bannerbannerbanner
Послание из прошлого. Петля времени

Сергей Милушкин
Послание из прошлого. Петля времени

Полная версия

Глава 8

1941 год

– Что мы с этой штуковиной будем делать? – зачарованно прошептал Денис и вытянул пальцы, чтобы потрогать черные кнопки странного аппарата.

Катя тут же шлепнула его по руке.

– Не трогай!

Но он все равно коснулся клавиши – она была холодной, чужой и на его прикосновение ответила упругим движением.

– Вот это да! Похоже на печатную машинку, но… это не она, – сказал Петя, разглядывая аппарат. – Здесь какие-то лампочки, штеккеры, выключатели… и бумагу некуда засовывать.

Лена заинтересованно смотрела на кнопки, будто бы примериваясь, сможет ли она заставить бегать их под ее пальцами. Она занималась в кружке машинописи в Доме Пионеров, но таких аппаратов тоже не видела, хотя огромные печатные машинки «Ятрань» чем-то напоминали механизм, застывший сейчас перед ними на столе.

– Тут есть шнур… – вдруг сказал Денис, вытащив черный провод с вилкой на конце. – Она электрическая…

– Значит, запустить точно не получится, – пожала плечами Катя. – Электричества в доме нет.

– Я, кажется, знаю, что это такое, – вдруг сказал Витя, до того молча стоявший по другую сторону стола.

Головы ребят одновременно повернулись к нему.

– Это шифровальная машина. Кажется, она называется… – он напрягся, пытаясь вспомнить название. – Загадка… по-гречески – энигма.

Денис всмотрелся в заднюю панель машины уцелевшим стеклом на очках.

– Точно… – медленно сказал он. – Тут так и написано, смотрите, «ENIGMA».

Витя продолжил:

– Я видел в каком-то фильме про войну, как с помощью похожей штуки немцы зашифровывали сообщения, которые передавали по рации, чтобы их никто не мог прочитать. А потом наши разведчики смогли один такой аппарат переправить через линию фронта и почти полгода немцы были уверены, что наши не могут прочитать, что они пишут. А код расшифровали и потом даже начали вести двойную игру!

– Ни фига себе! – прошептал Петя. – Значит, нужно как можно быстрее доставить ее в штаб! И тогда… война не продлится так долго, аж…

Он быстро взглянул на Катю. Девушка заинтересованно слушала его и покачивала головой.

– Аж?..

Он сжал губы.

– Война еще долго будет идти…

– Ничего не долго, – парировала Катя, будто бы вообще не услышав ни слова. – Товарищ Левитан говорил, что враг вот-вот будет разгромлен.

– Ты же видела их… в своей деревне, – сказал Витя. – Оборона Москвы будет долгой, – он наморщил лоб, вспоминая урок истории по этой теме. – Кажется… если я правильно помню, только весной сорок второго года, в апреле их отбросят…

– Да что за чушь? – всплеснула руками Катя. – Какой еще весной? Сейчас наши войска как следуют ударят и, может быть, в конце недели все закончится.

– Угу… – мрачно сказал Денис. – Мы должны как можно быстрее…

Она покачала головой.

– Как ты себе это представляешь? Заявитесь в Москву, к товарищу Сталину и скажете, вот, мы нашли… – она взглянула на таинственный, поблескивающий в свете свечи аппарат: – Секретную машину, с помощью которой фашисты шифруют свои сообщений. Возьмите, пожалуйста!

Ребята переглянулись. Предложение и правда было так себе. В мыслях оно звучало легко и просто, а стоило произнести вслух и тут же появились вопросы.

– Во-первых, на первом же посту нас схватят, отправят на Лубянку, где будут долго допрашивать. Знаете сколько сейчас шныряет диверсантов в лесах, и я слышала, фашисты используют даже детей!

– Но мы же скажем правду, чего нам боятся, – пожал плечами Денис. – Наши точно разберутся. А потом еще, может, и… наградят.

– Посмертно… – попытался пошутить Петя отрывком из известной кинокомедии, но Катя взглянула на него так, что он сразу умолк и улыбка на лице растаяла без следа.

