Сергей Николаевич Кочеров
«Я гибну, но мой смех еще не стих», или Сага об Анле Безумном. Книга первая

Харальд посмеялся над лукавством купца, но не стал оспаривать его дележ чужого добра. Оба ударили по рукам на том, что будущим летом братья прибудут к Харальду на двух ладьях, и они вместе поплывут в Страну Англов.

XXXIII

Харальд и Халльфред с добычей и славой вернулись в Хлейдр и предстали перед Хрёреком конунгом и его двором. Хрёрек конунг и его сын Харальд встретили их очень радушно. Харальд и Халльфред принесли конунгу третью часть добычи. Но Хрёрек Метатель Колец повелел, чтобы его доля была разделена между сыновьями тех, кто погиб в этом походе. Люди говорили, что конунг поступил, как подобает щедрому вождю, у которого не будет недостатка в воинах.

На пиру, данном в их честь, Харальду и Халльфреду отвели почетные места напротив конунга и его сына. Расспросив воинов о походе, конунг отдал должное их отваге, но больше хвалил за хитрость, что помогла одолеть вождя вендов. Когда же он узнал, как Харальд отказался от выкупа за пленных и подбивал воинов пойти на приступ Рерика, то покачал головой и сказал сыну Хельги:

– Вижу я, что кровь для тебя дороже золота. Многие на твоем месте повели бы себя иначе. Ты же поступил как суровый к вендам.

Харальд немедля поднялся, поклонился правителю и произнес:

– Благодарю тебя, конунг, за имя⁷⁶. Не желаешь ли чего добавить к нему?

Хрёрек Метатель Колец засмеялся и велел принести редкий меч, привезенный из Серкланда. Этот меч имел более тонкое лезвие, чем мечи данов, но был намного прочнее и таким острым, что рассекал волос надвое⁷⁷. Конунг вручил его Харальду, сыну Хельги, и это был дорогой и щедрый подарок. Халльфреда, сына Анлафа, правитель также не обошел вниманием, подарив ему франкское копье с широким и острым наконечником. Затем он утвердил Харальда и Халльфреда в титулах и правах на землю, которыми прежде наградил их отцов.

Видя расположение конунга, многие хевдинги стали поднимать чаши за их удачу. А Харальд Сын Конунга даже сошел с возвышения, чтобы выпить с ними из рога, полного меда. После этого он снял свои золотые запястья и надел их на руки сыновьям побратимов. Тогда Харальд, сын Хельги, признался державному тезке, что будущим летом хотел бы навестить с воинами Страну Англов, если это будет ему угодно. Харальд Сын Конунга громко рассмеялся и тихо обещал ему позволить эту поездку, если он отправится туда под его началом.

Свойское обращение сына с людьми ниже его по званию не понравилось конунгу. Желая показать, кто здесь хозяин, он спросил у Харальда и Халльфреда, угодил ли он им, когда раздавал награды. Сыновья побратимов ответили, что всем довольны и готовы и дальше служить ему и его сыну. Тогда конунг спросил, нет ли у них какой просьбы. Халльфред лишь развел руками, как будто удивляясь, можно ли желать большего. Но Харальд вскочил со скамьи так, будто хотел прыгнуть за борт корабля, когда вода холодна, а берег почти не виден:

– Помнишь ли, конунг, – пылко заговорил он, – как ты спрашивал, что у меня за дело к твоей дочери? Тогда я не мог забыть, что Герута – княжна, а я – сын твоего слуги. Но с тех пор тайное стало явным, и род мой тебе известен. И я не стану скрывать от тебя, конунг, что лежит у меня на уме. После того, как эта рука сразила убийцу отца, ничего я так не желаю, как посвататься к Геруте. Не прими слова мои за дерзость, конунг, ведь каждый волен в своей мечте.

Услышав такие слова, люди разом оборвали беседы, ожидая сурового ответа правителя. Хрёрек конунг был разгневан, но еще больше изумлен тем, что сын нидинга, которого он сделал своим ярлом, заговорил о женитьбе на его дочери. Призывая всех в свидетели, он воздел руки к небу и сказал Харальду:

– Правду говорят, что вы, молодые, не похожи на нас, стариков, так вы во всем спешите. Не успел ты, Харальд, вступить в свои владения, как уже берешься за другое дело. Вижу, не обошлось без потворщиков, что сподвигли тебя на это.

