Сергей Котов
Земля мертвых. Боги войны
Глава 4
Честно говоря, слухи про Аномалию на Новой Земле ходили давно. Равно как и слухи об огромном кальмаре, который нападает на рыбацкие лодки и сжирает людей. Или о пришельцах, которые устроили базу на одном из бывших ядерных объектов. Я даже как-то заикнулся на очередном совещании с участием проверяющих из Москвы о том, что подобные слухи носят «упорный» характер и, возможно, являются частью стратегии информационного противоборства, направленного на военнослужащих Северного флота. Мне тогда даже не ответили. Только посмотрели так, что я сразу всё понял.
Даже теперь, несмотря на обстоятельный разговор с учёными, я всё ещё надеялся на нормальное, рациональное объяснение всему происходящему. Может, радиоаппаратура сломалась, хотя кажется исправной. Мало ли, какое оружие было у ДРГ, чей снайпер застрелился у меня на глазах? Тогда, конечно, последует неприятное объяснение с учёными и их руководством насчёт секретной информации – но с этим уж как-нибудь я бы разобрался…
Надежды – надеждами, но нутром я чуял: правы научники. Мы вляпались в нечто невиданное. И что с этим делать – я пока не придумал. Однако же нужно поддерживать порядок на борту вездехода, по крайней мере до тех пор, пока не разработаем план действий. А он обязательно нужен, особенно в экстремальных обстоятельствах.
Поскольку из военных нас осталось двое, ночь вынужденно поделили на две вахты. Первую уступил Ване. Понятное дело, что парень бы не заснул сейчас, а так через четыре часа усталость своё возьмёт, и завтра он будет более-менее в норме.
Я же провалился в сон легко. Давняя привычка, сформированная в боевых условиях. Сон – это ценность.
Сон был тревожным. Мне снились руины замка. Для чего-то я должен был спуститься в подвал; там было нечто очень важное. И я пробирался туда, через завалы, через заросли странных вьющихся растений, выделяющих остро пахнущий сок. Где-то вдалеке слышался птичий крик, и я знал, что мне нужно успеть до того, как первая птица долетит до замка. Мне даже удалось попасть в подвал; тревожные птичьи крики остались снаружи. Но в тот момент, когда я должен был наконец понять, что же тут скрыто такое ценное, я проснулся.
Меня вырвало из сна тонкое пиликанье будильника на электронных часах. Конечно же, никакие смартфоны в экспедицию не допускались – поэтому я пользовался простым механизмом.
Меня должен был разбудить Ваня. Но по старой привычке я всё равно выставил будильник, с задержкой на пять минут к началу вахты, просто на всякий случай.
Я вскочил с койки. Мгновенно оделся и пулей вылетел в коридор, направляясь в оперативную рубку.
Лейтенант был тут. Я едва сдержал вздох облегчения. Ничего трагичного, к счастью, не случилось – банальный сон на посту. Да, это было очень странно: Ваня ведь готовился к поступлению в нашу академию. И даже прошёл отбор. От моей характеристики многое зависело. К тому же, как я заметил, он был ответственным и исполнительным. Что ж. Не выдержал реального стресса… объяснимо. Посмотрим, как дальше себя покажет.
– Товарищ лейтенант! – нарочито громко сказал я.
Ваня дёрнулся. Открыл глаза. Увидел меня и тут же вскочил, вытянувшись по струнке.
– Объяснитесь, – продолжил я.
– Виноват, товарищ капитан! – доложил он. – У меня нет объяснения произошедшему.
– Мы в зоне действия ДРГ противника, – продолжил я. – Вы представляете всю глубину вашего проступка?
Лейтенант чуть замялся. Опустил глаза.
– Так точно, товарищ капитан… – произнёс он, после чего набрался храбрости и добавил: – Меня даже в сон не клонило… сидел, думал справочники достать, попробовать по звёздам сориентироваться, моргнул – и слышу ваш голос…
Я постоял какое-то время молча. Чувствовалось, что парень сам растерян. Я решил, что в такой ситуации психологически давить – непродуктивно. Надо сначала во всём разобраться досконально, как следует. Уже вдохнул воздух, чтобы произнести что-нибудь ободряюще-нейтральное, но в этот момент в оперативную рубку буквально влетел Михаил. Его глаза были навыкате, пухлые губы мелко дрожали.
