Дмитрий Глуховский
Метро 2033. Последнее убежище (сборник)
Ольга Швецова. Наставник
Ему никогда не снилось метро. Уже двадцать лет подряд, просыпаясь, он видел мрачные серо-коричневые тона, господствующие в подземке: жестокое разочарование после голубого неба над головой. Опять тусклый свет аварийного освещения, от которого не зажмуришься, а только прищуришь глаза, чтоб хоть что-то разглядеть в двух метрах от себя. Еще он видел во сне тянущуюся к нему руку, поцарапанную, с обломанными ногтями, пальцы напряжены в последнем возможном усилии: дотянуться… И всегда нескольких миллиметров не хватало – просыпался. Сердце колотилось, как бешеное, его стук отдавался в ушах, заглушая все другие звуки. Не успел, не смог. Не выполнил свой долг спасателя.
В тот день сигнал тревоги для него и его коллег прозвучал чуть раньше, чем для остальных жителей города. Их шофер развернул машину, пренебрегая всеми правилами движения, и бригада МЧС направилась к ближайшей станции метро, чтобы грамотно организовать эвакуацию в бомбоубежище. Ха! Какая к черту эвакуация?! Порядка в этой толпе было не больше, чем в бегстве диких животных от лесного пожара. Что могли спасатели? Только помочь слабому, привести в чувство того, кто растерялся, поднять упавшего в толпе…
В конце концов, и его затянуло в метро. Ворота за спиной закрылись, и он остался стоять на платформе, пытаясь понять: что же теперь надо делать? Выходило, что, как обычно, свою работу: вправить вывих, остановить кровотечение, просто посидеть рядом с человеком, держа его за руку – душевные раны иной раз болят сильнее телесных. Сам он легко отделался – раньше его жизнь шла по замкнутому кругу: работа, дом, магазин, теперь же: работа, работа, продпаек, опять работа и – хлоп мордой в подушку. Видеть сны о прошлом. Видеть солнце, небо, траву, слушать шум большого города. Или снова впустую сжать пальцы в воздухе, не дотянувшись до руки… Двадцать лет он видел это во сне. Что бы сказал по этому поводу старик Фрейд? Иногда ведь и сигара – вовсе не признак скрытого гомосексуализма, а просто сигара. А он просто чувствует свою полную беспомощность. Просто…
Люди нуждались в нем. Целый год. А потом… Как-то незаметно все наладилось, метрополитен перестал напоминать сплошную чрезвычайную ситуацию, и аббревиатура МЧС уже не звучала так гордо и обнадеживающе, как раньше. Он не привык быть лишним и ненужным. На поверхность попросился одним из первых – нетрудно быть героем, когда и терять-то особенно нечего. Да и подвигом это не назовешь: не было еще никаких тварей, опасность представляли только радиация и техногенные факторы, а когда есть хорошие защитные костюмы, риск получить облучение минимален. Только вот в городе показалось, что со всех сторон смотрят мертвые глаза. Глаза неспасенных. Ему одному из первой группы сталкеров удалось сохранить хоть внешнее подобие спокойствия, но именно тогда и начал сниться этот сон…
– Виктор, проинструктируй новичка, расскажи, что его ТАМ ждет, – командир блокпоста подтолкнул в спину едва достигшего совершеннолетия пацана. – Ну, вы тут сами разберетесь…
Он давно не выходил в город – уже через четверть часа ходьбы в противогазе нечем было дышать, кружилась голова, мог потерять сознание от гипоксии. Возраст, чего же он хотел? Но подготовкой сталкеров продолжал заниматься, когда попросят.
Парень изо всех сил хмурил брови, стараясь казаться серьезнее и старше, чем он есть, но больше девятнадцати лет, по расчетам Виктора, никак не выходило. Сопляк. Впрочем, выбора не было. Все хотели быть сталкерами, но здоровых и подходящих по всем параметрам молодых людей в метро оставалось все меньше и меньше. ОЗК болтались на новичках, как тряпки на бельевой веревке, за стеклышками противогаза – детское любопытство. Сталкеры, блин горелый…
– Имя у тебя есть, недоросль?