– Не смешно.

– А ведь Катя права, – сказала Лена тихо. – Мы же не знаем, что это за штука и с какой целью немцы ее привезли. Ты говоришь, что мы честно все расскажем. А если окажется, что эту машину специально подкинули, чтобы обмануть наши войска? Ты такое мог представить, а? – она посмотрела на Дениса. – И тогда о награде можно не мечтать. Мы реально подведем всех и нас будут судить по законам военного времени.

– Ага, – сказала Катя.

Витя подошел к печке и принялся поворачивать мокрую сохнущую одежду.

– Что же нам делать? – спросил он, оборачиваясь.

– Я думаю… самое лучше – незаметно подкинуть ее к какому-нибудь посту, где ее увидят наши солдаты. Они уж сами позаботятся.

– А что… это идея… – согласился Петя, зевнув. – Но сперва нужно отдохнуть. – Он посмотрел на полати, потом окинул взглядом почти потухшую печь. – Давайте на боковую.

Катя встала с табуретки и покачала головой.

– Нет. Спать мы будем не здесь.

– А где? – удивленно спросил Витя, тут же подумав, что, если придется еще куда-то идти, он, пожалуй, откажется.

– Здесь слишком опасно, в любой момент могут нагрянуть фрицы или еще кто-нибудь, а мы все уснем. Да у нас даже винтовки нет, чтобы обороняться.

– Где же еще? – повторил вопрос Денис.

Катя пожала плечами и махнула рукой в сторону закрытого сундука, неприметно стоящего в самом дальнем углу избы.

– Там.

– В погребе? – не понял Витя.

– Да, только там. Надежное укрытие, да еще и хорошо замаскировано. Собираем все теплое, что есть в доме и быстро спускаемся вниз. – Катя прислушалась. Вой ветра за окном не давал что-либо разобрать, но она покачала головой. – У нас мало времени.

Витя поежился.

Никто не хотел идти в сырой и холодный погреб, но теперь, когда возвращение домой и теплая кроватка откладывались на неопределенный срок, остальные варианты исчезли сами собой.

Денис пошел по дому, сгребая в охапку ткани, покрывала, полотенца, что попадались под руку и передавал их Пете, а тот бросал вниз, в открытое чрево сундука.

– Завтра же в школу с утра, – сказал он как бы мимоходом, но Петя расслышал его слова, обернулся и внимательно посмотрел на одноклассника.

– Ты правда надеешься попасть домой?

– А ты – нет?

Они взглянули друг на друга словно бы впервые – еще вчера они были детьми и такие вопросы их совершенно не занимали.

– Мы на войне, – тихо ответил Петя. – Здесь всякое может случиться. – Голос его слегка дрожал и был так серьезен, что у Вити, который стоял в тени печки и случайно подслушал их диалог, поползли по спине мурашки.

– Мы на войне, – одними губами повторил он Петин ответ, словно пробуя эти слова на вкус. И вкус этот был горьковатым, сухим и страшным.

Глава 9

1941 год

Незнакомец растворился в свистящем сумраке. Шаров оглянулся, пытаясь сообразить, куда он мог пропасть, но тут же понял, что это бесполезно. Вокруг не было ни души. Темный вал стадиона выглядел тревожно и обреченно. Он терпеть не мог пустые стадионы и старался не приезжать на соревнования сильно заранее, хотя откуда взялась такая привычка, или точнее сказать, почти невроз, ему самому было непонятно.

Пару раз, когда он являлся к важным забегам впритык, практически не оставив времени на разминку, Петр Андреевич, тренер, чуть ли не выгнал его – он, конечно, понятия не имел, что Илья успел хорошенько размяться, только не на стадионе, а рядом, в сквере с миниатюрным фонтаном в виде пухлого бронзового Купидона, где располагалась небольшая физкультурная площадка. Удивленные пенсионерки, глядя на молодого человека в спортивной форме с надписью «СССР» на спине, который интенсивно разминался, поглядывая на гудящий стадион, морщили лбы, пытаясь припомнить смутно знакомое лицо, но вряд ли кто из них мог подумать, что это сам Илья Шаров, молодая звезда легкой атлетики, у которого через считанные минуты состоится забег на стадионе «Локомотив», а он с невозмутимым видом выполняет выпады и приседы, заставляя молодящихся мужичков и женщин «слегка за 50» подбирать животики и бодрее вращать туловищами и остальными частями тела.

