Сегодня в клинике для душевнобольных города Верхнезаломайска царило необычайное оживление. Причиной тому стал новый пациент, лишь пять минут назад доставленный под вой сирен и яростную ругань санитаров. Казалось бы, что им, троим здоровым парням, стоило скрутить этого мозглявого мальчонку лет пятнадцати и закинуть в палату для буйных? Но когда ребята хватали его и пытались тащить, он почему-то внезапно оказывался в шаге от них. Да ещё и шипел, точно разъярённая кошка.
Почти все пациенты этого дружелюбного заведения столпились в коридоре и наблюдали за творившимся безобразием. Галдели, показывали пальцами и тапками.
– Человек будущего уже среди нас! – закричал вдруг дедушка с горящим безумием взглядом и пышной седой бородой. Он распихивал толпу и рвался к новичку, не обращая внимания на пытавшуюся удержать его медсестру. – Не бойтесь будущего! Бойтесь того, что грядёт!
– Успокойтесь, Лев Николаевич! – медсестра Таисья, крупная молодая женщина, нашла, наконец, точку опоры в виде шкафа и на какое-то время остановила движение упёртого старика. – Займите своё место!
– Важно не то место, которое мы занимаем, а то направление, в котором мы движемся! – не унимался тот.
Жутко взвизгнув и содрав старый линолеум, шкаф сдвинулся на пару сантиметров. Ножки хрустнули, но выдержали.
Внезапно всё разом стихло. Замерли пациенты. Застыл каменным изваянием беспокойный старик, что мнил себя провидцем. Медсестра отпустила шкаф и заняла место позади него. Не шкафа, конечно, а своего подопечного. Санитары вытянулись в струнку, оставив попытки скрутить новичка. Даже устроивший весь этот переполох мальчонка перестал шипеть и вырываться, наблюдая приближение светила, озарившего этот довольно мрачный коридор.
– Так-с, что тут у нас происходит? – с лестницы не спустился, а просто-таки снизошёл главврач больницы, Павел Афанасьевич Державин.
Он был в чистеньком, хрустящем от собственной свежести, халате, тщательно выбрит, причёсан и благоухал розовой водой. Блестящие чёрные ботинки мелодично поскрипывали в такт шагам. Сиреневый шёлковый галстук словно замер по стойке смирно, даже не пытаясь смяться или, упаси господь, выбраться из-под халата.
Старший из санитаров, Степан Балуев, двухметровый рыжий верзила с вечно красным лицом, как-то виновато улыбнулся и, указывая на нового паренька не пальцем, а, как требовал доктор, всей рукой, пролепетал:
– Вот. Творил непотребства в общественном месте. Ага. Ругался на непонятном языке.
– А почему к нам? – удивился главврач. – Что, полиция совсем работать не хочет?
– Тут странность, – Степан потёр щёку. – Он, образно выражаясь, прыгал между этажами, не пользуясь ступеньками.
– На лифте, что ли, катался? Или по перилам? Так это простое хулиганство.
– Лифтом тоже не пользовался. И этими… перилами…
Павел Афанасьевич заинтересованно наклонил голову:
– Поясните.
Санитар сглотнул слюну и, откашлявшись, стал рассказывать:
– То он, значит, на втором этаже, пристаёт к пожилой даме с неприличными вопросами, а то вдруг оказывается на четвёртом и строит рожи охране. Охрана, понятное дело, за ним, а этот охальник уже в самом низу, в магазине нижнего белья для барышень, – при этих словах санитар залился краской, от которой его лицо из красного стало просто-таки свекольным. – Там мы его и споймали. Ага.
– А на каком языке он задавал неприличные вопросы? – приподнял брови доктор. – И с чего вы решили, что они неприличные.
– Не могу знать. Но они точно были неприличными. Потому как дама была потрясена и расстроена.
Главврач наклонил голову в противоположную сторону и доверительным тоном спросил нового пациента:
– И давно ли это с Вами, молодой человек?
Мальчонка хлопал глазами и молчал, будто не понимал ни слова.
Доктор обошёл его справа. Оглядел. И спросил, обращаясь к старшему санитару:
– Во что это он вырядился? Сейчас что, так модно?
Пациент и в самом деле был одет как-то странно. Поверх розовой исподней рубахи с короткими рукавами растопырилась шерстяная жилетка (растопырилась она оттого, что санитары во время борьбы успели повыдёргивать из неё ниток на несколько вороньих гнёзд). Зелёные вельветовые штаны оказались короче общепринятого на пару-другую сантиметров, так что не скрывали тощие щиколотки. Обут же мальчонка был в какие-то тряпичные синие мокасины с красными полосками. Дополняли сию нелепую картину патлы цвета бурых водорослей откуда-нибудь с Азова.