– Михаил Васильевич.
– Васильевичем будешь, когда прыщи с лица сойдут. А пока – Мишка.
На вопрос Мишки, как там наверху, ответил одним словом: жутко.
Виктор никого не оставил ТАМ, на поверхности, только и помянул товарищей по работе, которые погибли при исполнении. То, что в метро оказался именно он, было случайностью. Его одиночество, которое раньше казалось недостатком, обернулось теперь чувством покоя: все, что у него было, – это он сам. Боялся, что, обретя что-то, тут же потеряет. В мирной жизни Виктор был обычным городским спасателем, и ничего сложнее, чем вытащить детскую конечность из батареи или пьяного бомжа из канализационного люка, ему обычно делать не приходилось. На разбор завалов после обрушения зданий он не выезжал, на пожарах и наводнениях не работал. Поэтому сон ему самому казался загадкой: с чего бы?
– Дядя Витя, а чему вы учите? – Мишка удивлялся, как и все предыдущие новички, не видя на столе автомата, а только противогаз и аптечку. – Стрелять я и так умею.
– А я и не сомневаюсь, что ты умеешь…
И пока только на стрельбище… А как прибор ночного видения наденешь на запотевший противогаз – сразу разучишься. Да еще душно в ОЗК, жарко. И нос все время чешется именно тогда, когда твари рядом, и нельзя пошевелиться. К этому тоже надо привыкнуть, лучше здесь начесаться в свое удовольствие. Выход наверх – это не только смелый поступок, от которого гордость распирает и девушки на шею вешаются. Это похоже… На выход в космос, что ли? Человек видит над собой звезды, смотрит на останки былой цивилизации и вдруг понимает, что родился вовсе не для того, чтобы жить под землей. И как после всего этого опять забиться в мрачную, протухшую нору? Уже не усидеть на месте, человек снова выходит на поверхность, пока… Пока не останется там навсегда. Сталкеры редко умирают в своей постели.
Но сколько бы Виктор не запугивал «желторотиков», ни одного не удалось отговорить от похода наверх. И они больше не могли остановиться, как летчики не могли жить без полетов, – это сродни наркотику. Почему он сам этого никогда не чувствовал?
Настроение по возвращении было, как после кладбища. Виктор понимал, что он неисправимый пессимист, но именно поэтому его и просили немного «приземлить» новичков, которые считали, что ТАМ их ждет воинская слава, а особо практичных – неисчислимые богатства. Нет там ничего, только темнота, ветер, со свистом носящийся по развалинам, и голодные хищники. Все остальное человек домысливает себе сам, вот почему настолько по-разному описывали сталкеры свои походы: каждый видел то, что сам хотел…
Виктор еще раз осмотрел нового ученика.
– Я могу научить, как выжить на поверхности. Как там дышать, как ходить… – Мишке уже стало скучно, он заглядывал в аптечку. «Что-то быстро ему надоело, другие подольше держались. Не выйдет из него толкового сталкера, не тот темперамент. Спокойнее надо быть». – А тот, кто меня не слушает, обычно пробку из фильтра противогаза вынуть забывает!
– Я слушаю… А что надо делать?
– Для начала надевай комбез – и бегом три круга по станции.
Вот чудо в перьях, улыбается еще чему-то… Побежал. Ничего, потом и противогаз нацепит, автомат на спину повесит. А через пару дней и до рюкзака с кирпичами дело дойдет. Пусть привыкает, что за сталкер без мешка с добычей? А он, Виктор, ему еще и ящиков пустых на дороге разложит, пусть преодолевает препятствия.
– Садист вы, дядя Витя!