И Хрёрек Метатель Колец грозно взглянул на сына, полагая, что это он обнадежил своего гридя. Супя брови на Харальда, он раздумывал, как ему решить это дело без ущерба для княжьего достоинства и без обиды для нужного ему человека. Найдя выход, который показался ему наилучшим, конунг обратился к своему ярлу, как терпеливый пестун говорит со своенравным учеником:

– Хотя твоя вольность граничит с дерзостью, я не стану вменять ее тебе в вину и не буду откладывать это дело. Перед смертью славная Ауд, дочь Ивара Широкие Объятья, приняла от меня клятву, что я не выдам нашу дочь замуж без ее согласия. В этой палате есть люди, которые слышали ее слова. Они могут назвать меня лжецом, если я не узнаю, что на уме у самой Геруты. Пусть придет моя дочь и выскажет свою волю, а мы не станем ей в этом перечить!

Старые люди сразу поняли, что конунг велел позвать княжну не из одной клятвы жене. Зная нрав своей дочери, Хрёрек Метатель Колец был уверен, что она откажет Харальду, которого конунг не считал ровней Геруте. Он сам был женат на женщине из более знатного рода, и видел, что его дочь пошла в мать, которую люди прозвали Ауд Гордая. Все в жизни знали эти мудрые старики, для них в ней больше не было тайн, и они не ждали увидеть ничего необычного.

XXXIV

Хотя слуга известил Геруту о приказе конунга, княжна не спешила выйти к гостям. Тогда брат ее Харальд сам вызвался пойти к сестре. Но Хрёрек конунг, опасаясь его заступничества за молодого Харальда, послал к ней Бруне, наказав ему, если нужно, привести Геруту силой. В этот миг в палату словно заглянуло солнце. Это вошла Герута в своем белом платье и желтой накидке с бахромой. Волосы ее были красиво расчесаны и уложены, гладкое чело обрамлял серебряный обруч, нежную шею – ожерелье из янтаря, на тонких запястьях переливались кольца из золота. Девушка позволила гостям вдоволь налюбоваться своей красотой, а затем ласково спросила отца, зачем ему было угодно ее позвать.

Хрёрек конунг, испытующе глядя на дочь, сказал, что Харальд, сын Хельги, обратился к нему с просьбой, которую он не может исполнить, не спросив ее воли. Тут княжна изящно повернулась к Харальду и милостиво разрешила ему повторить сказанное. Сын Хельги не тратил времени даром и признался девушке в том, что ей было хорошо известно. Выслушав его слова с ледяным изумлением, Герута непонимающе взглянула на отца. И тогда Хрёрек конунг, призвав гостей в свидетели, обещал, что решит это дело так, как скажет его дочь. Люди стали ждать ответа, предвкушая отказ Геруты. А меж тем княжна звонко произнесла:

– Благодарю тебя, мой отец, и тебя, мой брат, и вас, ярлы и херсиры. Мужи редко спрашивают дев в таких делах, которые, верно, и нас касаются. Но, будь у нас такое право, мы бы выбирали себе в мужья самых славных и верных. Я знаю, каков человек Харальд, сын Хельги, внук Торбьёрна, правнук Хельги и Свавы. Пора и ему знать, что он полюбил деву, достойную славных предков. Харальд ярл хорошо начал, убив в бою конунга вендов, нашего врага. Да будет он первым из трех конунгов, что ярл сразит в честном и равном поединке! И пусть покарает меня Фрейя⁷⁸, если он захочет взять меня в жены, а я отвергну такого мужа!

После таких слов, которые никто не думал услышать от княжны, в зале наступила тишина. Гости замерли, молча гадая, чем ей ответит конунг. Он же, прикрыв глаза рукой, долго молчал, а потом с горьким кашляющим смехом изрек:

– Видно, кончилось мое время, если дети обходятся без моих советов. Правду молвят старики, что женские думы подобны кругам на воде. Но верно и то, что судьба сильнее людей. Я подтверждаю клятву дочери. Но если Харальд не исполнит, что сказано, за три года, я объявлю Геруту свободной от данного слова!

