Сергей Николаевич Борисенко
Книжный шкаф
На другой полке ярко-желтый, как яичный желток, восьмитомник А.Н. Толстого. Вот два самых затертых тома – это прочитанные моими родителями и, возможно неоднократно, затем, следом, братом, сестрой и мной «Петр первый», а крайним в ряду стоит не менее затертый том, в котором напечатана фантастика: «Аэлита», «Гиперболоид инженера Гарина» и любимая многими поколениями советских детей сказка «Золотой ключик, или Приключения Буратино».
Отдельно выделялись два тома, из которого всегда торчали бумажные закладки. Это были самые важные места, которые необходимо было знать при изучении романа «Хождение по мукам». Это, конечно, не эпопея, поскольку он описывает значительно более короткий промежуток времени, чем «Война и мир», но серьезность его изучения требовалась не меньшая,
так как описывал самый тяжелый для страны период – Гражданскую войну.
На соседней полке в светло-сиреневом одеянии стоят тома самого любимого автора моей мамы, её земляка Михаила Александровича Шолохова: «Тихий Дон» в четырех томах, два тома «Поднятой целины», незавершенный роман «Они сражались за Родину», «Донские рассказы», повести, очерки, переписка…
Конечно, странно было, что Нобелевскую премию ему присвоили за роман «Тихий Дон», а мы изучали в школе «Поднятую целину». Скорее всего, слишком сложно было в столь субтильном возрасте воспринять метущуюся душу главного героя, да ещё и описанную с точки зрения такого же метущегося человека.
Зато «Поднятую целину» так хорошо изучали, что до сих пор безошибочно помню кто такие Нагульнов, Разметнов, дед – Щукарь.
А когда писали сочинение по этому произведению, то я в том же шкафу, но в другом его отделении обнаружил тетрадки с сочинениями моих старших брата и сестры. Сохранили их на память мои родители. Но я, когда их нашел, то не стал использовать для облегчения собственной жизни, то есть списывания, а устроил своеобразное заочное соревнование. Сам писал, а потом сличал отметки, поученные за сочинения по изученным темам. Благо, программа была единая для всей страны и утверждена министерством.
Надо сознаться, что победу безоговорочную одержала моя сестра. У неё по всем сочинениям оценки за изложение материала и за грамотность были 5/5. У брата оценку по литературе я иногда выигрывал, но по знаниям русского языка я проигрывал, бесспорно, им обоим. Поскольку у брата ниже четверки никогда не было, а вот я отхватывал и трояки.
Отдельно, на своей собственной полке, стоит полное собрание сочинений А.С. Пушкина. Тома темно-синие с серебряным тиснением инициалов и фамилии знаменитого «наше всё».
Ниже, занимают не целиком полку, такое же издание полного собраний сочинений М.Ю. Лермонтова. Наподобие пушкинских томов имя автора тоже написано на корочке тиснением в виде его автографа. Книги темно-синие, а автограф на них золотой. Конечно, он был в программе обучения не менее важен, чем Александр Сергеевич. Но, честно, больше всего я пожалел о слишком раннем уходе поэта, когда прочел не то что незавершенный, а лишь только начатый роман «Штосс», или его еще называют «У графа «В» был музыкальный вечер».
Дополняют полку толстый двухтомник В.В. Маяковского. Его книги, почему-то почти всегда, и в ту пору тоже, окрашены были кумачом.
Столь же толстый и тоже двухтомник Александра Блока. Книги большие, очень толстые, красиво и богато оформлены. Просто удивительно, что в то время так прекрасно издали поэта «Серебряного века». Но толку-то? Из всего им написанного только и запомнилось по две строчки из двух произведений, изучаемых в школе: «Мильоны – вас, нас – тьмы, и тьмы, и тьмы. Попробуйте, сразитесь с нами! Да, Скифы мы! Да, азиаты – мы, – с раскосыми и жадными очами!» и из поэмы «12» «… в белом венчике из роз, впереди Иисус Христос».
На одной полке стояли Владимир Короленко, из всего разнообразия содержания помнятся лишь «В дурном обществе», «Дети подземелья» и «Слепой музыкант». Произведения, которые выжимали слезу из юных четверо – или пятиклассников.
Тут же Иван Гончаров и его знаменитые романы. Даже, если не вдаваться в содержание, они знамениты уже тем, что их всего три, и все они начинаются с буквы «О»: «Обрыв», «Обломов» и «Обыкновенная история». А если коснуться содержания, то можно сказать коротко: классик он на все времена классик! Так обрисовать современного инфантильного молодца, которому дороже всего на свете личный покой и уют, и больше ничего его не интересует. Или Александр Адуев, герой «Обыкновенной истории». Ну чем не современный подлец, в угоду большим деньгам презревший самыми дорогими для человека чувствами дружбы, любви, сострадания?
В этом же отделении шкафа у родителей хранились разрозненные тома Ч. Диккенса. Их было очень много, все они были буро-коричневые с надписью фамилии и имени автора эдакими узенькими, но очень высокими буквами. Тома были из полного собрания сочинений, его у родителей не было. По-видимому, они покупали в магазине невыкупленные кем-то по подписке тома. Поэтому для меня до сих пор великая загадка, сколько же книг он написал, если среди томов были книги с порядковыми номерами «22», «26», «28», а может быть больше! Сам же за свою жизнь из всего его разнообразия произведений прочел «Приключения Оливера Твиста» и «Посмертные записки Пиквикского клуба».
