Сергей Жевалов
Анти-Суворов. «Ледокол» опровергнут!
А в книге «Тень Победы» он, цитируя Маршала Советского Союза А.М. Василевского, себя опровергает и сообщает о том, что в СССР мобилизацию объявили 22 июня 1941 года в 14 часов: «Маршал Советского Союза А.М. Василевский в 1941 году был генерал-майором в Оперативном управлении Генерального штаба. Не называя никого по имени (но мы-то знаем, кто персонально отвечает за командный пункт Генерального штаба), Василевский сложившуюся ситуацию описывает так: „Несмотря на все наши настояния, до войны нам не разрешили даже организовать подземный командный пункт, подземное рабочее помещение. Только в первый день войны, примерно в то же время, когда началась мобилизация, а мобилизация – как ни странно это звучит, – была объявлена в четырнадцать часов двадцать второго июня, то есть через двенадцать часов после начала войны, в это время во дворе 1-го Дома Наркомата обороны начали ковырять землю, рыть убежище“ („Знамя“. 1988. № 5. С. 90)»200.
А в Германии, по свидетельству Б. Мюллер-Гиллебранда, мобилизация была объявлена 25 августа 1939 года: «25 августа во второй половине дня был отдан приказ о проведении скрытой мобилизации основных сил сухопутной армии военного времени (х-приказ). Одновременно последовало указание о переходе высших военных органов управления на штаты военного времени. Первым днем × было 26 августа, когда должны были начаться боевые действия против Польши. ОКХ уже 25 августа было реорганизовано в соответствии со штатами военного времени и заняло специально подготовленные помещения в Цоссене и Вюнсдорфе, примерно в 50 км юго-восточнее Берлина. 26 августа был отдан приказ о мобилизации остальной части сухопутных сил военного времени. В последующие дни мобилизация протекала в основном в соответствии с планом»201.
Далее. На все той же 252-й странице мистер Резун задает вопрос: «Историки до сих пор не ответили нам на вопрос: кто же начал советско-германскую войну 1941 года? При решении этой проблемы историки-коммунисты предлагают следующий критерий: кто первым выстрелил, тот и виновник. А почему бы не использовать другой критерий? Почему бы не обратить внимание на то, кто первым начал мобилизацию, сосредоточение и оперативное развертывание, то есть кто все-таки первым потянулся к пистолету?».
На этот свой вопрос заламаншский «исследователь» ответил в книге «Ледокол»: «22 июня 1941 года Германия внезапно и вероломно напала на Советский Союз. Это исторический факт»202.
И еще. На странице 252 мистер Резун снова «цитирует». На этот раз Маршала Советского Союза Б.М. Шапошникова: «Начальник советского Генерального штаба Маршал Советского Союза Б.М. Шапошников в этом вопросе имел твердое мнение: „Длительное пребывание призванных резервистов под знаменами без перспектив войны может сказаться отрицательно на их моральном состоянии: вместо повышения боевой готовности последует ее понижение… Одним словом, как бы ни хотело командование, а тем более дипломатия, но с объявлением мобилизации по чисто военным причинам пушки могут начать стрелять сами.
Таким образом, нужно считать сомнительным предположение о возможности в современных условиях войны длительного пребывания мобилизованных армий в состоянии военного покоя без перехода к активным действиям“ (Мозг армии. Т. 3)». Ссылка здесь весьма «проверяемая»: том три! И все!
Но одного высказывания мистеру Резуну показалось мало. Нужно еще раз-другой повторить эту цитату маршала, якобы подтверждающую «агрессивность» Советского Союза. Как сам пишет заламаншский лгун: «Зачем повторять? Чтобы все усвоили. Надо один раз сказать, потом в другом месте повторить. Тогда тетя с французского телевидения запомнит»203.
И вот он на 287-й странице еще раз «цитирует» маршала Бориса Михайловича Шапошникова: «Единственный советский маршал, которому Сталин полностью верил, Б.М. Шапошников, еще в 1929 году высказал категорическое мнение о том, что мобилизовать сотни тысяч и миллионы людей и держать их в районе границ в бездействии длительное время невозможно (Мозг армии. Т. 3)». И снова: том три! Как говорил Евгений Фокс: «Давай начальник, проверяй!».
На странице 254 мистер Резун утверждает: «Что в этом случае будет делать Сталин? Выбора у Сталина уже не было. Во-первых. Он не мог вернуть свои армии назад».
