Сергей Кузнечихин
Никола зимний
– В шивере потрясывать будет, надо понадежнее навьючить, чтобы не растерять. Занимайся костром.
Никола перетаскал дрова к костру, попилил их, нарезал чурбаков для сидений. Ошкурил четыре шеста.
– А зачем четыре? – засмеялся Гена. – Ты думаешь, они за шесты возьмутся?
– На всякий случай. Ты покури, а я пойду профессора встречу, помогу рыбу донести.
Он вроде как пошутил, а профессор и впрямь вытащил четыре щуки, и одну из них приличную.
– Как думаешь, Никола, на полпуда потянет?
– Запросто, – согласился он, хотя в щуке было не больше пяти кило.
Василий поймал еще одну щучку. Уху варил геолог, не сбивая чешую, порезал рыбу кусками и бросил в котелок. Туда же спустил и промытые потроха. Профессор предложил выпить за почин по 50 миллилитров, и, когда подняли кружки, Василий заявил:
– А что, Юрий Федорыч, получается, что без нашего улова пришлось бы консервами закусывать?
Гена поперхнулся водкой, но стерпел, даже приободрил:
– Между прочим, щуки в горных речках намного вкуснее, нежели в равнинных, потому что вынуждены питаться исключительно хариузом и ленком.
Наливая уху в чашку, Василий увидел чешую на куске рыбы, закричал на Гену:
– Ты что, совсем одурел, почему рыба в чешуе? Вот она, русская лень-матушка.
– Я всегда так делаю, для навара, а чешуя легко снимается вместе с кожей. – Он достал кусок рыбы, легко снял кожу и бросил в костер. – Видишь, все просто, юшка чистая, настоящая рыбацкая уха. А наутро будет отличное заливное плюс ко всему.
Гена с Василием отчалили первыми. Профессор дошел до лодки и почувствовал, что сбилась портянка. Пока возвращался к чурбачкам, чтобы сидя переобуться, пока пытался выловить шальную щуку, сыгравшую на середине реки, более расторопные снимали сливки с шиверы. Гена с удочкой стоял на камнях, а Василий махал спиннингом чуть впереди. Словно по заказу, Гена выворотил здоровенного черного хариуса у них на глазах. Профессор схватился за спиннинг, но берег был завален курумником, и он причалил метров через двести, к мелкому пологому галечнику. Помог выбраться профессору из лодки, показал, куда бросать блесну, объяснил, что в буруны кидать нежелательно, а таймени стоят под камнями. Катушка у москвича была безинерционная, импортная. Не без удивления отметил, что со спиннингом управляется он уверенно и умело. Блесну кладет туда, куда направлял. Первого хариуса поймал не сразу, нервничал и слишком быстро крутил катушку, опасаясь зацепа, зато, когда взялся, вывел спокойно, дав глотнуть ему воздуха. Перед тем как опустить рыбину в кан, который уступил ему Гена, взвесил ее на руке и, довольный собой, выматерился. При следующей поклевке удилище согнулось в дугу, а потом резко выпрямилось. Профессор выматерился вслед ушедшей рыбине, и матерок был по-прежнему восторженным. Сам Никола начал бросать только после того, как профессор один за другим выловил двух ленков. Сделал несколько бросков, но поклевок не было, а профессор не мог налюбоваться своими ленками.
– Красавцы, почти как форель!
– Не знаю, форель у нас не водится.
– Зато у вас таймени. Надеюсь, повезет.
– Куда они денутся. Шивера не последняя. Потом и парочка порогов будет, Гена карту смотрел. Вы идите первым, а я следом, на зачистке.
Далеко профессор не ушел. Блесна все-таки зацепилась. Надо было помогать. Попытался забрести в воду, но рано началась глубина. Велел держать леску внатяг и побежал за лодкой. Подплыл со стороны реки, подцепил леску шестом, и блесна, застрявшая в донных камнях, освободилась.
– Спасибо, Никола, блесенка дорогая, за валюту покупал, и уловистая оказалась. А ты что, ни одной не поймал?
– Не берет пока, не беспокойтесь, успею.
– Ну-ка, покажи снасть. – Осмотрел, крутнул пальцем катушку. – «Ленинградская», если бы ты знал, сколько «бород» я на ней сделал, распутывать никаких нервов не хватало. У меня запасная буржуйская в коробке лежит, хочешь попробовать?
