Сергей Моронов
Белые солдаты
Госпиталь
Тринадцатого июня в девять пятьдесят пять к воротам КПП воинской части, дислоцирующейся близ города Ч., подошёл старик. Монгол по национальности, абсолютно лысый со всклоченной редкой, но длинной бородой, был одет в старый изношенный халат, такую же древнюю меховую шапку, издали напоминающую будёновку, кирзовые изношенные сапоги и солдатские брюки ПШ. Старик, переминаясь с ноги на ногу, долго стоял возле КПП, пока дежурный сержант Голубев не вышел узнать, что этому деду не сидится дома.
– Чё надо, дед? – развязано, сквозь зубы промычал уже познавший сладость неуставной жизни младший командир. Широко расставив ноги, упираясь руками в обвивающий узкие бёдра ремень, он всем своим видом выражал невообразимую важность нахождения на одной из высших иерархических ступеней неуставной армейской жизни.
– Сайн уу, цэрэг. Офицер руу залгаарай, – протараторил на своём старик.
– Чего?! Ты чё мелешь, давай по-русски, – не понял ничего, кроме слов «здравствуйте» и «офицер» сержант Голубев.
– Офицер урих, – повторил старик, непонимающе пожимая плечами.
– Чё офицер!? – уже раздражённо прорычал Голубев.
– Офицер, – произнёс старик и показал пространство перед собой.
– И чё?
– Офицер, – старик показал пальцем на территорию части, затем изобразил пальцами, как обычно ходят люди и вновь ткнул в место рядом с собой.
Конечно, сержант Голубев не был идиотом и прекрасно понял, что этому старику нужен дежурный офицер, но вот исполнять прихоти этого грязного монгола ему никак не хотелось. На КПП вовсю пахал бульбулятор. Изготовленный из двух лезвий для бритья, этот самопальный кипятильник потреблял огромное количество электроэнергии, но зато отменно кипятил воду. Сержант Голубев планировал набить брюхо булочками с джемом из чайной и запить всё божественным напитком из крепкого чая со сгущённым молоком. Так что появление на КПП офицера никак не входило в его планы.
Дежурный по части капитан Приходько ушёл с КПП минут пятнадцать назад и вряд ли появился бы до обеда, так что Голубев был настроен на спокойную приятную трапезу, в которую никак не вписывался этот надоедливый монгол.
– Офицер, – вновь повторил старик и произвёл уже знакомые сержанту манипуляции руками.
– Иди, на хер! – не выдержал Голубев и, схватив надоедливого деда за шкварник, потащил подальше от КПП.
– Офицер! Офицер урих! – пытался противиться надоедливый монгол, распаляя Голубева всё сильнее и сильнее.
Наконец, уже совершенно разъярённый сержант толкнул этого поганого монгола вперёд и, решив ускорить его уход отменным «чирком», что есть силы размахнулся правой ногой и со второй космической скоростью направил свой тяжеленный кирзач прямо в левую ягодицу старика…
И тут случился конфуз. По неведомым для Голубева законам мироздания, левая ягодица монгола исчезла из нашей материальной вселенной и, летящая со второй космической нога, не найдя своей цели устремилась высоко вверх, увлекая своей инерцией молодое сильное тело. Падение на спину важного фазана было одновременно громким и фундаментальным.
Больно ударившись о сухую землю, Голубев попытался тут же вскочить, чтобы избежать неминуемого позора, но, не справившись с головокружением, вновь повалился на землю. Подняв пыль, начал отчаянно барахтаться и запутался окончательно. Получив подлый удар в пах штык-ножом, болтавшимся на ремне, взвыл. После чего уже окончательно затих в позе эмбриона, держась за причинное место и лишь слегка подвывая от нестерпимой боли.
Наблюдавшие сцену, двое сотоварищей Голубева по предстоящему чаепитию, выскочили из будки КПП и, держась за животы от раздирающего их смеха, бросились было на помощь сержанту, но, не зная, что предпринять, временно взяли паузу.
