bannerbannerbanner
Характерник

Сергей Лысак
Характерник

Полная версия

Между тем смех пошел на убыль.

– И что же ты в походе делать будешь, чернильная душа? Письма писать? А кому они там нужны? Или, может, кашеваром? С поварешкой на турка ходить?

– Могу писарем, могу кашеваром. А могу и катом. Я ведь, Проша, хороший кат. И многое могу.

Смех сразу стих. Два незнакомых парня глянули на Ивана с нескрываемым интересом, а Прохор со злобой.

– Так уж и многое? А вот если я тебя сейчас нагайкой перетяну, что делать будешь?

– Отберу нагайку и ей же тебя отхожу, чтобы хоть немного дурь выбить.

Повисла тишина. На них уже обратили внимание, и вокруг начала собираться толпа. Один пожилой казак попытался урезонить наглеца:

– Уймись, Прохор. Имей совесть, не задевай хлопца…

Но Рябов не внял совету. Выругавшись, он замахнулся нагайкой и ударил. Вернее, попытался ударить. Иван внимательно наблюдал за противником, движения которого стали для него замедленными и легко предсказуемыми. Он быстро сместился в сторону, из-за чего летящая вниз нагайка прошла мимо, одновременно рванувшись вперед и перехватив руку противника, лишая его оружия. Незаметный удар в нужную точку, и Прохор валяется на земле, скривившись от боли. Для окружающих это заняло одно мгновение, и все удивленно ахнули. Иван же, как ни в чем не бывало, снял с плеча короб с письменными принадлежностями, поставил его на землю и осмотрел нагайку.

– Хороша… Прошка, тебе разве не говорили, что нагайка – не игрушка? И давать ее в руки неразумным детям нельзя? Запомни это как следует и без нужды ей не размахивай.

И с этими словами стал охаживать Прохора, приговаривая отеческим голосом о недопустимости подобного поведения, только пыль заклубилась. В толпе раздался хохот. Друзья Прохора, может, и хотели бы вмешаться, да не рискнули. Вокруг собралось уже много народа, причем все были на стороне Ивана. Иван же, вдоволь помахав нагайкой, засунул ее себе в сапог и плюнул на старого врага.

– Прошка, как был ты дураком, так и остался. Думаешь, если ряху наел и нагайку в руки взял, то настоящим казаком стал? Тебе до казака еще расти и расти. А то, что я хороший кат, сущая правда. И не приведи Господь тебе в мои руки попасть. Соловьем заливаться будешь…

Подхватив короб и закинув ремень на плечо, Иван зашагал к дому, ощущая на себе множество взглядов. Большей частью одобрительных. Он понимал, что нажил смертельного врага, который приложит все силы, чтобы расквитаться. Такого унижения Прохор не простит. Самому затеять драку, в результате которой тебя отлупили собственной нагайкой, да такого никто не припомнит! Он станет посмешищем для всех казаков. Иван же, наоборот, был доволен сложившейся ситуацией. Хорошо зная мерзопакостную и несдержанную натуру Рябова, специально постарался спровоцировать его на ссору при большом количестве свидетелей. Потому что иметь в походе за спиной такого «товарища» и турок с татарами не надо. Зато теперь дальнейшие действия Прошки легко предсказуемы. Он из кожи вон вылезет, но постарается исподтишка убить Ивана, и взять его с поличным будет несложно. И тогда уже разговор пойдет совсем другой. А вообще, черт с ним, с этим Прошкой! Других дел перед походом, что ли, нет?

