На странице 42 мистер Резун пытается преуменьшить роль Г.К. Жукова в разгроме 6-й японской армии на реке Халхин-Гол:
«Я знаю, что вы намерены возразить: да, Жуков – садист, да, Жуков расстреливал своих солдат и офицеров на Халхин-Голе не только ради наведения порядка, но и в свое удовольствие, однако какую операцию провел!
Согласен. Операция действительно блистательная. Но обратим внимание на неприметную деталь. Давайте вспомним, кто был у Жукова начальником штаба на Халхин-Голе?»
На странице 44 автор сообщает имя начальника штаба 57-го особого корпуса:
«Жуков на Халхин-Голе не требовал для себя лучшего начальника штаба, ибо знал: Богданов – именно тот, кто ему нужен, лучшего не бывает. А вот когда пришла пора славу делить, то у Жукова словно случился провал в памяти».
И на странице 51 английский мистер делает вывод:
«Истинная роль Жукова в сражении на Халхин-Голе преувеличена».
И далее, на странице 52 он утверждает:
«Если я не прав, товарищи поправят, но предполагаю, что планы разгрома 6-й японской армии на реке Халхин-Гол были разработаны без Жукова».
Но в том-то и дело, что командующий не должен единолично составлять планы разгрома противника. Этим должен заниматься штаб с начальником штаба во главе. Это мистер Резун сам и подтверждает на страницах 46–47, опровергая свой вывод на 51-й странице:
«Разработка плана разгрома целой японской армии – дело непростое. Нужно собрать и обработать огромное количество данных, уяснить обстановку, принять решение и сформулировать замысел разгрома. Кроме того, надо спланировать действия всех частей и соединений, организовать разведку и охранение, обеспечить взаимодействие всех со всеми, разработать боевые приказы и четко поставить задачи всем участникам операции. Нужно организовать систему связи, подготовить средства скрытого управления войсками. Нужно организовать систему огня и бесперебойное снабжение войск боеприпасами, топливом, саперным, медицинским и прочим имуществом, продовольствием и прочая, и прочая.
Если все это Жуков готовил сам, значит, он был плохим командиром. Разрабатывать планы должен штаб. Понятно, штаб делает это под руководством командира. Но командир не должен подменять собой начальника штаба. Если командир выполняет работу чужую, значит, у него не остается ни сил, ни времени выполнять работу собственную.
Разработкой плана в любом штабе занимается оперативный отдел. Все остальные отделы штаба работают в его интересах. Если командир составляет планы сам, а начальник штаба и начальник оперативного отдела штаба бездельничают, значит, командир не смог организовать работу подчиненных».
А в книге «Ледокол» 1995 года издания заламаншский мистер утверждал обратное:
«Жуков сам работал напряженно и никому не позволял расслабляться. Ранее, летом 1939 года, Жуков, тогда еще в ранге комкора, появился на Халхин-Голе. Он лично ознакомился с обстановкой, быстро составил планы и начал интенсивно их осуществлять»[18].
И в книге «День М» английский мистер сообщает о блистательном проведении Г.К. Жуковым операции по разгрому японских агрессоров в Монголии на реке Халхин-Гол:
«Операция на Халхин-Голе блистательна в замысле и в исполнении. Жуков рисковал. Но риск себя оправдал»[19].
В книге «Очищение» автор рассказывает о Белорусской наступательной операции:
«Генерал армии К.К. Рокоссовский мог спорить не только со Сталиным одним, но со Сталиным и его окружением. Ситуация: май 1944 года, готовится самая мощная операция Второй мировой войны и всей человеческой истории – Белорусская наступательная. Сталин и два его заместителя, Жуков и Василевский, все обдумали, все взвесили, все спланировали. Теперь вызывают по одному командующих фронтами и ставят им задачи. Очередь генерала Рокоссовского. А у Рокоссовского свое собственное решение, лучшее, чем решение Сталина-Жукова-Василевского. Но уж очень необычное.