Старик же увидев побежавших солдат, обратился уже к ним, показывая пальцем в противоположную сторону от воинской части:
– Цэрэг Королёв, цэрэг Королёв, – смешно коверкая фамилию, тараторил монгол.
Собственно, фамилия Королёв и вернула всю троицу в более адекватное состояние. Услышав фамилию чмыря–побегушника из пятой роты, и сам Голубев, и его боевые товарищи мигом сообразили что к чему и уже через пять минут старик был препровождён к дежурному по части капитану Приходько.
Ещё через час, монгол через переводчика давал показания самому комбригу – полковнику Лысенко. Оказалось, что самовольно оставивший расположение части рядовой Королёв, которого уже четвёртые сутки безуспешно пытались найти созданные поисковые группы, спокойно пребывает себе в юрте этого монгола. В эту самую юрту, Королёв якобы попал трое суток тому назад, когда этот самый старик-монгол нашёл его в степи, без сознания, укушенного какой-то змеёй. Все эти дни не отходил от него, оказывая помощь. Сейчас Королёв пришёл в себя, но по-прежнему нуждается в медицинской помощи.
На глупые вопросы полковника Лысенко о том, почему же старик не пришёл к ним раньше, тот лишь недоумённо пожимал плечами и говорил, что солдат совсем плох был.
Ещё через пару часов, обнаруженный в юрте рядовой пятой роты Королёв был доставлен в гарнизонный госпиталь города Ч. Вид ещё вчера абсолютно здорового Олега, был уже совершенно другим. Он выглядел явно болезненно и крайне неприятно для взора, прибывшего по его душу офицера. Бледный, с чёрными кругами под глазами и перемотанной какими-то тряпками распухшей левой рукой, лежащий в юрте солдат источал тошнотворный запах.
Но особое удивление офицера, увозившего беглеца в госпиталь, вызвало наличие у этого, прямо скажем плохого солдата, Устава Вооружённых Сил СССР и тетрадки с конспектами, с которыми тот не хотел расставаться ни на минуту.
«Однако, странное рвение…», – подумал офицер, но тут же плюнув, решил, что чёрт с ним пусть изучает, авось в дисбате пригодится…
Вряд ли этот офицер поверил бы, если бы узнал, что в такое состояние этого солдата привели всего пару часов назад какие-то настои на травах и манипуляции с рукой, виртуозно исполненные стариком-монголом.
***
Олег лежал на койке в палате и, притворяясь спящим, пытался привести мысли в чувство. Последние трое с лишним суток оказались слишком насыщенными, и сейчас надо было всё упорядочить и решить, как действовать дальше. В том, что он, Олег, будет теперь жить по новому, сомнений уже не осталось. Старик Чоно оказал на него прямо таки магическое воздействие и дал надежду и силы для новой жизни.
Сейчас он готовился к даче показаний по своему побегу или как это именовалось официально – по факту самовольного оставления части. Инструктаж старика Чоно первоначально вызвал у Олега полное отторжение, но старый хитрец смог и довольно легко убедить его в обратном. Олег мысленно вернулся к тому разговору…
– Значит, когда ты попадёшь в госпиталь, к тебе рано или поздно придёт офицер-дознаватель, который и будет решать, что с тобой делать. От него зависит многое, как он доложит начальству, так и будет.
– А как я в госпиталь попаду?
– Это мои заботы, здесь даже не переживай.
– Дедушка Чо, а Вы откуда знаете про офицера-дознавателя?
– Ты забываешь, что первым тактическим приёмом цагаан цэрэга является разведка, сбор информации. Воинская часть находится рядом с моим жилищем, значит, я в любом случае буду взаимодействовать с военными, а это в свою очередь предполагает знание всех сторон жизни этих соседей. Не забывай, белый солдат всегда на войне.
– И что этот офицер будет делать?
– Спрашивать тебя будет, вопросы разные каверзные задавать. Его задача отправить тебя под суд, а туда нам нельзя, там прямая дорога в дисбат, сам это должен понимать.
– Это-то я понимаю…
– А значит, ты должен давать такие показания, за которые тебя не смогут осудить.
– Это какие?