– Спасибо, я к своей привык.
– И блесна прям-таки на акулу. – Достал из кармана пластмассовую коробочку, покопался в ней и протянул желтую блесенку. – Дарю.
– Да не надо.
– Бери, не стесняйся. У меня целый арсенал, из каждой поездки привожу.
Было неудобно. Только глаз-то загорелся, захотелось попробовать. Пока стояли, к ним подошел Василий. Профессор при нем вывалил рыбу в лодку. Показал на ленков.
– Смотри, какие красавцы!
– Вы бы видели, сколько этот крокодил Гена наворочал. На простую удочку, даже без червей, на какую-то обманку, «мушкой» называется.
– Хариусы?
– И ленки тоже. Один даже крупнее ваших. Говорит, что и таймешонка поймал, но в речку выпустил, маленький якобы. Может, и наврал.
– Маленьких таймешат положено отпускать, пусть растут и плодятся.
– А маленькие – это какие? – полюбопытствовал профессор.
– Где-то до трех кило.
– Не слабо. – И предложил подождать, пока Гена подгонит лодку забирать Василия, чтобы посмотреть на его ленков. Присаживаясь на камень, подстелил куртку.
– Простату надо экономить.
После шиверы началось длинное мелкое плёсо. Никола толкался шестом, а профессор, сидя на носу, кидал блесну, но никто не брал, даже щуки. Под лодкой просвечивало дно, выложенное ровным замшелым плиточником. Ловить было бесполезно, но разуверять самолюбивого старика не стал. Гену догнали в перекате, но тот махнул рукой, чтобы плыли дальше. Причалил, когда речка сузилась и шест едва доставал до дна. Улово на изгибе реки показалось ему обещающим, отправил туда профессора, а сам решил опробовать «буржуйскую» блесну, не отходя от лодки. На первом же забросе взял крупный ленок. Пока его вываживал, профессор добрался до улова. В надежде, что ленки стоят парами, бросил еще несколько раз. То, что у профессора взял таймень, сначала услышал, а потом увидел, как большая рыба с красным хвостом делает свечки над водой. Побежал помогать. Забыв, что всю дорогу обращался к нему на «вы», начал командовать:
– Помучай его, только не давай слабины, попробуй приподнять башку, пусть воздуха глотнет, отпусти его речнее, коли рвется туда, потом подтащишь, но леску держи в постоянном натяге, а я за ружьем слетаю.
Пока стаскивал полиэтилен, которым Гена укрывал вещи на случай дождя, пока вытаскивал мешок с ружьем… Когда подбегал к лодке, услышал гремучий камнепад профессорского мата. Спиннинг валялся на галечнике, безвольная леска уходила в воду.
– Все делал, как ты велел. Подвел уже, он и сам навстречу ко мне подался, потом резко развернулся – и в реку. И п…ц.
– К берегу рано подвел. У берега он звереет.
– Как думаешь, сколько в нем было?
– Не меньше пуда.
– Мне кажется, больше. Но прочувствовать настоящего тайменя все-таки успел.
– Может, и больше, – не стал разочаровывать и закурил.
– Пять лет назад бросил, но по такому поводу разреши стрельнуть.
– Да ради бога.
– А вот Бога поминать всуе нежелательно.
Табориться пришлось рано. Василий поскользнулся на камне и сел на задницу, промок до трусов. Пострадали все, кроме Гены. Профессор, как ни осторожничал, умудрился попасть в яму, а сам он черпанул, пока отцеплял блесну.
Гена поставил палатку и спустился к реке обрабатывать рыбу. Никола занялся дровами, соорудил вешала для портянок, развел костер и пошел помогать геологу.
Над водой чувствовался легкий ветерок, а на берегу роилась безжалостная голодная мошка, лезла в глаза, в уши и за ворот рубахи, даже мазь не спасала. Гости постояли возле них, полюбовались уловом.
– Серьезно поработали, – хмыкнул профессор, – жаль, что я своего тайменя упустил. Никола виноват, долго за ружьем бегал. Шучу, конечно. Вась, идем сушить портянки с твоими штанами.