…И Рокоссовский действует.
Действует блистательно.
Свидетельствует генерал-лейтенант Зигфрид Вестфаль: “В течение лета и осени 1944 года немецкую армию постигло величайшее в ее истории поражение, превзошедшее даже сталинградское. 22 июня русские перешли в наступление на фронте группы армий «Центр»… Эта группа армий была уничтожена. В связи с разгромом группы армий «Центр» в Прибалтике оказалась отрезанной группа армий «Север»” (Роковые решения. С. 257–258).
Свидетельствует генерал-полковник Гейнц Гудериан: “Разгром начался 22 июня. В первый день 25 немецких дивизий попросту исчезли… Не только группа армий «Центр», но и группа армий «Север» попали в катастрофу” (Panzer Leader. S. 352).
…Уже на второй день Белорусской наступательной операции Сталин понял, что решение Рокоссовского было не просто великолепным, но гениальным. Уже через неделю после начала Белорусской наступательной операции 29 июня 1944 года генерал армии Рокоссовский получил бриллиантовую звезду Маршала Советского Союза. Но и этого Сталину показалось мало, и 30 июля Маршал Советского Союза Рокоссовский получает свою первую Золотую Звезду Героя Советского Союза. Сталин не дал ему Золотой Звезды ни за Смоленск, ни за Москву, ни за Сталинград, ни за Курск. (Хотя и следовало бы.) Но блеск Рокоссовского в Белорусской операции (вопреки Сталину, Жукову и Василевскому!) затмить было уже нельзя. Это кандидат командовать Парадом Победы.
Рокоссовский во время подготовки Белорусской наступательной операции, во время ее проведения, во всех остальных оборонительных и наступательных операциях – это мудрость, инициатива, храбрость»[20].
А здесь английский мистер почему-то «забывает» назвать имя начальника штаба 1-го Белорусского фронта, которым командовал генерал армии К.К. Рокоссовский. А звали его Малинин Михаил Сергеевич. Звание – генерал-полковник.
Странно получается у мистера Резуна. Когда ему выгодно, он сообщает имя начальника штаба, а когда не выгодно – не сообщает.
В этой главе мистер Резун пишет про «звонки»:
Страница 60: «Жуков рассказывает, что Сталин не хотел давать Гитлеру повода к войне. А тут не повод, тут причина. Германские стратеги видели угрозу со стороны советского флота на Балтике и искали способы ее нейтрализации».
Еще раз страница 60: «Однако победа в Финляндии была вторым звоночком Гитлеру: Сталин подбирается к шведской руде. Красная Армия по приказу Сталина прорвала финские укрепления и остановилась. Финляндия без укреплений беззащитна».
Страница 64: «Летом 1940 года Сталин присоединяет к Советскому Союзу Эстонию, Латвию и Литву, создает на их территории Прибалтийский особый военный округ и основные силы этого округа сосредотачивает на границе с Восточной Пруссией. С точки зрения подготовки страны к обороне в случае возможного нападения Германии такие действия – огромная ошибка».
Страница 66: «Оккупация Прибалтики Красной Армией имела смысл только в случае, если замышлялась наступательная война против Германии. Красная Армия вышла прямо на германскую границу и вынесла свои аэродромы на самый передний край. С аэродромов Литвы можно было поддерживать наступление советских войск до самого Берлина. Вдобавок советский флот получил военно-морские базы в Таллине, Риге, Лиепае. Туда немедленно были перемещены главные силы флота и запасы. От Лиепаи до путей, по которым идут караваны с рудой, никелем и лесом, рукой подать. Удар отсюда мог быть внезапным и сокрушительным.
А Гитлеру – третий звоночек».