– А вот теперь внимательно слушай и запоминай. Скажешь, что тебя отправил за пределы части сержант Козлов… да-да тот самый, что гонял тебя по молодости и приложил руку к твоему нынешнему положению в роте. Сам же про него рассказывал.
– Но это же неправда, это же оговор, да я никогда не пойду на это. Да меня за это…
– Что неправда? Что этот Козлов заставлял тебя бегать продавать монголам ворованное по его же прихоти имущество? Что ты, рискуя при этом попасться, действительно мог угодить в дисбат или тюрьму? А всё для чего? Чтобы этот сыч жрал тобой же купленную пайку! А после, с набитым паштетом да джемом желудком, чморил тебя же полуголодного! А потом в умывальнике бил по морде и учил жизни! Это всё неправда?
– Правда…
– Так в чём оговор? Или ты просто боишься за свою шкуру? Не забывай – страх чернит твоё сердце. Ты – цагаан цэрэг, ты – белый солдат, ты – на войне. Хватит отступать, пора в атаку!
– Но это же будет выглядеть как стукачество.
– Стукачество? А что это такое, по-твоему?
– Это когда сдают своих начальству. Стукачей все презирают и ненавидят.
– А чем ты тогда от стукача отличаешься? Тебя ведь тоже все презирают, а после твоего побега и ненавидят, я думаю.
– Да, но…
– К тому же, кто такой стукач? Это человек, который доносит на своих товарищей. Цели у такого стукача, как правило, корыстные. Своими доносами он решает свои личные проблемы, извлекает прибыль, выдвигается вперёд в борьбе за место под солнцем. То есть, это относится к людям с чёрными сердцами. Белые солдаты никогда не информируют никого из соображений личной выгоды. Они делают что-то, исходя из эффективности ведения боя. Они действуют в условиях военного времени. Передача информации о ком-либо не есть предательство с их стороны, а лишь тактически оправданный вынужденный ход.
– Но…
– К тому же, где ты нашёл своих? Что сослуживцы из твоей роты, которые издеваются и гнобят тебя – это свои? А чужие кто? Это офицеры, которые должны пресекать дедовщину на корню?
– Но-о-о…
– А ты не напоминаешь себе того глупого бычка, что волею судьбы избежал смерти от рук мясника, но сам вернулся на скотобойню, потому что там его сородичи дружно занимали очередь на конвейере смерти? Почему ты, потерявший возможность стать равноправным участником этой позорной и даже преступной иерархии, должен и теперь радеть и поддерживать её устои? Ради чего? Ради того, чтобы всяким фазанам, дедам и дембелям жилось вольготно? Чтобы они безбоязненно могли измываться над тобой и такими же, как ты бедолагами? Чтобы ты пахал за них, а в благодарность получал по морде? Ты – цагаан цэрэг, поэтому оставь сопли другим, ты на войне…
***
Дознаватель воинской части действительно не заставил себя долго ждать. Не успел Олег познакомиться с соседями по палате, как дежурная медсестра привела его в какой-то кабинет госпиталя, где ждал этот капитан.
Капитан Борисенко служил в строевой части или иными словами в штабе и вот уже два года исполнял обязанности дознавателя воинской части. Спортсмен, идейный коммунист, всегда подтянутый и мускулистый, считал себя образцом настоящего советского офицера. Капитан Борисенко вполне лояльно относился к простому солдату, однако терпеть не мог три вещи, которые считал бичом Советской Армии: расхлябанность, дедовщину и самовольное оставление части.
Последнее он просто ненавидел, считая этих маменькиных сынков, не выдержавших тягот воинской службы и давших дёру из его любимой армии, самыми настоящими предателями. И если бы законы Советского Союза не были столь гуманны, он бы лично расстреливал этих мерзавцев, ведь в военное время эти «бегунки» перешли бы на сторону врага, продав за похлёбку своих же боевых товарищей.