– Ты меня еще поучи, салага! – «Далеко убежал ученик… – Виктор еще раз протер тряпочкой противогаз для Мишки. Тяжело в учении, легко в гробу… Учит он их чему-то, другие наставники делают из них бойцов. А потом эти недоросли через месяц-два уходят получать официальный жетон. Засранцы неблагодарные, хоть бы один назад вернулся! Ну, не предусмотрены у них в бюджете станции наемные сталкеры, своих готовили. Место хорошее, фон радиационный не такой сильный, как во многих других местах. Казалось бы: живи и радуйся, да таскай с поверхности барахло. Нет, как шило у них ниже спины! Не сидится им здесь: как только хвастаться не перед кем становится – нет сталкера, ищи следующего. Хорошо, что добровольцы не переводятся. Только он никуда не двигается», – проводил взглядом заметно уставшего Мишку. Сам Виктор и без химзы теперь ста шагов не пробежит. Бывший спасатель, бывший сталкер… И мужик-то, наверное, уже бывший.
– Дядя Витя, вы не соскучились?
– Еще круг! И скорость прибавь, твари – они быстрые.
* * *
Он видел сон: осенние листья лежали на земле, скованные льдом. Как будто уже конец октября, днем еще греет солнце, а к вечеру земля по-зимнему холодная. Листья были разные: светло-коричневые – дубовые, прогнившие до черноты – тополиные. И сверху – золотистый березовый, с мелкими зубчиками по краю и несколькими червоточинками. Он удивился даже во сне, что помнит до мелочей, как выглядят опавшие листья. И какой-то голос шепнул ему на ухо: «Это твоя жизнь». Во сне он согласился с голосом – его осень уже наступила, он даже не ощущал собственного тела, растворился в этом замерзшем пестром ковре, – но, проснувшись, удивился. Почему там не было ни одного ярко-красного кленового листика? Умный мужик был Фрейд, черт его задери, есть в человеке что-то бессознательное. Не было в жизни ничего яркого, и листьев кленовых нет. И вообще, если сны стали более интересными, чем реальная жизнь… Плохой признак.
Оказание первой помощи у всех «желторотиков» шло из рук вон плохо. Если уж они на станции бинт сикось-накось накручивают, что же в боевых условиях будет? Наставника Мишка обмотал тряпочной полосой, как мумию, а самому себе ногу перевязал так, что через два шага повязка свалилась. Торопится все куда-то! Ну, конечно, мы же самые неуязвимые, уж с нами-то точно ничего не случится! Вот товарищу помочь – это дело. Откуда в них это берется: уверенность в том, что они лучшие, выйдут наверх и всех чудовищ разом победят? Что-то пока ни один с этой задачей не справился. Может, если побольше таких наглецов вместе собрать, то молодой энтузиазм свое дело сделает? Да нет, бред это, не умеют они в команде работать, каждый сам по себе отличиться хочет…
– Дядя Витя, а почему у вас нет семьи? Одинокий мужик сейчас на вес золота.
Виктор даже не знал, что ответить: доставучий Мишка пренебрегал всеми правилами приличия, задавая подобные вопросы, но почему-то это не вызывало раздражения. Ему и в самом деле было интересно – за две недели он успел выспросить почти всю биографию наставника.
– Не переживай, тебе девушек больше достанется. Может, от прыщей избавишься…
– Чушь это, дядя Вить, устаревшая и ненаучная!
– Так, быстро противогаз надел – и молчать!
Кричать пришлось в удаляющуюся спину – Мишка пошел на следующий круг по станции. Непонятный парень, не то придуривается, не то действительно немного того… плохо воспитан. Самое неприятное заключалось в том, что Мишкин интерес заставлял Виктора сомневаться, правильно ли он, наставник, живет. Для этого недоросля ответ на вопрос неочевиден, с чего-то ведь он его задал… Нет, пора завязывать с этими учениками, а то он сам себе психоаналитиком становится, как будто ему идиотских снов было мало!.. А неплохо держится «желторотик», бежит и бежит, поблажек не выпрашивает.
– Руками не болтай! Они тебе помогать должны при движении, а не за воздух цепляться!
Завтра на поверхность. Готов новый Гагарин, поехали!
– Стой! Хватит пока…
Парень тяжело отдувался, согнувшись и опираясь ладонями на дрожащие колени.