Для Гитлера все эти действия руководителей Советского Союза не были неожиданностями («звоночками»), потому что 23 августа 1939 года между Германией и СССР был подписан пакт о ненападении Молотова-Риббентропа. В дополнительном протоколе к этому пакту указывалось:
«1. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению Виленской области признаются обеими сторонами»[21].
На Тегеранской конференции руководителей трех союзных держав – СССР, США и Великобритании, состоявшейся 28 ноября – 1 декабря 1943 года, претензии Советского Союза на территории Западной Украины, Западной Белоруссии, Прибалтики, Карелии и части Восточной Пруссии были признаны обоснованными и законными:
«Черчилль. Теперь я хотел бы снова вернуться к польскому вопросу, который мне кажется более срочным, ибо поляки могут наделать много шуму. Я хотел бы зачитать следующее свое предложение по польскому вопросу. При этом я не прошу соглашаться с ним в том виде, как оно мною составлено, так как я сам еще не принял окончательного решения.
Мое предложение гласит:
“В принципе было принято, что очаг польского государства и народа должен быть расположен между так называемой линией Керзона и линией реки Одер, с включением в состав Польши Восточной Пруссии и Оппельнской провинции. Но окончательное проведение границы требует тщательного изучения и возможного расселения населения в некоторых пунктах”.
Сталин. Русские не имеют незамерзающих портов на Балтийском море. Поэтому русским нужны были бы незамерзающие порты Кенигсберг и Мемель и соответствующая часть территории Восточной Пруссии. Тем более что исторически – это исконно славянские земли. Если англичане согласны на передачу нам указанной территории, то мы будем согласны с формулой, предложенной Черчиллем.
Черчилль. Это очень интересное предложение, которое я обязательно изучу.
…Рузвельт. В Соединенных Штатах может быть поднят вопрос о включении Прибалтийских республик в Советский Союз, и я полагаю, что мировое общественное мнение сочтет желательным, чтобы когда-нибудь в будущем каким-то образом было выражено мнение народов этих республик по этому вопросу. Поэтому я надеюсь, что маршал Сталин примет во внимание это пожелание. У меня лично нет никаких сомнений в том, что народы этих стран будут голосовать за присоединение к Советскому Союзу так же дружно, как они сделали это в 1940 году»[22].
Уинстон Черчилль в своей книге «Вторая мировая война» также согласен с тем, что территории Западной Украины, Западной Белоруссии, Прибалтики, Карелии и Восточной Пруссии должны входить в состав СССР:
«Согласно протокольной записи, я после этого сказал Идену несколько подчеркнуто, что я не собираюсь расстраиваться из-за передачи части территории Германии Польше или же из-за Львова. Иден сказал, что если маршал Сталин примет за основу линию Керзона и линию Одера, то это может послужить началом.
В этот момент Молотов представил русский вариант линии Керзона и текст радиограммы лорда Керзона, в которой перечисляются названия всех пунктов. Я спросил, будет ли Молотов возражать против передачи полякам района Оппельна. Он ответил, что едва ли.
Я сказал, что со стороны поляков будет благоразумно принять наш совет. Я не намерен поднимать шум из-за Львова. Обращаясь к маршалу Сталину, я добавил, что, как мне кажется, между нами нет особых разногласий в принципе. Рузвельт спросил Сталина, считает ли он возможным переселение жителей на добровольной основе. Маршал ответил, что, вероятно, это будет возможно.
На этом мы пока что оставили обсуждение вопроса о Польше»[23].
Об условиях перемирия Советского Союза и Финляндии Уинстон Черчилль сообщает:
«Затем разговор перешел на территориальные детали: Выборг (“О Выборге нечего и говорить”, – сказал Сталин); Карельский перешеек; Ханко. “Если уступка Ханко вызывает трудности, – сказал Сталин, – я готов взять взамен Петсамо”. “Справедливая мена”, – заметил Рузвельт.
Я сказал, что англичане хотят, во-первых, чтобы Россия была довольна своими границами и, во-вторых, чтобы финны были свободными и независимыми и жили, как сумеют, в этих весьма неудобных районах.