Глава 2
На взморье

Отряд из двадцати пяти больших морских стругов быстро двигался вниз по Дону. Скрыть такое невозможно, и турецкие разъезды обнаружили отряд задолго до Азова, но вот о дальнейших планах незваных гостей турки могли только гадать. Пойдут ли казаки на Азов или попытаются прорваться в море – это пока неизвестно. То, что турецкие подсылы смогли узнать в Черкасске (а такие наверняка есть, всех не выловишь) и сообщить в Азов, не обязательно соответствует истине. Хоть и были пущены самые противоречивые слухи, в том числе и то, что ожидается очередной штурм Азова, но ни атаман Михайло Самаренин, ни полковник Григорий Косагов, командующий сводным отрядом из почти полутора тысяч стрельцов и казаков, на это особо не надеялись. Незадолго до выхода удалось узнать, что во всех местах, более-менее подходящих для прохода больших стругов, турки выставили засаду, задача которой – вовремя сообщить о появлении казаков и сразу же уходить. Поэтому все понимали – в Азовское море придется прорываться с боем. Вопрос лишь в том, где именно. Идти через самое широкое и глубоководное гирло Песчаное, где стоит Азов, то есть прямо под турецкие пушки, смысла нет. Можно пройти через мелководный Казачий Ерик, где прошли в прошлый раз, или через Каланчу, Свиное гирло, но турки это тоже хорошо понимают и именно там и ждут. Если подует «низовка», сильный западный ветер, то уровень воды в нижнем течении Дона заметно поднимется, и даже самые мелководные протоки, скрытые зарослями камыша, станут доступны для прохода казачьей флотилии. Но уповать на «низовку» не стоит. Ее можно прождать не одну неделю, а время уходит.

Перед отходом состоялся совет, на котором Самаренин предложил подойти ночью к Казачьему Ерику, выслать вперед разведку на легком быстроходном челне, и если там ждет засада, то по-тихому ее вырезать, чтобы турки не успели поднять шум. На удивленный вопрос полковника Косагова, а каким образом турки могут помешать выходу, находясь в Азове, ему доходчиво объяснили, что если под Азовом стоит сильная эскадра военных галер, то получив сигнал тревоги, они окажутся в море довольно быстро. И тогда надо будет либо вступать с ними в бой, либо сразу уходить назад в гирла Дона. Если вступать в бой с большими силами турок, это может привести к большим потерям при весьма и весьма скромных возможных трофеях. Что ценного можно взять с военной галеры? Разве что пушки и огневой припас, да денег по мелочи. Но тут как повезет. Спрашивается – зачем выходили? Возразить было нечего, поэтому Косагов согласился. Усомнился лишь в возможности устранить засаду без лишнего шума, на что Самаренин заверил его, что казаки справятся. Привлекать стрельцов к этому делу не стоит, против чего полковник нисколько не возражал.

Решив вопрос с разведкой, атаман сразу же после совета вызвал десятника Петра Трегубова – матерого казака, побывавшего во многих делах и привыкшего наведываться «в гости» к туркам и татарам, когда его не ждали. Человека храброго и умелого. Но была у Петра еще одна черта, которая решила выбор в его пользу. Он умел держать язык за зубами в любой ситуации. И даже во хмелю соблюдал меру, хорошо помня, что у трезвого на уме – то у пьяного на языке. А уж секретов в его голове, о которых лучше не болтать во избежание потери этой самой головы, было немало. Правда, казак очень удивился, когда ему представили Ивана и объяснили его роль в предстоящем деле.

– Этот хлопчик – характерник?!

– Да, Петро, характерник. Причем не из последних. Сам Матвей Колюжный его учил и слово дал. А слово Матвея ты знаешь.

– Чудеса, да и только!!! Тогда другое дело, атаман. От меня чего-нибудь надобно?

– Ты будешь старшим в отряде лазутчиков. Подбери с десяток казаков – больше не надо. Но таких, чтобы не только саблей, ружьем и пистолем хорошо владели, но и язык за зубами держать умели. Что в трезвом виде, что в пьяном. Для всех Иван идет с вами как толмач. Про остальное – никому ни слова. Все делаете, как обычно, но если потребуется мимо стражи незаметно пройти, или незаметно к ней подобраться, или от погони спрятаться, тут он вас и прикроет – всем ворогам глаза отведет. А надо будет, и за турка себя выдаст. Ну и как толмач с турецкого и французского тоже вам пригодится. Уразумел, Петро?

– Уразумел, атаман. Только десяток казаков, чтобы молчали как рыба, я вряд ли найду. Во хмелю кто-то все равно проболтается.