– Семёныч пропал! – заявил он.
– Стоп-стоп, – я выставил перед собой ладони. – С чего взяли, что он пропал? Мы на вездеходе, посреди тундры. Куда ему деваться?
– Его нигде нет! – Михаил пожал плечами. – В каюте постель смятая. Он никогда не оставлял постель незаправленной! Аккуратнейший человек! Вы… вы не знаете, но…
– Так, ладно, – кивнул я, – отставить истерику. Давайте-ка для начала осмотрим вездеход. Мало ли – может, он решил на складе заночевать? Или ищет что-то из запасов?
– Да проверял я, говорю же!
– Всё равно – нужно быть абсолютно уверенными, – настоял я.
Вездеходный комплекс был не настолько большим, чтобы проверка заняла много времени. Уже через полчаса все закоулки были осмотрены, все щели исследованы и все закутки – освещены.
Семёныч действительно пропал. Но самым странным был даже не факт исчезновения. Дело в том, что все комплекты одежды, все защитные комбинезоны, предназначенные для работы снаружи, и все снегоходы были на месте. Человек без специального снаряжения снаружи не проживёт и десяти минут!
Подумав об этом, я тут же сам полностью экипировался и, приказав лейтенанту оставаться внутри и контролировать периметр, спустил снегоход и отправился на обследование внешнего периметра.
Я взял термограф. Достаточно чувствительная вещь – обнаружит замерзающего, но живого человека даже под метровым слоем снега.
Тщательное обследование площади в радиусе, на который, по моим расчётам, мог бы удалиться от вездехода человек без защиты, заняло ещё часа полтора.
Но всё было тщетно. Семёныч просто исчез.
– Общий сбор, – скомандовал я, когда снова оказался на борту, – через пятнадцать минут в оперативной рубке.
Ваня, встречавший меня в техническом отсеке, кивнул, сказал: «Так точно!» – и убежал выполнять приказ.
Оставшиеся научники выглядели испуганными и растерянными. Я знал, что Семёныч был их неформальным лидером. А может, и формальным – у меня просто такой информации не было. В мою задачу входило обеспечение охраны и обороны экспедиции, и только.
– Он говорил что-то накануне вечером? – допытывался я. – Что-то подозрительное? Странное?
Лев и Михаил переглянулись.
– Ничего такого, – сказал Михаил. – Вы знаете, он хоть, как и все мы, понимал всё отчаяние нашего положение, но ему было скорее любопытно, чем страшно. Понимаете, с научной точки зрения это уникальная возможность… и он, скорее, был ей рад.
– Не могло быть такого, чтобы он отправился… так сказать, на исследования? – спросил я.
– Нет, – Лев помотал головой, – категорически! У нас ведь все приборы на борту, в этом нет смысла.
– Ясно, – кивнул я. Потом почесал подбородок и спросил: – А что, если он увидел нечто… скажем, настолько любопытное, что не смог устоять и выбежал наружу? Но не рассчитал силы и…
Научники переглянулись.
– Конечно, всякое возможно, – ответил Михаил, – но вы же понимаете: Семёныч – крайне рассудительный человек. Я не представляю, чтобы что-то могло его настолько вывести из равновесия… И потом – вы бы наверняка нашли… тело. Он ведь ушёл без экипировки!
– Голым, – неожиданно добавил Лев.
– В смысле – голым? – растерянно спросил Михаил.
– Его спальное белье было на постели. Я разве не сказал? – Лев поднял брови, изображая удивление.
– Так, – ответил я, ругая себя последними словами за то, что сам не осмотрел каюту Семёныча прежде, чем выбегать наружу, – может, он всё-таки переоделся? Может, у него было что-то своё из одежды, достаточно тёплое, чтобы продержаться более длительное время?
Лев развёл руками.
– А ещё он явно спешил… – продолжил рассуждать я. – Считаю, что нам стоит осмотреть базу диверсантов.
Научники промолчали.
Удивительно, но погода, можно сказать, наладилась. Температура, конечно, не поднималась выше минус двадцати, но светило солнце, а ветер разогнал тучи. Мне даже пришлось надеть защитные очки, чтобы снег не слепил.