В знатных семьях еще долго не могли говорить ни о чем другом, кроме сватовства сына Хельги. Многие не знали, чему больше дивиться: дерзости Харальда или смелости Геруты. Были и такие, кто тайком порицал конунга за то, что он сначала дал много воли дочери, а затем изменил ее клятву перед богиней. Ведь всем известно, что Фрейя может покарать даже конунга за нанесенную ей обиду. Позже Браги, сын Бодди, в своей драпе⁷⁹ о Хрёреке конунге так сказал об этом:

Геруту я видел,

Хрёрека усладу,

Нет прекрасней девы

В землях славных данов.

Нет и горделивей,

Ведь хозяйка злата,

Назвала тот выкуп,

Что достоин Фрейи.

«Сдается мне, девице, жадной до внимания мужчин, было лестно оказаться на виду и произнести слова, которые запомнят многие. Это и вскружило ей голову, побудив дать удивившую всех клятву. Если бы Хрёрек был мудрее, он бы решил это дело с ней наедине, и дочь подчинилась бы отцовской воле и голосу разума. И прожила бы Герута женский век замужем за безвестным конунгом, толстея и глупея, но избежав того, что несет горе женщинам и дает пищу поэтам».

XXXV

Напрасно Харальд ярл надеялся повидаться с Герутой. Хрёрек Метатель Колец велел ему отбыть в свои владения и не искать встреч с княжной, пока не сразит двух конунгов. Тогда, простившись с Харальдом Сыном Конунга и Халльфредом, сыном Анлафа, Харальд вернулся в Ютланд. Сойдя с людьми на берег, молодой ярл известил о приезде Фенге и Асгерд, которые жили в усадьбе «Вересковая пустошь». На этот раз мать и брат приняли его лучше прежнего. Они устроили в честь его возвращения пир, на который созвали знатных людей округи.

Хевдинги, наслышанные о том, что он в почете у Хрёрека конунга, славили Харальда за его храбрость и великолепие⁸⁰. Многие дивились остроте меча, подаренного конунгом, но больше всего люди поражались тому, что их ярл посватался к его дочери и не получил отказа. Некоторые, впрочем, считали неразумным желать жену, знатнее себя, но держали эти мысли при себе. Проводив гостей, сыновья Хельги пришли к матери, чтобы поговорить о прошлом и будущем.

– Странным кажется мне, – глядя в огонь очага, сказала Асгерд, – что муж мой Хельги, да возрадуется его дух, ведет свой род от конунгов. Кто конунг по крови, тот искусен в словах и ловок в делах. С людьми он обходителен, каждому знает цену и всегда радеет о своей выгоде. Хельги же был муж немногословный и бесхитростный и со всяким, будь он датский конунг или трёндский разбойник, держался одинаково. Помню, как два моряка пришли в дом моего отца. Если бы мне тогда сказали, что один потомок конунга, я бы решила, что это Анлаф.

– Всем нам давно ведомо, – холодно ответил Харальд, – твое благоволение к отцову побратиму. Каждый судит, как желает. Я же не откажусь от своих глаз и ушей, полагаясь на память женщины, будь она даже моя мать.

– Не люди, а только боги, – медоточиво изрек Фенге, – открывают нам тайное знание. Ибо удел смертных – мнение, а знание – дар богов. Обо всем можно судить с двух разных сторон, и человек не знает, где правда, где ложь. Не сам ли Один явился Харальду, чтобы указать, от кого мы ведем свой род? Я склоняюсь пред волей Отца богов и принимаю на веру каждое его слово.

Был у них также разговор о сватовстве Харальда к дочери конунга. Асгерд просила сына не идти на верную смерть, чтобы выполнить условие Геруты.

– Думаешь, нет большей удачи, – вопрошала она, – чем жениться на княжне, пусть ее даже зовут Красой Данов? Но подумай, сколь многие переменятся к тебе в худшую сторону. Если она тебя отвергнет, люди будут смеяться. Если выйдет замуж, станут завидовать. И радость твоя будет меньше, чем тебе кажется теперь. Ведь не зря говорят: кто берет жену знатней себя, получает не родичей, а господ.