Почему же не мог? Очень даже мог. В мае 1941 года, пишет автор «Ледокола», в Красную армию тайно мобилизовано 800 000 резервистов204. Эти резервисты были призваны на ежегодные сборы и после них должны были вернуться по домам.
Далее заламаншский «исследователь» вещает: «По закону от 1.09.39 года срок действительной воинской службы для самых массовых категорий военнослужащих – для рядовых и младших командиров сухопутных войск – определялся в два года. Следовательно, массовый призыв 1939 года усиливал армию в течение двух лет, но осенью 1941 года эта сила должна была обернуться резким ослаблением…И не мог Сталин и его генералы не понимать того, что осенью 1941 года небывалый призыв 1939 года предстоит отпустить по домам…И если Красная армия не вступит в войну до осени 1941 года, то призыв 1939 года отработает вхолостую, на его содержание будут истрачены средства, а после солдаты разъедутся по домам»205. Поэтому осенью 1941 года эти военнослужащие должны были демобилизоваться и разъехаться по домам.
На 255-й странице мистер Резун утверждает: «Во-вторых. Сталин не мог оставить свои армии зимовать в приграничных лесах». Во-первых, как мы видели ранее, красноармейцы должны были демобилизоваться, и некому было зимовать в приграничных лесах. Во-вторых, заламаншский «исследователь» сам утверждает, что красноармейцы могли перезимовать в палатках: «Солдат может перезимовать в любых условиях. Не в этом проблема»206. Или еще: «Но попробуйте наступать в этих условиях. Попробуйте отрезать раненому ногу, когда за тоненькой стеной госпитальной палатки минус 40, а внутри – минус 30»207.
Глава 27
Необъявленная война
На страницах 256–257 автор снова врет, утверждая, что СССР собирался напасть на Иран: «В мае 1941 года в Среднеазиатском и Закавказском военных округах вопреки опровержению ТАСС от 9 мая 1941 года шла интенсивная подготовка к „освобождению“ Ирана.
…Закавказский военный округ оставался без командующего и без его заместителя до августа 1941 года, когда сюда вернулся генерал Д. Т. Козлов и провел „освобождение“ Ирана. Гитлер спутал карты Сталина и тут. Из-за непредвиденных действий Гитлера „освобождение“ Ирана пришлось проводить не только с опозданием на несколько месяцев, но и ограниченными силами, поэтому пришлось обойтись без „коренных социально-политических преобразований“».
Британский премьер-министр Уинстон Черчилль опровергает заявление мистера Резуна и сообщает истинную причину ввода английских и советских войск на территорию Ирана. Причем премьер-министр Великобритании свидетельствует о том, что именно Англия предложила ввести союзнические войска на территорию Ирана: «Необходимость доставлять советскому правительству вооружение и различного рода материалы, исключительные трудности арктического пути наряду с будущими стратегическими возможностями сделали весьма желательным открытие широчайших коммуникаций с Россией через Персию. Персидские нефтепромыслы являлись важнейшим военным фактором. В Тегеране обосновалась активная и многочисленная германская миссия, и престиж Германии был высок. Подавление мятежа в Ираке и англо-французская оккупация Сирии, осуществленные с большим трудом, сорвали выполнение восточного плана Гитлера. Мы были рады возможности объединиться с русскими и предложили им провести совместную кампанию. Я не без некоторой тревоги решался на персидскую войну, но доводы в ее пользу были неотразимы. Я был очень рад тому, что генерал Уэйвелл находится в Индии и сможет руководить оттуда военными операциями.
11 июля 1941 года кабинет поручил начальникам штабов рассмотреть вопрос о желательности действий в Персии совместно с русскими в случае, если персидское правительство откажется выслать германскую колонию, обосновавшуюся в этой стране. 18 июля они рекомендовали занять твердую позицию по отношению к персидскому правительству. Этой же точки зрения решительно придерживался генерал Уэйвелл.
…Я не был уверен в том, что этой персидской операции было обеспечено координированное планирование, необходимое для ее конечного успеха. Поэтому 31 июля я распорядился создать для этой цели специальный комитет при лорде – председателе Совета.