– А все-таки, дядя Вить? Почему семьи нет?
Вот настырный попался… Вынь да положь ему ответ, больше во время кросса и подумать было не о чем? Хорошо, что он такой настойчивый. И плохо, что такой упрямый. Ну, черт с ним, ведь не отстанет:
– Уже после того, как родителей похоронил, привел одну… Пришел с работы на следующий день – гардероб посреди комнаты. Думал, батарея потекла…
– А на самом деле?
– А на самом деле, оказывается, мебель у меня стояла не по фен-шую! Тридцать лет стоял шкаф на своем месте, никому не мешал, так нет – неправильно стоял… В общем, я ей объяснил, что не ее ума это дело. Через неделю собралась домой с вещами…
Мишка уже выпрямился, слушал внимательно, но вряд ли что-то понимал. «А ничего держится парень, быстро отдохнул, не отправить ли его еще на пару кругов? Хватит, пожалуй…»
– А здесь-то чего не женились?
– А ты не лезь с вопросами! Завтра наверх пойдешь.
– Правда?! – Он убежал вприпрыжку, забыв про усталость и четыре кирпича в рюкзаке.
– Стой, противогаз-то оставь…
Вот бес неугомонный, можно только пожалеть того, кто «желторотика» завтра в город поведет.
Он проснулся среди ночи. Сердце стучало так, что Виктор удивлялся, как еще не разбудил шумом всю станцию. Опять не дотянулся, руку видел ясней некуда, а лицо человека терялось в каком-то тумане. Он вышел покурить, рядом в темноте быстро промелькнула какая-то тень. Сначала Виктор хотел вернуться за пистолетом, но потом направился к противоположному краю платформы, чтобы отловить ученика там, Мишка даже не успел понять, как его шея и рука оказались в крепком захвате наставника.
– Ты что, сдурел? Олимпийским чемпионом решил стать?
– Дядя В-витя… – От испуга парень начал заикаться, Виктор надеялся, что не навсегда. – Вы как тут оказались?
– Какая разница? Главное, что ты ничего не услышал. Ты, Мишка, запомни: бежать, слышать и думать надо одновременно. Карту местности видел?
– Вот я о ней сейчас и думал!
Виктор выбросил окурок на пути, где тот еще некоторое время догорал в темноте красной искоркой. Мишка, сволоченок такой, своими спортивными достижениями сбил весь сон. Хотя, было б о чем жалеть… Посидеть поговорить с ним, что ли?
– Недалеко от нашей станции раньше был скверик, и на одном из фонарных столбов висели часы. Круглые такие, с большими цифрами. – Виктор и сам не понимал, думает он про это или вслух произносит. – Как в старом кино, там под часами всегда девушек ждали, а они опаздывали. Только и видно, как стрелки на час передвигаются. А потом еще на час.
– А на сколько ваша девушка опоздала?
– Моя-то? Вообще не пришла. Три часа дышал свежим воздухом, потом плюнул и домой пошел. Хорошо, что на букет не потратился. – Может быть, если бы он купил тогда этот хренов букет, то и девушка пришла бы? А с таким жлобом она и связываться не захотела… – Иди, Мишка, спать. Следующую ночь уже не дома проведешь.
– А вы?
– А я еще посижу.
Мишка сначала отошел на шаг, но вернулся.
– Я не могу уснуть. – Будто откровение какое поведал! Виктор еще не видел «желторотика», который не волновался бы. Да и он сам тоже…
– А зачем ты меня все время про семью спрашиваешь? Мать свою решил в хорошие руки пристроить?
Мишка хотел выдать очередной необдуманный и категоричный ответ, но промолчал. Виктор не переспрашивал, боясь, что ответ будут примерно следующим: «На кой ты ей сдался, старый хрыч…»
* * *
– Виктор, ты как сегодня?
– Как? Сядь да покак! Как всегда. А что случилось? – Не понравился вопрос, сверхурочной работой он пахнет. А ему и так с утра нехорошо, сердце болит. Но зря Костик обращаться не будет. То есть, конечно, Константин Семенович, командир блокпоста.
