– Выходит, старая видела убийцу, не так ли? – подытожил рассказ Черникова Стариков.
– Этого никто не говорил, – возразил Никитин. – Она заметила лишь мужика, облик которого пошатнул ее нервную систему. Из этого не следует, что он – убийца, и нам надо главным принципом розыска избрать желтые глаза и серый плащ.
– Я про плащ вообще ничего не слышал, – заметил Черников.
– Стоп, ребята, – как всегда к месту вмешался в разговор Никитин. – Но эксперты уверяют, что смерть наступила не ранее семнадцати часов. Как я понял из твоего рассказа, старушка видела труп что-то около шестнадцати? Не в цвет тема.
– В том-то и заключается самое хреновое. – Черников поерзал на стуле. – Когда Клавдия Петровна видела Вирта, он был еще жив. Кто-то обработал его так мастерски, что тот мучился еще около часа. Это не убийство, товарищи оперуполномоченные. Если верить нашему Уголовному кодексу, то налицо причинение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть. Смешно, правда?
– Нет, не смешно. – Никитин вздохнул и полез в карман за сигаретой. – Все равно это будет квалифицировано как убийство. Бабке никто не поверит, а телу Вирта – да. Однако я вас поздравляю. Последнего маньяка в области задержали пять лет назад. С почином!.. А откуда вообще взялся в доме этот Вирт? Соседи что говорят?
– Перед самой смертью мужа Клавдии Петровны поселился к ним какой-то тип. Молодой, лет тридцать пять. Жизни своей не скрывал. Жены дома нет – он туда с бабами. Потом стало наоборот. Видимо, супружнице его надоело на это непотребство смотреть. Он где-то – теперь она мужика в дом. Несколько раз друг друга ловили на горячем, били об головы посуду, но почему-то жили вместе. Видно, что-то их держало.
– Интересное кино получается.
– Интересное кино получается. – Никитин до конца выслушал эту историю, но что-то в ней не вязалось воедино.
Либо Черников чего-то недосказал, позабыл, либо он сам что-то пропустил.
Молчал начальник долго.
– Что по камню?
Притухший было Черников снова ожил.
– А вот по камню все гораздо интересней! Камень старый. – Он услышал смех Старикова и пояснил: – Я имею в виду не возраст алмаза, конечно, а время его огранки. Сейчас так камни не гранят. Я был у мужика одного, который антиквариатом на Луговой заведует. Так он в свой «глаз» зыркнул на бриллиант, капнул чего-то и с ходу мне предложил пятьдесят тонн зеленых. Я чуть не продал.
– Не понял. – Никитин поморщился. – Объясни.
Сергей вынул из кармана камешек и положил на стол перед сослуживцами.
– Вот и я не понял, пока он мне не объяснил. Так алмазы гранили лет сто назад. Сейчас другие технологии и методы. Камень явно из коллекции чьего-то прадедушки. Начало двадцатого века.
– Да, черт!.. – Никитин удивленно усмехнулся и положил камень в карман. – Это и на самом деле интересно. А вдова не объяснила наличие бриллианта в квартире?
– Если это можно назвать объяснением. Первый раз, говорит, вижу.
Разослав подчиненных, Никитин остался наедине с Черниковым.
– Сергей, я тебя хотел попросить…
– Говори.
– Я сейчас пойду выбивать командировку в Москву. Попробую связаться с МУРом по поводу этого Тимофея Макеева. Я тебе о нем рассказывал. А ты мне напиши какую-нибудь бумажку по нему, чтобы было чем перед генералом мотивировать. Подробно ничего излагать не нужно. Просто придумай что-нибудь, чему можно поверить. Вечером еще поговорим.
– Ты об этом хотел попросить?
– Нет… В восемьдесят четвертом году в поселке Арманский была зверски убита девочка. Начальник того отдела, наверное, давно на пенсии. Найди его и оперов, которые работали по этому делу. В общем, Серега, расспроси их как следует.
Черников некоторое время смотрел на начальника, потом ответил:
– Хорошо. Сделаю.
Никитин посмотрел другу в глаза.
– Пора заканчивать с этим.
Черников долго молчал, а потом осведомился:
– С чем, Саша?
– С тем, о чем я постоянно вспоминаю, ни разу этого не видев.