Старший санитар был холост и бездетен, а потому обернулся за помощью к своим боевым товарищам. Антон, тот, что блистал лысиной и железными фиксами, успел обзавестись тремя отпрысками, так что он вполне мог быть в курсе нынешней молодёжной моды. Но тот лишь пожал плечами. Две старшие девочки только-только поступили в гимназию, а сынишка ещё из пелёнок не вылез, а потому интересовался лишь молоком да книжками с яркими картинками.
– Нигилисты, – проворчал третий санитар, отставной военный, сохранивший выправку и ухоженные закрученные усы. – Вся зараза с Запада.
– Не, с Запада Марвел и свобода. А вся зараза из Китая, – внезапно подал голос новичок. Голос этот был мягкий и какой-то обиженный. Казалось, никак не мог он с таким голосом хамить дамам и корчить рожи охране.
– Так Вы, молодой человек, стало быть, всё-таки нас понимаете, – сделал вывод главврач.
– Ну, – парнишка шмыгнул носом.
– И обещаете вести себя пристойно, – Павел Афанасьевич посмотрел на новичка своим фирменным взглядом, от которого даже самый буйный пациент терял всякое желание продолжать свои буйства.
– А чо сразу я? Эти первые начали, – парнишка кивнул на санитаров.
Степан Балуев возмущённо запыхтел, а Антон нахмурился и с чувством воскликнул:
– Поклёп! Как есть поклёп, Палнасич!
Усач поддержал коллегу:
– Мы, сударь, были при исполнении служебных обязанностей.
Главврач внимательно поглядел на подчинённых. Те моментально вжали головы в плечи и постарались не отбрасывать тени.
– Вот что, голубчик, – обратился Павел Афанасьевич к новому пациенту. – А пойдёмте-ка в мой кабинет. Нам просто необходимо поговорить без посторонних ушей.
И он стал подниматься по лестнице, будто был абсолютно уверен, что мальчонка последует за доктором. Тот и в самом деле начал взбираться по ступенькам, но за ним отчего-то увязались и санитары.
– Помилуйте. А вы куда, судари? – удивлённо изогнул бровь главврач, обернувшись на верхней ступеньке. – У нас приватная беседа.
– Так это, – замямлил старший санитар, – он может быть опасен…
Павел Афанасьевич перевёл взгляд на новичка:
– Ты опасен?
– Сами они опасны, – промяукал мальчонка и вытер нос.
– Ступайте, голубчики, ступайте, – главврач отмахнулся от санитаров, словно отгонял назойливых мух.
Когда подчинённые спустились до середины пролёта, доктор улыбнулся мальчонке. Широко взмахнул рукой, приглашая следовать в сторону кабинета с массивной дубовой дверью.
Снизу донеслось шарканье тапочек. Представление закончилось, зеваки стали расходиться по своим палатам.
– Человек будущего, – завёл было прерванное выступление пышнобородый старик, но медсестра схватила его крепкой рукой за рукав и нежно так прошипела на ухо:
– Идёмте, Лев Николаевич. Пора ставить клизму.
Тот сразу же сник и послушно поплёлся за своей патронессой.
Новичок вошёл в святая святых клиники, которой, без сомнения, являлся кабинет главврача, и принялся крутить головой. Здесь стояла дорогая тяжёлая мебель из ценных пород древесины, радуя глаз кожаной обивкой и блестящим лаком. На полках в книжном шкафу стояли объёмные фолианты, а у стены громко отстукивали время огромные часы с золотыми стрелками.
– Прикольно, – осклабился паренёк, с разбега прыгнув на мягкий диванчик справа от входа.
– Что, прости? – Павел Афанасьевич озадаченно взглянул на новичка. – Ты укололся? Что-то не так с банкеткой?
– Да не! – отмахнулся тот. – Прикольно – значит кульно. Ништяк. Зашибись. Кайфово. Офигительно.
На все эти слова доктор только и делал, что вздымал брови да морщил лоб. И лишь на «круто» удовлетворённо кивнул.
– То есть, нравится?
– Да ваще, полный улёт! – мальчонка соскочил с диванчика и прыгнул в кресло за столом. – Ух, ты! Фаберже? – он схватил со стола чёрный глянцевый поднос с красными яблоками по периметру. – Или Хохлома какая?
– Осторожнее, – поморщился хозяин кабинета. – Не урони. Техника не любит подобного к ней отношения.