– А за скольких поручиться сможешь?

– Пожалуй… за пятерых. Загоруйко Федор, Потапов Григорий, Рогозин Игнат, Шпак Дмитро и Коваль Семен. Эти точно молчать будут.

– А не мало?

– Хватит. Если и взаправду хлопец умеет глаза отводить, то больше и не надо. Управимся.

– Добре, Петро. Пойдете все на моем струге, чтобы под рукой были, и подальше от этого московского полковника. А там – как Бог даст…

Теперь Иван вспоминал этот разговор и думал о предстоящей в ближайшую ночь своей первой вылазке. Хоть атаман и велел ему спать, но разве сейчас уснешь. Мимо проплывали берега Дона, кое-где поросшие камышом, кружили в воздухе чайки, и только мерный плеск весел нарушал тишину. Здесь уже не было ни одного казачьего городка, и на берегу легко можно было напороться на турецкий конный разъезд. Но берега были пустынны, и казачья флотилия шла вниз по Дону, не привлекая внимания. Далеко позади остались многолюдный Черкасск, мать, братья и сестренка. В этот поход отправились только они с батькой, остальные казаки в семье Степана Платова еще до походов не доросли. Иван хорошо помнил, как мать перекрестила его на виду у всех и обняла, пустив слезу. Но обняв, шепнула по-турецки:

– Да хранит тебя Аллах, сынок. Не удивляйся, Господь един, только имена у него разные. Ежели вдруг к туркам попадешь и надо будет за турка себя выдать, не забывай в нужное время намаз совершать, а то сразу заподозрят. Возвращайся скорее…

Впрочем, Иван и сам это понимал. Если он окажется среди турок и будет выдавать себя за турка, то надо ничем не отличаться от них. Все ритуалы и нормы поведения, присущие подданным султана Османской империи, он знал. Но одно дело знать и совсем другое применять в жизни, выдавая себя за другого. Что ни говори, а поджилки все же тряслись. Правда, до этого пока далеко, и еще неизвестно, понадобится ли. А вот расклад на ближайшую ночь уже известен. Флотилия после захода солнца остановится у правого берега, немного не доходя до Казачьего Ерика, а разведчики – он и еще шестеро казаков, на легком быстроходном челне, специально взятом для этой цели, отправятся в протоку – узнать обстановку. Если никакой засады нет, либо удастся по-тихому ее убрать, то возвращаются к своим, и отряд как можно скорее выходит в море, чтобы не переполошить турок. Разведочный челн придется оставить, притопив его в надежном месте, поскольку в море от него толку нет. Ничего, на обратном пути заберут, а если времени забирать не будет, то невелика потеря. Если же не удастся обойтись без шума, то тут уже придется смотреть, как дело пойдет. Может быть, у турок поблизости ничего серьезного и нет. Одна-две галеры – не тот противник, чтобы помешать казакам. Сам же Азов – не помеха. Он далеко, и его пушки сюда не добьют. А если какие и добьют, то только при стрельбе навесом. Даже днем точность такой стрельбы крайне низкая, если не сказать – никакая, а уж стрелять в ночной темноте по донским гирлам, заросшим камышом, это вообще впустую переводить порох и ядра. Но вот если галер будет десяток и больше…

 

Когда скрылось солнце и темнота окутала близкие берега, казаки какое-то время еще продолжали двигаться вниз по Дону. Наконец, достигнуто облюбованное заранее место стоянки, и струги подошли к берегу. Вокруг – ни огонька. Ветра почти нет, плещет вода возле борта, и многочисленные лягушки уже начали свое «хоровое пение». Иван внимательно вглядывался в темноту, но присутствия людей поблизости не обнаружил. Так, одно лишь зверье вокруг. Это днем донские степи выглядят пустыми, а ночью тут довольно оживленно. Иван переглянулся с атаманом и молча кивнул – все спокойно. Пора начинать.

