Сергей Геннадьевич Галицкий
Первая чеченская
От автора
О смысле Первой чеченской военной кампании многие не знали. Некоторые его не понимали, другие не хотели ни знать, ни понимать. Но эта война была… Я считаю, что очень важно рассказать нашим детям о том, с чем тогда пришлось столкнуться нашим солдатам и офицерам в Чечне. Что помогло им преодолеть тяжелейшие испытания во время этой абсолютно неподготовленной и плохо организованной военной операции? Что навсегда оставило незаживающие раны в их душах? Благодаря чему в невыносимых условиях они всё-таки сумели с честью исполнить свой воинский долг? На эти вопросы в книге от первого лица ответят Герой России А.И. Пегишев, Герой России А.В. Шевелёв, Герой России В.В. Недобежкин, Герой России А.Ю. Гущин, кавалеры ордена Мужества В.О. Сидельников, В.А. Господ, С.Б. Яновский и многие другие.
В декабре девяносто четвёртого…
Рассказывает полковник Павел Яковлевич Поповских – начальник разведки Воздушно-десантных войск в 1990–1997 годах:
– К 18 декабря 1994 года наши войска уже неделю как продвигались по территории Чечни в направлении Грозного. В то время СКВО (Северо-Кавказским военным округом. – Ред.) и Объединённой группировкой войск командовал генерал-полковник Митюхин. Северная группировка под командованием заместителя командующего ВДВ генерал-лейтенанта Алексея Алексеевича Сигуткина подходила к Долинскому, посёлку на северо-западной окраине Старопромысловского района Грозного. Сигуткин не повёл группировку по дорогам, а прошёл по Сунженскому хребту, обойдя все посты и засады. Поэтому он первым подходил к Грозному с северного направления.
Колонну сопровождала пара вертолётов МИ-24, которые вели воздушную разведку и при необходимости могли наносить удары НУРСами (неуправляемый реактивный снаряд. – Ред.). Полётами вертолётов управлял командующий авиацией СКВО генерал Иванников, который находился в Моздоке на ЦБУ (Центр боевого управления. – Ред.) авиации Северо-Кавказского военного округа. Кроме экипажей в вертолётах находились офицеры-разведчики 45-го полка специального назначения ВДВ. С ними радиосвязь поддерживал начальник оперативно-разведывательного отделения полка майор В.Л. Ерсак.
В тех условиях это был весьма эффективный способ разведки. Ведь пилоты в основном заняты управлением вертолётом и его вооружением. А разведчики нацелены именно на наблюдение за местностью и противником на земле. Естественно, они и видят дальше, и понимают в наземной тактике больше. На окраине Долинского именно наши разведчики обнаружили отряд противника, два танка и пусковую установку БМ-21 «Град», которые были укрыты за строениями.
Пилоты и разведчики, каждые по своим каналам, докладывают командованию группировки о противнике, в том числе и об установке БМ-21 и танках, указывают их местоположение. Генерал Алексей Сигуткин немедленно разворачивает колонну в боевой порядок и даёт команду вертолётам на поражение выявленных целей. Но у вертолётчиков есть свой прямой начальник!.. Командир звена докладывает генералу Иванникову и просит у него разрешения нанести удар на поражение. Иванников отвечает: «Подождите, я спрошу у Главного». Главным у Иванникова был генерал Митюхин.
Буквально через минуту Иванников передаёт пилотам приказ Митюхина, запрещающий наносить удар по выявленным целям, мотивируя это решение наличием в том месте нефтепровода. Сигуткин даёт команду своим разведчикам и артиллеристам на доразведку и подавление целей. Но пересечённый рельеф местности и расстояние не позволили сразу непосредственно увидеть противника и немедленно дать огневым средствам целеуказание на поражение.
В это время вертолёты, которые по плану должны меняться каждые два часа, уходят на замену. Пока другая пара ещё не заняла своё место в боевом порядке, один танк противника выходит из-за укрытия и становится на противоположном от Сигуткина склоне хребта, показывая расчёту установки БМ-21 «Град» направление стрельбы. Ведь чеченские танкисты из башни видят наши боевые порядки, но сам танк остаётся скрытым от наблюдения за гребнем холма, и наши наблюдатели его не видят! Расчёту установки остаётся только развернуться в направлении, которое задаёт своим положением танк, и выставить на прицеле дальность до наших войск. После этого установка производит залп всеми своими сорока ракетами калибра 122 мм каждый…
Если бы колонна вовремя не развернулась в цепь, потери могли быть очень большими. Ракеты от «Града» всегда ложатся сильно вытянутым эллипсом. Если таким эллипсом накрыть колонну вдоль, то каждый третий снаряд может найти цель.
От этого залпа было прямое попадание реактивного снаряда в автомобиль «ГАЗ-66» и бронированную машину управления огнём артиллерии. В ней, кроме экипажа, находился полковник Фролов, начальник артиллерии 106-й воздушно-десантной дивизии, и старший офицер из штаба воздушно-десантных войск полковник Алексеенко. Так одновременно погибло шесть человек. Это были самые первые боевые потери, которые понесла Объединённая группировка войск в Чечне.