…Сталин согласился, но сказал, что он не может отказаться от нескольких условий:
1. Восстановление договора 1940 года.
2. Ханко или Петсамо (здесь он добавил, что Ханко был предоставлен Советскому Союзу в аренду, но что он предложит взять Петсамо).
3. Компенсация натурой до 50 % причиненного ущерба. Вопрос о количествах можно будет обсудить позднее.
4. Разрыв с Германией.
5. Высылка немцев.
6. Демобилизация.
Насчет компенсации я ответил, что ущерб причинить легко, но возместить его очень трудно, и что для всякой страны плохо оказаться данником другой.
…Президент Рузвельт сказал, что он готов поддержать все, что было сказано (против возмещений в крупных масштабах).
…Мы добились смягчения условий для Финляндии, которые в целом остаются в силе и по сей день»[24].
На Крымской конференции руководителей трех союзных держав – СССР, США и Великобритании, проходившей в Ялте 4-11 февраля 1945 года, была утверждена и советско-польская граница по линии Керзона. Таким образом, оккупированные Польшей в 1921 году Западная Украина и Западная Белоруссия окончательно вошли в состав СССР:
«Главы трех правительств считают, что восточная граница Польши должна идти вдоль линии Керзона с отступлениями от нее в некоторых районах от пяти до восьми километров в пользу Польши»[25].
«Линия Керзона» – условное наименование линии, рекомендованной 8 декабря 1919 г. Верховным советом союзных держав в качестве восточной границы Польши. При выработке «линии Керзона» в основу было положено решение делегаций главных союзных держав, считавших необходимым включить в состав территории Польши лишь этнографически польские области. 12 июля 1920 г. английский министр иностранных дел Керзон обратился к советскому правительству с нотой, в которой в качестве восточной границы Польши наметил линию, одобренную Верховным советом союзных держав в 1919 г. В ноте Керзона говорилось: «Линия эта приблизительно проходит так: Гродно – Яловка – Немиров – Брест-Литовск – Дорогуск – Устилуг, восточнее Грубешова, через Крылов и далее западнее Равы-Русской, восточнее Перемышля до Карпат»[26].
Черчилль также сообщает о том, что требования Советского Союза на Западную Украину и Западную Белоруссию были обоснованными и законными:
«Когда мы собрались снова 8 февраля, Рузвельт прочел свои новые предложения, основанные на проекте Молотова. “Нет никаких возражений, – сказал он, – против советского предложения, чтобы восточная граница Польши проходила по линии Керзона с изменениями в пользу Польши в некоторых районах на 5–8 километров”. Таким образом, имелся, по крайней мере, один вопрос, по которому мы могли все согласиться»[27].
На Берлинской (Потсдамской) конференции руководителей трех союзных держав – СССР, США и Великобритании, проходившей 17 июля – 2 августа 1945 года, Советскому Союзу была передана часть Восточной Пруссии:
«Конференция рассмотрела предложение Советского Правительства о том, чтобы впредь до окончания решения территориальных вопросов при мирном урегулировании прилегающая к Балтийскому морю часть западной границы СССР проходила от пункта на восточном берегу Данцигской бухты к востоку – севернее Браунсберга – Гольдапа к стыку границ Литвы, Польской Республики и Восточной Пруссии.
Конференция согласилась в принципе с предложением Советского Правительства о передаче Советскому Союзу города Кенигсберга и прилегающего к нему района, как описано выше»[28].
На 65-й странице мистер Резун выдвигает «гениальное» предложение:
«Скептики возражают: если бы Сталин не оккупировал Прибалтику, то Гитлер мог захватить ее без войны, просто введя туда войска, как в свое время в Чехословакию.