– Милая и мудрая моя матушка, – говорит ей Харальд ярл, – вновь я слышу от вас боязливые речи. Может быть, женщину они и напугали бы, а меня только задорят. Не было еще такого, чтобы не дети, а мужи ради женских страхов шли на попятную. Разве отец не был готов на все, чтобы назвать тебя своей женой? Не думай, что я стану первым в нашем роду, кто бежит от любимой!

И Фенге снова поддержал своего брата. Ласково глядя на мать, он сказал, что, если княжна дала клятву Фрейе, то Харальду поздно отступать от задуманного, иначе он навлечет гнев богини. А чем обернется это дело, ни один человек им не скажет, так как всего не предусмотришь, и никто не ведает своей судьбы.

Посмотрела на них Асгерд, дочь Торбранда, и так ответила сыновьям:

– Вы еще молоды, чтобы быть мудрыми, ибо мудрость в том, чтобы знать себя. И дивлюсь я лишь тому, что всегда вы несхожи в словах и делах, а теперь будто во всем заодно. Ясно вижу, что здесь не все ладно, но в чем подвох, никак не пойму. Ладно, поступайте, как знаете, я же останусь при своей вдовьей доле. Но помните поговорку: невиновен тот, кто предостерег!

XXXVI

Хастинг, сын Гранмара, был человек сильный и храбрый, алчный и лютый. Ростом он уступал брату Гримольву, но был шире его в плечах и в груди. Из-под его заросшего волосами лба, как воры из ямы, выглядывали темные глаза, которые смотрели на встречного человека так, будто решали, как его ограбить или убить. Хастинг терпеть не мог упускать свое добро, но охотно прибирал к рукам чужое, если удача была на его стороне. При этом он был так молчалив, что обычное слово из него клещами не вытянешь. Многие только диву давались, что подобный человек занялся торговлей. Но под его тяжелым взглядом продавец невольно сбавлял цену на свой товар, и редкий покупатель отказывался платить, сколько он запрашивал. Люди звали его Хастинг Угрюмый.

Следуя уговору, в начале лета сыновья Гранмара прибыли к Харальду Суровому к Вендам. Братья пришли на двух кораблях, пригодных для плаванья в открытом море. Как всегда, Хастинг был немногословен, и Гримольв опутывал ярла речами за двоих. Меж тем его брату вздумалось испытать силу своих жутких глаз на сыне Хельги. Но Харальд ярл был из тех людей, кто всегда принимает вызов. Он взглянул на Хастинга в упор, и тот, будто почуяв сердцем холодную сталь, первым отвел глаза, признав, что на этот раз цену придется сбавить ему. Тогда брат Гримольва стал более словоохотлив. Он посоветовал ярлу не выходить в Западное море через проливы, а подняться на север до мыса Стад, откуда попутные ветры сами доставят их в Страну Англов.

Затем Харальд Суровый к Вендам послал гонца к Харальду Сыну Конунга, чтобы тот указал им место встречи. Из Хлейдра пришла весть, что княжич выходит с пятью ладьями, полными воинов, и что им велено ждать его у Хлесей. Не медля, они спустили на воду свои корабли и поплыли к этому острову. Там Харальд ярл, Хастинг и Гримольв увидели датские боевые суда. Кормчие привели их в походный стан Харальда Сына Конунга.

Приняв совет Хастинга, сын Хрёрека конунга и его люди поплыли вначале на запад, а потом на север, следуя вдоль Северного пути⁸¹, пока не достигли мыса Стад. Пополнив там запасы пищи и воды, они вышли в открытое море, держась рядом. В то время как Харальд Сын Конунга, непривычный к долгому плаванью, томился от скуки, Харальд Суровый к Вендам нашел много занятий. Он поднимал парус, вращал веслами, стоял за кормилом, дабы ничего не упустить из виду. Как долго они плыли, никто не помнит. Когда же показалась земля, Хастинг, сын Гранмара, объявил, что это Страна Англов.

XXXVII

Корабли вошли в некий фьорд⁸² и плыли по нему, пока не нашли удобную бухту. Сойдя на берег и оставив ладьи под охраной, северяне поднялись на ближние холмы. За ними не было видно селений, однако невдалеке паслось овечье стадо. Воины прогнали стрелами сторожевых собак и забили самых жирных овец. Привели двух пастухов в рабских ошейниках, которые испуганно взирали на рослых пришельцев. Их язык отличался от датского⁸³, но его можно было понять.