Дорога до базы не заняла много времени. Никаких опасных трещин и впадин мы не встретили; вездеходы прочертили за собой идеально ровную колею, которую теперь медленно заносила позёмка.
– Тащ капитан, я с вами! – решился вызваться Ваня, уже забыв о проступке со сном на посту.
Взглянув на подчинённого, я решил не напоминать об инциденте. По крайней мере, не здесь и не сейчас, не при гражданских.
– Никак нет, – ответил я, – мы идём со Львом. Разумное распределение сил и средств – один научный эксперт, один военный. Мы не можем оставить вездеходы без квалифицированной охраны.
Лейтенант опустил глаза, но твёрдо ответил:
– Есть обеспечить охрану.
Я позволил себе короткую улыбку.
Внутри базы диверсантов по-прежнему было тепло. Видимо, работала автоматика. Я обругал себя, что вчера не проконтролировал этот момент. А что, если бы случился пожар? Кто его знает, как у них эта система настроена. Наверняка газовое оборудование – по-другому автономные сооружения в этих широтах не делают. Даже самые совершенные аккумуляторы тут не сильно эффективны, а дизель-генераторы слишком прожорливы.
Я сразу направился в технические отсеки, чтобы оценить состояние систем. Мы разделились. Особых рисков я в этом не видел – вчера ведь лично обошёл все отсеки. Поэтому Лев сразу направился в штабной контейнер, где могли быть документы, вызывающие интерес по его части.
Теплоснабжение базы действительно было газовым. И не только тепло – сама энергосистема работала от небольшой турбины, которую питали внушительные баллоны с пропаном, заполненные на двадцать процентов. Тепло, которое выделяла турбина, использовалось непосредственно для подогрева воздуха в системе вентиляции и очистки воздуха через специальные радиаторы. Дополнительно работали тепловые насосы, запитанные от электросети. Плюс аккумуляторы для сглаживания пиков внутреннего потребления и солнечные панели на крышах контейнеров. «Они бы ещё ветряки поставили, – подумал я, изучая силовые схемы на сенсорной панели центральной консоли системы, – чтобы уж совсем забыть про маскировку». А потом в одной из вкладок я обнаружил, что к системе действительно могли подключаться ветрогенераторы.
Исследовав меню, я обнаружил режим консервации. Если верить прогнозам компьютера, имеющихся запасов газа должно было хватить ещё на месяц поддержания минимальной плюсовой температуры во внутренних помещениях, при условии отключения основных потребителей энергии. Я поставил таймер на два часа и активировал этот режим. Времени, по моим расчётам, было более чем достаточно для детального обследования базы.
Когда я поднялся в помещение, которое у диверсантов, видимо, было аналогом оперативной рубки, Лев, разочарованно хмурясь, пытался активировать один из ноутбуков, которые стояли на столе.
– Запаролено, – констатировал он, – ничего не могу сделать.
– Секунду, – сказал я, потом взял со стола все три ноута. – Ждите здесь. По бумагам что-то интересное было? – Я кивнул на стол, где были раскиданы какие-то распечатки.
– Нет, к сожалению, – Лев покачал головой, – ничего интересного. В основном хозяйственные расчёты и сводки погоды.
Я поднялся наверх, в оружейную. Труп снайпера-самоубийцы в прошлый раз я не убрал – не было ни времени, ни желания, ребята ждали меня в вездеходе. За ночь тело окоченело, большой палец правой руки застрял в скобе винтовки. Пришлось приложить значительные усилия, чтобы его достать. Можно, конечно, было бы воспользоваться ножом и отсечь нужную часть тела – но я этого не сделал. Если честно – по суеверным соображениям. Как представил себе мертвеца, который ходит за мной с немым вопросом в тусклых глазах: «Где мой палец?», точнее: «Where is my finger?» Бр-р-р!
Но главное, что мой расчёт оправдался. Датчик сработал у второго ноута; он пискнул и разблокировался. Трогая периодически сенсорную панель, не давая ему заблокироваться вновь, я спустился вниз и подключил питание.
– Ну вот, – улыбнулся я, – дорога открыта.
Лев радостно погрузился в поиски информации, но уже через минуту разочарованно протянул:
– Файлы и папки отдельно запаролены. Сами не справимся – нужны спецы. Разве что…
– Что? – заинтересованно спросил я, склоняясь над экраном.