Когда дверь открылась, и капитан Борисенко взглянул на самовольно оставившего часть рядового Королёва, всё встало на свои места. Он уже презирал этого худого как швабра, расхлябанного горе-солдата, облачённого в явно короткий, не по росту больничный халат и грязные, торчащие снизу кальсоны. Сутулый, с глупым выражением лица, этот рядовой не мог не вызывать презрения.
«И это чмо полтора года отслужило? Нет, таких только в дисбат», – заранее решил он участь рядового Королёва. Оставалось только оформить документы и передать дело в военный трибунал.
– Товарищ капитан, рядовой Королёв по вашему приказанию прибыл, – как ни странно отрапортовал по Уставу этот будущий дисбатовец.
– Комсомолец? – грозно спросил Борисенко.
– Так точно! – бодро отрапортовал Олег, чем окончательно сбил Борисенко с заранее выбранного грозного настроя.
В его капитанских мыслях, этот чмошник должен был вяло и плаксиво отвечать на поставленные вопросы. Жаловаться на тяжёлую судьбу и дедовщину, в общем, поступать так, как это делали другие дезертиры.
– Что же ты, комсомолец, в бега подался? Полгода потерпеть не мог, по пирожкам мамкиным соскучился? – снова начал наезжать Борисенко.
– Никак нет!
– Что никак нет? Не пирожки? Тогда, что? Невеста не дождалась? Отвечай!
– Я не оставлял самовольно часть, я выполнял приказ, – бойко отрапортовал Олег.
– Что-о-о!!! Какой ещё приказ?! Чей?
– Сержанта Козлова.
– Чего? Какого Козлова?
– Сержант пятой роты Козлов приказал мне изучать Устав Вооружённых Сил Союза Советских Социалистических Республик. Формулируя свой приказ, Козлов дословно сказал: «Пока не будешь знать Устав наизусть, на глаза мне не попадайся». Согласно Устава, сержант одной со мной части является моим начальником и имеет право отдавать приказы мне, как подчинённому. Получив приказание, я ответил «Есть» и приступил к его выполнению. Выполнить приказ сержанта Козлова, не попадаясь ему на глаза, было сложно. Единственным решением было выйти за пределы воинской части, так как в любом другом месте на территории он, то есть сержант Козлов, мог меня увидеть. Таким образом, я бы не выполнил приказание начальника.
Капитан Борисенко молчал, не зная, что сказать. Этот солдат нёс страшную по своей сути околесицу, но придраться пока было не к чему, он ведь действовал в соответствии с Уставом…
– Выйдя за пределы воинской части, я расположился в степи и приступил к изучению Устава. Затем меня укусила змея. Я испугался и побежал доложить сержанту Козлову, что в результате укуса змеи не могу выполнить его приказание, но учитывая, что я предположительно потерял ориентацию, то видимо побежал в неправильном направлении. Потом я потерял сознание и очнулся в юрте какого-то монгола.
Капитан Борисенко злился. Холёное лицо с тонкими, тщательно постриженными усами начало краснеть, что привело капитана в ещё большее раздражение.
«Как так? Он же издевается надо мной!» – думал Борисенко, незаметно сжимая и разжимая кулаки.
«Этот подлец видимо решил таким образом избежать заслуженного наказания. Возможно, кто-то научил его так изворачиваться».
Но подозрения оставались подозрениями и не решали главную задачу – быстренько оформить дело и в трибунал. Пытаясь поймать наглеца на лжи, капитан Борисенко решил припугнуть его очной ставкой с сержантом:
– Это ты хорошо всё придумал, только одного не учёл, а я вот вызову сержанта Козлова, да проведу между вами очную ставку. И я сомневаюсь, что сержант подтвердит твои показания, что будем делать тогда? Может лучше бросишь прикидываться дурачком, да сознаешься во всём, пока ещё не поздно!
– Товарищ капитан, я готов подтвердить свои показания хоть при сержанте Козлове, хоть при товарище полковнике Лысенко. А то, что сержант Козлов, скорее всего, будет отрицать, что отдавал мне такое приказание, так это ясно и так. Он же не захочет брать на себя ответственность за то, что я был вынужден выйти за пределы воинской части. Но Вы можете спросить хоть у того монгола, хоть у того офицера, что привёз меня в госпиталь, все подтвердят, что при мне был Устав Вооруженных Сил и тетрадка с конспектами. Да я сейчас могу Вам всё это показать, они в палате. Тогда, если бы я собирался сбежать, зачем бы я брал их с собой? Ведь логичнее, что я действительно изучал Устав в степи, недалеко от воинской части.