По невидимой чаше стадиона прокатился порыв ветра, загудел в судейской башне, заставил вибрировать пустые флагштоки. Ему показалось, что стадион ожил, задрожал переливающимся многоголосием в предвкушении поединков и вдруг где-то там, в скрытой высокими стенами чаше грянул выстрел, до боли похожий на звук стартового пистолета.

Шаров инстинктивно дернулся. Видение тут же пропало, а выстрел, судя по всему – был настоящим. Раскатистое эхо прокатилось в воздухе, отразилось от серых стен и повисло совсем рядом.

– Стой! – раздался резкий голос. – Стой, кому говорю!

Кричали со стороны центрального входа, именно того, где на фотокарточке он позировал рядом с незнакомым мужчиной, удерживая под мышкой светлую сумку, набитую деньгами.

Шаров слегка присел и, озираясь, медленно попятился к раздевалке. Кричали явно не ему, но в полутьме, озаряемой то и дело выскакивающей из-за туч луной в точности ничего нельзя было утверждать.

Укрывшись позади бетонного блока, он осторожно выглянул. Тяжело ступая, со стороны стадиона к дороге вдоль поля, откуда он пришел, пробежали двое мужчин с винтовками в руках. Через пару минут за ними последовал низенький человек в штатском. В руке его сверкнул пистолет. У светлой дорожки, огибающей стадион, мужчина вдруг остановился и, поигрывая оружием, уставился в сторону раздевалки. Их разделяло метров сорок. Шаров почувствовал, как по спине побежали капельки пота. Ветер вдруг умолк и стало необыкновенно тихо – только далекая канонада на западе словно неуместный фон нарушала эту тишину.

Мужчина переступил с ноги на ногу. Под его ботинком скрипнул песок. Он кашлянул – хрипло и натужно, сплюнул мокроту и злобно выругался.

Ни жив ни мертв, Шаров вжался в холодную шершавую стену. Если придется бежать – то куда? Он всмотрелся в темноту – за лесной полосой, ограждающей стадион не было видно ни зги. Там дальше – высокий забор. Если придется бежать, его нужно будет перепрыгнуть. Шаров затаил дыхание, сжался как пружина, готовый сорваться в одно мгновение. Каждая клеточка его организма напряглась, будто бы он застыл на старте, стадион замер, боясь вздохнуть и невидимые зрители уставились на судью.

 

Мужчина вновь шаркнул ногой, – протяжно, словно растирая что-то и тут до Шарова долетел запах табака – штатский курил, оглядываясь по сторонам. Затем он бросил папиросу на землю, посмотрел на лестницу, ведущую к стадиону и быстрым шагом направился вдогонку убежавших вперед бойцов.

Шаров осторожно выглянул из укрытия. Мужчина вышел через приоткрытую в заборе калитку, обернулся, замотал ее цепью – однако замка на цепи не было. Еще раз окинув взглядом стадион, штатский растворился в тени.

Выждав еще минут десять, он вдруг почувствовал сильную дрожь – тело словно заколотилось в судорогах, – холод, смертельная опасность давали о себе знать. И, когда, наконец, начальник патруля ушел, напряжение рухнуло. Шаров опустил ладони на мокрую землю, сосчитал до десяти, концентрируя в животе комок жара, как делал перед забегом, и когда дрожь отступила, рывком поднялся. Пригнувшись, он побежал в сторону калитки. Нужно было уходить, пока сюда не пришел еще кто-нибудь.

У поворота он замедлил бег и посмотрел на лестницу стадиона. Глаза, привыкшие к темноте выхватили пятно – бесформенное, словно куча грязи, которых здесь, да и по всему городу было предостаточно, оно, тем не менее, выглядело как-то пугающе.