– Фотографии открыты, – с удивлением констатировал Лев. – Они не под паролем!
В альбоме было много личных снимков. Типичный американский дом где-то в пригороде, пожилая улыбчивая чета. Должно быть, родители погибшего. Глядя, как они машут руками тому, кто фотографировал, я ощутил что-то вроде печали. Но не слишком сильно: всё-таки их сын убил Михалыча и собирался убить меня.
Лев, тронув тачпад, прокрутил содержимое папки вниз. А вот здесь уже начиналось интересное. Монтаж контейнерной базы. Оказывается, они использовали экранолёт. Совсем новая разработка. Поэтому ПВО и система подводных микрофонов их не засекли.
Потом были фотки из тундры. Мало интересного, на мой взгляд, но пара снимков очень заинтересовала Льва.
– Похоже, среди них был контактёр, – пояснил он. – Они подбирались к границам Зоны. Возможно, даже были передачи.
Я присвистнул и спросил:
– Вы-то, кстати, знаете, где эта граница? Хотя… знали бы – мы бы тут не оказались…
– Зона – она как огонь, – сказал Лев, – точных границ нет. Есть только карты вероятностей, где можно встретить проявления. Чем ближе к эпицентру – тем вероятность выше. Но и только. Тут ведь важно не просто найти границу, а доставить контактёра в такое место, откуда он мог бы вернуться…
– Стоп, – сказал я. – Вы говорите, что мы уже внутри Зоны, так?
– Боюсь, что так, – вздохнул Лев, продолжая изучать фотографии.
– Получается, эта база тоже, да?
– Безусловно.
– И снайпер? Который в нас стрелял?
– Ну конечно!
– Значит, они знали о Зоне больше, чем мы… – Я хотел закончить мысль; сказать, что, возможно, его самоубийство не было следствием нервного срыва, а точно рассчитанным действием. Но промолчал. Потому что очень хотел ошибиться.
– А это ещё что…
Лев указал на фотографию, где кто-то из диверсантов стоял в арктическом костюме посреди руин. Это точно были развалины какого-то человеческого жилья, чего-то вроде замка. Отчётливо виднелись силуэты фундамента покоев, башен, стен и коридоров.
– Может, они по дороге где-то высаживались? Наверное, какое-нибудь древнее поселение викингов… – предположил Лев.
– Не думаю, – ответил я.
– Почему?
– Похоже, я знаю, где эти руины. Или, скорее, похожие, потому что… – Я хотел сказать, что в замке, который я мельком видел вчера, были даже уцелевшие башни. Но в этот момент Лев ещё раз прокрутил содержимое папки. И я увидел их. Башни. На более ранних снимках башня была одна. Сложенная из блоков какого-то серого камня, она выглядела органично среди руин, но, вне всякого сомнения, её конструкция была цела. Ни одной щербины в ровной кладке, разве что сам камень покрыт налётом времени: следами выветривания и соли. Потом рядом с этой башней появилась вторая. И третья. На последних снимках других людей видно не было. Я сначала не мог понять почему – но потом решил, что тот, кто делал снимки, выезжал на место один.
– Очень странно… – сказал Лев. – Можно было предположить, что они намеренно разрушают этот… замок. Но снимки идут в хронологическом порядке. Будто они двигаются обратно во времени…
– Не думаю, что это так, – сказал я.
– Вы сказали, что знаете, где это может быть? – спросил Лев, отрываясь от монитора.
– Да, – кивнул я, – видел вчера, когда уходил отсюда.
– Может, взглянем? – предложил учёный.
Я подумал секунду. Потом кивнул.
Башен в полуразрушенном замке было четыре. На одну больше, чем на снимке. Остановив снегоход, я прикрыл глаза и попытался восстановить картину, которую видел вчера. Вроде бы башен было три – но точно теперь я сказать не мог; всё-таки время прошло, да и глянул я тогда мельком.
– Четвёртая башня, да? – констатировал Лев, слезая с заднего сиденья.
Я промолчал и заглушил двигатель.
Замок был древним. Его камни не пощадил местный климат; они были рябыми от выветривания, кое-где проступала соль.
– Интересно, какому народу могла прийти мысль строить замок в таком месте? – удивлялся Лев. Похоже, учёный, поглощённый этим осязаемым феноменом, забыл то, что говорил сам; забыл, где мы находимся.