Крыть было нечем. Этот козырь с Уставом и тетрадкой с конспектами был действительно выпадающим из стройной версии капитана Борисенко звеном. Он вспомнил, что офицер, доставивший рядового Королёва в госпиталь со смехом обмолвился, что этот придурок никак не хотел расставаться с Уставом и конспектами. Тогда они ещё посмеялись вместе, да и забыли, занявшись своими делами. Сейчас же вновь выплыл этот факт и скомкал всё.
Расстроенный капитан Борисенко кое-как записал объяснение этого странного солдата и, пригрозив, что ещё ничего не закончилось, убыл в расположение части, оставив Королёва один на один с обитателями гарнизонного госпиталя.
***
Одержав победу в первом бою, цагаан цэрэг Олег Королёв приступил к выполнению другой боевой задачи. Эту задачу старик Чоно сформулировал так:
– Цагаан цэрэг стремится всегда действовать из тени. Для противника он как бы невидим, он словно туман, враг не знает ни сильных, ни слабых сторон белого солдата. Маскировка позволяет ему становиться труднодоступным для врага. Вот этим ты и займёшься в госпитале. Твоя боевая задача – применить маскировку, то есть заставить окружающих увидеть не тебя, а совершенно другую личность. И не просто увидеть, а поверить и принять её…
***
Окрылённый первым успехом, Олег летящей походкой, с улыбкой на довольном лице, пронёсся по коридору госпиталя и буквально влетел в свою палату.
В небольшом помещении впритык стояли шесть кроватей, на которых лежали пятеро солдат, тут же обративших свои взоры на вошедшего нового соседа, который прямо светился от счастья. Присев на свою койку, Олег решил, что пока всё получается, надо брать инициативу в свои руки и тут же начал разговор:
– Привет, я Олег, из бригады связи, уже дедушка…
***
Жизнь Олега в госпитале заиграла новыми красками. Соседями по палате оказались четверо бойцов осеннего призыва, отслуживших чуть больше полугода, все из мотострелковой части, и только один по имени Михаил был тоже связистом и служил на какой-то удалённой секретной точке. Он уже был расстёгнутым фазаном, но пальцы не гнул и до прихода Олега спокойно соседствовал с молодыми солдатами.
Такой расклад сил в палате весьма порадовал Олега и он, войдя во вкус, изображал из себя видавшего виды дедушку Советской Армии, который уже повидал всё и вся и теперь спокойно дожидается дембеля, чтобы загрузившись чемоданами с «монгольским добром» уже этой осенью оказаться дома, в Союзе. Естественно, никто о побеге Олега здесь не услышал, а причиной попадания в госпиталь, оказалась героическая история спасения неопытного молодого солдата на учениях, когда змея уже совершила свой смертельный прыжок в лицо растерявшегося бойца, и Олегу пришлось грудью, а точнее рукой встать на защиту его жизни.
Молодые солдаты слушали новоявленного дедушку с открытыми ртами и без всяких попыток сопротивления приняли новые порядки, которые с помощью Михаила установил в палате Олег. Впрочем, никакой особой дедовщиной здесь и не пахло, просто Олег и Михаил, как бы устранились из хозяйственной жизни, а четверым молодым бойцам это оказалось не в напряг и они без всякого недовольства исполняли всю работу по уборке помещения. Они же приносили, по просьбе Олега, в палату завтраки, обеды и ужины.
Такую привилегию Олег получил благодаря медсестре Зиночке. Собственно, привилегия была нужна ему как воздух. В тот первый день радость первой победы омрачал страх, который постоянно подгонял его. Страх встретить здесь в госпитале кого-то из своей части, кто раскроет обман и тогда весь госпиталь узнает, что он, Олег, обычный чмырь. Так что эта, заслуженная им привилегия, как бы ограждала его от неприятности быть узнанным и заодно поднимала авторитет в его собственных глазах.