Сторож базы допил полстакана водки, оставшиеся в бутылке после бдительного дежурства, закусил подсохшим огурцом и вышел на свежий воздух. Почувствовав беспокойство в виде тянущих позывов в самом низу живота, он свернул за дальний от входа склад, расстегнул брюки и прицелился в куст сибирской конопли. Процесс облегчения застопорился на полпути, когда мутный глаз сторожа рассмотрел босую, перепачканную кровью человеческую ступню. Впопыхах окропив обе брючины, сторож развернулся и бросился в строительный вагончик. Там стоял телефон.
Сторож начал соображать в рациональном ключе только тогда, когда схватил трубку и набрал 02.
«А что ты делал, сторож хренов, когда на охраняемой тобой территории резали человека?!» – прогремел воображаемый вопрос.
«А на хера нам нужен такой сторож, из-за которого у нас с ментами рамсы начинаются?!» – протрубил бас Пети Самарского, хозяина всех складов.
«Стоп, – сказал сам себе сторож и покосился на опустошенную бутылку. – А не показалось ли мне чего?»
К складу он приближался очень медленно, словно боясь разбудить того, кто уже никогда не проснется. Каждый сторож в душе трус, если рядом нет телефона. Он никогда не пойдет на подвиг, если не имеет ружья.
Человеческая нога не исчезла, не испарилась. Она продолжала светлеть на фоне земли и серых кустов конопли.
Сторож сделал еще шаг и обомлел.
Прямо перед ним, на грязной земле, залитой за годы существования базы мочой сторожей и грузчиков, лежала обнаженная девочка тринадцати-четырнадцати лет. Ее длинные светлые волосы кровавыми клоками были словно ветром отброшены в стороны, открывая чудовищные раны и увечья.
Окаменевший и в мгновение ока протрезвевший сторож машинально перевел взгляд на лицо девочки, и его рот исказился в судороге.
У девочки не было лица. Содранная кожа, отрезанные нос и губы…
Сторож, пятясь, зацепился ногой за ржавый обод автомобильного колеса и рухнул на землю, не сводя остекленевших от ужаса глаз с девочки.
Ему в лицо смотрели пустые, окровавленные глазницы.
– Никитин здесь? – спросил Черников, едва успев войти в кабинет.
– Нет. Да и рано еще. Тебя тоже подняли? – Игорь сидел за столом и курил сигарету.
– А звонили ему? – не унимался Черников.
– Звонили, он едет.
– Ты на месте уже был? – Черников, казалось, состоял из одних вопросов.
– Тебя жду. Готов? – Стариков задержал руку с сигаретой над пепельницей.
– Поехали.
Игорь уверенно воткнул окурок в хрусталь и поднялся.
Через десять минут оба были у строительного вагончика.
Чуть поодаль толпилась толпа зевак. Черников окинул взглядом этих любопытных типов. Два мужика, один из них, кажется, пьяный, парень, мужчина в черной рубашке, еще двое в строительных робах с какими-то эмблемами на куртках…
– Кто обнаружил труп? – спросил Никитин Старикова, рассматривая тело и что-то чиркая в своем блокноте.
– Сторож. В пять утра.
– Следственный комитет уже в пути?
– Да, – ответил Саморуков, подошедший со спины Никитина. – Минут через десять будут на месте. Районная группа на заявку прилетела и сразу сориентировалась. Они отзвонились в ГУВД и комитет.
– Сторожа сюда приведи.
Через тридцать секунд данный персонаж, благоухающий спиртным, появился перед начальником отдела.
– Я как шум услышал, сразу бегом к складу номер восемнадцать! – без предисловий заговорил он. – Сначала подумал, что опять мальчишки двери ломают. Там шоколад хранится. А потом крики раздались. Я еще быстрее. Подбегаю – поздно! Как увидел, что творится, ринулся звонить в полицию.
– Не убегался, спринтер?
– Чего? – не понял сторож.
– Я спрашиваю, не уморился всю ночь бегать? – надавил Никитин, глядя прямо в глаза сторожу.
Саморуков и Стариков, подперев плечами противоположные стены вагончика, понимающе молчали.
– Я честно говорю. – Сторож пожал плечами.
– Ты свое «честно» к заднице прибей и всем, не считая меня, показывай. Кровь на трупе уже черная, засохшая, а это говорит о том, что смерть наступила вообще часов десять назад. На теле уже трупные пятна проступают, а ты меня тут фуфлом кормишь. Может, тебя встряхнуть немножко для просветления памяти? Какие ты тут крики два часа назад мог слышать, алкаш?