Я заглянул в одну из ям внутри контура фундамента ещё одной башни. Странно, но наносные отложения там были выбраны до самого скального основания. И даже сама скала, похоже, продолблена вниз, образуя ступенчатое углубление.
– Не уверен, что хочу это знать… – ответил я, поглядев на солнце, которое уже клонилось к закату. – Давайте пойдём отсюда. Надо придумать, что делать дальше.
Глава 5
– Конечно, мы можем попробовать вырваться, – говорил Михаил. – В конце концов, если этого до сих пор не происходило – почему бы этому не случиться впервые?
– Тем более что информация оттуда точно до нас доходит, – добавил Лев, – а иногда ещё и артефакты. И… – Он хотел добавить что-то ещё, но, похоже, вовремя спохватился, почесал подбородок и проговорил: – М-да…
Я не стал пользоваться его оплошностью и давить. Не то положение. Вся нужная информация сама всплывёт, нисколько в этом не сомневался.
– Можно на иннерциалке проложить курс, – предложил Иван, – и попробовать выйти по своим же следам.
– Интересная идея, – поддержал Лев. – Анизотропный поток может быть инвертирован при условии временнóй синхронизации хотя бы в рамках суточного цикла…
Михаил бросил взгляд на круглые настенные часы, которые висели в оперативной рубке.
– Уже не успеем, – констатировал он. – Можно на следующие сутки попытаться.
– Давайте всё же не будем откладывать, – сказал я. – Мне бы не хотелось провести ещё одну ночь вблизи этого… сооружения.
Лев и Михаил переглянулись.
– Пожалуй, вы правы, – констатировал Михаил, – лучше попробовать сейчас.
Мы двигались до заката. И я хотел наплевать на светомаскировку, включить фары и двигаться ночью. Благо горючего хватало – минимум на три дня пути, и его не приходилось экономить. А потом, вглядываясь в окрашенный закатным багрянцем горизонт, я увидел вдалеке уже знакомый силуэт. Руины и четыре башни.
Я остановил караван. Ваня сидел рядом, погружённый в чтение какого-то справочника. Почувствовав, что машина встала, он поднял глаза. Перехватил направление моего взгляда.
– Ах ты ж… – Он крепко выразился, но вовремя взял себя в руки. – Прошу прощения, товарищ капитан.
– Ничего, – кивнул я. – Совершенно с тобой согласен.
– Надо сказать научникам. Как считаете?
– Пожалуй, – кивнул я, – как раз время ужина.
За столом почти не говорили. Не о чем было. Уже под конец трапезы Лев вздохнул и выдавил из себя:
– Можно завтра попробовать. Синхронно со временем суток…
– Конечно, – кивнул я.
– И ещё катер на воздушной подушке на базе, – добавил Ваня, – если по земле не получится. Может, над морем Аномалия действует по-другому?
У меня были на этот счёт большие сомнения, но мы были не в том положении, чтобы открыто проявлять пессимизм.
– Конечно, – кивнул я, – есть и этот вариант. Катер совершенно исправен. И горючего достаточно.
– Что ж… тогда до завтра, – кивнул Михаил и вышел из-за стола.
– До завтра. – Я кивнул в ответ и добавил, обращаясь к Ване: – Сегодня первая вахта – моя.
– Так точно, товарищ капитан. Я мог бы всю ночь, чтобы…
– Отставить, – перебил я. – Действуем разумно. Сейчас это главное.
– Есть, – ответил лейтенант, убирая остатки сухпайка в мусорный контейнер.
Я поднялся в рубку управления. Покопавшись в скудной бортовой библиотеке, достал книгу. Художественную – штудировать учебники и справочники совершенно не хотелось. Даже начал читать, пытаясь следить за сюжетом, но тут мой взгляд случайно упал на часы. Время приближалось к полуночи.
Почему-то было очень тревожно, и я никак не мог понять причины этой тревоги. Начал прокручивать в голове события последних дней и факты.
И тут в голове словно что-то щёлкнуло.
Четыре спальных места на базе диверсантов. Три башни вчера. Четыре минус снайпер-самоубийца. Пропавший Семёныч. Четвёртая башня.