На такую возможность был ответ. Надо было ясно и четко объяснить Гитлеру, что в ответ на попытки ввести германские войска в Прибалтику Советский Союз без предупреждения начнет топить на Балтике транспорты с рудой и лесом, минировать подходы к германским портам, бомбить Берлин, а на территорию государств Прибалтики бросит интернациональные бригады и миллионы советских добровольцев».
Очень «мудро». То есть английский мистер предлагает Советскому Союзу ввязаться в войну с Германией для того, чтобы Германия и СССР ослабили друг друга, а Франция и Англия стали победителями, как и в Первой мировой войне:
«А когда Гитлер истощится в войне против Советского Союза, Британия и Франция воспользуются ситуацией: в их интересах удушить Германию, как опасного конкурента, и снова наложить на нее контрибуции»[29].
Политика Советского Союза всегда была миролюбивой. Но вместе с тем И.В. Сталин знал, что страны Запада непременно развяжут войну. 30 марта 1925 года он говорил:
«А что война неизбежно начнётся и что они там обязательно передерутся, в этом не может быть сомнения, если иметь в виду природу и развитие империализма»[30].
Поэтому СССР обязан быть готовым к войне, но вступить в неё должен был последним. В своей речи на пленуме ЦК РКП(б) 19 января 1925 года И.В. Сталин говорил:
«Наше знамя остаётся по-старому знаменем мира. Но если война начнётся, то нам не придётся сидеть сложа руки, – нам придётся выступить, но выступить последними. И мы выступим для того, чтобы бросить решающую гирю на чашку весов, гирю, которая могла бы перевесить»[31].
Да и мистер Резун в книге «Ледокол», цитируя И.В. Сталина, сообщает, что Советский Союз всячески оттягивал свое вступление в войну:
«Но Сталин не хотел сам начинать войну и быть ее участником с первого дня: «Нам придется выступить, но выступить последними, мы выступим для того, чтобы бросить решающую гирю на чашу весов, гирю, которая могла бы перевесить»[32].
На страницах 66–67 заламаншский автор вещает:
«Но при чем тут Жуков?
А вот при чем. Жукова часто изображают гениальным стратегом: бросил взгляд на карту и понял всю стратегическую ситуацию. Так вот, если бы Жуков был стратегом, то он должен был видеть эти нити: в Германию из Швеции идет лес и железная руда, из Финляндии – лес и никель. Жуков должен был во время встреч со Сталиным указать на ненормальность ситуации. Если мы намерены перекрыть поставки леса, никеля и железной руды в Германию, то должны делать это немедленно. А если такого намерения нет, тогда надо было отвести угрозу от рудников и портов вероятного противника».
И следующим предложением мистер Резун себя опровергает:
«В 1939-40 годах Жуков по своему служебному положению не должен был заниматься Финляндией, Швецией, Балтийским морем».
Г.К. Жуков не присутствовал на подписании пакта о ненападении Молотова-Риббентропа, поэтому он не знал и не мог знать о политических договоренностях между СССР и Германией в отношении Карелии. А вот что пишет сей раздатчик «ценных» советов в книге «Очищение» по этому поводу:
«Много себе товарищ позволял… Каждый сверчок знай свой шесток. Крайне неосмотрительно заместителю наркома обороны влезать в дела, которые в его компетенцию не входят, в дела, в которые ему по рангу влезать не положено.
…Как говорят у нас на Украине, поперек батька в пекло полиз.
Если подчиненный не понимает замысла командира, если ему, кроме того, не хватает ума молчать, когда его совета не просят, то такого подчиненного следует убирать. Просто для того убирать, чтобы он впредь своим недомыслием не тормозил выполнение плана»[33].
Вот и получается, что «просто любитель военной истории»[34] в одной книге имеет такое мнение, а в другой книге – противоположное.