Сторож уже был твердо уверен в том, что переборщил с показаниями.
– Женские…
– Так. – Никитин повернулся к выходу и заявил: – Вот этих двоих сотрудников я стараюсь не оставлять наедине с людьми. Это всегда заканчивается печально для тех бедолаг. Но раз разговор не клеится…
– Ошибся я, наверное!
– Так. – Саша снова развернулся к сторожу.
– По нужде захотелось в пять часов, пошел к складу, а там…
Никитин посмотрел на покрасневшего Старикова, а сторож промямлил:
– В общем, наврал я. Боялся, что с работы выгонят. Меня посадят за дачу ложных показаний?
– Как на базу еще можно проникнуть, если не через центральный вход? Окажешь помощь следствию, замолвлю за тебя словечко перед генеральным прокурором.
– Пошли, покажу!..
Черников в течение всего дня регулярно отзванивался Никитину и сообщал, что он находится то в архиве УВД, то в картотеке УИН, то почему-то на квартире доктора исторических наук Муромова, о котором начальник не имел совершенно никакого представления. Приехал он лишь к пяти вечера. На нем кипела рубашка. Черников безостановочно обмахивался промокшим насквозь носовым платком.
Он рухнул на стул в кабинете Никитина, жестом фокусника бросил перед собой истрепанный ежедневник и заявил:
– Пивка бы сейчас. С литр!
Саша пронизывал друга взглядом, пытаясь понять, удался трюк с архивом или нет.
– Не томи. – Эти слова прозвучали как угроза.
– Пива, говорю, хочу. Пойдем, Никитин, в парк, по бутылочке зальем? А еще лучше – на розлив. Ты любишь, Никитин, пиво на розлив?
Александр молча поднялся, проверил наличность бумажника и взял со стола ключи.
– Да я и сам предложить хотел. В центральном пиво лучше, а в том, что за управой, народу меньше. Так куда?
– А мы возьмем в центральном, перейдем дорогу и там, за управой, будем почти в одиночестве пить хорошее пиво.
– Под окном начальника ГУВД в десять часов утра!..
– Первый раз прятаться, что ли?
Здесь никто не мусорил.
Через полчаса два офицера полиции сидели под деревом, в пятидесяти метрах от стены управы с бутылками пива в руках. Небольшая лужайка среди кустарника за зданием ГУВД являлась самой экологически чистой зоной в городе. Здесь никто не мусорил. В этих местах Никитин с Черниковым иногда размышляли о существе бытия за бутылочкой пива.
– Ну так что с архивом? – напомнил терпеливый Александр.
– Слушай. – Черников открыл бутылку ключом от кабинета. – А почему ты решил архив проверить?
Никитин почувствовал, как у него снова теплеют ладони.
– Накопал что-то?
– Накопал? – Сергей приложился к бутылке и в три глотка ополовинил ее. – Кха!.. Накопал… Мать-перемать, когда я тебе скажу, что накопал, ты рассудок потеряешь!.. Что-то пивко теплое, нет?
Буквально за час до приезда Черникова из кабинета Никитина вышла молоденькая девушка, сотрудница следственного комитета. Вряд ли она предполагала, закончив юрфак, что ей ежедневно придется описывать и переворачивать с боку на бок трупы, пахнущие кровью и нечистотами, допрашивать людей, превративших живую плоть в мертвую, и в ответ на вопрос: «Почему вы это совершили?» – слышать: «Черт его знает, так получилось». Однако кабинетная работа – не для следователя комитета.
Понимая все это, Никитин пошел на хитрость.
– Алло, здравствуйте! Следователя Бородулину можно пригласить к телефону? А, это вы?! Извините, не узнал. Я вот по какому поводу… Вы в ГУВД когда собираетесь? Сегодня? Замечательно! А я вот из кабинета вырваться не могу. Может, зайдете на пару минут, когда приедете? Вот и отлично! Я вас жду.
Этот разговор был утром, а в три часа дня Бородулина была у Никитина.
