– Да что рассказывать? – усмехнулся мужик, стараясь взбодриться. – Тут на сенокосе руку стёр в кровь, а потом во что-то вляпался, вот теперь такое, – он вновь поднял опухшую руку, и её тут же схватил церковник. Жадно сжимая пальцами до боли, он заметил, что тряпка на глазах сыреет от любой нагрузки.
– Вот как тебя зовут, брат? – глядя прямо в глаза бедолаге, церковник замер и не отпускает ему руку, приподняв над головой как символ своей веры.
– Драугр, – скалясь, сдерживая в себе боль, произнёс мужик, вжавшись в спинку кресла.
– Сразу и не выговоришь, – церковник опустил на мгновение взгляд и поднял вновь. – Так вот, сын мой Драугр, ситуация такая. Твоё увечье неспроста, и Создатель видит это, – делая тяжёлые вздохи, церковник наводит жути на бедолагу, и это у него получается занятно. – Затронул ты своей рукой ересь, и кара пала на неё. «Да усохнет дух еретика, коли на его теле появились увечья ереси», – так говорится в Кодексе Инквизиции, – он вновь замолчал, будто вдыхает страх бедолаги, который аж затрясся. – Я, отец Бокор, и я перед тобой на коленях, сын мой Драугр, – церковник пронизывает бедолагу взглядом, словно сам изводит его дух. – Через мои глаза на тебя смотрит Создатель, готов ли ты открыться перед его взором?
– Готов… – задрожал голос бедолаги, а здоровая рука вцепилась в подлокотник, что уже хрустит под крепкими пальцами.
– И это достойно праведника, – поддержал его церковник и силой сжал запястье опухшей руки. – Давай избавим тебя от этого увечья ереси, сын мой?
– Да… – чуть ли не плача произнёс в ответ мужик.
– Марбас, у нас всё готово для очищения этого праведника? – отпустил его руку церковник и встал с колен.
– Всё, как обычно… – на выдохе ответил лекарь и бросил взгляд на операционный стол.
– Только вы хорошо посмотрели? – бедолага неожиданно для церковника усомнился в его диагнозе, и тот замер, неестественно сжимая зубы, чтобы хоть как-то дослушать сомнения пациента. – Может, всё же это не ересь…
– А что же ещё иное может быть, скажи нам, знающий человек? – они встретились глазами, и Драугр вздрогнул. Устрашающий взгляд отца Бокора пробрал до дрожи в коленях. – Ты усомнился в моих словах или в Кодексе Инквизиции, а может, это ересь в тебе растёт? Она везде, она вокруг нас, как грязь, и только стоит сойти с праведной дороги, только стоит сделать шаг в сторону, так она настигнет каждого, она изуродует его тело до неузнаваемости. Ты хочешь этого для себя, сын мой Драугр?
– Нет, – здоровый мужик начал сползать с кресла как несмышлёный мальчуган, которого отчитывают за провинность.
– Хочешь, чтобы от тебя шарахались лишь при одном виде?
– Нет.
– Хочешь видеть, как страдают твои родные? Ведь ты их можешь заразить…
– Нет.
– Так разве не ты только что открылся Создателю?
– Я, – вдавился ещё сильнее в кресло Драугр.
– Разве не ты хочешь очиститься?
– Я.
– Разве не ты сейчас собрался предать Создателя?
– Я, нет, не я… – растерялся мужик перед напором церковника и сдался. Из его глаз потекли слёзы, он уже знает, что сейчас будет.
– Тогда отсечём язык ереси, и очистишься ты, сын мой Драугр, – церковник отринул от него и подошёл к лекарю Марбасу. – Праведник готов к очищению, он ваш…
– Прошу, подойдите к столу, – лекарь всё так же тяжело говорит, зная, что сейчас будет много боли.
– Так сразу? – видно, как у бедолаги ноги подкашиваются, но под давлением церковника он всё же встал и идёт к столу.
– А когда, сын мой? – церковник вновь вернул свой пристальный взгляд к бедолаге. – Что будем ждать, когда ересь пожрёт твоё тело, а после поглотит дух?
– Нет, отец Бокор, – Драугр уже сел на стол, готовясь лечь на него.
– Тогда очищение неизбежно, сын мой, – лекарь Марбас легко прикоснулся к груди бедолаги, чтобы тот уже лёг.