Харальд Сын Конунга спросил у пастухов, какой народ населяет земли, куда они прибыли. Те, когда уразумели, чего от них хотят, ответили, что к югу живут отважные англы, к западу лежат земли свободных бриттов, а на севере обитают яростные пикты. Все эти племена издавна враждуют между собой, но вот уже семь зим, как англы и бритты заключили договор и вместе отражают набеги пиктов.

Выслушав их, предводитель похода велел рабам указать дорогу до ближних селений. Пастухи сказали, что к югу нет усадеб и дворов ближе одного дня пути. На западе же, не более чем в семи поприщах⁸⁴ от этого места, высится одинокий холм. Там бритты приносят жертвы своим богам. Ни один свободный человек, кроме служителей богов, которых бритты зовут друиды, под страхом смерти не может подойти к нему. И только им, рабам, позволено пасти овец неподалеку.

Когда ратники узнали о недалеком капище, где можно поживиться добром, они призвали вождей немедля вести их туда. Харальд Сын Конунга приказал одним гнать овец на берег, а другим идти с ним к этому холму. Пастухи, подгоняемые копьями, повели воинов к нему по ложбине, скрытой от чужих глаз. Затем они миновали развалины древнего вала, который прежние люди возвели для защиты от нападений пиктов⁸⁵. Когда на землю легли сумерки, северяне подошли к холму, поросшему густым терновником. На его темной вершине мерцал огонь.

Харальд Сын Конунга приказал искать путь наверх. Это было непростым делом, но один из норгов нашел узкую тропу. Когда, пройдя колючие заросли, воины взошли на гребень, то увидели там раскидистый дуб. На самой вершине холма стояли два серых валуна, подпиравших каменную плиту. Между камнями и дубом горел костер, у которого сидели люди в длинных белых плащах с колпаками. Воздев глаза на дуб, они мерно покачивались и распевали заунывную песню, даже не заметив появления чужаков. По знаку своего предводителя воины окружили этих людей и приставили копья к их спинам. После этого им стали говорить на всех известных языках, чтобы они указали тайное место, где спрятаны дары их богам.

Люди в белых одеждах, которые, верно, и были друидами, замолкли и взирали на дуб, словно ожидали от него защиты. Между тем воины обшарили это место и не нашли ничего, кроме костей и остатков пищи в яме. Харальд Сын Конунга приказал сдернуть колпаки с голов бриттов. Они увидели шесть мужчин и пять женщин с лицами, вымазанными синей глиной, глазами, обведенными черным цветом, и длинными волосами, будто посыпанными мукой. Сын Хрёрека конунга выбрал мужчину и двух женщин, в глазах которых уловил страх, и велел пытать их. К их груди приложили угли из костра, и друиды закричали от нестерпимой боли. Но лишь один из них, молодой мужчина, не перенес мученья и заговорил.

Тогда раздался громкий крик, с дуба метнулась тень, и появился еще один друид. Это была очень высокая женщина, сжимавшая в правой руке острый серп, а в левой – ветку омелы. Со змеиным шипением она кинулась на Харальда Сына Конунга и снесла бы ему голову, если бы Харальд ярл не отразил ее удар. Другие друиды, выхватив из костра горящие сучья, тоже напали на своих стражей. При этом они издавали звуки, не похожие на людскую речь, и воины убивали их, спасаясь не столько от пламени, сколько от заклятий. Последней приняла смерть зарубленная секирами великанша, успевшая порезать изменника лезвием серпа.

Понуждаемый северянами, тот, зажав рану рукой, подошел к камню под плитой и показал, как его нужно сдвинуть. Потом он оперся на ближний валун и закрыл глаза, вверяясь преданным им богам. Воины сдвинули камень и нашли под ним настил, скрытый густым мхом, так что, стоя даже в двух шагах от этого места, ничего нельзя было заметить. За камнем стояли два блюдца с молоком, но никто не придал им значения. Люди стали шарить во мху руками, и вдруг двое закричали от нежданной боли. Руки их обвивали две змеи – последние защитницы капища. Тогда раздался смех, с которым двойной предатель взирал на бледные лица обреченных. Затем у него толчками пошла кровь, и он медленно сполз на землю.

