Сергей Изуграфов
Голубой алмаз Будды
Часть вторая
Сквозь века расцвета и упадка
Выстоят твои цитадели,
Храня память о твоем роде
И легенды о твоем царстве.
Сароджини Найду,«Королевские гробницы Голконды».
Огромный благословенный край, что когда-то по воле всемогущего создателя Вишну8 раскинулся в центральной части полуострова Индостан, – гигантское плоскогорье с его полноводными реками Нармада и Кавери, богатыми рыбой, с плодородными землями, что давали возможность трудолюбивым земледельцам снимать с пашни по два урожая в год, с густыми лесами тиковых, саловых9 и бамбуковых деревьев, где в изобилии водились многочисленные животные и птицы, – издревле люди, населявшие его, называли Деккан.
Они говорили на множестве разных языков: деванагари, хинди, телугу, урду… Столетиями солнце благословенного края светило для всех одинаково, климат был на удивление теплым и мягким, земля щедро вознаграждала их за труд своими дарами.
Но людям во все времена постоянно хочется больше, чем выпало им по жребию, – так уж устроена несовершенная человеческая природа!
И когда нет возможности или желания разбогатеть честным трудом, но жажда власти, жадность и зависть, как злобные черви, разъедают душу правителя изнутри, будь он великим раджой древнего и могучего королевства или всего лишь правителем небольшой области, то всегда остается другой путь: ограбить ближайшего соседа, забрать его скот, прибрать к рукам его плодородные земли и речные порты, увести в рабство его самого и всех его родных, поживиться накопленным добром, – ведь золота, жемчугов, шелка и драгоценных камней в собственных сокровищницах никогда не бывает слишком много. Особенно, если злосчастный сосед слабее, да и вообще – чужак: говорит иначе и молится другим богам…
Оттого и воевали народы, населявшие Деккан. Воевали ожесточенно и безжалостно.
Возникали и рушились княжества и царства, приходили и уходили в небытие великие династии правителей: раджей и султанов, оставляя после себя целые города, опустошенные войной, а порой и разрушенные до основания, заброшенные великолепные дворцы, могучие крепости с неприступными стенами фортов и цитаделей, мечети с резными каменными минаретами и многочисленные монументальные гробницы своих великих предков.
Так в середине пятнадцатого века в результате войны двух царств – Бахмани и Виджаянагара – первое распалось на пять маленьких княжеств: Биджапур, Амаднагар, Берар, Бидар и Голконду.
Когда, за сто лет до этих событий, предки раджей Варангала в священном месяце Сравана10 выбирали место для строительства цитадели, они выбрали один из крупных холмов, что высился над долиной почти на сто двадцать хаста11.
Холм этот местные пастухи, что пасли на нем коз и построили здесь жалкие мазанки из глины и тростника, прозвали Голла Кунда, что на языке телугу и означало всего лишь: «Пастуший холм». Именно на этом холме, между двух огромных камней, один из которых напоминал голову огромного быка, находилось древнее капище богини Маха Кали, настолько древнее, что о нем народ телугу слагал устные предания, передавая их из поколения в поколение, а поколений к тому моменту сменилось уже больше двадцати.
Ежегодный праздник богини Маха Кали приходился на месяц Сравана, и правители Варангала посчитали это за доброе предзнаменование. Они-то и построили первую небольшую крепость на холме.
После падения царства Бахмани крепость Голконда (Голла Кунда) на сто пятьдесят лет стала столицей государства династии Кутуб Шахов.
Больше шестидесяти лет первые три правителя династии превращали небольшую крепость в огромную, мощную и неприступную каменную цитадель: ее восемьдесят семь бастионов были готовы встретить любого врага огнем, прорвись он через ров и многочисленные ряды стен с восемью укрепленными воротами.
Ни разу ни одному противнику не удалось штурмом овладеть Голкондой, даже великому субудару Деккана, наследнику трона великих Моголов. Богоравный султан Муххамад Аурангзеб Бахадур смог взять неприступную крепость лишь с третьей попытки, да и то благодаря подкупу и предательству. Золото, как известно, открывает любые ворота – даже самых неприступных крепостей…
Но это будет позже. А пока целая и невредимая внешняя стена, протяженностью в два гарута12 опоясывала город, который с тех самых пор славился торговлей алмазами и другими драгоценными камнями, что добывались неподалеку от Голконды в коллурских копях.