– Ну, если ты не согласишься в город сходить, то придется Мишке недельку подождать… Некому его сопровождать, Кирилл другим делом занят.
Виктор молчал, размышляя, как бы согласиться, чтоб было похоже на отказ. Он вспомнил радостное, оживленное Мишкино лицо, когда тот услышал волшебное слово «завтра». Дали парню надежду на что-то лучшее, как же теперь отобрать обратно или хотя бы отложить? Трагедия для «желторотика», вся жизнь насмарку с их проклятым подростковым максимализмом! У них ведь или сейчас, или никогда… С другой стороны, если сейчас уличат в сочувствии к ученикам – конец репутации мрачного и равнодушного ко всему человека…
– А чего, кроме Кирюхи и меня, старого и больного, больше никого не нашлось? – заворчал Виктор, но Костик не слушал, зная наперед все это предисловие вместе с эпилогом.
– Значит, согласен?
– Да. Но учти: если со мной опять обморок приключится, он меня даже за ноги до станции не дотащит, хиляк такой!..
Стоило Виктору только увидеть свой старый ОЗК, как тут же вспомнилось противное ощущение нехватки воздуха и звона в ушах. Но рядом стоял Мишка, не нужно показывать ему, что на поверхность идти смертельно не хочется. А может, и не замечает он ничего, поглощенный мыслями, как сейчас перед ним откроется гермозатвор, за которым ждет terra incognita. Опять раздался этот ужасный скрип ржавых несмазанных механизмов. Виктор давно уже не слышал в нем увертюры к опере под названием «Новые приключения сталкера». Впрочем, он всегда был реалистом и сейчас думал об одном: как бы не задохнуться в резиновом изделии № 1 с фильтром еще на выходе со станции.
Виктор обшарил окрестности фонарем, но даже его подозрительная натура не нашла, к чему придраться, поэтому наставник махнул рукой Мишке, чтобы следовал за ним. И на площадке перед вестибюлем станции снова неподвижно застыл молодой парень. Сколько их таких было… Первый взгляд – на полуразрушенный каркас высотного здания напротив выхода, потом постепенно голова поднимается кверху, а там – небо и звезды сквозь тучи проглядывают… Хоть статую с них делай, времени хватило бы. Только он не скульптор, и долго такую духоту в противогазе не выдержит. Тихо матюкаясь в адрес Кирюхи, который должен был сейчас занять его место, Виктор похлопал по плечу Мишку.
– Освоился? Пойдем дальше.
Завидовал он. Немного. Парень еще может чему-то удивляться.
У «желторотика» был миллион вопросов, он что-то бухтел в противогаз, но сквозь шум в ушах Виктор плохо его слышал, надеялся только, что Мишка не просто так вертит головой по сторонам, а еще и следит за обстановкой. Рассказать в общих чертах, что где находится, куда ходить за топливом, по каким улицам в основном передвигаются сталкеры – со всем этим инструктажем Виктор справился минут за десять. Пора бы и вернуться, но ноги не шли. Если он не даст себе хоть короткую передышку, «желторотику» и впрямь придется нести его на спине. А жаловаться Виктор не привык.
– Постой пока тут рядом, осмотрись. А я немного посижу.
Сиденье бывшей иномарки больше не было мягким – проваливалось под его весом, но все-таки на нем удобнее, чем на камне или на ржавом бампере…
Сердце перестало скакать и дергаться, во вдыхаемом воздухе, кажется, появился кислород: Виктор приходил в себя.
Сколько времени он уже сидит тут в почти полной отключке? Мишкиного фонаря даже близко не было видно, слинял куда-то.
Куда?! Вытолкнув себя из машины, он огляделся по сторонам, но ни в одном переулке не мелькнуло ни лучика света. «Желторотика» как черти утащили.