«Выдающийся историк, писатель и военный аналитик» на 66-й странице заявляет о том, что СССР обязался защищать Монголию в августе 1939 года:
«В августе 1939 года позиция Советского Союза была объявлена четко и ясно: территорию Монголии мы будем защищать от японской агрессии как свою собственную. И защитили! Эта позиция была правильно понята во всем мире, в том числе и в Японии. В результате этой решительности и твердости нападение Японии на Советский Союз было предотвращено».
Маршал Советского Союза Г.К. Жуков опровергает «любителя военной истории» и сообщает, что Советский Союз обязался защищать территорию Монголии по договору от 12 марта 1936 года:
«Японские войска внезапно вторглись в пределы дружественной нам Монголии, которую советское правительство договором от 12 марта 1936 года обязалось защищать от всякой внешней агрессии»[35].
На 69-й странице мистер Резун пишет:
«Предстояло Бессарабию отбить у Румынии точно так, как Гитлер отбил Судеты у Чехословакии. Если Румыния откажется Бессарабию вернуть, следовало Румынию сокрушить».
Обращаю внимание на слово ВЕРНУТЬ. После Первой мировой войны и революции Россию растаскивали на части. И Румыния с Польшей в том числе. В 1918 году Румыния захватила и оккупировала Бессарабию. Если же Советский Союз решил вернуть свои земли, то мистер Резун эти действия считает агрессией. В книге «Ледокол» автор вопрошает:
«Почему мы используем по отношению к нему другие стандарты?»[36]
А почему ВСЕГДА по отношению к Советскому Союзу мистер Резун использует другие стандарты? Тем более в книге «Святое дело» он объясняет законность действий Советского Союза в предвоенный период:
«Финляндия, большая часть Польши, Эстония, Литва, Латвия, Бессарабия в свое время входили в состав Российской империи. После крушения империи они Москве не подчинялись. На начальном этапе Второй мировой войны Советский Союз попытался все эти земли вернуть под свой контроль»[37].
В книге «Последняя республика» заламаншский фальсификатор вопрошает:
«Зачем повторять? Чтобы все усвоили. Надо один раз сказать, потом в другом месте повторить. Тогда тетя с французского телевидения запомнит»[38].
На странице 69 автор сообщает об особенности нервной системы Г.К. Жукова:
«4 июня 1940 года Жуков получил звание генерал армии. В то время – пять звезд.
7 июня приказом НКО № 2469 генерал армии Жуков был назначен командующим войсками Киевского особого военного округа.
8 июня генерал армии Жуков садится в поезд на Киевском вокзале Москвы… и плачет».
На той же 69-й странице он второй раз повторяет:
«Провожающих было достаточно. Жуковский плач видели, и многие потом допытывались о причине слез».
В третий раз на 69-й странице:
«Тут надо заметить, что биографы Жукова уделяют недостаточно внимания этой черте характера величайшего полководца – его невероятной плаксивости».
Четвертый раз на 69-й странице:
«В трудные моменты Жуков облегчал душу плачем».
На 70-й странице он в пятый раз повторяет:
«И вот загадка психологам: самый жестокий полководец в мировой истории время от времени не мог сдержать слез на публике».
В шестой раз на 70-й странице он повторяет:
«Как сопоставить самый жестокий полководец в мировой истории время от времени не мог сдержать слез на публике».
Седьмой раз на 70-й странице:
«Как увязать образ плачущего слюнтяя с легендами о якобы твердом характере Жукова?»
Из аттестации С.М. Будённого на помощника инспектора кавалерии РККА тов. Жукова:
«…2. Политически развит вполне удовлетворительно, твердый и выдержанный член партии. Задачи партийно-политической работы в РККА усвоены. Не имея академического образования, много работает над своим личным военным и политическим развитием»[39].
На 70-й странице в восьмой раз:
«Плач Жукова на Киевском вокзале Москвы 8 июня 1940 года не был забыт и через много лет, потому великий полководец после войны был вынужден объяснить причину горьких слез».