Этот комитет сообщал мне о результатах своей работы, одобренной военным кабинетом. Из послания комитета от 6 августа явствовало, что персы не пойдут навстречу нашим пожеланиям относительно изгнания из страны германских агентов и резидентов и что нам придется прибегнуть к силе. Следующим этапом должна была стать координация наших дипломатических и военных планов с планами русских. 13 августа Иден принял в министерстве иностранных дел Майского, и был согласован текст наших соответственных нот Тегерану. Этот дипломатический шаг должен был явиться нашим последним словом. Майский заявил министру иностранных дел, что „после представления меморандумов советское правительство будет готово предпринять военные действия, но оно сделает это лишь вместе с нами“.
По получении этих известий 19 августа я написал: „Я считаю точку зрения русских разумной, и нам следовало бы выступить вместе с ними, пока еще есть время“.
Теперь мы обязались действовать. Если бы сопротивление персов оказалось более сильным, чем предполагалось, мы должны были изучить возможность отправки дополнительных подкреплений в район Среднего Востока.
Ввиду упорства персидского правительства генерал Куинэн, командовавший силами в Ираке, получил 22 июля приказ быть готовым к занятию Абаданского нефтеочистительного завода и нефтепромыслов, а также промыслов, расположенных в 250 милях к северу, близ Ханакина. На совместную англо-советскую ноту от 17 августа был получен неудовлетворительный ответ, и вступление английских и русских войск в Персию было назначено на 25 августа.
…Преодолев некоторое сопротивление, эти войска 27 августа достигли Шахабада в тылу персидской линии обороны. Защитники прохода не устояли перед этим маневром и перед бомбардировкой и поспешно покинули свои позиции. Продвижение к Керманшаху возобновилось, и 28 августа было обнаружено, что противник вновь стянул силы на позицию, преграждавшую дорогу. Но перед самым началом атаки появился персидский офицер с белым флагом, и кампания была закончена. Наши потери составили 22 человека убитыми и 42 ранеными.
Так закончилась эта короткая и плодотворная операция превосходящих сил против слабого и древнего государства. Англия и Россия боролись за свою жизнь. Inter arma silent leges208. Мы можем радоваться тому, что благодаря нашей победе была сохранена независимость Персии.
Сопротивление персов рухнуло так быстро, что наше сотрудничество с Кремлем снова приобрело почти исключительно политический характер. Предлагая провести совместную англо-русскую кампанию в Персии, мы добивались главным образом открытия коммуникации от Персидского залива до Каспийского моря. Мы надеялись также, что это непосредственное сотрудничество английских и советских сил позволит установить более тесные и дружественные отношения с нашим новым союзником. И мы, и они, конечно, были согласны, что всех немцев необходимо изгнать из Персии или захватить в плен, чтобы положить конец германскому влиянию и интригам в Тегеране и других местах. На втором плане стояли глубокие и щекотливые вопросы о нефти, коммунизме и послевоенном будущем Персии, но мне казалось, что это не должно было служить помехой товариществу и доброжелательности.
Договоренность с русскими по всем вопросам была достигнута легко и быстро. Условия, предъявленные персидскому правительству, заключались в основном в прекращении всякого сопротивления, высылке немцев, сохранении нейтралитета в войне и предоставлении союзникам права пользоваться персидскими коммуникациями для транзитных перевозок военных грузов в Россию. Дальнейшая оккупация Персии была осуществлена мирно. Английские и русские войска встретились дружески, и 17 сентября ими совместно был занят Тегеран. За день до этого шах отрекся в пользу своего 22-летнего сына.
20 сентября новый шах восстановил по совету союзников конституционную монархию, а его отец вскоре после этого отправился в изгнание, где он жил с полным комфортом, и в июле 1944 года умер в Иоганнесбурге. Основная часть наших сил была отозвана из Персии, где остались лишь войска для охраны коммуникаций, а 18 октября как русские, так и английские войска эвакуировались из Тегерана. После этого наши войска под командованием генерала Куинэна были заняты на строительстве оборонительных сооружений для защиты от возможного вторжения германских армий из Турции или с Кавказа и готовились к принятию крупных подкреплений, которые должны были прибыть в случае, если бы такое вторжение оказалось неминуемым.
Нашей главной целью стало создание важнейшего пути снабжения в Россию через Персидский залив. Благодаря наличию в Тегеране дружественного правительства мы смогли расширить порты, улучшить речные коммуникации, построить шоссе и реконструировать железные дороги. Начатые английской армией в сентябре 1941 года, эти мероприятия, которые должны были теперь взять на себя и довести до конца Соединенные Штаты, позволили нам послать в Россию за четыре с половиной года пять миллионов тонн грузов»209.