– А Вася-то наш никакой не ассистент, он вообще не медик, – прошептал Гена. – Я его спросил, где работает, начал юлить. Полагаю, что в КГБ. Нормальные люди никогда не скрывают, где работают, чего им таиться? Не удивлюсь, если он подгоняет Федорычу подпольных пациентов.
– Я не скрываю, что неделю назад был сапожником.
– Оригинально. Значит, и пить должен как сапожник. У меня фляжка с собой, закуски груда. Интересно, они там что-нибудь готовят? Жрать уже хочется, а работы часа на два, не меньше. Ладно, профессор, ему не только простату, но и руки экономить надо, а Васька мог бы и подключиться.
– Не переломимся, меня просили не обижать гостей.
Про ужин москвичи все-таки не забыли. Василий запек в фольге каждому по хариусу.
– Ну и где ваш стратегический запас? – потребовал профессор. – Надо помянуть моего тайменя.
– Я смотрю, Юрий Федорыч, сибиряком становитесь, – засмеялся Гена и щедро плеснул ему из бутылки.
Перед тем как выпить, профессор перекрестился. Все вешала были заняты одеждой Василия. Поужинав, гости сразу пошли спать, устали с непривычки. Профессора пошатывало. Они с Геной остались у костра – надо было сварить уху из ленковых голов и подсушить портянки. Допили остатки водки из халявной бутылки, а зажевать не успели: из палатки выскочил ошарашенный Вася и заорал:
– Спасайте Федорыча!
Из откинутого полога палатки полз вонючий дым. Спальник с профессором вытащили волоком из палатки. Он, полусонный, ничего не понимал. Пытался высвободиться из мешка, но не мог найти молнию. Василий сунул руку в палатку и выкинул дымящийся сапог.
– Кто его туда поставил? – закричал, глядя на Гену.
– Некому, кроме тебя, наши здесь еще.
– Не может быть! – поднял с травы сапог, выдернул обгоревшую портянку. – Как это получилось?!
– Слишком старательно сушил и заботливо в сапог прятал, чтобы за ночь не отволгли. И вообще-то извиниться перед связчиками не мешало бы за ложное обвинение.
Василий не ответил. Осмотрел сапог – в подъеме зияла дыра величиной с кулак.
– Как теперь рыбачить? Не ходить же целый день с мокрой ногой.
– С берега будешь кидать. Или ставь Николе коньяк, может, он и придумает, как тебе помочь.
Утром Никола отдал Василию свои сапоги, отправил гостей с Геной, а сам остался на таборе. Подъем не самое удобное место для заплатки, проматерился не меньше трех часов. Догонять пришлось долго. Первым увидел Василия. Стоял возле лодки, пытаясь выловить тайменя под скалой.
– Здесь Федорыч с Генкой здоровенных крокодилов вытащили, и у меня хватал, но сошел.
– Если укололся, значит, уже не возьмет. Поплыли дальше. Я возле того берега пару ключей слышал. Гена не проверял?
– Нет, они в боковой приток завернули.
– Давай сплаваем. Сапогами меняться здесь будем или на таборе?
– Лучше здесь. Твои великоваты, тяжело таскать.
Оказалось, что и сыроваты – успел зачерпнуть, но сознаться постеснялся.
Возле первого ключа останавливаться не стали, вдоль берега шла широкая полоса лопухов, бросать блесну да и выводить рыбину, если возьмет, неудобно. Второй ручей звенел громче. В устье образовалась продолговатая чистинка. Попробовал пальцем – вода была ледяная. Пропустил Василия вперед.
– Там должны стоять ленки. К самой воде не подходи и далеко не кидай, в траву попадешь. Они должны стоять под берегом.
Ленок взял с первого заброса. Василий вытащил рыбину к его ногам и нетерпеливо ждал, когда снимут ее с тройника. Бросил – и снова удачно. И так шесть раз подряд. И ленки словно калиброванные. Красавцы, каждый килограмма по три. Василий подтаскивал, он отцеплял. Седьмой бросок был неудачный, блесна улетела в траву. Забрал у Василия спиннинг, попробовал освободиться от зацепа – не получилось. Пришлось пройти вдоль берега и дергать под другим углом. Блесну освободил, но рыбу распугал. Василий попросил поискать новый ручей. Плыли вдоль берега, пока не увидели лодку Гены. Тот вышел из воды, чтобы вывалить тяжелую сетку с хариусами.