***
Зинаида Андреевна одинокая двадцативосьмилетняя женщина работала медсестрой в гарнизонном госпитале и мечтала встретить того единственного, который отслужив свои два года, заберёт её с собой в Союз, где они проживут долгую и счастливую жизнь, нарожав кучу детей.
Особой красотой Зинаида никогда не блистала, фигурка была тоже так себе, несколько полноватая, зато с грудью пятого размера. Зная свои недостатки, она никогда не стремилась завоевать сердце красавца. Её вполне устраивал, так сказать второсортный вариант, под который и попал рядовой Королёв. Высокий, худой, сутуловатый и неказистый, сначала он не вызвал в ней никаких чувств, особенно когда тот симпатичный капитан рассказал ей, что этот больной обычный чмошник, решивший предать всех и дать дёру из родной воинской части. Но последовавший в этот же вечер разговор поставил с ног на голову все её первые впечатления.
Зинаида, как дежурная медсестра принимала в процедурной больных. На перевязку пришёл и этот новенький. Вкатив в его костлявую задницу укол, она обрабатывала повреждённую змеиным укусом руку и, не удержавшись, спросила:
– Что же ты из армии-то решил сбежать, уже вроде полгода всего осталось, неужели так в части допекли? Поди, измывались над тобой?
– Это Вам кто, офицер наш сказал? Да вы не верьте ему, это он так хочет видеть, ему так проще дело закрыть, да меня в дисбат отправить. На самом-то деле беда у меня на гражданке случилась. Девушка моя…,– самозабвенно врал Олег, так войдя в раж, что даже начал всхлипывать и пустил слезу.
– Что? Что случилось? – заволновалась Зинаида,
– Не дождалась? К другому ушла?
– Ах, если бы…
– Тогда что же?
– Не могу… не могу… это такая боль…, – всхлипывал Олег.
– Не молчите, что же произошло?
– Понимаете… её… её… больше нет… она… она погибла, – и Олег зарыдал, упав лицом на стол.
Взволнованная Зинаида вскочила и, подбежав к этому рыдающему солдату, присела рядом, обняв его, прижала к груди и успокаивала, поглаживая дёргающуюся голову.
– Успокойся, хороший мой, успокойся, – лепетала она, чувствуя как волна жалости к этому неказистому солдату затопляет её, постепенно превращаясь во что-то иное.
– Понимаете… её… она… господи, как же трудно говорить… простите, но я не могу это произнести, – с неподдельной болью в голосе продолжал врать Олег, не зная каким лучше образом умертвить, только что придуманную им девушку.
– Не надо, хороший мой, не надо, не говори, – лепетала Зинаида, чувствуя как поглаживания, начинают приносить ей совершенно иные чувства, отзывающиеся сладостной истомой где-то внизу живота.
Олег же был вне себя от счастья, гордый своей изобретательностью. Его буквально захлёстывало сексуальное возбуждение, которое он пытался скрыть, всячески прикрывая свою промежность халатом, лежащим на коленях. Он видел, что эта глупая медсестра поверила всем его сказкам, а её поглаживания становятся всё откровенней. Этим надо воспользоваться решил Олег.
– Извините, Зинаида Андреевна, а можно Вас попросить об одном маленьком одолжении, – начал осторожно Олег.
– Конечно! Конечно можно! – радостно отозвалась Зинаида,
– И пожалуйста, не надо меня так называть, зови меня просто Зина, можно Зиночка.
– Хорошо, спасибо, Зиночка, я хотел попросить Вас, то есть тебя, о небольшом одолжении. Дело в том, что смерть моей девушки совершенно выбила меня из колеи. Мне очень тяжело находиться среди людей, мне хочется побыть наедине с собой… Можно ли сделать так, чтобы я не ходил в столовую, а еду приносили мне в палату… Я понимаю, что я не лежачий больной, но может быть в виде исключения?