Легкий низкобортный челн бесшумно скользит по воде. Иван занял место на носу и вошел в состояние «хара», когда чувства обостряются до предела. Справа и слева стоит темная стена камышей, иногда прерывающаяся прогалинами, через которые виден берег бесчисленных островков, заполняющих гирла Дона. Небо ясное и усыпанное звездами. Луна уже взошла, отсвечивая на воде, что вызывает недовольство казаков. Но Иван спокоен, лунный свет ему не помеха. Наоборот, усыпит бдительность врага. Местное зверье давно проснулось и вовсю занято своими делами. Но только зверье, больше поблизости никого нет. Челн скользит дальше. Узкий Казачий Ерик пройден, и челн выходит в широкую и более глубоководную протоку, идущую до самого моря. Казаки гребут, стараясь создавать как можно меньше шума. Очередной поворот, и стало ощущаться присутствие людей. Вскоре потянуло дымком. Все ясно, засада есть. И причем довольно безалаберная, если палят костер. Огня хоть и не видно, но дым чувствуется очень далеко. Эх вы, горе-сторожа…

Иван поднял руку, предупреждая об опасности. Одновременно два казака перестали грести и приготовили луки. Ни ружья, ни пистоли применять сейчас нельзя. Челн медленно и совершенно бесшумно движется вперед. Вот очередная прогалина в камышах, и в глаза бросаются две лодки. На берегу кучка людей – не меньше десятка. Горит небольшой костерок, тщательно укрытый чем-то с боков, чтобы не видно было пламя, возле которого сидят трое. Судя по одежде – турки. Остальные, похоже, спят. Сидящие у костра время от времени поглядывают на протоку и прислушиваются, но опасности не замечают.

Челн медленно приближался к месту стоянки, пока не уткнулся носом в берег, и казаки стали осторожно выбираться на сушу. Что командир отряда разведчиков Петр Трегубов, что остальные казаки не верили своим глазам. Буквально в нескольких шагах от них сидели вооруженные турки, иногда даже смотрели в их сторону, и не видели!!! Еще мгновение, и они застыли, глядя на огонь. Петр дал знак, и первыми в ножи взяли сидевших у костра. Никто даже не пикнул. Затем настала очередь спящих. Это не заняло много времени. Когда все кончилось, Петр перевел дух и глянул на Ивана.

– Ну, Ваня, земной поклон тебе от всех нас! Никогда такого не видели, а уж чего только ни повидали… Теперь верю, что ты настоящий характерник! Правда, казаки?

– Правда, Петро!

Но Иван тяжело вздохнул и сел на землю.

– Устал я, казаки. Передохнуть бы мне чуток. Никогда ведь еще душегубством не занимался.

– То ничего, Ваня, не удивляйся. В первый раз завсегда так бывает, привыкнешь. Хоть не блюешь, и то дело. А некоторых так вообще наизнанку выворачивает. Больше тут никого нет?

– Никого не чувствую. Но до моря дойти все равно надобно, чтобы проверить.

– Дойдем. Ты как, не мутит?

– Вроде нет.

– Отдыхай пока, а мы раков покормим. Негоже турок здесь оставлять, найдут еще. А так могут подумать, что сбежали…

Казаки начали стаскивать трупы к воде, а Иван сидел возле костра, смотрел на огонь и думал. Все, что было раньше, было учебой. Сейчас началась взрослая жизнь. Он впервые ощутил, что находится на войне. Войне, которая будет продолжаться всю его жизнь. Долгую ли, короткую ли, это ведомо только Всевышнему. Но уж неспокойную и богатую на события, это точно. Такова судьба всех казаков, и не ему ее менять…

Наконец, казаки закончили «уборку» и сели в челн, с интересом и опаской поглядывая на Ивана, все так же молча сидевшего у костра, чье лицо казалось застывшей маской, временами озаряемой вспышками пламени.

– Ваня, ты как? Нам пора.

Старший из казаков окликнул Ивана, на что тот поднял голову и глянул на своих товарищей. Уж на что Петро Трегубов был лихой рубака, не боявшийся ни турок, ни татар, ни черта, ни дьявола, но от взгляда пятнадцатилетнего хлопца у него мурашки по спине побежали. Впрочем, наваждение тут же исчезло, и Иван вскочил как ни в чем не бывало.