– Удачный сегодня день. Главное, что Федорыч трех таймешат поймал, теперь успокоится. А я жрать хочу. Вчерашних печеных хариузей надолго не хватило.
– Я бы тоже подзаправился. Пока Васька хвастается ленками, чайку сгоношим и тушенку разогреем. Двух банок хватит или каждому по штуке?
– Грей четыре.
Когда подошли москвичи, чай был уже заварен и Гена открывал тушенку.
– А это что такое? – спросил профессор, показывая на банку.
– Тушенка.
– Да вы что, мужики, пост еще не кончился.
– Какой пост, он же весной, перед Пасхой? – удивился Гена.
– Августовский. Яблочный. Человеку с высшим образованием надо бы знать.
– Так я же комсомольцем рос. И отец у меня коммунист, на фронте в партию вступил. Да вы и сами, наверное…
– Время такое было.
– Может, китайской лапшички заварить или вчерашнюю уху разогреть?
– Которая из голов? Давай, только греть не надо, заливное поем.
Василий от тушенки тоже отказался. Гена садистски выскреб свою банку у всех на глазах и принялся за вторую.
Обижать профессора не хотелось, и он сказал, что отнесет открытые банки в лодку Гены, но ложку все-таки сунул в карман.
На другой день на хариуса напал жор. Обловили два переката и боковую речку. Шел сплошной крупняк. Черные, каждый под килограмм. А после обеда как отрезало. Гена менял «мушки», профессор – блесны, и все равно не клевало. Чтобы не тратить нервы и время, он предложил искать место для табора. Довольные уловом москвичи радостно согласились. Но берега тянулись сначала болотистые, потом каменистые. А когда припустил дождик, выбирать уже не приходилось. Встали на сухом, но сильно покатом месте. В спешке поставили палатку и накрыли ее полиэтиленом. Разжигать костер было бессмысленно. А рыбу солить обязательно, иначе пропадет. Ловили вчетвером, а обрабатывать на пару. Пока солили, промокли насквозь. В палатке переоделись в сухое и выпили по стакану водки – профессор посоветовал.
Утром Гена выскочил на берег набрать воды и с кислой физиономией сообщил, что камень, лежавший вечером на сухом месте, затопило, а дождь не перестает. Надо было одеваться и топать в мокрый лес за дровами. Еще в первую ночь профессор достал из рюкзака литровую банку с крышкой и, если подпирало, журчал прямо в палатке, но в сухую погоду это даже Гену не раздражало, а в дождь нестерпимо хотелось присоединиться к его журчанию, сон пропадал, и – сколько ни крутись – приходилось вылезать из спальника.
После еды профессор достал из рюкзака Евангелие и начал читать им вслух, но света не хватало и книгу пришлось отложить.
– А рыбалки уже не будет, – обрадовал Гена, – вода поднимается. Корму с берегов намыло, рыба разбежалась по всей ширине реки. Ждать, пока спадет, времени у нас нет. Остается молиться, чтобы «вертушка» в срок прилетела.
– А что, может задержаться?
– Запросто. И на день, и на три – в авиации все возможно.
– Тогда будем молиться.
Получилось так, что молитвы профессора достучались до небес. Дождь перестал, они еще и порыбачить успели, хотя клевало слабенько, но, главное, вертолет забрал вовремя и катер поджидал у пристани. Капитан отозвал Николу и сказал, что человек из администрации вышел на связь и попросил, чтобы профессору из Москвы приготовили царский ужин.
– А почему ко мне обращаешься?
– Обрисовал, кто главный экскурсовод. У нас и банька есть, не шикарная, но после тайги сойдет.
– Баньку Юрий Федорыч обожает.
– Первый пар профессору – по чину положено.
– Карьеру сделал. Из сапожников в начальники, – засмеялся Гена, когда остались одни, потом толкнул в бок и шепнул: – Полюбуйся, мужской стриптиз начался.
На палубу выбежал профессор без трусов и крикнул:
– Вась! Посмотри у меня в сумке деревянный крестик, а то золотой грудь обжигает, он в левом боковом кармашке должен быть.