– Идиот! – сам не зная на кого, выругался Виктор. Бродить по окрестностям наугад можно долго, тут интуиция ничего не подскажет. К счастью, свежий след ботинка в пыли обнаружился в стороне от обычного маршрута. Кроме Мишки никто этот отпечаток оставить не мог. Успеть бы только…
Он не видел раньше этой дыры в асфальте – давно не выходил, многое изменилось. Но над краем ямы еще виднелось облако пыли, указывая внимательному наблюдателю, что обвал произошел только что. Виктор бегом преодолел пятьдесят метров, не церемонясь с застарелым радикулитом, прыгнул вперед и, проехавшись на животе, остановился точно у края ямы. Даже успел удивиться: немолодые мышцы правильно рассчитали усилие, нужное для такого рискованного приземления. В луче фонаря прямо под ним висел Мишка, крепко ухватившись руками за выступающую из глины ржавую железку. Виктор осветил дно ямы. Там блестела вода и виднелся частокол арматуры. Если «желторотик» упадет, вывихом-переломом не отделается. Надо вытаскивать. Он протянул руку:
– Держись, обормот. Какой черт тебя понес…
Холодный пот залил спину: нескольких сантиметров не хватало…
– Подожди, сейчас принесу что-нибудь…
Сказал и понял, что времени нет ни секунды. Понял по Мишкиным глазам, по тому, как задергался вдруг парень и начал цепляться мысками ботинок за глинистый обрыв. Железная труба переломилась где-то в земле и начала медленно выползать наружу.
– Не шевелись!
Виктор видел, что ученик почти в панике – к такому повороту событий его никто не готовил ни морально, ни физически. Бывший сталкер понимал его состояние: шел себе парень спокойно, и вдруг земля ушла из-под ног, тело инстинктивно успело извернуться и остановить падение. Только увидел помощь в лице наставника, как опора, казавшаяся до того надежной, подвела. Еще немного, и парень полетит вниз с этой бесполезной трубой в обнимку. Но если Мишка не прекратит дрыгать ногами, долго не продержится.
– Михаил! Ты меня слышишь? – Глаза «желторотика» сфокусировались на его противогазе, кажется, он начинает приходить в себя. – Ты зачем сюда полез?
Теперь, когда Мишкины ботинки с грехом пополам нашли опору, он прекратил сползать вниз. Если сможет подтянуться на одной руке, Виктор его вытащит. Но сможет ли он? Надо бы ввести в программу подготовки сталкеров подтягивание на перекладине… О чем он думает?! Да о чем угодно, только не об острых арматуринах на дне ямы…
Виктор положил фонарь на край провала, одной рукой нащупывая хоть небольшую ямку в асфальте, а другую протягивая к Мишке:
– Ты про эту яму знал?
– Знал… – «Желторотик» виновато опустил голову, что стоило ему еще пары сантиметров сползания к воде. – Я хотел скверик посмотреть. Никогда не видел старого кино, а вы так про часы рассказывали… И часов круглых не видел.
– Увидишь еще, обещаю. Слушай, сейчас одним рывком подтягиваешься изо всех сил, руку тянешь вверх. Правую! – У него только одна попытка, но этого Виктор говорить не стал. – Давай!
Мишка так резво рванулся, что пальцы Виктора сжались мертвой хваткой не на кисти, а на запястье тонкой мальчишеской руки. Железку тот почему-то не выпустил, цепляясь обломком за плотный грунт и пытаясь помогать наставнику.
– А ну, брось эту гадость, второй рукой держись!
Он и думать забыл про одышку и больное сердце, только просил, обращаясь неизвестно к кому, не дать ему помереть от инфаркта еще в течение пары минут, а потом – без разницы. Железка со звоном ударилась о прутья на дне и шлепнулась в воду.
Вытащить худенького Мишку оказалось совсем не трудно: недостатка силы в руках Виктор еще не чувствовал. Оказавшись на твердой земле, «желторотик» отполз от края так быстро, как только мог.
Вот теперь закружилась голова… Воздуха не хватало, сердце булькало где-то не на своем месте. Виктор перевернулся на спину и закрыл глаза. Он все-таки успел, он дотянулся!
Теперь он точно знал: этот мерзкий сон ему больше никогда не будет сниться.