На 71-й странице английский мистер в девятый раз повторяет:
«Получается, что гениальный Жуков плакал о жертвах грядущей войны, словно уже в начале июня 1940 года знал, какая идея придет в голову Гитлера через полтора месяца».
На 71–72 странице десятый повтор:
«И как понимать поведение Жукова? За год до войны он все уяснил, понял и даже поплакал о грядущих жертвах…»
На 72-й странице мистер Резун в одиннадцатый раз повторяет:
«В 1940 году Жуков плачет о жертвах грядущей войны…»
На странице 85 двенадцатый повтор:
«Вспомним, как после войны Жуков объяснял свои слезы при отъезде из Москвы в Киев».
На странице 85 он в тринадцатый раз повторяет:
«Если ты знаешь, что война неотвратимо надвигается, если знаешь, что готовность к войне не соответствует современным требованиям, выскажи это. О чем думаешь, о чем плачешь, о том и скажи. Ну хоть заплачь перед Сталиным, в конце концов, как плакал на вокзале 8 июня 1940 года!»
На странице 87 мистер Резун в четырнадцатый раз повторяет о слезах:
«Мы видели горестного Жукова, который еще в июне 1940 года, подобно плачущей Ярославне, скорбел о жертвах грядущей войны».
На той же 87-й странице видим пятнадцатый повтор:
«После войны Жуков объяснял свои слезы при отъезде в Киев в июне 1940 года весьма возвышенно: “Я окончательно укрепился в мысли, что война близка, она неотвратима… Но какая она будет, эта война? Готовы ли мы к ней? Успеем ли мы все сделать?” Это он рассказывал нам после драки».
На странице 104 автор в шестнадцатый раз повторил:
«Вывод у меня вот какой: в июне 1940 года, уезжая в Киев, Жуков плакал не оттого, что предчувствовал великие беды. Причина другая. После разгрома 6-й японской армии на Халхин-Голе он рассчитывал получить высокий пост в Москве, а его в Киев отправили. Как тут не заплакать? Вот объяснение его горю».
Мистер Резун шестнадцать раз повторяет этот эпизод, для того чтобы все усвоили и запомнили. «Надо один раз сказать, потом в другом месте повторить. Тогда тетя с французского телевидения запомнит». И так шестнадцать раз давит на эмоции.
Авиаконструктор А.С. Яковлев свидетельствует:
«Супрун, сильный мужчина, заплакал и, не глядя на товарищей, ушел с собрания»[40].
О летчике, дважды Герое Советского Союза Степане Павловиче Супруне мистер Резун упоминает в книге «Святое дело»:
«Напомню названным серьезным историкам и столь же серьезным полководцам, что Ме-209 в свое время был детально изучен советскими авиационными конструкторами. На нем летали наши славные летчики-испытатели, среди них С.П. Супрун. То были другие люди. Они знали авиацию, они ее любили»[41].
Да и сам мистер Резун сообщает о себе в книге «Беру свои слова обратно»:
«Самому себя жалко – получается, что к нормальной жизни я полностью не готов. Пишу и плачу…»[42].
Мужчины не только огорчаются, но и плачут.
На 71-й странице заламаншский «историк» удивляется:
«Удивительно и другое. В беседах со Сталиным, Калининым и другими членами Политбюро Жуков “окончательно укрепился в мысли, что война близка, она неотвратима…”. Выходит, что еще до бесед с товарищем Сталиным и другими товарищами, то есть до прибытия в Москву в апреле 1940 года, Жуков уже знал, что будет война с Германией, и беседы со Сталиным и другими членами Политбюро лишь окончательно убедили Жукова в правильности этой мысли. Следовательно, и товарищ Сталин, и другие товарищи стояли на той же точке зрения еще за год до германского вторжения: они знали, что война с Германией неотвратима, задолго до того, как у вождей Германии созрели планы нападения на СССР».