– Видишь, какая глубокая вера, даже в баню с набором крестиков идет, а ты во время поста втихаря тушенку жрешь.
Следующим пошел мыться Василий. Профессор накинул на плечи куртку, попросил стул и пристроился на корме читать вслух Евангелие. Подошел капитан, послушал, но времени у него не было, и он кивком отозвал «главного экскурсовода».
– У нас пара хорошеньких стерлядочек есть, решили подарок гостям сделать, чтобы помнили енисейских речников. Но их на всякий случай разделать надо, дорога впереди длинная. Сам справишься или матроса прислать?
– Справлюсь, дело привычное.
– Сейчас принесу, чтобы от книги тебя не отвлекать. А что за книгу он вам читает?
– Евангелие.
– Вона как! Профессор.
Капитан принес рыбу в мешке и доску. Стараясь не стучать ножом, чтобы не мешать чтению, приступил к делу. Отходы бросал за борт. Сразу же налетели чайки и устроили базар. Профессор с раздражением отложил книгу и, увидев Василия с полотенцем на плечах, крикнул:
– Тащи берданку, я им сейчас покажу.
Стрелять из тозки по мельтешащим птицам приспособиться не просто. И все-таки после пятого или шестого выстрела одна из чаек дернулась в воздухе и упала на воду, потом попыталась взлететь, но не смогла. А сестры ее продолжали свой базар.
– Попал! Молодец, Федорыч!
– Рука крепка и пальцы наши быстры. Учитесь, молодежь.
– Птичку жалко, – криво усмехнулся Гена.
На царский ужин подали стерляжью уху, малосольную осетрину и строганину из налимьей максы. Осетрина для москвичей не в новинку, пусть и в ресторанных порциях, а на катере можно не стесняться. Но больше всех восторгов досталось максе, которую пробовали впервые. Захмелевший капитан, чувствуя, что ужин удался, осмелел и приобнял профессора.
– Вы, Юрий Федорыч, передайте в свою больницу, что капитан Нестеренко умеет быть благодарным. Работа у нас нервная, от болезней никто не застрахован.
– От триппера, что ли?
– Ну, вы шутник, Юрий Федорыч! И ты, Никола, в своей администрации замолви словечко. Ежели что, всегда готов помочь.
– Никола обязательно замолвит, у него доступ к телу губернатора, – заверил Гена.
Когда вышли на воздух покурить, Василий протянул ему футляр с пилой:
– Прими, Никола, в благодарность за сапоги и особенно за «аквариум» с ленками. Незабываемое впечатление. И вообще знакомство с настоящим сибирским мужиком – это подарок судьбы. Дарю на память! – обращался к нему, а посматривал почему-то на Гену.
– Насовсем, чё ли?
– Я же сказал, дарю. Видел, с каким вожделением ты на нее смотрел и как ласково гладил.
– Спасибо! – И чуть не ляпнул, что не ожидал такой щедрости.
– Но с подругой своей на рыбалку тебя бы не пригласил – влюбится.
– У меня своя хорошая.
Свободная каюта была одна. В нее поселили гостей. Они с Геной постелили спальники в шлюпке, но ложиться не хотелось.
– Заметил, с каким аппетитом Пидорыч поглощал осетрину, забыв про пост?
– Почему Пидорыч?
– Ну, Федорыч, какая разница. Осетринка, пожалуй, скоромнее говяжьей тушенки. И как тебе стрельба по чайкам после чтения священной книги? Ханжество все это, фарисейство.
– Да ладно тебе, нормальный мужик.
– Видел я, как он вставал спиной к реке, сгибался в коленях, словно срать готовился и ждал, когда ты лодку под его задницу подгонишь.
– Пожилой человек. Меня и позвали, чтобы о нем заботился. А кому легко?
– Ваське, наверное.
– Ладно тебе. Добрым парнем оказался, пилу подарил. Если честно, не ожидал от него.
– И я не ожидал. Видимо, легко досталась, если не пожалел. Может, конфискат какой?!
На другой день дул ветер. Стоять на палубе было прохладно. Гости быстро устали от красот Енисея. Осиновский порог их не впечатлил. Василий маялся с похмелья и первый спустился в каюту. Профессора тоже на долго не хватило, забеспокоился, как бы не продуло.