– Техника? – пациент повертел в руках поднос. – Что за техника?
Павел Афанасьевич протянул руку и забрал вещицу. Потом ловко присел на столешницу и развернул поднос так, чтобы мальчонка мог видеть поверхность. Приложил палец.
Предмет легонько зажужжал. А потом поверхность подноса засветилась, показав вид на соборную колокольню города. Глаза новичка расширились, и доктор счёл это удивлением.
– Помнишь, как в той сказке? Катись, яблочко, по тарелочке. Покажи мне страны заморские…
– Это типа айфон, что ли? – скривился в ухмылке мальчонка. – А чо яблоки не надкусанные?
– А должны быть надкусанные? – улыбнулся хозяин кабинета, и его лицо залучилось сеточкой морщинок. – Не подскажешь, по какой причине?
– Да кто ж этих пиндосов поймёт? – пожал плечами парнишка. И, видя непонимание в глазах доктора, пояснил: – Эппл, американская контора. Самый рульный бренд. А ваши яблоки что, нашинские? Рашинские?
– Отечественные, – кивнул главврач, интуитивно поняв последнюю фразу. – Отечественно всегда лучше. Странно, а я-то считал, что ковбои ничего умнее, чем коровам хвосты крутить, не придумали. Колония – она и есть колония. – Потом доктор что-то нажал и вывел на экран яблочного подноса стандартную форму оформления пациентов. – Давайте знакомиться, голубчик. Меня зовут Павлом Афанасьевичем. А Вас?
– Эдик, – представился мальчонка.
– Год рождения можно уточнить?
– Две тысячи пятый. Семнадцатое февраля. А тут у вас какой год? Я в прошлом ведь, да?
– Одна тысяча девятьсот девяносто третий от рождества Христова.
– Прикольно, – пациент шумно вздохнул. – Ну и попадос… А чо нам в школе врали, что в девяностые разруха была? А у вас тут вона чего, – он обвёл рукой кабинет. – И даже планшеты есть. А гипер у вас отстойный. Правда, я его не очень помню. Вштырило меня конкретно, когда я тут оказался.
– А каким образом Вы здесь оказались, Эдуард?
Мальчонка потёр нос.
– Да мы с пацанами на хате у Патлатого зачикинились. Ну, так, лайт стайл. Пофлексили, повайпили, в плойку зарубились. Потом Руслик какую-то шнягу приволок. Экспериментальная замута, говорит. Но штырит знатно. Я ещё пошутил, уж не Новичок ли какой? А он говорит не пались, от Новичка ещё никто не умирал. Ну, дунули. И тут меня накрыло. Сначала из комнаты в сортир кинуло, как в телепорт. Пацаны ещё ржать стали, когда я там громыхнул. Чувство было такое, будто я Флеш. Ну, или другой какой-нибудь Мститель. Но точно не Халк. А потом вдруг в гипере вашем оказался. Ещё немного покидало по этажам, как я понял. Я пытался у туземцев спросить, что со мной, но чот сразу орать начинали и смывались. А когда эти трое из ларца приехали, – мальчонка кивнул в сторону двери, – только туда-сюда болтало, то на шаг, то на два.
Доктор слушал, не перебивая. Только кивал. Ему было не впервой выслушивать безумную историю. И он каждый раз пытался верить. Иначе невозможно расположить к себе больного человека. Но этот рассказ оказался настолько фантастическим, что не мог быть ничем, кроме правды.
Когда мальчонка умолк, переводя дух, главврач встал и налил себе и гостю чаю из блестящего самовара, спрятанного за ширмой.
– Ништяк! – расплылся в улыбке гость, увидев мятные пряники.
– Упоительно, – согласился хозяин.
…
Лишь через два часа Павел Афанасьевич спустился вниз. Один.
– А где новенький? – поинтересовалась Таисья.
– Человек будущего уже? – робко спросил пышнобородый старик.
– Он вернулся в свой мир, – развёл руками главврач. – Видимо, дурман перестал действовать. Представляете, просто растворился в воздухе. – Доктор издал звук, с которым лопается пузырь. Потом хмыкнул: – И ложечку мою уволок. Прикольно…
– Как же так? – забеспокоилась медсестра. – Может, полицию надо вызвать?
– И что я им скажу? Что глава клиники верит в иные миры? Да и ложечку они не вернут.
– Уже среди нас, – удрученно вздохнул старик.
– Не беспокойтесь, Лев Николаевич, – Павел Афанасьевич улыбнулся и погладил пациента по плечу. – Это был, конечно, человек будущего. Но, слава Христу, не нашего будущего.