Г.К. Жуков и весь советский народ уже в марте 1939 года знали о том, что Вторая мировая война началась. И.В. Сталин в Отчетном докладе на XVIII съезде партии о работе ЦК ВКП(б) 10 марта 1939 года говорил:
«Вот перечень важнейших событий за отчётный период, положивших начало новой империалистической войне. В 1935 году Италия напала на Абиссинию и захватила её. Летом 1936 года Германия и Италия организовали военную интервенцию в Испании, причём Германия утвердилась на севере Испании и в испанском Марокко, а Италия – на юге Испании и на Балеарских островах. В 1937 году Япония, после захвата Маньчжурии, вторглась в Северный и Центральный Китай, заняла Пекин, Тяньцзин, Шанхай и стала вытеснять из зоны оккупации своих иностранных конкурентов. В начале 1938 года Германия захватила Австрию, а осенью 1938 года – Судетскую область Чехословакии. В конце 1938 года Япония захватила Кантон, а в начале 1939 года – остров Хайнань.
Таким образом, война, так незаметно подкравшаяся к народам, втянула в свою орбиту свыше пятисот миллионов населения, распространив сферу своего действия на громадную территорию – от Тяньцзина, Шанхая и Кантона через Абиссинию до Гибралтара.
После первой империалистической войны государства-победители, главным образом Англия, Франция и США, создали новый режим отношений между странами, послевоенный режим мира. Главными основами этого режима были на Дальнем Востоке – договор девяти держав, а в Европе – Версальский и целый ряд других договоров. Лига Наций призвана была регулировать отношения между странами в рамках этого режима на основе единого фронта государств, на основе коллективной защиты безопасности государств. Однако три агрессивных государства и начатая ими новая империалистическая война опрокинули вверх дном всю эту систему послевоенного мирного режима. Япония разорвала договор девяти держав, Германия и Италия – Версальский договор. Чтобы освободить себе руки, все эти три государства вышли из Лиги Наций.
Новая империалистическая война стала фактом»[43].
На 71-й странице английский фальсификатор врет:
«В июне 1940 года ни Гитлер, ни его генералы не имели ни намерений, ни планов нападения на Советский Союз».
Гитлер имел намерения напасть на Советский Союз еще 22 августа 1939 года, и германские генералы об этом знали. В своем выступлении на секретном совещании высшего генералитета вермахта в Оберзальцберге 22 августа 1939 года Гитлер заявил:
«А впрочем, господа, с Россией ведь проделывается то же самое, что я уже освоил на примере Польши! После смерти Сталина, а он – тяжелобольной человек, мы разгромим Советский Союз. Тогда забрезжит заря германского господства на всем земном шаре.
Ведение новой войны соответствует установлению новой границы. Вал от Ревеля, Люблина, Кошице до устья Дуная. Остаток получают русские. Риббентропу дано указание делать любое предложение и принимать любое требование русских.
Я дам пропагандистский повод к развязыванию войны – безразлично, правдоподобен он или нет. Победителя потом не спрашивают, говорил он правду или же нет. Когда нападают и ведут войну, дело не в праве, а в победе»[44].
На 71–72 страницах мистер Резун недоумевает и лжет:
«И как понимать поведение Жукова? За год до войны он все уяснил, понял и даже поплакал о грядущих жертвах, а через год, роковым утром 22 июня 1941 года, шлет войскам директивы огня не открывать, самолеты не сбивать, на провокации не поддаваться.
В 1940 году Жуков плачет о жертвах грядущей войны, но в 1941 году запрещает отвечать на огонь противника, подставляя своих солдат, офицеров и генералов под смертельный удар.
Мы не стратеги, нам этой мудрости не понять».
Воспроизведем Директиву № 2 от 22 июня 1941 года.
№ 2
22 июня 1941 г.
7 ч. 15 мин.
22 июня 1941 г. 04 часа утра немецкая авиация без всякого повода совершила налеты на наши аэродромы и города вдоль западной границы и подвергла их бомбардировке.