– Пойду подремлю. Могучая, конечно, река, но по Волге плыть интереснее, там берега поближе, деревеньки рассмотреть можно, церквушки глаз радуют – исконная Россия. Насытился экзотикой, хочу на винтокрылую птицу.
* * *
Тулуп лично повел его знакомиться с непосредственным начальником. Маленький кабинет, заставленный по углам коробками, коробочками и рулонами, совсем не казался захламленным. Угадывалось, что при необходимости хозяин сразу достанет нужную коробку.
– Вот вам, Анатолий Петрович, столяр-краснодеревщик, введите в круг обязанностей – и можете смело запрягать. Вы же сами жаловались, что работы невпроворот.
Дождавшись, когда Тулуп выйдет из кабинета, хозяин, не вставая из-за стола, мрачно выговорил:
– Что же вы, уважаемый товарищ столяр-краснодеревщик, начинаете работу с прогулов? Не успели устроиться – и пропали на две недели.
Уверенный, что командировка была обговорена заранее, он растерялся, не зная, как оправдываться и стоит ли, чтобы не сболтнуть лишнего, но начальник не выдержал игры, засмеялся и шагнул к нему.
– Шутка. Я в курсе, кто тебя рекомендовал и где ты прогуливал. С улицы к нам не попадают.
Первое, что бросилось в глаза: аккуратный серый костюм с жилеткой, ботинки, начищенные до блеска, и очень белые зубы.
– Зовут меня Анатолий Петрович, это если при начальстве, а при работе просто Петрович. Работа у нас такая, забота наша простая. Видел по телевизору, как Рязанов в гостях у Ельцина шуруп задницей почувствовал.
– Я редко смотрю.
– Был такой прецедент. Наш губернатор пока не Ельцин, но подобного не простит. Остальное начальство – тем более. Так что бери по вечерам ключи на вахте, я распоряжусь, чтобы давали, и досконально осматривай мебель, чтобы не шаталась и не скрипела. Мебелишка-то старая, с советских времен. Каждый новый начальник, заняв кабинет, планирует ремонт, а сделать не успевает. Последнее время большая текучка кадров.
Потом провел его в рабочую каптерку познакомить с напарником, но того на месте не было. Краем глаза Никола осмотрел инструмент и удивился, что в таком солидном заведении стамеска в зазубринах, а у молотка сосновая рукоятка в потеках смолы.
– Дедушка где-то по территории ползает, – объяснил Петрович, – он у нас ветеран. Я здесь тринадцать лет, а он раньше меня устроился. Пенсию госслужащего заработал, потому что лишнего не болтает. Пункт из должностной инструкции. Но ты, как мне рекомендовали, мужик надежный. Надеюсь, сработаемся, а если еще и северной рыбкой угостишь…
– Какой базар, завтра же привезу.
Набрал большой пакет отборного хариуса и большой кусман таймешатины положил. Удивил Петровича.
Обслуживали здание человек двадцать, не больше. Электрики, компьютерщики – особые спецы со своим гонором. Напарник Данилыч с ними не дружил, ну и он, за компанию, в друзья к ним не навязывался, даже по имени знал не всех.
– Ты поосторожнее с ними, – предупредил Данилыч, – наверняка кто-то постукивает. Здесь это принято, снизу доверху, интеллигенция, так сказать.
Не верилось. Не привык он к такой осмотрительности в отношениях ни в тайге, ни на заводе. Правда, и народ там был другой. Да и здесь глухого молчания не замечалось. Вечером заглянул в ларек пива выпить, а там парень из компьютерщиков. Сам подошел. Разговорились. Он и просветил, что больше половины обитателей серого дома шарится в рабочее время по сайтам с голыми девицами. Даже дамочки не гнушаются порнухой. Или сидят перед компом с умным видом, а сами пасьянсы раскладывают. Он рассказал про это Данилычу.
– Проверяли тебя. А как парня зовут, не запомнил?
В один из понедельников Петрович позвал к себе и предупредил, что для деликатного поручения. Это означало, чтобы помалкивал. «Уж не связано ли с парнем из пивной?» – подумал он.
– Дождись вечером, когда уйдут из двадцать седьмого кабинета, и врежь новый замок.
– Заедает, чё ли?