Поборов искушение тут же выбежать за ограду, Шаров прислушался и подбежал к этой куче. Нагнувшись, чтобы разобрать в темноте, что же это – он тут же отпрянул. На него смотрели безжизненные стеклянные глаза мужчины, с которым он только что разговаривал в раздевалке.

– Тренер… – прошептал он, окаменев от ужаса. Поднял взгляд и увидел ту самую арку, где была сделана фотография – и вдруг солнечный погожий день, наполненный смехом, счастливыми голосами людей, гулом стадиона всплыл в его памяти с удивительной ясностью, как будто все это было только вчера.

Он стоит у арки рядом с тренером, мимо прошла влюбленная парочка и он окликнул их, ребята обернулись. Увидев спортсмена в майке «Динамо», сразу же узнали его и заулыбались.

– Андрей Викторович! – воскликнул парень, – неужели это вы? Правда?!

Он кивнул и тоже широко улыбнулся.

– Не могли бы вы меня сфотографировать с моим тренером? – попросил Шаров парня и тот сразу же согласился.

Щелкнул затвор камеры, Шаров повернулся, продолжая улыбаться и поймал во взгляде тренера какую-то тень, будто что-то пролетело между ними темное и неприятное.

Он покрепче сжал сумку, которая приятно согревала тело и потянулся за камерой.

Девушка спросила:

– А вы не дадите нам автограф? Извините, больше не на чем писать, – смущенно сказала она, протянув коробку конфет. – На обратной стороне.

Шаров повернулся к тренеру.

– Позвольте ручку, Александр Андреевич!

Тот вынул из нагрудного кармана ручку. Шаров ненароком коснулся его пальцев. Несмотря на теплый вечер, они были холодные как лед.

Он расписался на коробке конфет и ребята пошли на стадион, оставив спортсмена и тренера возле арки.

– Пора, – вдруг сказал мужчина. – Осталось пять минут. Ты, как всегда, опаздываешь. – Он пристально посмотрел на Шарова и во взгляде его промелькнул все тот же странный холод.

– Может, он догадался, или как-то узнал? – подумал Шаров. – Нет… этого не может быть…

– Держите камеру! – он протянул фотоаппарат тренеру. – Я побежал на старт.

– Сумку тоже давай! Куда ты ее там денешь?

Шаров улыбнулся, но улыбка вышла натянутая, неестественная.

– Да тут… у меня… ничего важного, кину там на скамейку, никто не возьмет.

Тренер посмотрел на него, как бы взвешивая свой ответ. Затем покачал головой и как-то грустно сказал:

– Главное, не забудь потом, где оставил.

Шаров посмотрел на лежащее тело. Опустился перед ним на корточки и, с трудом пересиливая себя, полез во внутренний карман трупа. Рука прикоснулась к чему-то теплому и влажному и ему на миг показалось, что человек еще жив. Едва не закричав, чтобы позвать на помощь, Шаров другой рукой попробовал найти пульс на шее, но тщетно. Он был мертв.

Наконец, нащупав бумажник, он вытащил его и увидел, что пальцы окрасились в темный цвет. Быстро сунув бумажник в карман, он вытер руку о штанину тренера.

– Александр Андреевич… – прошептал Шаров. – Что же вы меня не остановили…

Он поднялся на ноги. Голова кружилась.

«Не забудь потом, где оставил», – горели в мозгу слова тренера.

Где же он мог спрятать деньги? Наверняка, это был не единственный раз. Где-то был тайник, деньги сейчас очень бы ему пригодились. И не только ему.

Шаров снова посмотрел на неподвижное тело тренера, которого он никогда не видел – по крайней мере, в той, другой, будущей своей жизни, вздохнул, осторожно прикрыл веки покойнику, поднялся и побежал в сторону калитки.

