Сергей Маркович Вейгман
Автобус уходит в Берлин
Разные люди
Я сделал два больших глотка из пакета с яблочным соком и занялся изучением окрестного пейзажа. Практически все пассажиры уже проснулись и чтобы развлечь их и заодно подготовить к ужасам пересечения границы, водитель врубил «Код да Винчи». Шел автобус небыстро – до самого Львова шел Великий Дорожный Ремонт, вызванный надвигающимся Чемпионатом Европы по футболу. Дорогу полировали турки, у которых по сравнению с местными работягами, было два неоспоримых преимущества – они не пили и не воровали строительные материалы. Продвигалась работа медленно – было видно, что ее начали всего несколько недель назад, хотя се знали, что по документам новую дорогую прокладывают уже полтора года. На обочинах стояли усатые турецкие мастера и желтые асфальтоукладчики, которые выглядели как участники неизвестного Шумахеру и Алонсо Grand prix Zhitomir, где нет победителей, а про машины, которые сошли с дистанции, не говорят в новостях.
Автобус медленно приближался к польской границе 1939 года. На карте этой границы уже давно нет, а лежащие за ней города давно перестали быть польско-еврейскими островками среди моря украинских крестьян, однако в наших мозгах по-прежнему остается красная черта, которая разделяет даже тех, кто живет в городах, расположенных по соседству. Лучше всего об этом сказал мой отец, инженер-транспортник, всю жизнь возившийся с трамваями и троллейбусами.
– Там совсем другие люди, сынок, – сказал он мне, когда я усомнился в том, что жители Винницы и Тернополя так сильно отличатся друг от друга.
Ты уверен? – спросил я – Да, наша родная Винница окончательно отошла к Советскому Союзу в 1920-ом, Тернополь – в 1939-ом, но ведь с тех пор прошло столько лет, были репрессии, войны, выселение поляков и немцев, еврейская эмиграция, Украина стала независимой, дикий капитализм…
– Все это ерунда, сынок – люди не одинаковы. Однажды у нас, в Виннице, троллейбус сломался. Дело было поздно вечером, так что отбуксировать его в депо смогли только на следующее утро. И что ты думаешь – за ночь какие-то сволочи вынесли из троллейбуса все, что смогли, даже рукавицы водителя забрали. А через пару недель такая же история была в Тернополе – мне главный инженер местного депо рассказывал. Так чтоб ты знал – за ночь в троллейбусе ничего не пропало, даже мелкие деньги остались на месте. Вот так.
Нашей следующей остановкой был город Ровно, до 1939 года входивший в состав Польши. Я знал стариков, живших здесь до войны: они с удовольствием рассказывали о мирной спокойной жизни и еврейской футбольной команде «Хасмонея». К сожалению, после войны Ровно превратилось в безликий советский областной центр, главной достопримечательностью которого стали воспоминания его жителей. Более того, мои приятели, выросшие в Ровно, категорически не советовали посещать родной город в качестве туриста. Этот совет я помнил и поэтому бывал в Ровно исключительно проездом.
Когда наш автобус прикатил на ровенский автовокзал, все пассажиры уже проснулись и почти в полном составе вышли на перекур. Я тоже вышел, помахал руками, чтобы размяться, и начал изучать окрестности. Система расстановки автобусов напоминала затянувшуюся шахматную партию: небольшая площадка перед угрюмым совковым зданием была хаотично заставлена легкими и тяжелыми автобусами типа «ЛАЗ», «Богдан» и Mercedes, ларьками, пассажирами и баулами двух цыганских семей. Лозунги на окрестных бигбордах были уже другие – если на подъезде к Житомиру красные рожи на бигбордах обещали европейские зарплаты, то здесь их предлагали заменить их национальным реваншем украинского народа.
Вздохнув, я отправился в туалет. Как и в Житомире, он находился в довольно просторном сарае, планировка которого напоминала карту из Counter-Strike. Правда, единственная заложница ждала не освобождения, а денег за право отлить в атмосфере культовой игры.
Вернувшись к автобусу, я увидел Лешу, Диму и Виталика, которые потягивали взятый в ближайшей забегаловке эспрессо и наслаждались созерцанием автовокзального хаоса. Дэн тоже вышел и говорил по телефону с одесскими приятелями.