– Заедает, и очень сильно. Человека уволили, а он продолжает ходить на работу.
– Может, надеется, что остынут?
– Не остынут. Хозяину донесли. Разорался и велел срочно заменить замок, иначе и меня погонит. Сделаешь, а утром отдашь ключи лично мне. Хочу посмотреть, как он будет возле двери психовать.
Караулил до восьми вечера. Увидел, как запирает кабинет. Солидный с кожаным портфелем и приятным, умным лицом. Ключи на вахту не сдал. Зачем ему эта игра? Важные документы наверняка давно изъяли, секретные копии снимать не с чего. Неужели хочется лишний день посидеть в высоком кресле, но, скорее всего, прячется от жены, не хочет признаваться, что выгнали. Кто их поймет, этих госслужащих! О возможных мелких командировочках Петрович предупредил еще в первые дни. При случае отправлял в квартиры больших (и не очень больших) начальников заменить кран, повесить картину или мебель передвинуть, и предупредил, чтобы на чаевые ни в коем случае не намекать, а если будут предлагать – отказываться. Да и не шибко-то предлагали. Все эти работы учитывались в премиальных, и недоработки – тоже.
Новая командировка в один день не укладывалась. Требовалось отделать лоджию в новой квартире.
– Тетка строгая и на хорошем счету. Губернатор ее ценит, шикарную квартиру в кирпичном доме дал, но отделку лоджии она забраковала. Потребовала заменить рейку на кедровую, так что материалы поедешь отбирать сам.
Ожидал увидеть суровую тетку в толстых очках, а серьезная финансистка оказалась моложавой блондинкой в юбке выше колен. Но когда привела его в лоджию и стала указывать на щели между рейками, плохо подогнанные стыки и выпавшие сучки, прорезался брезгливый начальственный голос. Пожеланий о качестве не предъявляла, уверенная, что для нее халтурить не посмеют.
– А куда старую рейку девать?
Посмотрела, не понимая, о чем спрашивают. Пожала плечами.
– На свалку, наверное.
Везти домой было ближе, чем на свалку. Обмерил свою лоджию. На стены хватало, а на потолок требовалось добавить. Когда заказывал рейку для хозяйки, как и любой мастер, брал с запасом, экономить на хозяйском материале себе дороже, всегда случается какой-нибудь строительный косяк – без резерва оставаться рискованно. Если вдруг не хватит, придется объяснять, куда потратил. Лишние вопросы, несправедливые подозрения. С запасом не наглел, но по врожденной привычке не шиковал материалом, и в конце работы остались лишние рейки. А это уже другие вопросы. Чтобы избежать ненужных объяснений, решил увезти остаток на свою лоджию. Но обсчитался. Последние штрихи в отделке всегда требуют больше времени и больше материала. Поехал домой забирать. Рейки, пролежавшие ночь в собственной квартире, казались уже своими.
– Словно от сердца отрываю, – жаловался Галке.
Хозяйка заходила с проверками каждый день, но в лоджии задерживалась минут на пять, осматривала, сдержанно хвалила, потом подолгу беседовала с электриком, который менял проводку во всей квартире. Звали его Володя. Иногда он заглядывал к нему в лоджию, смотрел на сделанное и хвалил:
– Я бы, наверное, так не смог, придется уроки у тебя брать.
Никаких уроков брать он, конечно, не собирался. Хвалил, чтобы сделать приятное, но получалось у него очень естественно. И улыбка с ямочками на щеках всегда была искренней и уместной. Красивый мужик. Подтянутый, выбритый до синевы, чем-то напоминающий комиссара Каттани из сериала «Спрут», может, поэтому и любила беседовать с ним хозяйка.
В тот день Петрович позвонил с утра и велел зайти на службу. До лоджии добрался только вечером. Еще в коридоре почувствовал запах духов хозяйки. На всякий случай, не подавая голоса, прошмыгнул к себе, но Володя сам явился к нему с початой бутылкой вискаря.
– Не составишь компанию?
– С удовольствием бы. – А ему действительно хотелось познакомиться поближе. – Но не могу, за рулем.
– Жаль. У меня сегодня настроение расслабиться. Может, зайдем в мой апартамент, покурим, там есть где присесть. Не люблю курить стоя, удовольствие не то.