Не Советский Союз, а именно Германия собиралась напасть на Иран. Мистер Резун об этих планах германского руководства пишет в книге «Самоубийство»: «17 февраля 1941 года Гитлер приказал генерал-полковнику А. Йодлю разработать план вторжения через Афганистан в Индию (ВИЖ. 1961. № 6. С. 88). Афганистан они мыслили взять наскоком и, не задерживаясь, пройти с триумфом через Индию. Уж очень им не терпелось вымыть сапоги в Индийском океане.
11 июня 1941 года Йодль под руководством Кейтеля завершил разработку знаменитой директивы № 32 о том, что делать после победоносного разгрома Красной армии: осенью 1941 года нанести удары из Ливии через Египет – в Иран и далее в Индию; из Болгарии через Турцию – на Ближний Восток»210.
На странице 261 английский мистер «отметает начисто всякие выдумки о том, что перемещения генералов производились в предвидении германского вторжения»: «Чтобы оценить даже этот очень короткий список, напомню, что генерал-лейтенант Μ. М. Попов (в последующем генерал армии) командовал на Дальнем Востоке 1-й армией, а генерал-лейтенант И. С. Конев (впоследствии Маршал Советского Союза) – 2-й армией. Всякие выдумки о том, что перемещения генералов производились в предвидении германского вторжения, я отметаю начисто. Попов встретил войну в должности командующего Северным фронтом на финской границе, а Конев выдвигал свою ударную армию к румынским границам».
Мистер Резун утверждает, что выдвижение советских войск к финской и румынской границам – это не оборонительные мероприятия. Опровержение этому утверждению найдем в «Выступлении по радио В.М. Молотова 22 июня 1941 года», который сообщал, что СССР подвергся нападению с румынской и финской территории: «…Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города – Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории».
Глава 28
Зачем Сталин развернул фронты
В этой главе мистер Резун снова натужно пытается выискивать в мемуарах советских военачальников хотя бы намеки на необоронительный характер приготовлений Красной армии накануне Великой Отечественной войны. И, как всегда, врет. Он снова выхватывает часть фраз и преподносит их читателю в искаженном виде. Возьмем, например, страницу 278. Здесь автор якобы «ссылается» на воспоминания Маршала Советского Союза Кирилла Афанасьевича Мерецкова.
«По приказу генерала армии К.А. Мерецкова, – лжет мистер Резун, – в июле 1940 года была проведена рекогносцировка на всей западной границе. В ней приняли участие тысячи командиров всех рангов, включая генералов и маршалов, занимавших высочайшие посты, а Мерецков, который недавно рассматривал финскую границу, делает то же самое теперь на румынской и германской границах. Товарищ Маршал Советского Союза, вам слово: „Я лично провел длительное наблюдение с передовых пограничных постов“ (На службе народу. С. 202). „Затем я объехал пограничные части“ (Там же. С. 203)».
Маршал К.А. Мерецков свидетельствует о том, что проводил наблюдение с пограничных постов ввиду усилившейся активности немецких войск на границах Советского Союза: «Весной 1941 года я был на учениях в Ленинградском военном округе, которым командовал генерал-полковник М.М. Попов. Поездку в ЛВО я считаю успешной. Командный состав поставленные задачи решал правильно. Войска готовились хорошо. Затем отправился в Киевский особый военный округ. В конце мая начальник оперативного отдела штаба округа генерал-майор И.Х. Баграмян доложил мне обстановку. Дело приближалось к войне. Немецкие войска сосредоточивались у нашей границы. Баграмян назвал весьма тревожную цифру, постоянно возраставшую. Прежде чем доложить в Москву, я решил еще раз все перепроверить. Поехал во Львов, побывал в армиях округа. Командармы в один голос говорили то же самое. Тогда я лично провел длительное наблюдение с передовых приграничных постов и убедился, что германские офицеры вели себя чрезвычайно активно»211.
Далее мистер Резун пишет о том, что маршал К.А. Мерецков и генерал-полковник М.П. Кирпонос якобы проводили рекогносцировку: «Мерецков вместе с командующим Юго-Западным фронтом генерал-полковником М.П. Кирпоносом повторяют рекогносцировку на всем участке Киевского особого военного округа».