Нужно было спешить. Он вдруг подумал о том, что дети, его дети, за которых он в ответе, наверное уже узнали правду – не ту, которую сообщила им на словах странная девочка… как ее звали… кажется, Катя, а правду, – когда небо кипит разрывами зенитных снарядов, тебе в спину кричат «Стой, стрелять буду!», и странные люди, источающие тьму и опасность, возникают из ниоткуда, словно предвестники ада, делают свое дело и уходят, оставляя тебя наедине с самим собой и немым вопросом: «Когда же придет моя очередь?»

Шаров осторожно прокрался вдоль изгороди – дорога, куда убежал патруль (или кем они были), выходила на шоссе, по которому текла людская река. Из-за холма людей не было видно, но постоянный гул, доносившийся оттуда, чем-то походил на странное бесконечное песнопение, застрявшее на одной бесконечной низкой ноте.

Он поежился, припомнил адрес, который сообщил ему мужчина в раздевалке. Для того, чтобы туда добраться, нужно было выйти на Щелковское шоссе, а значит, и на Большую Черкизовскую и избежать встречи с людьми не удастся.

Запахнув пальто, он быстрым шагом направился вперед, отмечая взглядом все опасности, которые могли поджидать. Не доходя Черкизовской, слева он увидел большой деревянный дом. На фасаде висела большая прямоугольная табличка с нарисованными большими черными буквами «Милиция».

На ступенях стоял человек и всматривался в бесконечную толпу. Он был в кожаной куртке с ремнями крест-накрест. На боку висела кобура. Мужчина молча курил. Шаров сразу понял, что встречи с ним не избежать и скорее всего, ничего хорошего это ему не сулило.

Слева, на дорожке застыл легковой автомобиль неизвестной марки, а чуть дальше, немного не доходя до самого дома стоял небольшой деревянный стенд. Шаров слегка притормозил и скользнул по нему взглядом. Нужно было придумать, что сказать милиционеру, откуда и куда он направляется. И зачем. Был бы он в толпе, вопросы бы не возникли, но он идет со стороны стадиона, а там… ни одного человека и только что пробежал патруль, который застрелил, как они, наверное, подумали, мародера или нарушителя, а на самом деле, его тренера.

Мысли лихорадочно прыгали в голове. Он замер у стенда, даже не пытаясь посмотреть, что там написано. И когда на плечо легла тяжелая рука, а глаза защипало от ядреного папиросного дыма, он вздрогнул. Душа ушла в пятки.

– Кого-то узнаете? – услышал он хрипловатый, но довольно приятный мужской голос.

Шаров не сразу понял, о чем спрашивает мужчина. Первой мыслью было, что вопрос касается тех людей, что идут по Черкизовской – беглецы, беженцы с западных окраин страны: откуда ему знать их?

Но когда первая растерянность прошла и взгляд сфокусировался на доске, он вдруг увидел, что сверху написано: «Их разыскивает милиция». А ниже пять или шесть портретов, нарисованных и размноженных с таким отвратительным качеством, что вряд ли кто-то бы опознал в этих людях преступников, даже если бы столкнулся с ними нос к носу.

Шаров медленно переводил взгляд с одного лица на другое – угадать общие черты, конечно, можно было, но не более того.

Мужчина терпеливо ждал и Шаров понял, что тот особо никуда не спешит, потому что зажал свою жертву в угол. Он даже не спешит выяснить, кто стоит спиной к нему, изучая доску.

Время, казалось, замерло. Замер поток людей, замерли неразличимые разговоры и гул самолетов в небе.

Шаров посмотрел на последний портрет. Он не сразу понял и даже не разобрал лица – нарисованный от руки фоторобот был сильно потрепанным, будто бы провисел здесь несколько лет. На него смотрело жесткое худое лицо. Короткий ежик волос, надменный прищур, выдающиеся скулы, тонкий прямой нос с горбинкой. На лбу – то ли бороздка, то ли морщина, – странная для столь юного возраста. А может быть и шрам.

Гипнотизирующий взгляд, который угадывался даже на этом невзрачном портрете буравил с неумолимой жестокостью.

– Неужели узнаете? – снова раздался голос мужчины. Потрясенный фотороботом, Шаров совершенно забыл о его присутствии.