Я похолодел. Проглотил вдруг застрявший в горле комок.
Пятнадцать минут до полуночи. Надо успеть!
Метнувшись к аптечке, я наскоро изучил содержимое. Повезло! Снотворное было в комплекте – причём довольно сильное! Должно подействовать за десять минут максимум!
Я тут же проглотил таблетку и бегом спустился вниз.
Научники спали в своих каютах. Пришлось разбудить всех. Лейтенант тоже проснулся от поднявшегося шума.
– Мы все должны крепко спать! – объяснял я. – До рассвета как минимум!
– Я и так сплю крепко, при чём тут… – сердитым тоном ответил Лев, пожав плечами и скрестив руки на груди.
– Думаю, что Семёныч проснулся среди ночи, – сказал я, – поэтому одной башней стало больше. Понимаете?
Они всё-таки были учёными. Соображали. Долго объяснять не пришлось. Через пару секунд оба уже протягивали руки за таблетками снотворного.
– Нет, ну я всё же не понимаю, при чём тут… – Лейтенант всё ещё рассуждал вслух, не оставляя мне выбора.
– Товарищ лейтенант! Немедленно принять таблетку снотворного и отключить будильник! В своей каюте спать до естественного пробуждения! Это приказ!
– Так точно, – ответил Ваня, принимая из моих рук таблетку.
После снотворного было довольно мерзко. Не как с полноценным похмельем, конечно, но что-то вроде. Есть не хотелось. Я сидел и ковырял вилкой подогретую в микроволновке кашу из сухпайка. Сейчас, утром, моё внезапное «озарение» уже не казалось таким на сто процентов убедительным. Но научники, в конце концов, сами прислушались к моим аргументами и согласились принять лекарство.
– Доброго утра, – сказал Лев скрипучим голосом, протискиваясь через узкий дверной проём.
– Доброго, – ответил я нейтральным тоном.
– Остальные спят? – спросил он, устраиваясь рядом.
– Видимо, – кивнул я и запихнул в рот кашу.
– Ясно… – Лев достал из резервуара под столом сухпаёк, разорвал упаковку и вытащил пачку печенья. – Знаете…
Я уже приготовился выслушать претензии, но Лев, нажав на кнопку в кофейном аппарате и подставив чашку, сказал:
– Похоже, мы вам обязаны тем, что по-прежнему существуем.
– Думаете, я всё-таки был прав? – Я проглотил кашу и поднял бровь.
– Безусловно, – кивнул учёный. – Вы заметили очень важную закономерность в информационной ткани. А внутри Аномалии информация – это всё.
– Это… очень странно, – признался я.
– Нормальная, естественная реакция, – улыбнулся Лев.
– Что же это получается? Тот, кто не спит или просыпается ночью в этом месте, превращается в башню этого странного замка?
– Думаю, всё не так просто, – Лев покачал головой, взял готовый кофе и сделал глоток, – но, безусловно, исчезновение людей и восстановление того сооружения связаны. Возможно, люди погибают. Или их похищают для того, чтобы использовать информационную матрицу… Пока сложно сказать. У каждого мира, а тем более в переходном пространстве, куда мы с вами попали, своя логика. Она может быть нам совершенно чуждой, странной – но важно видеть и находить закономерности. Думаю, так больше шансов выжить.
Помолчали. Лев распечатал печенье и опустил одно в чашку с кофе. Потом откусил размокший кусок.
– Расскажите про Аномалию, – попросил я, – про Зону.
– Боюсь, что не смогу, – улыбнулся учёный. – Я тут впервые. Как и вы.
– Что она такое? – не сдавался я. – С теоретической точки зрения. У вас ведь есть теории? Не может такого быть, чтобы не было.
Лев посмотрел на дверной проём, словно убеждаясь, что никто не собирается войти в помещение. Потом ответил, почему-то понизив голос.
– Понимаете, существует несколько теорий, – сказал он, – а мои коллеги придерживаются традиционного видения.
Он сделал паузу, видимо, ожидая какой-то поощрительной реплики с моей стороны. Но я просто улыбнулся и кивнул.
– После создания теории всего на основе принципа информационного квантования появилось несколько интерпретаций экстремальных эффектов при информационной сингулярности. Та, которой придерживаются коллеги, если сильно упростить, заключается в том, что вся информация, когда-либо и где-либо организованная внутри горизонта событийной сингулярности нашей Вселенной, может быть доступна при локальной реализации эффектов информационного экстремума.