– Все в порядке, Петро, задумался я что-то. Сейчас до выхода дойдем, но вряд ли там кто-то еще будет. И сразу назад. Надо как можно скорее в море выходить и успеть подальше уйти, пока не рассвело. А то, не ровён час, если у Таганьего Рога турки стоят, то обязательно нас заметят, когда рассветет. А все двадцать пять стругов от их взгляда я укрыть не смогу.

– Струги… укрыть?! Ты и это можешь?!

– Могу, но только тот, на котором сам находиться буду. Или если еще кто-то рядом борт к борту будет идти. Но ведь так грести не получится, да и под парусом идти неудобно. Только ни слова об этом, казаки!

Что Петр, что остальные казаки только крестились, и с удивлением смотрели на Ивана. С таким они еще не сталкивались. Но недавнее бесшумное снятие засады было фактом, с которым не поспоришь. Если бы их не предупредили заранее о том, что этого хлопца долгие годы учил известный характерник Матвей Колюжный, то впору было поверить в происки нечистого.

– Про то можешь не напоминать, Ваня. Будем молчать как рыбы.

– Все, казаки, пошли дальше. Не волнуйтесь, не подведу…

Челн с разведчиками снова бесшумно заскользил вниз по Дону. Сверху светили луна и звезды, а вокруг стояла тишина, нарушаемая только шелестом зарослей камыша и «пением» лягушек. Оставшийся путь до моря прошел без приключений, засада после Казачьего Ерика оказалась единственной. В других протоках, доступных для больших морских стругов, она скорее всего тоже есть, но обнаружить тихо крадущуюся казачью флотилию не сможет. Перекрыть же все мелкие протоки – для этого не хватит никаких сил, чем казаки всегда успешно пользовались. А турецкий гарнизон пусть сидит в Азове и носа за крепостные стены ночью не высовывает. Целее будет.

Обратно прошли быстрее – таиться уже не было смысла. Трегубов доложил атаману результаты вылазки, особо подчеркнув роль Ивана. Атаман аж крякнул от удовольствия. С такой разведкой можно большие дела творить! Хотели сразу же выступить, но не тут-то было. Казаки быстро подготовились, а вот у московских стрельцов, непривычных к такому роду действий, возникла заминка. Как ни выходил из себя командующий всем отрядом полковник Косагов, но быстрее от этого дело не двигалось. В конце концов, с грехом пополам флотилия отошла от берега и направилась ко входу в Казачий Ерик. Впереди шел атаманский струг, на носу которого расположился Иван и снова проверял обстановку. Но все было тихо, и казачьи струги беcтелесыми тенями скользили между стен камышей, иногда лишь появляясь на лунной дорожке на воде. Но со стен Азова заметить это было невозможно, и казачья флотилия беспрепятственно шла вперед.

Камышовые заросли редеют, а впереди открывается широкая водная гладь. Струги выходят из гирла Дона и ставят паруса, пользуясь легким попутным ветром. Настроение у всех сразу же улучшилось, раздались шутки и смех. Атаман разрешил отдыхать, а сам прошел на нос, где по-прежнему сидел Иван и внимательно вглядывался в ночную темноту. Которая, впрочем, уже потихоньку отступала – небо на востоке начало светлеть.

– Ваня, что-то не так?

– Возле Таганьего Рога какие-то корабли стоят. А скоро рассвет. Ветер слабый, далеко уйти не успеем, все равно заметят.

– Турки?

– Больше некому. Причем не купцы, купцам там делать нечего.

Атаман недовольно фыркнул и стал говорить вполголоса, чтобы никто не слышал.

– Эх, если бы не эти стрельцы московские… Сколько времени из-за них потеряли… Ладно, ты пока подремли, по сторонам сейчас есть кому смотреть. Ну, а ежели там действительно турки, и нас заметят… Петро говорил, что ты и со стругом можешь то же проделать, как там – в ерике?

– Могу.

– И турки наш струг вообще не увидят?!