– Да. То есть… кажется… – он повернулся и мужчина, оказавшийся обладателем довольно неприятной внешности для такого красивого баритона, слегка отпрянул.

– Ба! – выкрикнул он. – Это же вы! А я думаю, кто это со стадиона идет, сейчас я быстро проверю его документы… А это сам Андрей Емельянов! Не может быть! Глазам своим не верю!

Шаров сконфузился, улыбнулся своей самой чарующей улыбкой и развел руки.

– Пришел вот… попрощаться…

– На фронт?

Шаров кивнул.

Мужчина мечтательно задумался.

– Да… были дела… – он глянул в сторону стадиона. – Там наши только что нарушителя поймали… не видели?

– Нет, я только со стороны посмотрел… ничего не…

– А помните, как вы Коновалова на десятке перегнали на финише? – мужчина покачал головой. – Тогда ведь Конь был первым, на вас никто и не ставил. А я… – он хитро подмигнул, – поставил на вас всю получку! Нам, конечно, нельзя, запрещают… но…

Шаров снова улыбнулся.

– Если тихонечко, то можно.

– Точно!

– И забрал тогда пятнадцать тысяч! Представляете!

Шаров присвистнул.

– Наверное, вы и сами не ожидали, что выиграете? Или знали с самого начала? Всегда хотел задать вам этот вопрос, – признался чекист.

Если бы он помнил… однако, ради того, чтобы беспрепятственно продолжить свой путь, вспомнить нужно было.

– Я хотел победить, – сказал тихо Шаров. Голос его прозвучал неестественно, будто бы принадлежал не ему, а был украден у того, второго человека, тоже бегуна по имени Андрей Емельянов. – Очень хотел.

Мужчина кивнул.

– Ну… – медленно произнес он, – иногда хотеть – мало. Если бы все хотели и тут же получали… так нет же. Так не бывает.

Шаров засунул руки в карманы пальто.

– Вы же сильно хотели… и получили.

– Да уж. Но, наверное, это все же благодаря вам. А не потому, что я что-то там хотел. Вы тренировались. А не просто хотели.

– Еще как тренировался.

– Ну вот, видите. А я выиграл, получается, просто так.

– Вы рисковали.

– Да разве это риск… – он вдруг указал рукой на портрет, который притянул внимание Шарова. – Вы же его узнали. Я за ним бегаю уже пять лет. Сейчас, конечно, не время, да и пропал он куда-то, но я должен спросить – может вы его видели?

Мысли в голове Шарова лихорадочно засуетились. Что ему ответить? Врать бесполезно, похоже этот человек видит людей насквозь.

– Такое ощущение… – медленно сказал он, глядя чекисту прямо в глаза, – что я видел его на стадионе. Он сидел в первом ряду недалеко от линии старта. Но… это было давно. Кажется… в тридцать седьмом. А больше нет, не приходилось.

Мужчина вздохнул.

– Да… не густо. Изворотливый гад, не удается даже выследить как следует. Всегда на шаг впереди.

Шаров выждал немного, а потом спросил:

– А что он такого сделал-то?

Чекист как-то странно ухмыльнулся и покачал головой, докуривая папироску.

– Маньяк он. Вскрывает людей, как консервные банки. Похоже… это доставляет ему удовольствие.

Шаров почувствовал, как мороз пробежал меж лопаток.

– Он – серийный убийца?

– Да… но поймать мы его никак не можем, – чекист развел руками. – Ну, рад был видеть… если что, забегайте. Я здесь бываю редко, это сегодня видите, что творится… и в городе переполох, вызвали на усиление. Но будете на Петровке, заходите в гости, буду рад видеть.

– С удовольствием, – соврал Шаров и протянул незнакомцу руку: – А кого спросить-то?

Мужчина тоже протянул руку, крепкую и жилистую.

– Старший лейтенант Гром Федор Ильич.

Шаров пожал руку.

– Ну, не буду задерживать, – сказал Гром. – Спасибо… что победили тогда!

Шаров кивнул, улыбнулся натянутой улыбкой и медленно пошел в сторону бурлящей от народа улицы.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32 
Рейтинг@Mail.ru