– В Зоне, – сказал я.
– В Зоне, – согласился Лев. – Однако лично я являюсь сторонником многомировой интерпретации.
Он снова сделал паузу, внимательно глядя мне в глаза.
– Поясните, – не выдержал я.
– Информационную конструкцию, лежащую в основе привычного нам мира, можно сравнить с операционной системой, – продолжил учёный, – в которой нечто может возникнуть только после определённой работы программ, производящих информацию. При этом сама суть работы этой системы анизотропна. Вы понимаете, о чём это?
– Вы о том, что раньше называлось термодинамикой, – ответил я.
– Совершенно верно, – кивнул Лев. – И в этом случае эффекты, доступные в Зоне, могут объясняться только существованием параллельных информационных систем.
– Это всё очень интересно, – сказал я, пожимая плечами, – но, к сожалению, любая из теорий никак не поможет нам разобраться в происходящем.
– Отнюдь, – хитро улыбнулся Лев.
– Поясните.
– Традиционный подход предполагает, что логика информационного экстремума будет в целом подчиняться привычной и понятной логике нашего мира, в котором мы все существуем, с поправкой на сложность информации, – ответил Лев. – Тогда как многомировая интерпретация предполагает существование информационных систем, кардинально отличающихся от нашей. С точки зрения обывателя даже близкие информационные структуры – миры – могут значительно отличаться рутинной логикой. И открытая вами закономерность косвенно подтверждает именно эту теорию. Хотя, конечно, оппоненты мне могли бы возразить, что эта закономерность – проявление некой совершенной технологии, цели использования которой мы пока просто не в состоянии постичь. – Лев сардонически усмехнулся и развёл руками, как бы демонстрируя всю нелепость подобного предположения.
Словно в ответ на его жест в столовую вошёл Михаил.
– Утро, коллеги, – кивнул он. – О чём это вы тут?
– Обсуждаем своевременное наблюдение Сергея, – ответил Лев, – которое, вероятно, спасло нам жизни.
– Так-то оно так, – вздохнул Михаил, – но вы же понимаете, что это означает?
Мы со Львом переглянулись; Лев опустил взгляд.
– Понимаете, Сергей, – сказал Михаил, наливая себе кофе, – контактёр всегда, в обязательном порядке должен быть учёным. У нас это почётное место занимал, как вы догадываетесь, Семёныч. Но целью экспедиции не был контакт как таковой – он поехал, потому что была вероятность позитивного резонанса. Мы же должны были расследовать то, что произошло с группой строителей. А вы тут находитесь потому, что какие-то параноики в вашем штабе решили, что ситуация со строителями могла быть результатом работы диверсантов Западного блока. И это, конечно же, было большой ошибкой.
– Наши параноики оказались правы, – заметил я.
– Да. Вот только диверсантов мы обнаружили уже внутри Зоны, – вздохнув, ответил Михаил, – а дорогу сюда пробил военный, а не учёный. Со всеми вытекающими.
– О чём это он? – растерянно спросил я у Льва.
Лев вздохнул. Неодобрительно посмотрел на коллегу. Потом всё-таки ответил:
– Огромное значение для получения информации имеет направленность личности контактёра, – ответил он.
– Он получает то, что на самом деле хочет, – продолжил Михаил. – Учёный – знания. То, что может получить военный, можно себе представить…
– У нас нет точных данных, в Японии эта информация строжайше засекречена, – добавил Лев, – но те разрозненные кусочки данных, что до нас дошли, говорят однозначно: контактёрами должны быть мирные люди. Иначе последствия будут…
– Но постойте! – перебил я. – Все страны используют полученные знания для создания оружия! Это прежде всего! Не проще было бы…
– Знания – это не только технологии, – в свою очередь перебил меня Лев, – это ещё и, скажем… этическая система. Понимаете?
Кажется, я действительно понял.
– И мы попали в тот вариант Зоны, который нужен военному. А не учёному, – добавил Лев.
– Но почему? Нас ведь было поровну! Военных и учёных.
– Вот эта ерунда с башнями, – грустно улыбнулся Лев, – такое учёному точно не доступно.