– Могу сделать, чтобы вообще не увидели. Могу сделать, чтобы за корягу на воде приняли. А могу сделать так, что увидят струг, да не в том месте, где мы находимся на самом деле. Морок наведу на пушкарей, и они будут палить туда, где ничего нет.

– Ну, Иван!!! Ежели это правда, то… Ладно, отдыхай пока. Рассветет, тогда и будет ясно, что дальше делать…

Иван устроился поудобнее и вскоре уснул, но спать пришлось недолго. Разбудили его крики и шум гребцов, рассаживающихся по местам. Проснувшись окончательно и оглядевшись, он все понял. Уже окончательно рассвело, и под северным берегом залива – возле мыса Таганий Рог были хорошо видны турецкие боевые галеры. Иван насчитал семь штук, но кто-то мог быть скрыт за корпусами ближайших кораблей. Турки тоже заметили казачью флотилию, спешно снимались с якоря и разворачивались в погоню. Ветер, как назло, еще больше стих, и вся надежда была теперь только на весла. Но бежать казаки не собирались. Флотилия из двадцати пяти стругов развернулась, выстроилась полумесяцем и пошла на сближение с противником. Вскоре турки тоже снялись с якорей и стали выстраиваться для боя.

Иван внимательно рассматривал разворачивающуюся перед ним картину. Девять крупных галер – серьезный противник. Связываться с таким опасно, если там не струсят при виде казаков. Похоже, не струсили…

Противники быстро сближались, идя навстречу друг другу. Более легкие и маневренные струги начали было охватывать турецкую эскадру с двух сторон, но тут ситуация неожиданно изменилась. Восемь стругов, в которых находились московские стрельцы, резко повернули и направились к берегу – в сторону донских гирл, откуда вышли совсем недавно. Тут же посыпались ругань и проклятия на головы беглецов. Флотилия казаков уменьшилась на треть и остановилась. Струги сблизились, чтобы решить, что делать дальше. Следовало хорошо подумать – а стоит ли в такой ситуации вообще связываться с турками. Атаман думал недолго и принял решение.

– Трем стругам отвлекать со стороны берега, но близко не подходить. Остальные заходят со стороны моря. Берем сначала крайнюю галеру, а потом, если все хорошо пойдет, – адмиральскую. Ко мне близко не подходить, пока не схвачусь с турком. А как схвачусь, сразу ко мне. Все понятно, казаки?

– Понятно, атаман! Не впервой!

– Ну, с Богом!

Атаман Михайло Самаренин снял шапку и перекрестился. Его примеру последовали все остальные. Снова весла ударили по воде, и легкие казачьи суденышки стали быстро набирать ход, охватывая турок с двух сторон. Адмиральская галера была уже опознана благодаря флагу, но не она была первоочередной целью, поскольку находилась в глубине строя. Дело оставалось за малым – сойтись вплотную и забраться по высокому борту на палубу турецкого корабля. Правда, сначала надо преодолеть плотный артиллерийский и ружейный огонь со стороны турок, которых перспектива абордажного боя совершенно не устраивает. Но избежать боя уже не удастся. Противники неслись навстречу друг другу, налегая на весла. И вскоре первыми заговорили турецкие пушки. Со вполне предсказуемым результатом – ни одно ядро не попало в цель. Очевидно, турки на это и не рассчитывали, а хотели напугать казаков. Со стругов огня не открывали, так как это было бессмысленно.

Строй турецких кораблей приближался, и тут струги разделились. Три ушли на фланг, обращенный к берегу, ведя беспокоящий огонь из фальконетов, а остальные повернули в сторону моря и довольно быстро оказались в мертвой зоне для кораблей противника, находящихся в центре. Теперь по ним могли беспрепятственно вести огонь только две крайних галеры, но казаки не собирались играть роль мишеней и близко не приближались.