На самом деле К.А. Мерецков и М.П. Кирпонос проводили оборонительные учения по занятию УРа частями 5-й армии генерал-майора танковых войск М.И. Потапова: «На правом фланге Киевского особого военного округа строился в то время укрепленный район. Сооружения уже возвели, но еще не было оборудования. Имелись и части, предназначенные для укрепленного района. Взяв на себя инициативу, я сообщил командарму-5 генерал-майору танковых войск М.И. Потапову, что пришлю своего помощника с приказом провести опытное учение по занятию укрепленного района частями армии, с тем чтобы после учения 5-я армия осталась в укрепленном районе. В других местах оборонительные работы были еще не завершены. Ответственным за строительство укрепрайонов был Б.М. Шапошников, и я решил дополнительно поговорить с ним в Москве.
Затем я объехал пограничные части. Все они были начеку, и почти везде я слышал о том, что на той стороне неблагополучно. С границы возвратился во Львов»212.
Заламаншский «исследователь» продолжает якобы «цитировать» К.А. Мерецкова, удаляя из первоисточника ключевые фразы: «„Из Киева я отправился в Одессу, где встретился с начальником штаба округа генерал-майором М.В. Захаровым… я вместе с ним поехал к румынскому кордону. Смотрим на ту сторону, а оттуда на нас смотрит группа военных“. Тут надо заметить, что генерал Мерецков проводит рекогносцировку вместе с генералом Захаровым, тем самым Захаровым, который сообщает, что проведение группами германских генералов и офицеров рекогносцировочных работ создало в апреле 1941 года „новую ситуацию“. Ане задумывались ли вы, товарищи маршалы и генералы, над тем, что германские рекогносцировки, начатые в апреле 1941 года, были просто ответом на массированные советские рекогносцировки, проводимые еще с июля 1940 года?».
Мистер Резун удалил несколько слов из цитаты К.А. Мерецкова и изменил смысл фразы до неузнаваемости. А в источнике так: «…из Киева я отправился в Одессу, где встретился с начальником штаба округа генерал-майором М.В. Захаровым. Выслушав его подробный доклад, из которого явствовало, что и здесь, на границе, наблюдается тревожная картина, я вместе с ним поехал к румынскому кордону. Смотрим мы на ту сторону, а оттуда на нас смотрит группа военных. Оказалось, что это были немецкие офицеры»213.
И далее, подводя итог, мистер Резун, не найдя нужных ему «фактов» в воспоминаниях маршала К.А. Мерецкова, просто дописывает текст и выдает свои вымыслы за первоначальный источник: «Но вернемся к Мерецкову. Из Одесского военного округа он спешит в Белоруссию, где с генералом армии Д.Г. Павловым тщательно рекогносцирует советско-германскую границу и германскую территорию. Короткий визит в Москву, и Мерецков уже на Северном фронте. Попутно он сообщает, что командующего Северо-Западным фронтом он в штабе не застал, тот проводит много времени на границе. Командующего Северным фронтом генерал-лейтенанта Μ. М. Попова тоже нет в штабе – он на границе».
Эта часть текста в воспоминаниях Маршала Советского Союза К.А. Мерецкова звучит совершенно иначе: «Познакомившись с положением на западной границе и выслушав Павлова, я убедился, что и здесь Германия сосредоточивает свои силы.
Вылетел в Прибалтийский особый военный округ. Приземлился на аэродроме одного истребительного полка, а сопровождавшего меня офицера послал на аэродром бомбардировщиков, приказав объявить там боевую тревогу.
Командир полка истребителей сразу же доложил мне, что над зоной летает немецкий самолет, но он не знает, что с ним делать, так как сбивать запрещено. Я распорядился посадить его и немедля запросил Москву. Через четверть часа поступил ответ: самолета не сбивать. О посадке умолчали. А мы его уже посадили. Что случилось потом с самолетом и его экипажем, не знаю, так как вскоре грянула война.
Тревога прошла удачно. И истребители, и бомбардировщики быстро поднялись в воздух и проделали все, что от них требовалось. Но хорошее настроение тут же было испорчено. Заместитель командующего округом генерал-майор Е.П. Сафронов доложил мне о сосредоточении немецких войск на границе. Я вылетел в Москву. Ни слова не утаивая, доложил о своих впечатлениях и наблюдениях на границе наркому обороны. С.К. Тимошенко при мне позвонил И.В. Сталину и сразу же выехал к нему, чтобы доложить лично. Было приказано по-прежнему на границе порядков не изменять, чтобы не спровоцировать немцев на выступление»214.