Предоставив друида его судьбе, воины посекли змей, прижгли места их укусов раненым товарищам и подняли настил секирами. Там они нашли бронзовые чаши, на стенках которых были искусно вычеканены олени и кабаны, воины в шлемах с гребнями и женщины под покрывалами в длинных платьях. Под ними лежали более диковинные находки – железная маска ворона с жемчугом в глазницах и обломок древка с орлом из потемневшего серебра. Но самым дорогим был серп великанши, с рукоятью и оправой из красного золота. Харальд Сын Конунга приказал укладывать добычу в походные сумы и возвращаться к стоянке кораблей. Ущербная луна озаряла землю холодным призрачным светом, падавшим на спины уходящих воинов, лица сраженных друидов и камни разоренного святилища.

XXXVIII

На рассвете поднялся встречный ветер, который не давал северянам выйти в море. Тогда Харальд Сын Конунга послал воинов в разные стороны, велев им запастись мясом. С ними, надеясь поживиться, вызвались идти Хастинг Угрюмый и Гримольв Ворон. Остальные принялись за дела, выправляя снасти и готовя ладьи к плаванью. В полдень на западе завыли рога, и дозорные сообщили, что на древнем валу показались люди. Заслышав этот шум, вернулись даны, ходившие за припасами, но людей Хастинга и Гримольва с ними не было. Встречный ветер начал стихать, и ладьи уже могли идти на веслах. Датские херсиры стали просить Харальда Сына Конунга выйти в море, оставив норгов на волю Одина. Тот молчал, не зная, как поступить. Но Харальд ярл вызвался найти норгов и вернуть их.

Кивнув ему головой, предводитель похода обещал подождать его возвращения, если только враги не явятся сюда раньше. Харальд ярл с дюжиной воинов поспешил на поиски. Вскоре они увидели пыль, стлавшуюся над землей, а затем стадо коров, которое из последних сил гнали норги. Их преследовали ратники неведомого племени, которые метали в них стрелы и добивали отставших. Появление датского отряда придало силы людям Хастинга и Гримольва и заставило их врагов ослабить натиск. Но они продолжали стрелять из луков, и Харальд ярл велел отвечать им тем же. Северяне были с одной стороны, люди той земли – с другой, а посредине метались мычавшие от боли коровы, попавшие под обстрел. Желая прекратить избиение своего стада, вождь этих людей властно воззвал к чужакам:

– Я – Этельред, конунг Нортумберленда⁸⁶. Кто вы, крадущие моих коров? Я принял было вас за бриттов. Но теперь вижу, что у вас другое обличье и оружие.

Обрадованный нежданной удаче Харальд Суровый к Вендам ответил:

– Я – Харальд, ярл Хрёрека, конунга данов. Здесь люди разных племен, но все мы северяне. Мы гоним скот по праву храбрых, и я готов доказать это мечом.

– Вижу, ты человек вольный и наглый, – говорит ему Этельред конунг. – Жаль, нет у меня времени перебить твоих людей, так как бритты нарушили договор и перешли границу. Но, если ты муж не только на словах, кончим эту бойню и решим спор, как подобает вождям. Хотя мне, христианскому государю, мало чести сразиться с дерзким тэном⁸⁷ неведомого князька дикого племени, вызываю тебя на бой. Пусть победитель прославится, а побежденный погибнет!

Харальда Сурового к Вендам не нужно было дважды просить о том, что могло возвеличить его имя и приблизить к исполнению мечты. Он выступил вперед и двинулся к противнику. Меж тем конунг Этельред слыл самым искусным бойцом в своих землях и не знал себе равных во владении мечом. Левая рука его была сильнее правой, поэтому меч он держал в шуйце, а десницей прикрывался щитом, что делало его стойку непривычной и неудобной для врагов.