Для наблюдающего за боем со стороны ситуация могла показаться тупиковой. Тяжелые турецкие галеры удерживали казачьи струги на расстоянии огнем своей артиллерии, пытаясь занять более удобную позицию для стрельбы, а казаки не позволяли им это сделать, используя свое преимущество в скорости и маневренности. Почему-то они не шли на привычный им абордаж. Но вот один струг отделился от своих товарищей и помчался к корме галеры, находящейся с краю. Прямо под огонь ее кормовых пушек. Расстояние быстро сокращалось, и казалось, что безрассудных смельчаков может спасти только чудо…

 

И чудо произошло. С кормы турецкого корабля грянул залп почти в упор, и она окуталась дымом. Но… Картечь вспенила воду в стороне от струга! Струг же продолжал рваться вперед, перезарядить орудия турецкие канониры не успеют. В ответ затрещали выстрелы казачьих ружей и фальконетов, сметая с палубы всех, кто рисковал высунуться. Еще немного, и струг оказывается прямо под кормой галеры, в мертвой зоне для ее пушек. А в следующее мгновение абордажные крючья взлетели в воздух, намертво впившись в фальшборт. Тут же раздался леденящий душу и страшный для всех турок крик:

– Сарынь на кичку!!!

Казаки ринулись на вражеский корабль, быстро захватив кормовую часть палубы и сделав невозможной стрельбу кормовых пушек. Остальные казачьи струги тут же воспользовались благоприятной ситуацией, устремившись к корме галеры, на палубе которой кипел бой. Задействовать носовые орудия турки не могли, поскольку атакующие струги находились для них в мертвой зоне. Неожиданная помощь пришла со стороны гребцов-невольников, которые отказались грести. Вскоре уже семь стругов стояли под кормой у турецкого корабля, и перевес казаков в абордажном бою стал подавляющим. Турки сопротивлялись отчаянно, но силы были явно неравны. Остальные турецкие корабли ничем не могли помочь, поскольку пришлось бы стрелять по своим. Взять на абордаж практически захваченную галеру тоже не было возможности – казаков на ней уже было в несколько раз больше, чем на любом из турецких кораблей. Кроме этого, нельзя было забывать о возможном бунте среди гребцов, если что-то пойдет не так. Ведь они сразу поддержат казаков, если только поймут, что их поработители проигрывают.

Вскоре бой на палубе затих, поскольку турки были перебиты почти полностью. Оставили в живых только четверых пленных в богатой одежде. Сама галера повреждений практически не имела. Атаман окинул взглядом то, что творилось вокруг. Три струга продолжали отвлекать противника со стороны донских гирл, постреливая с дальней дистанции, но не приближаясь. Другие семь делали то же самое, но со стороны моря, угрожая возможным абордажем крайних кораблей, чем заставили турок сломать строй. Была хорошая возможность постараться захватить еще кого-нибудь, пока турки не бросятся удирать в сторону Азова. В данных условиях почти полного безветрия преимущество в скорости и маневренности было на стороне казаков, и турецкий командующий не может этого не понимать. Но пока еще у него боевой задор не прошел, можно увеличить количество трофеев…

– Будем брать следующего, казаки. Точно так же, как и этот. Сначала я подхожу с кормы, потом все ко мне. Понятно?

– Понятно, атаман!

– Ну, с Богом!

Оказавшись на своем струге, Самаренин сразу же обратился к Ивану, которому строго-настрого запретил принимать участие в абордаже и оставил его с тремя казаками сторожить суденышко. От случайной пули никто не застрахован. Тем более толмачу в абордажной схватке на палубе вражеского корабля делать нечего. Он позже потребуется.

– Ну, Ваня, не ожидал такого!!! Все истинная правда. До последнего сомневался, но как увидел, что турецкие пушкари в сторону картечью пальнули… А ты всегда так делать сможешь?

– Всегда, атаман! Когда надо, тогда и сделаю.

– Добре! Значит, за дело, казаки!