В давние времена алмазы впервые были найдены все теми же пастухами в песчаниках и галечниках речных русел рек Кистна и Пеннер.
Камни эти – блестящие безделушки козопасам были ни к чему – были ими сменяны на еду и немудреный скарб у местных купцов и постепенно дошли до раджи, который, в отличие от своих нищих подданных, прекрасно разбирался в алмазах и знал их истинную ценность. Тогда-то и началась масштабная работа по добыче драгоценностей в россыпных алмазных месторождениях Голконды.
Тысячи людей, полуголых, худых и грязных, в одних набедренных повязках день за днем истово рыли лопатами и долбили кирками красноватую землю Коллура, вгрызаясь все глубже и глубже, трудясь уже по колено в воде и земляной жиже. Они грузили влажный извлеченный грунт в корзины и отправляли их наверх, на просушку, где другие, более опытные рабочие под надзором мастеров измельчали высохший на солнце грунт в песок и находили драгоценные камни.
Зной, влажность, голод, болезни и непосильный труд от зари до зари делали свое дело: люди умирали каждый день… Но людей у раджи Голконды было великое множество – порой на копях трудилось до тридцати тысяч человек разом – и стоили они дешево, а алмазов в сокровищницах раджи, как мы уже уяснили, слишком много не бывает никогда…
На найденные сокровища, что бережно отмывались и очищались от налипшей глинистой почвы, а потом полировались по имеющимся граням, Кутуб Шахи отстроили город, крепость и роскошные дворцы с бассейнами и фонтанами для себя, своих жен и наследников, развили ремесла и торговлю, создали и вооружили большое войско.
Посланные своими правителями, заморскими падишахами и королями, – видимо, характер власть имущих во всем мире схож, а сокровищницы одинаково бездонны, – за алмазами из копей Голконды ехали купцы со всего света, везя товары на обмен и ожесточенно торгуясь на огромном алмазном рынке, что каждый день бурлил толпами народа, снующего между десятками ювелирных лавок.
Каждая лавка платила налог в казну Муххамеда Кутуб Шаха, за этим пристально и неусыпно следил человек, которому правитель доверил самое дорогое: ключи от замков своих сокровищниц с золотом и драгоценными камнями, а вскоре, как шептались придворные за спиной вельможи, возможно, доверит и самое главное сокровище – собственную дочь.
Двадцать лет верой и правдой служил казначей Миргимола, перс по происхождению, своим господам, оберегая и преумножая и без того несметные богатства Кутуб Шахов, в надежде, что судьба вознесет его еще выше, поставит рядом у трона могущественных правителей, даровав ему высокое родство.
Река алмазов, сапфиров, изумрудов, рубинов и жемчугов годами текла мимо Миргимолы, текла в хозяйские кладовые, оседая в сундуках и кувшинах из обожженной глины.
Будущий родственник Кутуб Шаха изредка позволял себе зачерпнуть из нее. Но не алчность двигала им, о нет, он давно был богатым человеком: и его правитель часто бывал к нему щедр, отмечая его усердную службу, и – хоть об этом никто и не знал – часть лавок на рыночной площади через подставных лиц уже много лет принадлежала Миргимоле.
Он давно уже обеспечил безбедное существование себе и своим будущим потомках на много поколений вперед. Да и к чему было воровать из казны своих будущих родственников, – разве его жена, дочь великого Муххамеда Кутуб Шаха, не сможет получить из сокровищницы отца все, что пожелает? Нет, Миргимола был тонким ценителем прекрасного! Только лучшие и самые необычные, самые изысканные драгоценные камни были в его личной коллекции.
Гонцы и осведомители доставляли ему каждый месяц из разных концов Деккана известия о том, что был обнаружен очередной шедевр, достойный попасть в его коллекцию. И тогда казначей Кутуб Шаха делал все, чтобы заполучить этот шедевр.
Вот и сегодня как раз был тот самый день, когда должны были вернуться его гонцы. Дошли до него слухи, что в одном из удаленных храмов, у статуи Будды Акшобхьи появился драгоценный амулет в виде крупного ярко-синего кристалла, под цвет тела самого Будды.
