матерей после усиленных просьб своих детей и внуков. С особыми церемониями и ворожбой выносила она горящую ветку и отдавала одной из старух, а та, в свою очередь, передавала её тем, кто почтительно дожидался у входа.
И вот один раз в летнем шалаше молодого Куолу погас костёр. Иза побежала за огнём к соседям. Но никто не давал ей огня, потому что она считалась теперь как бы чужой. Тогда она вошла потихоньку в пещеру Родового огня, в которой, как ей показалось, не было никого, и похитила горящее полено.
Но уже к вечеру об этом узнало всё становище. Все стали говорить о том, что Иза и Куолу похитили огонь из священной пещеры. Куолу и Иза упорно отрицали своё преступление. Но следопыты рода доказывали, что след маленьких женских ног ведёт от пещеры к летнему шалашу Изы и Куолу.
Мать матерей назначила на следующее утро суд над виновниками страшной, кощунственной кражи. Суд должен был начаться гаданьем, которое откроет преступников. Виновных ожидало испытание огнём, и в случае их осуждения им грозила немедленная и мучительная смерть.
Своевольная пара знала, что её ожидает. Куолу и Иза в ту же ночь бежали из своей землянки, захватив с собой оружие и два мешка, набитых звериными шкурками. Они вырыли себе землянку на полпути между стойбищами одноплеменных с Медведями родов Красных и Чернобурых Лисиц. Долго и искусно они скрывались, потому что боялись жестокой расправы. Но родные выследили их. Лучшие охотники посёлка Медведей отправились, чтобы захватить их. Однако облава потерпела полную неудачу: найденная землянка оказалась пустой.
На другой день преследователи рассыпались широкой цепью и стали обыскивать соседний лес. Они уже напали на след беглецов. Гибель их казалась неизбежной, как вдруг огромный носорог неожиданно бросился на преследователей. Двух из них он убил своим рогом, одного затоптал насмерть ногами. Остальные разбежались и вернулись домой, поражённые ужасом.
Охотники Вурры решили, что это Куолу превратился в носорога. Его стали бояться, как огня. Его считали могущественным колдуном, который может сделать какое угодно зло. Всякую беду, всякую болезнь, смерть или неудачу приписывали колдовским чарам Куолу.
Если охота была неудачной и жители посёлка начинали голодать, снаряжалось посольство на поклон Куолу. Его задабривали подарками или обещаниями, просили не мешать охоте и после удачи лучший кусок относили к землянке колдуна. Куолу выгодно было поддерживать свою славу оборотня и колдуна. При случае он рассказывал о себе страшные небылицы. При этом сам он начинал верить в свои россказни и в свои колдовские способности.
И всякий раз, когда людям приходилось держать путь мимо землянки Куолу, они старались сделать это как-нибудь незаметно: обойти её стороной, проскользнуть ночью или на утренней заре.
Вот почему угрозы Куолу так напугали наших охотников. Какое облегчение почувствовали они, когда толстая фигура Куолу скрылась за выступом берега! Как хорошо, что его уже больше не видно и он не может послать им вслед враждебное заклинание!
Неожиданная встреча
Охотники под кручами лесных берегов осторожно пробирались на север. Солнце уже начинало садиться. Тень от высокого берега перекинулась через реку. Надо было подумать о ночлеге. Все трое стали взбираться на высокий берег в том месте, где он был не так крут. Но только что они вступили в лес, как из кустов показалось с десяток вооружённых людей. Охотники приготовились защищаться, но услышали смех и весёлые голоса:
– Чернобурые Лисы не грызут Красных Лисиц!
Это была встреча соплеменников, друзей из стойбищ двух родов.
– Что видели хорошего?
– Всё хорошо!
– Что видели злого?
– Ничего не видели!
Охотники из рода Чернобурых Лисиц повели соседей к своему лагерю. Неподалёку от берега горел костёр. Около него тоже сидели люди. Двое из них поджаривали на вертеле бедро убитой косули. Более голодные лакомились сырой печёнкой и кусками парного мяса. Старшие разбивали камнями очищенные от сухожилий трубчатые кости, чтобы добраться до костного мозга.
Чернобурые стали угощать гостей. За едой обменивались новостями. Встреча с мамонтами всех заинтересовала. Сговаривались проследить их для совместной охоты.
– Нет! – сказал самый старший из Чернобурых. – Хуммы уйдут далеко. Пойдут к Великому льду. Хуммы знают: прилетит мошка Зиа-Зиа и будет забиваться в ноздри. Мошек боятся и хуммы. Теперь они худые, осенью будут жирные. Пожелтеют берёзы, упадут листья, умрёт мошка, подует холодный ветер, приползут туманы с Великого льда. Тогда вернутся хуммы, и горбы их будут ещё выше, чем теперь. Чернобурые будут тогда их сторожить. Они расскажут обо всём Красным Лисицам и станут вместе ловить горбатых хуммов.
Чернобурые рассказали, как они выследили стадо оленей. Они ходят за ними уже много дней. Когда удастся погнать их к загону, Красные Лисицы помогут им окружить рогатых зверей.
За едой и разговорами незаметно спустился сумрак. Вверху зажигались звёзды. Лагерь начал готовиться к ночлегу. На всякий случай зажгли костры. Люди расположились на земле, и огонь охранял их сон от зверей и от злых взглядов, которые приносит ветер.