Струги перегруппировались и стали отслеживать очередную цель, а захваченная галера отошла в сторону. Турки пока что и не думали выходить из боя, всячески стараясь достать своих врагов артиллерией. Но поскольку казачьи струги на рожон не лезли, соблюдая дистанцию, ничего не получалось. Все это время Михайло Самаренин пытался подобраться к адмиральской галере, но она благоразумно держалась в глубине строя. Покружив какое-то время, атаман плюнул и решил атаковать другую, более удобную цель – на фланге. Струги резко изменили курс и бросились к новой жертве, что в какой-то мере застало турок врасплох. Они были уверены, что казаки обязательно постараются напасть на флагман, и выстроились соответственно. Неожиданный маневр спутал все карты, и галера на фланге оказалась фактически одна против половины казачьей флотилии. Остальные продолжали отвлекать турок угрозой абордажа и не давали никакой возможности оказать помощь в отражении атаки.

Атаманский струг снова отделился от основной группы и бросился к турецкому кораблю. Впереди очень быстро приближается высокая корма галеры. Казаки гребут изо всех сил, стараясь как можно скорее проскочить опасную зону, где их уже не достанут вражеские пушки. Но опытный взгляд атамана, также следившего за приближением к цели, уловил, что турецкие орудия снова смотрят не туда, куда надо. Галера отчаянно пытается оторваться, но уйти от быстроходного струга в безветренную погоду невозможно. Корма все ближе и ближе. Вода вспенивается под лопастями весел, на палубе суетятся турки, готовясь к отражению абордажа, но канониры застыли у орудий и ждут того мига, который может одним махом решить исход боя. Небольшому беспалубному стругу много не надо, один удачный выстрел, и о нем, как о противнике, можно забыть. Но надо еще попасть, поскольку времени на перезарядку не будет. Вот и приходится ждать, чтобы бить наверняка.

Иван внешне был спокоен и тоже наблюдал за быстро приближающимся противником. Но он уже сделал свое дело – турецкие канониры и стрелки видят не то, что есть на самом деле, а то, что им кажется. Сильный грохот проносится над морем, и корма галеры исчезает в облаке дыма. И снова град картечи вспенивает воду несколько в стороне от струга. Облако дыма на некоторое время полностью скрывает казаков, но ненадолго. А когда оно рассеивается, опешившие турки снова видят своего врага целым и невредимым! Затрещали мушкетные выстрелы, но… Турецкие мушкетеры видят то же, что и канониры. Выстрелы направлены в… воду! Уже хорошо видны искаженные недоумением и страхом лица турок. И тут гремит ответный залп казачьих фальконетов и ружей. Не более чем с сорока шагов. На таком расстоянии промахнуться по толпе, сгрудившейся возле фальшборта, трудно. Свинцовый град буквально смел всех, стоящих на корме, и вскоре абордажные крючья полетели на палубу галеры.

Казаки начали абордаж, быстро взбираясь на палубу. Вскоре подошли еще четыре струга, обеспечив подавляющий перевес в численности на стороне казаков. Помощь Ивана пока не требовалась, и он снова остался в струге, но на этот раз со всеми разведчиками во главе с Трегубовым. Атаман здраво рассудил, что нечего дергать судьбу за хвост. Первый раз удачно сошло. Но если, не приведи Господь, кто-то из этой пятерки казаков пострадает при абордаже, то это уменьшит группу разведки, так как подобрать быстро подходящего человека не получится. Поэтому пусть лучше струг вместе с толмачом охраняют да по сторонам смотрят. Казаки хоть сначала и поворчали, но в конце концов согласились, что требование атамана вполне разумно. Иван же решил и в этой ситуации оказать посильную помощь, не раскрывая своих возможностей. Любой турок, который показывался над фальшбортом, неожиданно становился каким-то заторможенным и не мог адекватно оценивать обстановку. В результате чего тут же падал на палубу под ударом казацкой сабли. В пылу боя никто этого не замечал. Неладное заподозрили лишь сидевшие в струге разведчики. Когда корма галеры уже была полностью очищена от турок и бой распространился по всей палубе, Трегубов с интересом посмотрел на Ивана.

– Ваня, а чего это турки какие-то квелые были, что даже не сопротивлялись? Как те, что возле костра сидели? Неужто снова твои проделки?

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25 
Рейтинг@Mail.ru