Поговорив о перспективах раскрытия и о том, стоило ли объединять в единое производство дела об убийстве Вирта и пока неустановленной девочки в одно, как это велел сделать начальник комитета, Александр перешел к сути, зачем, собственно, и добивался встречи:
– Виктория, вам нравится то, чем вы занимаетесь? Я спрашиваю так потому, что знаю: самое трудное – это начать. Следователями, как и оперативниками, не рождаются. Ими становятся. То, что они переживут на первых порах, отложится у них в головах на всю последующую жизнь. Вам, конечно, легче было бы, если бы пришлось расследовать дело о взятках или, скажем, о превышении кем-нибудь своих служебных полномочий. Потом, понемногу набирая опыт, перейти к более сложным в физическом и психологическом плане делам. Но получилось вот так. Первое ваше дело касается маньяка. Вы уверены, что справитесь?
– Да, – взглянув в глаза Никитину, ответила девушка.
Ему это понравилось. Люди, смотрящие в глаза, уверены в себе. Нет, они не самоуверенные. Между двумя этими понятиями лежит пропасть.
– Вика, будут еще смерти. Я уверен в этом. Если мы станем… – он чуть было не сказал, забывшись, «блевать в ванной», но вовремя спохватился: – Да, сидеть сложа руки. От вашего профессионализма зависит половина успеха всей общей работы. Если в нашей цепи выпадет по любым причинам хоть одно звено, то будет беда. Если вы чувствуете, что не справитесь, я найду выход на начальника комитета. Я смогу убедить его в том, чтобы отдать дела более опытному следователю.
– Я справлюсь, – неожиданно для Саши перебила его Виктория.
– Тогда мы партнеры, не так ли? – Никитин улыбнулся и протянул ей руку.
– Партнеры! – Она обрадовалась, пошла к выходу, но остановилась у двери. – Скажите как опер. Установлено, что смерть девочки наступила около девяти часов вечера. Какой смысл был перетаскивать тело через забор ночью и подбрасывать его на базу? Ведь это огромный риск. Обычно психи оставляют жертву на месте преступления. Человек без отклонений не будет так уродовать тело. Почему же он стал перемещать труп? Значит, у него есть какой-то мотив?
Никитин внимательно посмотрел на девушку. Кажется, она действительно справится.
– Что же ты мне такого расскажешь? – настороженно глядя на приятеля, спросил Никитин.
Его только что открытая бутылка еще дымилась пивными парами, но он про нее, казалось, забыл.
Черников старательно допил пиво, катнул бутылку, как шар боулинга, в куст и достал сигарету.
– Я буду краток. Сорок камней весом по три карата каждый из коллекции графа Муромова исчезли в неустановленном направлении в вихре революционных преобразований начала столетия. Таким же неустановленным путем указанные камни обнаруживаются в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году в коллекции одного из антикваров Харькова. После того как сотрудники местного уголовного розыска получают на эту тему оперативную информацию, камни вновь исчезают. В квартире антиквара совершена форменная высококвалифицированная кража. Опера не успели буквально на пару часов. Понятно, что антиквар молчит как рыба. В семьдесят восьмом году сообщить о том, что у тебя отобрали алмазы, – безумие. Можно было намотать срок самому себе. Но информация пролетела, и опера начинают отработку. Все держится только на словах, без официальных заявлений, поэтому оперативный интерес сыскарей в этом направлении начинает угасать. С тех пор известны лишь две вещи. Камни были – раз. Второе – к разбою причастен некто Степной, в то время гастролер без определенного места жительства. В ИЦ есть сведения, что существует законник с таким погонялом, но где он и чем живет сейчас, если еще не помер, – неизвестно.
Никитин сидел спокойно. Информация Черникова не несла в себе ни сенсации, ни подсказки. Просто всплыла история камней – не более того. Что тут удивительного? Раз есть камни, значит, должна быть и их история. Он продолжал молчать, придерживаясь своего старого правила: никогда не перебивай человека, который пытается связать свой рассказ логикой. Пусть закончит, подумает, вспомнит, добавит и скажет, что вот, мол, и все.
– Что ты ее держишь как микрофон? – Черников показал глазами на бутылку в руке Никитина.
Тот послушно отпил пару глотков.