Провел в комнату, где оставлял инструменты и рабочую одежду. На подоконнике стояла тарелка с дольками лимона и консервная банка с окурками. Когда выносил банку, Никола успел заметить – окурок в губной помаде. Значит, хозяйка успела навестить объект и электрик пил виски не в одиночку.
– Лоджия, смотрю, почти готова к сдаче?
– Начальство торопит. А ты разве не из нашей службы? Что-то раньше не встречал.
– Нет. Меня через задний проход провели. У хозяйкиной подруги приводил в порядок электрику, она и порекомендовала. – Сделал глоток, зажевал долькой лимона и кивнул на бутылку. – Может, все-таки примешь?
– Боюсь. Штрафы очень большие.
– Ладно. Сам никогда не настаиваю и не люблю, когда это делают другие.
– Что-то смотрю на тебя – не похож ты на простого электрика.
– Да я и не электрик. С таким же успехом и печником могу назваться. Камин не желаешь?
– Ставить некуда.
– Может, знакомые богатые имеются? А вообще-то, я радиотехник. Кончил военное училище.
– Выправка и сейчас чувствуется.
– Молодость в шинели и юность перетянута ремнем. Это на всю жизнь. Вальс, например, умею танцевать. Но армейская субординация оказалась не по характеру. Демобилизовался. Погорячился, наверное, сейчас бы уже пенсию получал. Работал в конструкторском, на военном заводе. И вроде успешно, гордились, что с Байконуром связаны. С деньгами тоже проблем не было. Существовало дурацкое мнение, что советские инженеры за сто двадцать рублей штаны протирают. Инженеры разные были. Я не протирал. В половине городских кабаков охранную сигнализацию установил. Благодаря сигнализации любые деликатесы имел по госцене. Когда магазинные полки опустели, садились с напарником в машину и ехали по окрестным деревням. Я с паяльником телевизионные внутренности врачую, а у него руки-крюки, зато язык медовый, бегает по дворам, великого мастера рекламирует. Домой возвращаемся с полным багажником сельхозпродуктов – и мясо, и сало, и мед, и сметана. Замечательный напарник был. Сам я о цене договариваться не умею, а он настоящий коммерсант. В иных деревнях, стучалось, и о ночлеге договорится с горячими вдовушками. Вроде и лысенький и пухленький, а уговаривать умел. Доярки – кровь с молоком! Но это для него вроде хобби. Первым делом самолеты, а девушки потом. Заказчика нутром чувствовал, с кого сколько потребовать, чтобы не напугать и не продешевить. Другого такого напарника не попадалось. Мне его и теперь не хватает. Но когда началась перестройка и оборонка с грамотными специалистами стала выпускать кастрюли и перестала платить зарплату, он уехал на Землю обетованную. Чем он там промышляет – понятия не имею, но, полагаю, не бедствует, иначе бы вернулся. А мне уезжать некуда. Но проблема в том, что меня без моего участия переселили в другую страну. На закате Советской власти, благодаря урокам напарника и с помощью моего паяльника я оброс блатом, как волк шерстью: что надо – достать, где требуется – утрясти. Даже в милиции свои люди были. Если впадать в подробности, не одна бутылка потребуется. Но грянул рынок – и все мои связи, которые годами создавал, рассыпались на глазах. Само понятие «блат» исчезло из человеческих отношений. Плати деньгу – и забирай что хочешь, так проще и, может быть, честнее. Но в понятии «достать по блату» была все-таки своя романтика. И так совпало, что электроника перешла на другой уровень. «Нужные люди» перестали ремонтировать отечественные телевизоры и покупают корейские. А мне куда податься? Не в челночники же? С детства внушили, что спекуляция – презренное занятие. Сначала стеснялся после работы на космос печки класть. Спрашивал себя: «Где же, Володя, твоя профессиональная гордость? Совсем опустился!» А потом как-то сложил камин, посмотрел на него и залюбовался – красавец! Не стыдиться, а радоваться надо, что руки выросли из нужного места. Выпил и понял, что всю жизнь занимался не своим делом. Пыжился, ломал голову над дурацкими схемами, гнался за престижем, а настоящего удовольствия не получал. А теперь получаю. Самое главное, что, когда протрезвел, остался при этом же мнении.