Но главной гордостью Этельреда конунга был его дивный шлем, который выковали первые мастера этой страны. Он был сделан так умело, что вражеские мечи отскакивали от него, не причиняя вреда голове конунга. Шлем оборонял затылок и шею, а его забралу придали вид человеческого лика, и оно было покрыто чистым серебром. На его лобной части и пряжках, которые сцеплялись под подбородком, искусные чеканщики с великой точностью изобразили воинов, охотников и зверей. За этот шлем правитель не пожалел отдать целое стадо быков и скорее был готов проститься со своей головой, нежели с ее верным стражем.

Этельред неспешно подошел к Харальду, сыну Хельги. Сойдясь с ним, он откинул щит, показывая, что не нуждается в нем. Харальд ярл последовал его примеру. Тогда Этельред скинул плащ, и все увидели, сколь неравно их положение. Ведь конунг англов был в доспехах, а датский ярл – в простой кольчуге. И тут они вступили в бой, который заставил бывалых воинов затаить дыхание. Этельред конунг, не сомневаясь в своем превосходстве, желал сначала унизить своего дерзкого противника и только затем сразить его наповал. Проворно отражая удары Харальда, он вначале дважды коснулся его лица острием меча. На каждой из щек ярла выступил кровавый след, который вызвал радостные крики англов.

А потом Этельред конунг сделал хитрый выпад и поразил Харальда Сурового к Вендам в правое плечо. Десница Харальда скоро стала слабеть, и его удары потеряли прежнюю силу. Тогда Этельред конунг усилил натиск и ловко сбил шлем с Харальда ярла, чего никому не удавалось прежде. Его люди уже ликовали от близкой победы своего вождя, но датский ярл поступил так, как менее всего ожидал конунг англов. Он оттолкнул от себя Этельреда и перехватил меч в левую руку, которая у него почти не уступала по силе правой. После этого Харальд начал яро наседать на конунга, и тот был вынужден думать только о защите.

Так раненый волк нападает на кабана, чтобы добраться до его глотки, прежде чем сам истечет кровью. И люди увидели, что Этельред конунг, всегда бившийся левой рукой, не приучен к такому бою, когда на него нападают тем же способом. Пока он приноравливался к новой стойке Харальда, тот нанес ему два таких сильных удара, что конунг зашатался и отступил. Не давая ему прийти в себя, датский ярл кинулся на Этельреда и обхватил его раненой рукой за шею. Затем он приподнял голову конунга и ударил его мечом в незащищенное место между шлемом и доспехами. Конунг англов тяжело застонал и рухнул на землю.

Опасаясь за жизнь своего господина, старший над его гридями признал поражение конунга и позволил северянам уйти с добром, что попало к ним в руки. По праву победителя к Харальду ярлу перешли меч, шлем и доспехи Этельреда конунга. Англы положили сраженного правителя на носилки и в печали понесли его в свой стан. Потом одни люди говорили, что Этельред конунг умер в тот же день, другие сказывали, что он сумел выжить и какое-то время правил в своей стране. Но никто не мог отрицать, что Харальд, сын Хельги, победил конунга в честном бою, и что гриди Этельреда вынесли его лежащим без чувств.

XXXIX

Даны и норги вернулись к месту стоянки со стадом коров, и все они славили Харальда ярла за победу над грозным противником. Харальд Суровый к Вендам хотел подарить шлем конунга англов Харальду Сыну Конунга. Но княжич не принял шлема, сказав, что знает лишь двух человек, достойных его носить, – Хрёрека конунга и самого Харальда. Тогда Харальд ярл попросил вождя принять от него доспехи Этельреда конунга, на что тот согласился. В ответ Харальд Сын Конунга подарил ему серебряного орла – свою долю добычи с холма друидов.

Воины моря быстро забили пригнанных коров, сняли с них шкуры и освежевали туши. Тем временем дозорные сообщили, что большой отряд чужаков приближается к фьорду. Выслушав их, Харальд Сын Конунга отдал приказ всем грузиться на корабли и выходить в море. Только они отошли от берега, как на нем появились люди, более дикие видом и одетые более просто, чем англы. Незнакомцы, громко вопя, трясли копьями и топорами. Самые буйные из них, будучи не в силах совладать с душившим их гневом, кидались в море и плыли за ладьями. Северяне решили, что это бритты пришли отомстить им за разоренное капище.