– Так вот, дальше. Я на всякий случай протянул родословную этого самого графа Муромова. Очень интересный факт: его внук живет у нас в городе, иногда читает в университете лекции по истории. Доктор наук. Но пьет как сантехник. Оказался еще тем старичком! Пришлось сбегать за бутылкой «Арарата» в близлежащий гастроном. Убытки учти при начислении премии. Если она будет. Короче говоря, чувствую я неподдельный интерес деда к камешкам. Может, хочет помочь нам их найти, а потом, как это сейчас модно, унаследовать? У него мозги еще варят как надо! Помнит все чуть ли не по дням.
– Мы не камни ищем. Завтра созвонись с ним для опознания. Может, хоть здесь след какой потянется.
– Уже сделал. Завтра в одиннадцать он нас ждет. – Черников вздохнул. – Теперь ты коньяк покупаешь.
– Он что, алкоголик, что ли? – возмутился Никитин.
– Нет, алкоголики столько не живут. Но выпить рад. После второй стопки его речь ручейком в уши течет.
– Может, это после твоей второй стопки его речь тебе в уши ручейком побежала?
– Нет, Саша. – Черников не обиделся. – Ты не прав. Знаешь ведь, что меня и двумя бутылками не свалить, а уж парой стопок!.. Кстати, дед мемуары пишет и какую-то работу по развитию оружейного дела на Руси.
– Все?
– Все.
Никитин поднялся с травы и аккуратно, чтобы не звякнула, положил свою бутылку рядом с той, которую опустошил Черников.
– Завтра вместе поедем. Который час?
– Без пяти шесть.
– Пошли, сейчас ребята подтянутся.
Никитин и Черников миновали сержанта с «кипарисом» у бедра, стоявшего на входе, и стали подниматься по лестнице ГУВД.
Саморуков и Стариков были уже в кабинете.
Игорь поднялся и сообщил:
– Саша, там внизу, в дежурке, ребята из ППС мужика приволокли, подходящего по ориентировке. Пока мы его трогать не стали, тебя ждем.
– Напрасно не стали, – возразил Никитин, перекатывая языком мятную таблетку, раздирающую слизистую оболочку рта. – Давайте сюда этого гражданина.
Гражданин по своему образу и подобию являл собой объект, точно описанный соседкой покойного Вирта. На вид сорок пять лет, среднего роста, седина, едва заметная невооруженным глазом, коричневая куртка, черные брюки. Согласно рапортов двух сотрудников патрульно-постовой службы, данный гражданин был задержан в квартале от дома Вирта полчаса назад.
Никитин показал на него глазами Саморукову и Старикову, мол, поработайте, а сам сел в стороне и закурил.
Опера разместились так, чтобы после их вопросов человеку, отвечая, пришлось вертеть головой то вправо, то влево. После этого Саморуков стал крутить в руке часы, а Игорь защелкивать и снова открывать наручники. Это тоже не добавляет допрашиваемому субъекту ни уверенности, ни возможности сосредоточиться.
– Где живете? – спросил Стариков.
– В городе, – ответил задержанный.
– В каком? – поинтересовался Саморуков.
– В этом.
– Тогда, наверное, нужно просто адрес сказать, не правда ли? – заметил Стариков. – Вас ведь не в Суринаме задержали, да?
– Я на улице Ломоносова живу. В доме номер семьдесят.
– Еще бы квартиру узнать, – заявил Саморуков.
– Восемь.
– Все правильно, – объявил Стариков. – Все сходится. Квартира номер восемь.
– Что сходится? – спросил мужик. – Что может сойтись?!
– Да вы не нервничайте. Может, вам дать бланк, и вы нас допросите по всем правилам? Вы будете спрашивать, а мы отвечать. Когда мы захотим что-либо узнать, вы нам скажете: «Может, вы рот закроете, поскольку здесь спрашиваю я?»
Мужик понял и обмяк. Он решил молча дожидаться разгадки тайны своего задержания.
– Как давно вы знаете Вирта?
– Какую вирту?..
– Андрея Вирта, – уточнил Стариков. – Вы ведь двадцать восьмого мая последний раз с ним виделись.
Никитин понял, что Игорь прокололся. Не нужно было называть число. Если мужик знает Вирта и поймет, что его прижали, то он назовет любое число до двадцать восьмого. Тогда все будет в порядке. Можно крутить его дальше с надеждой на перспективу. А сейчас он станет бодаться до последнего, уверяя всех в том, что Вирта не знает, потому что на него конкретно пытаются повесить убийство, а не знакомство.