Миргимола как правоверный мусульманин не мог понять эту варварскую традицию местных племен украшать фигуры своих богов. Но, впрочем, пусть! Ведь они всегда отдают своим богам самое ценное – это только упрощает его задачу…
Миргимола, мужчина лет сорока пяти с худым смуглым лицом, тонкими губами, крючковатым носом и почти сросшимися бровями, одетый в темно-красный шелковый шервани13 с алмазными пуговицами и длинные белоснежные дхоти14 с вышивкой по кайме в виде золотого орнамента, сидел, прикрыв глаза и традиционно скрестив ноги на бархатных подушках, в покоях на втором этаже дворца Барадари. Покачивая тюрбаном на голове, он ждал сигнала, напрягая слух.
И сигнал пришел: четкое эхо хлопка в ладоши словно донеслось издалека, отражаясь от дворцовых стен и потолка – это в двухстах дханус15 от дворца, вниз по холму, в воротах Балахисар громко хлопнул в ладоши начальник стражи, подавая ему сигнал. Гениальные зодчие строили дворцы и бастионы Голконды, таят они много волшебных секретов, известных лишь избранным.
Значит, гонцы вернулись. Миргимола беспокойно и нетерпеливо пошевелил тонкими худыми пальцами, унизанными драгоценными самоцветными перстнями, но глаза открыл, только лишь когда огромная резная дверь наконец отворилась.
Часть третья
Не берись ни за какие дела – вот первый
признак мудрости. Взявшись же за дело, доводи его до конца – вот второй признак мудрости!
Индийские Веды.
– Однако, старший инспектор, – несколько растерянно произнес после продолжительной паузы Смолев, внимательно рассмотрев переливающийся на свету темно-голубой драгоценный камень правильной овальной формы, размером с небольшой грецкий орех. – Однако! Вы меня удивили! Потрясающе!
Он аккуратно держал блюдечко тремя пальцами перед глазами на весу, но к самому камню так ни разу и не прикоснулся. В лучах утреннего солнца, настойчиво пробивавшегося сквозь листья виноградной лозы, густо обвившей решетчатый потолок, камень сверкал всеми цветами радуги, множа полированными гранями вокруг себя сотни солнечных зайчиков. Это было просто завораживающее зрелище!
С лестницы раздались шаги: кто-то быстро спускался из кухни на террасу.
Алекс поставил блюдце с камнем на стол, накрыл бумажной салфеткой и заслонил локтем.
К ним вновь подошла официантка Артеми с большой вазой фруктов.
Смолев благодарно кивнул девушке, дождался, пока она уйдет, и, убрав салфетку, снова взглянул на сверкающий кристалл.
Хорошо еще, что время раннее, подумал он, постояльцы виллы соберутся на завтрак только через час. Иначе разговоров не оберешься, а для следствия это только во вред. Именно поэтому старший инспектор и поспешил к нему, а не в полицейский участок.
– Потрясающе! – снова сказал Смолев, подробно рассмотрев камень со всех сторон. – Кто бы мог предположить… Это и в самом деле неожиданный поворот! Какой цвет, какие грани! Само совершенство! Я хоть и не большой знаток драгоценных камней, но здесь не вижу ни одного изъяна. Вот поле деятельности для ваших экспертов, Теодорос. Отпечатки есть?
– Пока, при первом рассмотрении, мне не удалось что-либо обнаружить, как я ни пытался, – покачал головой Антонидис. – Врач считает, что убитый Холландер проглотил камень или незадолго до того, как подвергся нападению, или сразу же после. Мне все-таки кажется, что он проглотил его до нападения: почувствовал опасность или обнаружил за собой слежку – и проглотил, запив водой, чтобы было проще, – початую полулитровую пластиковую бутылку с водой обнаружили в кармане его пиджака. Хотя камень, как вы и сами видите, приличных размеров: примерно два на два с половиной сантиметра… Точнее покажет экспертиза. Патологоанатом подтверждает, что строение пищевода покойного позволило бы проглотить и более крупный камень. Тем более что форма у него округлая, видите, нет острых краев и граней. Не исключено, что именно этот камень и явился причиной, почему на Холландера напали. Я склоняюсь к мысли, что это очень важная улика, которая сможет пролить свет на мотивы преступления, как вы полагаете?
– Да, вполне вероятно, вполне вероятно, – задумчиво произнес Алекс. – Просто так, ни с того ни с сего, драгоценные камни не глотают, это точно. Это, знаете ли, не зефир… Действительно, нитей у вас в руках теперь вполне достаточно. Так чем же я еще могу быть вам полезен, старший инспектор? К сожалению, мне больше нечего добавить к тем показаниям, что я сообщил вам. Очевидно, что теперь дело за вашими экспертами, – им и карты в руки!