Усталые люди крепко уснули, подложив под голову по охапке мягкой травы. Только двое сторожевых остались сидеть у костра. Чтобы не уснуть, они тихонько переговаривались между собой. По временам они подкидывали в огонь заготовленные пучки валежника. Долго не спал также Ао. Он сидел, охватив руками колени и откинув назад свою красивую голову. Ао прислушивался к затаённым шорохам ночи.
После всех приключений и испытаний этого дня ему не спалось, и он думал о том, что такое эти небесные огоньки. Ао привык слепо верить тому, что ему рассказывали старшие родичи. Но про небесные огоньки говорили по-разному.
Мать объясняла ему, что там, на небе, живут такие же светляки, как и те, что сияют тёплой летней ночью под кустами в густой траве на опушке леса.
А вот Тупу-Тупу говорит по-иному. По его рассказам, это далёкие костры небесных охотников. Они зажигают их на ночь, когда садятся отдыхать после долгой охоты в широких лугах высокого неба.
И Ао не знал, чему же надо верить.
Утро в посёлке Чернобурых
Летняя ночь накрыла тёмным пологом и посёлок Чернобурых, и соседний лес, и всю долину Каменного оврага, где мирно спали люди в своих землянках. Землянки были вырыты недалеко от края оврага и глядели в него тёмными дырами входов. Ниже выступали каменные глыбы известняков.
Ещё темнее было в лесу, который поднимался за поляной.
Но коротка летняя ночь. Не успели люди отдохнуть, как с востока показались слабые отсветы новой зари. Свет перекинулся и на правый высокий берег, где у воды по осыпи тянулись низкие кусты ивняка.
Две серые тени выползли из-под кустов и замерли на месте. Пока они были неподвижны, их трудно было заметить. Вдруг они двинулись вперёд и тёмными комочками скользнули к самой реке.
Теперь их можно было разглядеть более ясно. Это были два пушистых зверька ростом с небольшую собачку. Дымчатая шёрстка летних шкурок как нельзя лучше скрывала их в сумерках ночи. Осмотревшись хорошенько, они припали к воде и начали жадно лакать горячими узенькими язычками.
Это были песцы, или полярные лисицы. Они водились тогда там, где теперь расстилаются чернозёмные степи. А северные олени попадались у склонов Крымских и Кавказских гор.
Лисички напились, подняли мордочки, навострили ушки и потянули ноздрями воздух.
Ветер качнул тонкие лозинки и донёс им отдалённый, но терпкий запах человеческих нор. Пахло дымом костров, жжёной костью.
Песцы жадно проглотили набежавшую слюну и, осмотревшись ещё раз, помчались туда, куда призывал их заманчивый запах. Они неслись по берегу плавными скачками, словно пара серых ночных птиц, скользящих бесшумно над самой землёй. Возле устья Каменного оврага песцы остановились и прислушались к журчанью холодного ручейка под сводами ещё не растаявших в овраге снежных сугробов.
Наконец они очутились у пологого спуска и стали взбираться на высокий берег, прямо к землянкам Чернобурых.
Песцы осторожно подкрадывались к посёлку. Люди ещё спали. Но тем сильнее манили к себе песцов вкусные запахи.
На ровной площадке перед входом землянок было разбросано немало отличной еды.
Везде валялись кости. Мясо на них было обглодано, но на многих можно ещё было найти присохшие сухожилия и свежие хрящи. Губчатые части костей, пропитанные костным жиром, были вполне съедобны. Попадались и куски мяса, брошенные в дни изобилия. Возле одной из землянок валялись рыбьи внутренности, головы щук и налимов.
Зверьки с удовольствием доедали отбросы человеческой кухни. В предутренней тишине отчётливо слышались чавканье и хруст костей.
Заря разгоралась.
В кустах уже заливались птицы. Над болотом потянулись туманные полосы. Близилось утро, и прохладный воздух становился почти морозным.
Вдруг затрещала и отодвинулась заслонка у входа одной из землянок.
Из тёмного отверстия душного жилья высунулась кудрявая голова. За ней показалась тонкая фигура полуголого юноши, почти мальчика, с широким меховым поясом.
Это был Уа, старший сын рыжей Уаммы и самый бойкий из её детей. Уа выполз на четвереньках из чёрной дыры и осмотрелся.
– Фью! – свистнул он на песцов.
Они отбежали на несколько шагов и с любопытством уставились на человека. Он свистнул ещё раз, но песцы остались на месте и продолжали его разглядывать. Тогда ему сделалось страшно.
«Может быть, это оборотни? Может быть, это колдуньи из враждебного племени Лесных Сов? Отчего они так пристально смотрят? Может быть, они хотят послать несчастье недобрым вражеским глазом?»
Уа глядел на них со страхом. Лицо его вытянулось. Он уже начал пятиться назад к землянке, как вдруг взгляд его упал на кучку белых камней, аккуратно уложенных направо от входа. Уа вспомнил, что это наговорные камни: над ними долго шептала сама седая Каху, Мать матерей Чернобурых. Каждый из них был помечен чёрным углём.
Теперь Уа знал, что надо делать. Если кинуть в оборотня наговорным камнем, от оборотня пойдёт дым.
Уа схватил один из волшебных камней и метко швырнул им в лисичек. Песцы взвизгнули и опрометью бросились в кусты.