– Понятия не имею, о ком вы говорите. Я не знал никого с фамилией Вирт…
«Стоп!» – сработало в голове у Саши.
– А почему «знал», а не «знаю»? – Он вонзился глазами в переносицу мужика.
– Не знал до сегодняшнего момента. Впоследствии, может быть, узнаю.
– Тогда что вы делали в его квартире двадцать восьмого мая?
– Назовите адрес! Я много где бываю. Может, и был где-то двадцать восьмого мая, но я ведь не обязательно должен знать, кто там проживает.
– То есть? – удивился Саморуков.
– Вы кем и где работаете? – уточнил вопрос Никитин.
– Я опросом общественного мнения занимаюсь. От мэрии города. Вы вообще понимаете, что мое задержание и все эти разговоры незаконны? Я ведь буду жаловаться.
– Ваше полное право. – Черников согласно кивнул. – За пять лет работы в этом отделе я не помню ни одного человека, который уходил бы из этого кабинета без подобного обещания. Отдел все еще стоит, а я продолжаю в нем работать. Недавно звание генерал-полковника получил.
Никитин написал на листке блокнота: «Срочно тащи сюда старуху для опознания» и незаметно передвинул его Черникову. Тот скосил глаз, поднялся и вышел.
Через две минуты он уже выводил свою «Тойоту» на дорогу.
Вероника Бородулина сидела в своем кабинете за столом. Напротив нее разместился начальник следственного комитета города и листал уголовное дело по факту убийств Вирта и девушки на базе «Сибирьдальпромрыба». Он так же, как и Никитин, переживал за свою подопечную. Дать ей такое сложное дело было именно его сознательной инициативой.
Валерий Марченко был из тех людей, которые придерживаются нестандартных форм натаскивания подчиненных. Обучая человека плавать, они бросают его в воду посреди реки и сидят в лодке рядом. Если счастливчик после такого «обучения» выплывал, то Марченко больше уже не задумывался о том, брать его в команду или нет. А если тот начинал молить о спасении, Марченко протягивал ему руку, но на берегу отсылал подальше.
На удивление, Бородулина пощады не просила и ни на что не жаловалась. Однако дело есть дело, и Марченко пришел узнать о наработках и перспективах.
Через десять минут после начала разговора в кабинете следователя зазвучала трель телефона. Вика подняла трубку.
– Алло! Следователь Бородулина?
– Да.
– С вами говорит депутат
– С вами говорит депутат городского совета Семкин. По долгу службы я обязан беспокоиться обо всем, что, в свою очередь, заботит моих избирателей. Не секрет, что так называемое дело об убийстве известного предпринимателя Вирта наделало много шума. Люди боятся выходить на улицу, спрашивают, как идет следствие, скоро ли будет задержан маньяк-убийца. Расскажите, пожалуйста.
Вика закрыла трубку ладонью и непонимающе уставилась на начальника.
«Что такое?» – взглядом спросил он.
– Звонит какой-то депутат. Говорит, расскажите о ходе дела по убийству Вирта.
– Учись. – Марченко взял трубку из руки Вики. – Да!
– А кто это? – удивился Семкин.
– А это кто?
– Депутат горсовета Семкин. Я просил рассказать о ходе дела по убийству известного предпринимателя Вирта. Люди боятся выходить на улицу…
– Передайте своему электорату, чтобы смело выходил.
– А что по делу?
– По делу все нормально.
– Ну, зачем вы так в штыки?
– Почему вы, депутат Семкин, оказываете давление на следствие?
– А кто со мной разговаривает, собственно?
– Начальник следственного комитета города Марченко. Так вам доложить? Я через неделю как раз приглашен на сессию горсовета. Там и расскажу о вашей чрезмерной заинтересованности.
– Я, извините, хотел лишь в двух словах.
– В двух? Пожалуйста: до свидания. – Марченко положил трубку. – Виктория Павловна, если еще кто-нибудь из народных избранников будет беспокоить, давайте им мой номер телефона. А если смелости хватит… Вы разговор хорошо запомнили?
– Да. – Вика улыбнулась.
– Выборы скоро. Вот и появилась у них откуда ни возьмись забота о людях.
Начальник встал с простенького кабинетного стула, хотел напоследок сказать что-то, потом передумал и махнул рукой.
– Давай, Виктория Павловна, работай.
После этого он поднялся в свой кабинет и сам позвонил Никитину.