Он пододвинул блюдце со сверкающим камнем к Антонидису.
Тот снова осторожно завернул его в бумагу, стараясь не прикасаться пальцами к сверкающим граням, и, опустив камень сперва в небольшой полиэтиленовый пакет, убрал его затем во внутренний карман пиджака.
Алекс огляделся: на террасе словно погасла маленькая голубая звезда, все вокруг снова стало обыденным и привычным.
– Я был бы вам очень признателен, – смущаясь и чувствуя себя крайне неловко в роли просителя, произнес Антонидис, утираясь платком, – если бы вы смогли связаться с вашим другом, генералом Манном на предмет организации подробной геммологической экспертизы силами Национального Бюро Интерпола. Дело в том, что мои эксперты здесь бессильны. Ни у кого из них нет опыта работы с драгоценными камнями.
– Вот как? А как же ваше ведомство, старший инспектор? Департамент полиции? Они не будут против? – искренне удивился Смолев. – Разве вы не должны действовать в рамках установленных следственных процедур? При чем здесь международная криминальная полиция? Это же не контрабанда драгоценностей! Пока дело выглядит сугубо уголовным и находится в местной юрисдикции, по-крайней мере до того момента, пока вы не идентифицируете вашу находку.
– В том-то и дело! Видите ли, Алекс, – пустился в неловкие объяснения старший инспектор. – К сожалению, после того дела со сбежавшим бухгалтером неаполитанской мафии в полицейском департаменте в Афинах идут серьезные кадровые перестановки. Новый глава департамента полиции все еще не назначен, все сидят как на иголках, – ну, вы понимаете!.. Никому не будет дела до нас! А еще хуже – они просто потеряют камень! Ну, не совсем потеряют, конечно, – поправился Антонидис, взмокнув под пристальным взглядом Смолева больше обычного, – просто он осядет где-то в шкафах у экспертов и обратно уже не вернется. Это в лучшем случае! А вместе с ним в Афины уйдет и дело! Уйдет и заглохнет. А мне этого, как вы догадываетесь, совершенно не хотелось бы…
Смолев улыбнулся про себя. Старший инспектор был в своем репертуаре. Ни за что не хотел отдавать своим афинским коллегам лавры детектива в очередном запутанном деле. Впрочем, его можно понять: кого там в столице заинтересует это преступление, когда идет такая масштабная «чистка» полицейских рядов. Пропадет камешек, как пить дать, пропадет! С умыслом или без умысла – какая разница! Главное, исчезнет, растворится. И концов потом не найдешь. Надо помочь!
– Хорошо, Теодорос, – с легкой душой согласился Алекс. – Я сегодня же свяжусь с генералом Манном, попрошу его содействия, посмотрим, что он нам посоветует. Возможно, вам придется выехать на материк: ведь лаборатория Национального Бюро Интерпола тоже находится в Афинах.
Инспектор смущенно помялся, потом, все-таки решившись, негромко произнес:
– По возможности, я бы постарался этого избежать, поскольку это будет выглядеть как явный демарш с моей стороны, ведь я официальное лицо! Демарш и нарушение всех и всяческих процедур: покинуть остров с важной уликой и направиться в лабораторию не своего ведомства, а Интерпола, несмотря на все инструкции…
– В самом деле, – подтвердил Смолев. – По головке вас за это ваше полицейское начальство – ведь его когда-нибудь назначат, рано или поздно – уж точно не погладит. Ну, хорошо, что вы предлагаете? Интерпол в любом случае не перебросит к нам на Наксос свою лабораторию и экспертов не пришлет, – я тогда не очень понимаю, как именно они могут вам помочь?
– Я подумал, – еще тише промямлил старший инспектор, страшно смущаясь, – если бы вы могли взять у меня этот камень, так сказать, в неофициальном порядке, вам я доверяю как самому себе, и вылететь сегодня, даже прямо сейчас, утренним рейсом в Афины, чтобы там провести негласную экспертизу, которая помогла бы нам в дальнейших поисках… Тогда мы хотя бы понимали, с чем имеем дело: с бриллиантом, с сапфиром, муассанитом или стразом из какого-то другого материала, например, кристаллом Сваровски. Согласитесь, дорогой Алекс, что от этого зависит, в каком направлении пойдет дальнейшее расследование! Пока вы будете в Афинах, мы с помощниками прочешем все улицы в радиусе трехсот метров в поисках орудия убийства. Я уверен, что убийца все еще на острове, и если мы с вами не будем терять ни минуты…
– Стоп, стоп, стоп! – решительно запротестовал Смолев, отрицательно мотая головой.
Ему наконец стала ясна цель визита старшего инспектора.
Бросить все и немедленно лететь в Афины? Но это просто невозможно. На винограднике Смолева уже ждут, он не может подвести людей. Какая экспертиза? Даже речи быть не может! Надо как-то аккуратно объяснить это Антонидису, не хочется расстраивать хорошего человека, но, похоже, придется.
– Видите ли, старший инспектор, к сожалению, – как можно мягче произнес Смолев, – на сегодня мои планы уже сверстаны: меня ждут в долине, куда я планировал выехать сразу после завтрака. Но дело даже не в этом. Я уверен, что вы справитесь с делом и без меня. Поймите меня правильно, Теодорос! – Алекс по-дружески коротко дотронулся до плеча инспектора. – За последние несколько месяцев я почти не продвинулся в своем главном деле, ради которого я и купил виноградник! Меня все время что-нибудь отвлекало: то одно, то другое! Если так пойдет и дальше – я никогда не смогу сделать собственное вино. В конце концов, я, можно так сказать, просто военный пенсионер, который хочет стать виноделом! Боюсь, что я не смогу вам помочь. Сегодня вылететь в Афины, тем более, прямо сейчас, – это совершенно исключено, простите меня и постарайтесь, пожалуйста, понять!..
– Да, да, я понимаю, – согласно закивал Теодорос Антонидис, судорожно комкая в руках платок.
Было видно, что старший инспектор все же страшно расстроился, но из уважения к владельцу «Афродиты» старался не показывать вида. Он попытался встать из-за стола, но Смолев удержал его.
– Постойте, Теодорос, я не смогу поехать в Афины, но, чтобы вас немного утешить, я, конечно, позвоню генералу, причем сделаю это прямо сейчас, немедленно и в вашем присутствии, – пытаясь приободрить его, сказал Алекс. – Не исключено, что Манн нам что-то посоветует. Может быть, есть еще какое-то решение, которое бы устроило нас всех! Вот, кстати, фрукты, угощайтесь!
И он придвинул поближе к инспектору вазу со спелыми медовыми абрикосами в темно-коричневых «веснушках», крупнозернистыми отборными гранатами, лилово-желтыми сливами и просвечивающим на солнце золотисто-розовым виноградом.
Абрикосы и сливы на виллу привез Димитрос Аманатидис: в этом году на его ферме в долине созрел отменный урожай; лучшие на острове гранаты – традиционный подарок от Леонидаса Спанидиса и его невесты Ариадны. Они тоже давно зовут Смолева в гости, но ему все было никак не выбраться. Виноград же вырастил садовник Христос прямо на вилле: вон грозди свисают с реечного потолка, прямо над их с инспектором головами. Сколько трудов садовник потратил, чтобы старая лоза асиртико снова ожила и начала плодоносить!
Наксос – просто рай на земле, особенно для тех, кто хочет что-нибудь вырастить, вложив в свой труд частичку своей души… Главное, перестать об этом мечтать и начать уже что-то для этого делать, сердясь на себя, думал Смолев, а то «маниловщина» какая-то, понимаешь, получается!.. И «сгорят мои годы и вовсе дотла под пустые, как дым, разговоры!»16, как когда-то пели они с друзьями у костра под гитару, наивно полагая, что уж с ними-то такой глупости никогда в жизни не случится. И что теперь? Снова все бросить?
Он набрал номер генерала Интерпола, приложил айфон к уху и, в ожидании ответа, наблюдал за старшим инспектором, который меланхолично обрывал по ягодке с розовато-желтой грозди асиртико, что лежала на блюде, и грустно отправлял себе в рот.
В самом деле, расстроенно рассуждал про себя Алекс, ну что такое? Что за кривая такая у меня удача? Надо же было этому бедняге Холландеру ткнуться в дверь именно моей виллы, – что, других вокруг было мало?
Где те спокойствие и безмятежность, о которых я мечтал, приехав на остров?
С другой стороны, Антонидис и в самом деле оказался в сложной ситуации: отдать улику в департамент – похоронить дело заживо. К бабушке не ходи, и так все понятно.
Но я-то тут при чем, тоскливо думал Смолев, почему мне надо снова, уже в который раз отодвинуть свои дела в сторону и потратить драгоценное время на то, чтобы разбираться с очередным трупом? Упустим время с посадкой новых лоз, – придется все переносить с виноградником на следующий год. Ради чего? Холландеру уже ничем не помочь, он мертв.
Для следствия Смолев сделал все, что мог. Да и дело несложное, инспектор – мужик башковитый, справится. А что до его нетерпения, понять можно, но это не повод для Смолева бросать свои дела. А еще Алекс прекрасно понимал, что если уж он «впишется» в расследование, то не успокоится и сам, пока не доведет его до конца – профессиональная гордость не позволит. И от этого он еще больше сердился на самого себя.
Что-то Манн долго не снимает трубку, вдруг дошло до Алекса. Обычно генерал отвечает после второго гудка, а сейчас прошли добрые десять – двенадцать. Видимо, занят. Перезвоню, решил Смолев и сбросил вызов. Мысль о том, что генерал – такая же ранняя пташка, как и сам Алекс, в семь часов утра может еще спать, даже не пришла Смолеву в голову.
– Скажите, Теодорос, – что-то вспомнив, обратился он к старшему инспектору, который, пребывая в расстроенных чувствах, незаметно для себя уже основательно подъел виноград на блюде. – Что еще обнаружено у убитого? Он хотел предъявить мне какие-то документы, но не смог пошевелиться, а обыскивать его в ваше отсутствие я, разумеется, не стал. Вы нашли паспорт, билеты на самолет или паром, ваучер на гостиницу? Письма, телеграммы, визитки? Ну хоть что-то?
– Мы не нашли при нем никаких документов! – сокрушенно развел руками немного приободрившийся полицейский. – Совершенно никаких, и это очередная загадка. Даже бумажника с деньгами или кредитными карточками. Мы не знаем, кто он и откуда, когда прибыл на остров, у кого остановился, где его вещи, наконец! Ведь должен был у него быть хоть какой-то багаж! То, что его зовут Холландер, профессор Холландер, мы тоже знаем только с его слов, ну, то есть, если быть точным, с ваших… Он вам назвался этим именем и заявил, что имеет отношение к музею естественной истории. Вопрос, к какому? В Афинах есть небольшой музей естественной истории, и даже, насколько я помню, там есть экспозиция минералов. Я немедленно направлю туда запрос, первым делом, как только вернусь в свой кабинет, чтобы выяснить, имеет ли погибший Холландер к ним какое-то отношение…
Звук входящего вызова на айфоне Смолева перебил старшего инспектора, и он сразу смолк. Алекс взглянул на экран: звонок был от генерала.
– Доброе утро, – успел лишь сказать по-русски Смолев в трубку, как его немедленно прервали.
– И вот чего ты мне трезвонишь ни свет ни заря? – укоризненным басом ответил сонный мужской голос. Было слышно, как говоривший отчаянно борется с зевотой, но зевота побеждает. – Я первый раз за две недели пытаюсь выспаться, лег накануне в три часа ночи! Укатали, понимаешь, Сивку крутые горки! Ты на часы смотрел, лиходей? Семь утра еще, я думал, хоть до восьми протяну, так нет – черт тебя дернул! Только не говори, что опять что-то стряслось на вашем благословенном острове! Что, опять кто-то умер?
– Ты удивительно догадлив, генерал, – рассмеялся Смолев. – Ну прости, прости, мне даже в голову не пришло, что ты спишь: обычно ты в это время уже на ногах и так активно борешься с преступностью, что она только пищит… А чего это, кстати, ты так поздно спать лег? Случилось что? Как Тереза, как близнецы?
– Да отлично все у них, – еще раз зевнув, ответил генерал. – К тебе хотят в гости, говорят, что еще не все вазы расколотили на твоей вилле. Чего поздно лег? Как обычно: международный криминальный мир пытается объехать нас на кривой козе, ничего нового. Американцы задачку в этот раз подкинули, теперь все на ушах стоят… Ты рассказывай, рассказывай, что произошло? Кто у нас покойник на этот раз?
– Приезжайте, буду только рад, вазы – дело наживное, – ответил Смолев. – А покойник… Тут слушай, такая темная история…
И Смолев в двух словах быстро рассказал Манну о том, что случилось накануне и о визите старшего инспектора сегодня утром.
Увлекшись рассказом, Смолев не заметил, что Манн, откровенно зевавший в начале его истории и даже что-то недовольно бурчавший, вдруг как-то сразу и резко затих, стоило Алексу произнести фамилию убитого, а когда Смолев дошел до утреннего визита инспектора и произнес слова: «достает из кармана и кладет на блюдце синий камень, то ли бриллиант, то ли сапфир, – патологоанатом достал из желудка жертвы…», генерал вдруг совершенно ясным голосом быстро спросил:
– Саша, я все понял, где камень? Камень где?
– Что где? – не сразу смог прерваться с повествованием Смолев. – Ах, камень? Да здесь камень, напротив сидит! То есть, тьфу! Лежит! В кармане у старшего инспектора Антонидиса и лежит! Что ты меня сбиваешь? Так вот, Антонидис хочет геммологическую экспертизу в Интерполе, к своим в департамент боится соваться, мол, камень потеряют. Слушай, ну я никак не могу вылететь сейчас в Афины, меня ждут на винограднике! Это будет просто свинство, если я не приеду! Я уже неделю откладываю…
– Да, да, – словно не слушая его, ответил Манн. – Это само собой… Езжай, конечно, только к вечеру вернись. А Антонидису скажи… Или нет, лучше я сам! Вот что, Саша, дай-ка мне к телефону этого гения сыска!
Смолев, пожав плечами, протянул айфон Антонидису.
Тот, предварительно вытерев руки, липкие от виноградного сока полотняной салфеткой и аккуратно взяв аппарат двумя пальцами, поднес его к уху. Впрочем, генерал говорил так громко и четко, что Смолев, сидя в метре от инспектора, и сам все прекрасно слышал.
Виктор, видимо понимая это, говорил по-английски, чтобы дважды не пересказывать потом Смолеву содержание разговора с полицейским. Тон у генерала был неожиданно деловой и бодрый.
– Старший инспектор? Генерал Манн говорит! Вы все правильно сделали, хвалю! Будете продолжать в том же духе – награды вам не миновать! С вашим начальством я решу все сам. Что вам делать дальше? Дальше делаете следующее: камень отдайте Смолеву. Да, прямо сейчас, немедленно и отдайте. Вы же и так это собирались сделать? Пусть он его уберет в сейф до моего приезда. И хранит за семью печатями! Что? Не понимаете? Это русская поговорка, он поймет. Разумеется, я вылетаю! И привезу вам эксперта мирового уровня, останетесь довольны! Займитесь пока поисками орудия убийства. Когда? К ужину я буду на вилле. И еще, Теодорос, – генерал сделал паузу и понизил голос, – упаси вас Бог кому-то проговориться, о том, что вы нашли! Кто знает о находке кроме вас и Смолева? Точно никто? Ах, да, патологоанатом… Я сейчас с ним сам переговорю. Держите рот на замке, если не хотите, чтобы умер кто-нибудь еще, все понятно? Ни слова, ни полслова! Это не шутки, старший инспектор, все очень и очень серьезно! Прилечу рейсом в семнадцать двадцать пять из Афин. В восемнадцать десять буду у вас. Пришлите за мной машину. Все объяснения при встрече, отбой!
Несколько растерянный и в то же время обрадованный, Антонидис положил замолчавший айфон перед Смолевым. Потом сунул руку во внутренний карман пиджака и достал пакет с уликой, который сперва неловко выложил на середину стола, потом, оглядевшись по сторонам и смущаясь, пододвинул ближе к Смолеву.
– Вот, мне сказали, чтобы я… То есть, чтобы вы…
– Я все слышал, Теодорос, – со вздохом ответил владелец виллы.
Он встал из-за стола, убрал в карман телефон, пакет с камнем и протянул старшему инспектору руку для прощания.
– Ну, что же, сделаем, как просит генерал, раз интересы дела того требуют. Я уберу камень в сейф и уеду в долину. Манна и его эксперта из аэропорта заберу на обратном пути сам. Вы сегодня ужинаете у меня, так что никаких перекусов на пляже! Никакого жареного сыра с тцатцики с пивом перед ужином! Идеально пустой желудок! Иначе повар Петрос этого не поймет и не простит. Тем более, что у нас сегодня на ужин ваши любимые фаршированные кальмары и ягненок на гриле!