Я достал сигарету, прикурил и начал рассматривать царившее над автовокзалом скуластое лицо истинного арийца с простой украинской фамилией. Ходили слухи о том, что он берет деньги у еврейских олигархов и партии власти, которую на словах был готов стереть в порошок. Так или иначе, главным достижением его бойцов был не индивидуальный террор против злодеев-чиновников, а борьба с памятниками Ленину, которые, как утверждал Брюс Ли, не дают сдачи.
Было видно, что Леша и Дима уже освоились в дорожной обстановке и чувствовали себя матерыми корреспондентами NY Times, которых отправили со спецзаданием на Ближний Восток. И только Виталик все время оглядывался вокруг, и любопытство на его лице сменялось отчаянием потерявшегося ребенка. В конце концов, он заметил меня и решил узнать правду:
– Что это за город, Сергей?
– Лауэнбург-на-Эльбе, земля Шлезвиг-Гольдштейн.
Ребята заржали, расплескав кофе на теплый сентябрьский асфальт, а я подумал, что за Виталиком, который стоял под вывеской «Автовокзал Рівне» нужно будет следить, как за малым дитем – во всяком случае до тех пор, пока в Берлине не передам его в руки Принимающей Стороны.
Я выбросил окурок и полез в автобус, за мною последовали ребята и Дэн. Через пять минут мы взяли курс на Львов.
Adult Entertainment
Автобус выехал из Ровно точно по расписанию – без четверти двенадцать. «Хороши идем, – подумал я. – Возможно, мы действительно будем в Краковце вовремя». Перспектива быть первым столичным автобусом на границе выглядела очень заманчивой – она сокращала время прохождения таможни и паспортного контроля как минимум на час.
Пассажиры зашелестели пакетами, и я понял, что в автобусе наступило время обеда. Обедать в дороге я любил – еда мирит человека с окружающим миром и путешественнику куда интересней рассматривать придорожные указатели, если у него есть несколько бутербродов с хорошей колбасой. Мне повезло: любимая жена позаботилась о том, чтобы у меня они были.
Общественное питание на украинских трассах и железных дорогах всегда напоминало азартную игру, в которой путешественник играет против отвратительных хот-догов, напоминающей поджаренный насморк рыбы и крымских чебуреков, потребление которых напоминает «русскую рулетку». Вареники с картошкой я всегда считал джек-потом Юго-Западной железки, которая соединяла Киев и Одессу – стоили они копейки и к тому же их почти невозможно испортить. На трассе дело обстояло еще хуже – за исключением нескольких хороших ресторанов вроде «Автогриля» или знаменитой на всю страну «Батьківської хати» ты можешь рассчитывать только на треугольные бутерброды, шоколадки, мороженое и кофе из автомата, который можно взять на заправках. Но даже эти скромные радости были сегодня не для нас – рейсовые автобусы останавливаются почти исключительно на автовокзалах, где самым безопасным кушаньем были продававшиеся в киосках хрустящие вафли «Артек», названные в честь самого известного детского лагеря СССР. Поэтому опытный путешественник не ждет милостей от природы и берет еду с собой.
Я отвинтил крышку литрового пакета с яблочным соком и сделал несколько солидных глотков. После этого съел вареное яйцо, пару огурцов, два бутерброда с правильной кошерной колбаской и целый банан. Весь мусор высыпал в специальный пакет – я выброшу его утром, где-нибудь между Дрезденом и Берлином. Оглянулся назад: мои бойцы жевали яблоки и домашние котлеты, а Леша мужественно доедал картошку из «МакДи», которая после четырех часов в дороге пахла, как поджаренные носки.
Перекусив, я открыл своего любимого Ремарка и углубился в чтение. Давно заметил, что перед поездкой в Лондон стоит читать англичан, в самолете «Киев – Нью-Йорк» – американцев, а в автобусе, который едет в Берлин или Ганновер – немцев. Тем более, что Ремарк некоторое время жил в Берлине, работал там репортером и даже редактировал газету с легкомысленным названием Sport im Bild – «Спорт в иллюстрациях». Именно в Берлине он написал роман «На Западном фронте без перемен», который был издан в 1929 году. Книга имела огромный успех, но воспевала поражение, а не победу, так что четыре года спустя берлинские студенты и штурмовики бросали томики Ремарка в костры на Оперной площади…
Место возле меня оставалось свободным, и через полчаса ко мне подсел Дэн – музыка в наушниках ему давно надоела, и он хотел поболтать.