В ярости от того, что их враги уходят безнаказанно, бритты метали в них копья и стрелы. Воины, свободные от работы на веслах, подняли щиты, и никто не пострадал. Харальд Сын Конунга стоял на корме переднего корабля и глядел на идущие за ним суда. Вдруг он заметил, что на ладье Харальда, сына Хельги, отошедшей от берега последней, люди вступили в перестрелку с бриттами. Предводитель похода понял, что отвага не позволяет Харальду ярлу покинуть это место без боя. Тогда он крикнул ему так, чтобы это могли слышать все ратники:

– Вперед, храбрый викинг! Пусть враги думают, что мы бежим от них. Мы еще вернемся и будем приходить вновь и вновь. А их дети и внуки будут вспоминать этот день как самый страшный из своих снов.

Воины спросили вождя, почему он так назвал Харальда ярла. И Харальд Сын Конунга им ответил:

– Я думаю, что тот, кто уходит в викинг, и должен зваться викинг⁸⁸.

Так появилось это слово, которое принесло одним – славу, другим – позор, но никому – сонную жизнь и забвенье людей.

«Да уж, таких не скоро забудешь! Когда они шли по Ютланду, стон стоял по всей земле. Что ж тогда они вытворяли в чужих краях?! Я много повидал их, угощая в своей усадьбе, ибо только так мог сохранить свою жизнь. Алчные, свирепые, хвастливые, не знающие удержу в еде и питье, падкие до женщин, они умеют лишь биться, как звери, и плавать на своих драконьих судах. Так почему же поют песни и сказывают саги о них, а не о нас, кто не уходил в походы за чужим добром, а сделал эту скудную землю пригодной для жизни?!».

XL

По дороге домой ветер часто менялся, и ладьи не могли держаться курса, каким они прибыли в Страну Англов. Небо до самого окоема обложили темные, дождливые облака, так что Харальд Сын Конунга и его люди не знали, куда они плывут. Когда солнце выглянуло вновь, кормчие по сторонам света поняли, что они отклонились к югу. Налетел быстрый летний шторм, и Хастинг, сын Гранмара, призвал их укоротить парус, чтобы ветер не сорвал его. Понемногу бурное дыхание моря успокоилось, и течение понесло корабли на восток. Так они блуждали, по воле ветра и волн, пока не увидели низкие берега и отмели Страны Фризов.

Северяне высадились на песчаный берег, и провели там несколько дней. Пока одни латали потрепанные ветром снасти и смолили разъеденные морской солью днища, другие наведывались в ближайшие селения и возвращались оттуда не с пустыми руками. Меж тем Харальд Сын Конунга, до того ровный и спокойный, сделался вспыльчив и нетерпелив. Он был всем недоволен и бранил людей без их вины. Однажды, когда княжич был не в духе, Харальд, сын Хельги, спросил его:

– Что тебя гневит, славный вождь? Или ты не рад нашему улову за морем?

Сын конунга метнул в него грозный взгляд из-под кустистых бровей, но лицо ярла было таким дружески открытым, что вождь вздохнул и тихо произнес:

– Много добра принесли наши сети, но нейдут из моей головы слова отца. Помнишь, как он тогда сказал, что прошло его время, если дети живут без его советов. Вот и я отплыл за море, скрыв от него, как далеко ухожу от родных земель. А теперь он приходит ко мне по ночам: бледный, как месяц, и смотрит с укором. Только бы с ним не случилось беды, а уж я более из отцовой воли не выйду!

XLI

После того, как северяне починили ладьи и пополнили запасы, Харальд Сын Конунга велел всем идти к Селунду под парусом и на веслах. Близ острова Хлесей дорогу им заступил большой боевой корабль, на каком плавают вожди дружин. Первым, кого Харальд Сын Конунга увидел на том корабле, был кряжистый, полнокровный, улыбчивый человек, призывно махавший ему рукой. В нем он узнал своего сводного брата Рандвера, сын Радбарда, правившего в восточных землях. Возле конунга были его люди, рядом с ними – херсиры отца Харальда. В сторонке стоял Бруне, держась подле юного воина в кольчуге не по росту. Когда корабли встретились бортами, Рандвер конунг, сменив радость на печаль, объявил: