Сергей Гусаров
Скользящий
© Сергей Гусаров, 2020
© ООО «Издательство АСТ», 2020
* * *
Мужчина в камуфляже небрежно сбросил тело молоденького паренька со спины на землю. С недовольной миной на лице несколько раз резко махнул руками в стороны, расслабляя мышцы и разгоняя кровь в затекших плечах.
– Ты поосторожней, Боаз, а то сдохнет раньше времени, – недовольно проворчал его спутник. – Пока живой, мясо не портится. А если сдохнет, придется выбросить уже через два дня. Получится, ты зря тащил его столько времени почти от самой границы. Может, вколоть ему еще пару кубиков чифисы на всякий случай? – Он бережно опустил на землю большой рюкзак со снаряжением и аккуратно прислонил к нему карабин.
– Брось, Гельмут. Еще чифису переводить на эту падаль. – Боаз недовольно дернул головой. – И не бойся, не очнется, я ему позвоночник перебил, так что сторожить его не надо. Нам очень повезло, что мы его нашли. Надеюсь, ты умеешь правильно разделывать мясо, чтобы не умер сразу? – Боаз подозрительно посмотрел на спутника. Тот в ответ небрежно махнул рукой.
– Не бойся, к тому моменту как он умрет, останется килограммов двадцать, не больше. Все будет в лучшем виде. А позвоночник ты ему зря перебил, и так никуда бы не делся. А теперь его и дальше на себе тащить. Впрочем, это твои проблемы, тебе его нести… – Гельмут глумливо усмехнулся. – Резать начнем с рук.
– Гельмут. Разведи пока костер, здесь еще можно найти достаточно дров. Дальше такого изобилия уже не будет. Это одна из последних ночевок, когда можно нормально погреться и поспать в тепле.
Темнота. Боль. Море боли и ужас, ужас от того, что я не могу дышать. Я судорожно пытаюсь всплыть, но беспомощно барахтаюсь на одном месте. Это не вода, это нигде. А я никто. Делаю отчаянные усилия, и темнота становится немного светлее. Сил бороться почти не осталось. Хочется, чтобы это все поскорее закончилось, но агония все продолжается и продолжается. Вдох. Мне удалось вдохнуть, и темнота еще чуть-чуть отступила. Появились цветные пятна, которые постепенно сложились в женское лицо. Я не помню, как ее зовут, но я ее узнал. Мама. Она пытается что-то сказать, но слов не слышно. Ужас отступает, остается отчаяние и безнадежность. Женщина исчезает. Она хотела, чтобы я боролся до конца, и я продолжаю барахтаться, не понимая, куда и зачем. Темнота сменилась серой мутью, постепенно начинаю ощущать тело, ног почему-то не чувствую совсем. Дышать уже получается. Пытаюсь открыть глаза, но веки слиплись и не слушаются. Вместо зрения возникает ощущение окружающего объема, непривычное и незнакомое чувство. Чем настойчивей пытаюсь открыть глаза, тем отчетливей чувствую форму и объем окружающих предметов. Два человека. Чем-то заняты рядом. Надо дать им знать, что я здесь, что я живой. Надо попросить о помощи.
Возвращается слух. Становится ясно, что эти двое вовсе не собираются мне помогать. Я не знаю, кто я, не знаю, кто они. Но зато теперь точно знаю, что это враги. Они считают меня мясом и своей добычей. Первого, который с низким голосом и габаритами медведя, зовут Боаз. Второй, худой и высокий, Гельмут. Долго спорят, кто из них должен идти за хворостом для костра. В конце концов, Боаз, ворча какие-то проклятия, уходит, я больше не ощущаю его в доступном мне объеме пространства.
Попытка пошевелить левой рукой отзывается резкой болью, рука сломана. Но я радуюсь этой боли, значит, тело все же будет слушаться. Правая рука в порядке, а вот с ногами беда – перебит позвоночник. Обнаруживаю, что могу видеть свои внутренние органы. Кроме позвоночника и левой руки серьезных повреждений нет. Меня явно напичкали какой-то дрянью, но умный организм как-то ухитряется ее перерабатывать. Правой рукой разлепляю склеенные веки.
Гельмут стоит неподвижно. Ждет, когда его товарищ скроется с глаз, нетерпеливо смотрит ему вслед. Я чувствую, как в нем клокочут эмоции и грязное предвкушение. Вот он приближается ко мне и становится на четвереньки. Дыхание возбужденное и вонючее. Ну же, ближе, ближе… И чуть правее, ну, пожалуйста, сместись чуть-чуть правее, что тебе стоит… Гельмут навис надо мной. Удобнее момента уже не будет. Жаль, конечно, что у меня только одна рука. Резко обнимаю его за шею. Вот он, нужный мне подбородок. Рывок, хруст шейных позвонков, и на меня навалилось мертвое тело Гельмута. Левая рука взорвалась резкой болью, кажется, на несколько мгновений я потерял сознание. Даже не пытаюсь спихнуть с себя тело мерзавца. Ну что же, радость моя, иногда желания сбываются неожиданно… Ведь у тебя больше нет никаких желаний? Пожалуй, шею Боаза мне бы так легко не сломать, слишком крупный, зараза.
Шарю рукой по одежде Гельмута. Ремень спецназовца с большим количеством маленьких кармашков. Справа должен быть нож, но левой рукой мне его не взять. С трудом протискиваю правую руку под телом. Шершавая рукоять ножа удобно легла в ладонь. Вот так, Гельмут, спасибо тебе, дружище, а пока сделай вид, что ты спишь, у тебя хорошо получается. Подождем твоего друга, нам ведь обоим спешить больше некуда.
Ну, наконец-то. Я уже думал, что он заблудился. Боаз появился и с шумом бросил огромную вязанку хвороста. Вот он заметил, чем занят приятель. Чувствую его ярость и возмущение. Быстро подходит, наклоняется и грубо стаскивает с меня тело Гельмута за шиворот. А жизнь-то полна сюрпризов. Нож легко вошел Боазу меж ребер. Я определенно умею обращаться с ножом. Не все сюрпризы приятны, но зато от скольких остальных неприятных сюрпризов я тебя сегодня избавил, приятель, ты должен мне быть благодарен. Но разве от такого дождешься благодарности. Умер молча. Теперь можно спокойно ждать собственной смерти. Смерть – дело ответственное, и встречать ее лучше на сытый желудок. Наверняка у них в мешке есть какая-нибудь жратва. Нет. Не добраться мне до мешка. Быстро темнеет. Холод пронизывает тело. Накатывает сонливость. Я знаю, что спать нельзя, но и смысла барахтаться дальше уже не вижу.
Кажется, идет снег. Холодно. Откуда-то всплывает знание, что когда человек замерзает, ему становится тепло. Когда же наконец придет это тепло?
– Разнежился на свежем воздухе, Скользящий? Долго ты еще собираешься тут валяться? – Хриплый голос доносится как бы издалека.
И чего ему от меня надо? Разве сразу не видно, что занят я, ведь не каждый же день концы отдаю. Нет, не дает покоя, он еще и пинается. С трудом открываю глаза. Если бы волосы не стояли дыбом от холода, то точно встали бы дыбом от страха.
– А к-коса т-твоя где? – с трудом выстукиваю зубами. Старик в странном белом рубище с ужасными бездонными глазами спокойно меня рассматривает.
– Может, костер все-таки разожжешь? Нехорошо старого человека на холоде держать. А коса мне ни к чему, я Белый Странник, а не крестьянин.
С трудом переворачиваюсь и встаю. А как же спина? И левая рука теперь в полном порядке. Оборачиваюсь. Никого. Куда делся Странник? Холод заставляет двигаться. Вопросы потом. Хворост, услужливо принесенный Боазом, на месте. И трупы на месте. Правда, уже совсем закоченели. Поспешно обшариваю карманы медвежьей туши Боаза. Нашел. Зажигалка. Огонь – это еще несколько часов жизни. А я, оказывается, хочу жить. Каждая лишняя минута жизни драгоценна, а каждая минута жизни в тепле драгоценна вдвойне. С трудом развожу небольшой костер, замерзшие пальцы плохо слушаются. Хворост надо беречь, вряд ли мне теперь удастся уговорить Боаза принести новую порцию. Трофеи можно разобрать потом, когда станет светло, а вот теплые вещи нужны сейчас. Первое, что попалось под руку, это синтетический спальник. Отличная вещь! Материя совершенно не пропускает воду снаружи, но не допускает лишней влажности внутри. Тепло держит лучше, чем термос, а весит не больше, чем полбуханки хлеба. И неровности почвы сглаживает так, что можно спать даже на камнях. Где же они раздобыли такое чудо? На элитный спецназ не похожи. Типичные уголовники. Я бросил вопросительный взгляд на тело Гельмута, но тот промолчал. Впрочем, я бы на его месте тоже обиделся.
Проблема с теплом пока решена. Чтобы лучше его использовать, я набил трофейный алюминиевый котелок снегом и приспособил на огне. Теперь надо что-нибудь съесть. Пара найденных сухарей вполне подойдет. И спать. Все-таки хорошо засыпать, зная, что завтра проснешься.
Утро наступило туманное. Выпавший ночью снег начал быстро таять. Солнце лишь угадывалось по светлому размытому пятну на востоке. Капли тумана прямо-таки висят в воздухе. Хворост кончился, костер прогорел, вылезать из мешка на холод не хочется. Что важнее, кто я или где я? Наверное, все-таки, где я – важнее. Кто бы я ни был, но жить-то мне хочется, значит, первостепенный вопрос все же – где я? Еще вчера у меня была сломана спина, и я готовился к смерти. Смерть откладывается, и это создает кучу неприятных проблем, которые нужно срочно как-то решать. И первое, что придется сделать, это вылезти из теплого и уютного спального мешка.
Разбор трофеев надо начинать с самого сложного. Что может быть сложнее, чем раздеть замороженные трупы? Ножичек, который я воткнул Боазу в грудь, мешает снять куртку. Хороший ножичек, легко проткнул под курткой защитный бронежилет штурмовой пехоты. Что-то я не припомню за собой раньше подобных подвигов, это, в общем-то, и не-удивительно, ведь даже имени своего не знаю. Но вот что такой бронежилет нельзя пробить ножом, знаю точно. Бронежилет жалко. И какого рожна этот боров его на себя надел, здесь что – война? Надо хорошо подумать, что с собой взять, ведь неизвестно, сколько времени идти придется.
Карабин «хариган», восемнадцать патронов в магазине, скорострельный. Зачем к нему приделали оптический прицел, совершенно непонятно – кучность стрельбы у него плохая. Обе вещи по отдельности полезные, но в связке… Я с сомнением покрутил в руках эту странную конструкцию, привычным движением передернул затвор и поставил карабин на предохранитель. Вещь, безусловно, полезная в определенных ситуациях. Оружие и продукты – пожалуй, возьму все, что есть. Пистолет армейского образца, переделанный под глушитель, два боевых ножа спецназа и пара метательных ножей. Отличная сталь. Я поигрался с метательными ножами, проверяя их баланс. Тело определенно помнило, как с ними обращаться.
Бритвенный набор, думаю, не нужен, совсем собрался уже отбросить его в сторону, но в последний момент удержался. Зеркало. Посмотрю на свою рожу, может, хоть имя вспомню. Лицо определенно мое. Красивое лицо. Темно-серые большие глаза, нос тонкий и прямой, губы чувственные. Волосы русые, чуть волнистые, длинные, челка налезает на брови, надо будет ее потом подрезать. Неудобно. На войне такие мелочи могут стоить жизни. Имя никак не всплывает в памяти. Новое, что ли, придумать? Я закатил глаза. Тивуртий… Максимиллиан… Филикиссим… Уалириан… Транквиллин… Нет. Это красиво, конечно, но надо что-то попроще. Марк… Ник… Рикс… Рем… Хм, пусть будет Рем. Немного по-собачьи, но что-то теплое в звучании есть…
Ботинки у Гельмута явно лучше, чем мои. И по размеру подходят. Беру. Снаряга спецназовская. Беру. Ящичек с гранатами. Осколочные, их можно только из укрытия бросать, разлет осколков у таких двести метров. Противотанковые гранаты. Я с уважением посмотрел на раздетые трупы. Сильны ребята! Это же надо столько времени тащить всю эту тяжесть. Гранаты я у вас забирать не буду, а то некрасиво получится, вы трудились, мучились, а я просто хапнул. Ну, разве что только парочку. Нет, четыре возьму, лишние всегда можно выкинуть. А вот патроны лишними точно не будут. Крупа, сухари, сушеное мясо, прессованные пищевые брикеты, две фляжки со спиртом. Шприцы. Лекарства. Лекарства все знаю, даже знаю название каждого на латыни, хотя здесь надписи только на всеобщем – имперском. Может, я терапевт? Нет, скорее все-таки хирург, я бросил косой взгляд на мертвые тела. Заново плотно упаковываю рюкзак. Хороший, кстати, рюкзачок, если его полностью расшнуровать, в него двое таких, как я, поместятся.
Тут бумажка какая-то в карманчике, похоже на план местности. Значки непонятные. Пунктирная линия явно означает маршрут, заканчивается флажком и коряво написанным словом «ОАЗИС». Мне в оазис не надо. Мне, пожалуй, лучше назад, домой. От слова «домой» заныло сердце.
Я закрыл глаза и вспомнил лицо, то самое, что видел в нигде. Мама. Там был еще какой-то непонятный шум. Сейчас я узнал в нем шум морского прибоя! Перед глазами встала бескрайняя гладь моря, яркое солнце, песок. Небольшие волны с шумом накатываются на берег. Стройная девушка в купальнике бежит по колено в воде и смеется. Ее лицо похоже на то, что я сейчас видел в зеркале, только более утонченное. Густые длинные волосы ниже пояса развеваются на морском ветру. Такие же большие серые глаза, только не усталые и грустные, как в зеркале, а искрящиеся и веселые. Глория. Ее зовут Глория! Это моя младшая сестренка, она младше меня всего на год. Я знаю, что люблю ее безмерно, и сестра отвечает мне еще большей любовью. Нас трое самых близких людей на свете: я, моя мама и сестренка.
Открываю глаза, всё та же унылая хмарь и туман. Туман, кстати, стал еще гуще и ведет себя странно. Мне кажется, он уплотнился вокруг трупов. Тел стало почти не видно. Да он жрёт их! Меня мгновенно охватила паника, волосы зашевелились на голове, а тело покрылось холодной испариной. Голос в ушах.
– Не дергайся, С-с-скольз-з-зящий, тебя я пока не трону. Но ты очень вкус-с-сный. – В голосе послышались нотки сожаления и насмешки. – Тебе лучше поспешить. Я не один тут голодный. Собирай быстрей свои вещи. Здесь ты не выживешь. Для тебя безопасней двигаться на восток, там есть живой лес. Только так ты сможешь добраться до оазиса. Оазис – твой единственный шанс вернуться домой. По тому маршруту, который нарисован у тебя на бумажке, пройти нельзя. В следующий раз я тебя обязательно съем, а пока мне хватит этих двоих… – Смеется.
Всё! Это предельный для меня вес, с которым я смогу двигаться. Привалы придется устраивать чаще. Послушаться тумана или двигаться дальше по намеченному маршруту? Я легко сориентировался по карте-плану и рельефу местности. Определенно я раньше занимался туризмом или чем-то подобным. Может, туман на ужин меня приберег и указал направление, по которому сможет легко догнать пищу в любой момент, а может, в нем взыграло человеколюбие – настоящее, не гастрономическое. Задачка, однако. Лес на плане действительно обозначен. А вот масштаба нет, и расстояние до леса нельзя определить даже приблизительно, но до него явно много ближе, чем до флажка под названием «Оазис». Можно еще двигаться по пунктиру в обратном направлении. Только неясно, откуда эти парни притопали, может, их вообще сюда на вертолете привезли. И как я сам сюда попал – непонятно.
Туман остался позади – в небольшой низинке. Я поднялся на ближайший холм, чтобы осмотреться. Всюду, куда хватает глаз, простирается бесплодная каменистая пустыня с редкими засохшими чахлыми деревцами. Картина действует угнетающе, на душе от нее становится муторно. А еще здесь холодно. Ненавижу холод, ненавижу зиму и все, что с ней связано: лед, снег, темноту, голые деревья. Когда не знаешь, куда идти, нужно помолиться, а потом прислушаться к интуиции. Интуиция решила, что нужно довериться говорящему туману и двигаться к лесу.
Пока шел, заметил еще несколько низинок, в которых клубится едва заметное белое марево. Вблизи оно совершенно незаметно, зато, если смотреть издали с какого-нибудь холма, то марево становится видимым. Низина защищает от ветра, поэтому остановиться на ночлег в таком месте кажется естественным и удобным, но знакомиться с новым туманом мне как-то не хочется, покормить его уже будет нечем, только самим собой. Сегодня придется выбирать место для ночлега на холме, терпеть холод и ветер. Зато безопасно. Туман явно не любит ветра. На ветру карабин студит руки, холод пробирает даже через перчатки. Вроде и температура не слишком низкая, снег почти растаял, но из-за ветра, высокой влажности и отсутствия солнца я мерзну. От холода спасает только движение. По внутреннему ощущению я прошел уже километров сорок. Если судить по плану, то где-то на середине пути к лесу я должен увидеть высокую скалу. Если на плане правильно указана ее высота, то такая скала должна быть видна за несколько километров, но пока ничего не видно. Периодически тренирую свое новое объемное чувство, мне почему-то кажется, что раньше я ничем подобным не обладал. Закрываю глаза и начинаю рассматривать окружающие меня камни. Потом открываю глаза и сравниваю образы. Чувствую, что в результате такой тренировки обычное зрение тоже постепенно улучшается.
Закрываю глаза, вижу, как от одного из камней отрывается нечто расплывчатое. Открываю, нет ничего. Закрываю, нечто быстро несется прямо на меня. Вскидываю карабин, стреляю с закрытыми глазами, не целясь. Оказывается, умею неплохо стрелять, меня явно когда-то учили, и учителя были хорошими, если вдолбили такие вещи на уровне рефлексов. Нечто кувыркнулось в воздухе и с шумом упало к моим ногам. Открываю глаза, вижу перед собой пятна крови, контуры незнакомой твари постепенно проступают и становятся видимыми для обычного зрения. Черная чешуя, перепончатые крылья, огромные клыки и рогатая голова. Удачный выстрел, мистер Рем. Кажется, седая с косой опять прошла сегодня совсем близко. Глаза чудища с вертикальными зрачками подернула пелена смерти. Я брезгливо перевернул тварь ногой. Тяжелая, килограммов пятьдесят – не меньше. Интересно, жрать это можно? Пока есть запасы, наверное, не стоит. Слюна у нее какая-то зеленая, и кровь странно воняет. Определенно, она несъедобна.
Пора искать ночлег. Вон тот холм вполне подойдет. Нужно успеть набрать хворост, пока не стемнело. С хворостом в этом месте проблем нет, ночью будет костер. Ноги с непривычки гудят от пройденного расстояния, да еще с такой тяжелой ношей на спине.
Наконец костерок весело потрескивает. Пришлось сложить небольшую стеночку из камней, чтобы укрыть его от ветра. Поужинал парой прессованных кубиков, предварительно растворив их в горячей воде. Нельзя сказать, чтобы получилось вкусно, но вполне съедобно. Еду надо экономить.
Забираюсь в мешок между костром и кучей собранного хвороста. Теперь можно расслабиться, и я медленно проваливаюсь в сон. За прошлую ночь я уже научился во сне машинально подкладывать хворост, когда становится совсем холодно, главное спальник при этом не сжечь.
Сегодня мне снятся кошмары. Мое тело длинное и узкое. Я из любопытства сую голову в какую-то круглую дырку в скале. Отверстие оказалось чьей-то норой. Ход норы полого уходит вниз. Я начинаю сползать и в какой-то момент понимаю, что залез слишком глубоко. Нора тесная, в ней совершенно невозможно развернуться. Руки прижаты к телу, и мне никак не выпихнуть себя назад. Я скольжу все дальше и дальше вниз, а ход делается все у́же и у́же. Вот уже становится тяжело дышать. Меня охватывает паника, я судорожно дергаюсь всем телом, но мое положение становится все безнадежней. Грудную клетку сдавило до боли в ребрах. Я пытаюсь кричать, но воздуха в легких уже нет, получился лишь жалобный писк. В ужасе просыпаюсь. Мои руки и ноги чем-то крепко стянуты, так что я не могу ими даже шевельнуть. Поднимаю веки и встречаюсь с холодным немигающим взглядом огромных змеиных глаз. Где же мой карабин?! Даже мысли в голове получаются какие-то хриплые.
– Не дергайс-с-ся, С-с-скользящ-щ-щий. Карабин тебе не поможет. – Я слышу голос в своей голове. Взгляд змеиных глаз гипнотизирует и парализует. – Помоги нам, С-с-скользящ-щ-щий. – Хватка змеи немного ослабла, это дает мне наконец возможность вздохнуть.
– Чего ты от меня хочешь? – Я слышу страх в собственном голосе, от этого становится совсем мерзко. Даже умереть достойно не получится, буду раздавлен, как трусливая мышь.
– С-с-спас-с-си мою девочку. – Змея положила мне на грудь свою тяжелую голову, так что я чувствую на лице ветерок от ее дыхания. – Моей дочке нужно тепло, с-с-сделай ее с-с-своим фамильяром. Ты с-с-соглас-с-сен?
– У меня есть выбор? – Пытаюсь восстановить кровообращение в конечностях, пока хватка змеи ослабла.
– Выбор ес-с-сть вс-с-сегда! Глупый человечек, ты можеш-ш-шь выбрать с-с-смерть. С-с-следуй за мной.
Я с трудом, разминая затекшие руки и ноги, выбрался из спального мешка и пошел вслед за змеей, используя карабин как опору.
– Карабин ос-с-ставь! Со мной ты здес-с-сь в безопас-с-снос-с-сти.
Минут через пять змея привела меня к какой-то груде камней.
– Возьми ее. – Змея указала головой на небольшую ямку, на дне которой валялась коротенькая зеленая веревочка с детский мизинчик толщиной и длиной в мою ладонь. Я аккуратно поднял ее за кончик.
– Да она дохлая! – Я с сомнением рассматриваю малюсенькую змейку.
– Положи ее на ладонь, подыш-ш-ши на нее, позови ее. Мою девочку зовут Даш-ш-ша. – Мне показалось, что в голосе змеи появились жалобные нотки. – Ей нужно человечес-с-ское тепло.
Я положил маленькую змейку на ладонь и подышал на нее, согревая своим дыханием.
– Даша, просыпайся. – Я снова дышу на змейку, изо рта идет пар.
В какой-то момент мне показалось, что змейка шевельнулась и открыла красные глазки. Я с перепугу чуть не уронил ее на землю. Потом тело змейки окутала серая дымка, и она буквально исчезла, растворившись в воздухе у меня на глазах.
– С-с-спасибо, С-с-скользящ-щ-ший. Теперь моя девочка с-с-стала твоим фамильяром. Она будет жить и поможет выжить тебе. Фамильяр и маг неразлучны.
Я обернулся, но там, где только что была огромная змея, уже никого нет.
Небо на востоке заметно посветлело. Тупо подкидываю ветки в огонь. Надо приготовить еду, сил сегодня понадобится много. Я так и не понял, то ли это был кошмарный сон такой, то ли все на самом деле происходило. Но даже сейчас меня не покидает странное ощущение чьего-то присутствия. Ш-ш-ш-ш – непонятный звук.
– Пус-с-сти меня погретьс-с-ся у кос-с-стра. – Тоненький девичий голосок, возникший в моей голове, растягивает свистящие и шипящие звуки.
– Ты кто?! – Я вздрогнул от неожиданности.
– Я твой фамильяр, хозяин. Разве ты не помниш-ш-шь?
– Ты Даша? Ты где?
– Да, Ш-ша. Зови меня Ш-ша. Я здес-с-сь, протяни руку.
Протягиваю руку. Запястье обвивает зеленая змейка. Мне показалось, что она стала чуть-чуть толще, чем была ночью. Змейка соскользнула с запястья и свернулась колечком на теплом камне возле костерка, подняла головку и смотрит на огонь. В красных глазках отражается свет костра, отчего они кажутся еще ярче.
– И что же мне с тобой делать? – С недоумением рассматриваю неожиданное приобретение.
– Прос-с-сто подружис-сь со мной и доверьс-ся мне. – Свистящие звуки стали короче. Змейка быстро привыкает к человеческой речи.
– Ха! Довериться тебе? – Я даже опешил от такого предложения. – Ты же ядовитая! Цапнешь еще нечаянно во сне… Нашла дурака!
– Ну-у-у… – Ша запрокинула вверх головку. Если бы у нее были плечи, то она наверняка бы ими пожала. – Может, и цапну, с кем не бывает… – Ее голосок так и сочился ехидством. – Ты в какое место предпочитаешь, чтобы тебя цапнули?
– А что, есть разница? – Юмор змейки мне смешным почему-то не показался.
– Конечно! Есть места, куда я, приличная девушка, ни за что не соглашусь тебя цапать.
Надо же! Какие мы привередливые, однако. Ей еще и место повкуснее подставить надо. Чего доброго и вправду цапнет. Я с опаской отодвигаюсь от нее подальше.
– Может, тебя покормить надо? Чтобы ты не цапала что попало. Вам, гадюкам, что больше нравится, сухари или мясо сушеное? Могу кашку сварить, крупа у меня есть.
– Фи! Я не питаюсь грубой материальной пищей, только духовной! А за гадюку ответишь… – змейка повернула головку в мою сторону. – Мы, фамильяры, пока маленькие, питаемся магической энергией хозяина. Я уже поела. Ты вкусный. – Змейка задумалась. – А еще ты красивый. Я, пожалуй, не буду тебя пока цапать.
Вода в котелке закипела, и я бросил в него пищевой концентрат. Ша с интересом наблюдает, как я заглатываю горячую пищу.
– А чего ты ее не остудишь? Ты же маг! – Змейка уставилась на меня своими любопытными красными бусинами.
– Во-первых, я не умею, во-вторых, мне нравится горячее, а в-третьих, не понял – кто я? Что еще за мах?
– Не мах, а маг. Ты что, с-с-с неба упал? Таких прос-с-стых вещей не знаеш-ш-шь. – Когда Ша сердится или нервничает, она снова начинает растягивать шипящие. – Впрочем, неважно, главное, мне в твоей ауре уютно. Мама сказала, что людей с такими сильными аурами, как у тебя, не бывает. Только Белый Странник, но он уже и не человек вовсе…
На седьмой день пути я уже совсем отупел от однообразного унылого пейзажа – камни, невысокие холмики, чахлые сухие деревца, кое-где видна жухлая трава. Солнца я так ни разу и не видел, только светлое пятно в небесной хмари. Тело втянулось в ритм похода, мышцы уже не болят, как раньше, к вечеру не падаю как подкошенный без сил возле маленького костерка. Ноги работают бездумно, на автомате выбирая наилучшее место для следующего шага. Первое время однообразие скрашивала болтовня змейки, но, похоже, и ей это уже надоело, часа три как молчит, ни одного ядовитого замечания в мой адрес. План добраться до леса моя спутница одобрила. В лесу есть дичь, на которую можно охотиться, ведь рано или поздно запасы еды в рюкзаке закончатся. В лесу легче выжить, но и умереть там тоже легче. Периодически, когда фамильяру становится совсем скучно, она устраивается на моем плече и смотрит вокруг, тогда ее головка раскачивается в такт ходьбы радом с моим ухом.
– Не тряси меня так! Ты же скользящий, а не трясущий. – Похоже, Ша надоело наконец молчать.
– И чего это я скользящий? – недоуменно пожимаю плечами. – Я же тебе сказал, что меня зовут Рем.
– А я знаю? Мама сказала Скользящий, значит скользящий, вот и скользи, а ты все время подпрыгиваешь. Мне так сидеть неудобно. – В голосе змейки появились капризные нотки.
– Ну и ползи тогда сама, я тебя к себе на плечо не сажал. – Раздраженно хмыкаю. Змейка равнодушно игнорирует мои слова.
– С-с-стой! – Громкий окрик Ша заставил меня резко остановиться. – С-с-совсс-с-сем ос-с-слеп, или жить надоело?
– Что ты так орешь? Заикой оставишь. – Я недовольно посмотрел на змейку.
– Брось вперед камень. – Кончик хвостика Ша нервно дрогнул.
Я подобрал камень и небрежно швырнул его вперед. Камень упал совершенно беззвучно, а вокруг того места, куда он приземлился, по каменистой поверхности пошли волны. Я с удивлением уставился на невиданное зрелище.
– Это что? – Я растерянно посмотрел вниз и несколько раз топнул ногой по тому месту, где стоял. Но здесь грунт был твердый.
– Каменная топь. – Недостаток мимики Ша с лихвой компенсировала ехидными интонациями и движениями кончика хвоста. – Ты откуда здесь такой взялся? – Даша уставилась на меня своими красными бусинами. – Такие глупые обычно не доживают до твоего возраста. Ходит по дикой магической пустоши и не знает, что такое каменная топь. – Змейка даже язык свесила, чтобы изобразить всю степень своего недоумения. Благо, для того, чтобы разговаривать, он ей не нужен.
– И как ты ее заметила, эту топь? – Как ни стараюсь всматриваться, впереди камни ничем не отличаются от тех, что сзади.
– Стоя на месте, ее обычным зрением заметить нельзя, но когда движешься, контуры камней слегка размываются, становятся нечеткими, – начала вещать змейка менторским тоном. – И стоять на краю топи опасно, она вообще-то обычно движется, хотя и не быстро.
– И что теперь делать? – Я совсем растерялся.
– Ну-у-у… – Даша запрокинула головку. – Обходить придется. Судя по волнам от брошенного камня, это молодая топь, она не должна быть слишком большой, такие обычно бывают размером не более нескольких сотен метров. Плохо если она здесь не одна. Тогда они начнут двигаться так, чтобы постараться нас окружить. Они весьма неглупые, и соревноваться с ними в решении топологических задач я бы тебе не советовала. Поэтому нам надо идти, и желательно быстро.
Примерно шесть дней назад мы прошли скалу, обозначенную на плане. Серый пейзаж постепенно начал меняться на более живой. Небо стало светлее, мох на камнях сделался гуще, клочки травы выше, несколько раз попадались небольшие роднички с прозрачной водой. Вдалеке показалась рваная темная полоска леса. Ночевать сегодня будем в лесу. Ша азартно крутит головкой, пытаясь что-то рассмотреть в попадающихся на нашем пути пучках травы.
– Что ты там высматриваешь? – Мне надоели уже ее суетливые движения.
– Мыш-ши! – не смогла скрыть своего восторга Ша.
– Ты ешь мышей? – Не сказать, чтобы я сильно удивился, но все же не ожидал, что какие-то мелкие серые грызуны могут заинтересовать мою хладнокровную наездницу. – А кто-то недавно мне говорил, что питается только духовной пищей. – Я насмешливо глянул на змейку.
– Фи! – Даша презрительно тряхнула головкой. – Вот еще! Конечно, я их не ем. Я еще слишком маленькая! Но вот поохотиться на них хочется. Очень! – В ее голосе послышались мечтательные нотки. Змейка окуталась дымкой и демонстративно исчезла с моего плеча, мол, не очень-то и хотелось.
Лес встретил меня мрачной тишиной. Почва на опушке уже не была полностью каменистой, кое-где на ней можно было рассмотреть отпечатки следов. Вот этот след похож на кошачий. Кошечка в детстве явно слушалась маму и ела манную кашку, поэтому выросла большой и красивой, лапки у нее как три моих ступни. Я нервно передернул затвор карабина, проверяя патрон в патроннике.
– Это тигра, – высказала змейка свое мнение. – Они достаточно разумны и стараются не связываться с людьми, если те их не трогают и если с ними нет детенышей. Но останавливаться здесь на ночлег не стоит. Тут сонное место!
– Что еще за сонное место? – Покрутил головой в поисках Даши – не люблю разговаривать, когда не вижу собеседника. Змейка появилась, обвившись вокруг моего запястья. Даша явно к чему-то принюхивается. Вот уж не думал, что змеи используют обоняние.
– Сонное место может делать кошмары реальными. Приснится тебе во сне монстр, а сонное место создаст его в реальности. Тебе какие монстры обычно снятся? – Даша уставилась на меня с любопытством. – Надеюсь, убежать мы успеем?
– Мне вообще обычно сны не снятся, – пожимаю плечами.
– Тогда лучше не рисковать, – сделала вывод Даша. – Никогда не слышала, чтобы кому-то сны не снились. Так можно и вовсе не проснуться. Или проснуться где-нибудь в другом месте. Был бы ты настоящий маг, сонное место могло бы стать для тебя раем. Вечером засыпаешь, заказываешь, что тебе нужно, а утром все материализовалось… – Даша мечтательно вздохнула. – Например, мыши в шоколаде или лягушки в черничном соусе… Вообще-то сильные сонные места, подобные этому, встречаются очень редко, слабые ничего крупнее ядовитых пауков создать не могут. А здесь очень сильное место. – Змейка снова принюхалась. – Несколько тонн массы за ночь может родить.