На ЦБУ митюхинская генеральская команда тут же попыталась обвинить во всём десантников генерала Алексея Сигуткина. Он якобы не вёл разведку, медлил, не управлял войсками… Но все доклады, переговоры и команды в радиосети вертолётов записывались на плёнку майором Ерсаком. Им было чётко зафиксировано, что установка была обнаружена вовремя и могла быть уничтожена на месте по команде генерала А. Сигуткина, если бы не последовал прямой приказ Митюхина, запрещающий пилотам вертолётов открывать огонь на поражение. Я вынужден был предъявить эти записи генерал-лейтенанту Л.П. Швецову, начальнику штаба ОГВ, и показать истинного виновника гибели наших солдат и офицеров. После этого обвинения в адрес А. Сигуткина прекратились. Вскоре Митюхина на посту командующего группировкой сменил генерал Анатолий Квашнин – будущий начальник Генерального Штаба ВС РФ.
Однако наши «разочарования» всем происходящим в тот день ещё не закончились. Через несколько часов в вечерних новостях телекомпании НТВ проходит репортаж из Чечни, сделанный корреспондентом этой телекомпании. Там оператор под захлебывающийся от восторга голос комментатора показывает, как эта самая злополучная установка БМ-21 «Град» выходит из укрытия на позицию для стрельбы, делает пуск реактивных снарядов по нашей группировке. Расчёт установки покидал позицию, стоя на подножке машины, проезжающей мимо объектива телекамеры. До сих пор помню разгорячённых и радостных чеченцев, снятых крупным планом, и кричащих: «Аллах акбар!».
Примерно через две недели я оказался на том пригорке, и по знакомому из телепередачи пейзажу понял, что нахожусь на том самом месте, на котором и находился 18 декабря телеоператор НТВ.
До сих пор не могу избавиться от впечатления, что в те трудные для солдат и офицеров дни объективы телекамер российских телевизионных каналов расстреливали нас больнее, чем противник.
Кстати, через три дня разведчики 45-го полка спецназа ВДВ эту установку БМ-21 «Град» нашли. Она укрывалась в ангаре, поэтому обнаружить её с воздуха было невозможно. Но мы знали, что находится она в Старопромысловском районе. А этот район – одна длинная-длинная улица, вернее, шоссе. По обе стороны от шоссе стоят жилые дома, производственные и складские помещения.
Разведчики под командованием полковника Бориса Александровича Козюлина с помощью одного старенького переносного радиопеленгатора (второй сломался, а заменить и отремонтировать его было уже некому, так как их производство было прекращено) взяли пеленг на радиостанцию, которой пользовался расчёт этой установки. Потом на карте его прочертили и по пересечению пеленга с шоссе вычислили её местонахождение. Там находился ангар. По нему и нанесли удар артиллерией и авиацией. Всё разнесли – вместе с расчётом…
26 декабря 1994 года в 12 часов дня в железнодорожном пункте управления министра обороны генерала Павла Грачёва началось совещание. Присутствовали министр внутренних дел Виктор Ерин и директор Федеральной службы контрразведки Сергей Степашин. Был также заместитель начальника ГРУ генерал Валентин Корабельников, начальник штаба антитеррористического центра ФСК генерал Дмитрий Герасимов, командир группы «Альфа» Геннадий Зайцев и один из руководителей ФСО. Доклад делал я. До того министром обороны мне была поставлена задача проанализировать возможность проведения специальной операции по взятию пункта управления Дудаева, то есть его «президентского дворца» в центре Грозного.
Я собрал информацию из всех источников – данные нашей разведки, разведки СКВО, ГРУ, разведки Внутренних войск, данные ФСК. Доложил, какими средствами располагал Дудаев в Грозном за четыре дня до нового, 1995-го, года. По моим подсчётам, которые впоследствии оказались даже заниженными, получалось, что противостоять в ходе специальной операции нашим отрядам спецназа могут две – две с половиной тысячи боевиков. Мы знали, как организованы их противовоздушная оборона и охрана Дома правительства, какие есть у них мобильные группы и чем они вооружены.
Доложил я и о наличии своих сил и средств. 45-й полк спецназа ВДВ как боевая единица к тому моменту уже завершил формирование, был неплохо подготовлен и, без солдат последнего призыва и тыловых подразделений, базировался в Моздоке на аэродроме. До этого более полугода без каких-либо указаний сверху мы усиленно занимались с полком боевой подготовкой. Мы, разведчики ВДВ, целенаправленно готовились к боевым действиям: даже командно-штабные учения провели именно на картах Северного Кавказа. Вооружение у нас по тем временам было неплохое. Позже оно появилось и в других спецподразделениях.
Получалось, что у меня участвовать в операции с оружием в руках могли четыреста тридцать хорошо подготовленных разведчиков. Грачёв спрашивает у Корабельникова: «У вас сколько?». К тому моменту Главное разведывательное управление вывело в Чечню один отряд армейского спецназа численностью около ста человек. Соединения и части специального назначения ГРУ, как и вся оперативная разведка, к концу 1994 года успели сильно пострадать от сокращений и «реформы армии».
От ФСК к выполнению задачи готова была одна группа: двадцать семь спецназовцев. Это были очень хорошо подготовленные офицеры – будущий костяк возрождённого позднее «Вымпела». С осени 1993 года отряд «Вымпел», бойцы которого отказались штурмовать Белый Дом в Москве во время известных событий, находился практически в расформированном состоянии. «Вымпел» был передан в состав МВД, где и переформировывался под названием «Вега». Позже спецназ ФСК был прикомандирован к 45-му полку ВДВ и работал с нами постоянно. Дело в том, что в те времена штатным расписанием этому элитному отряду не было предусмотрено ни каких-либо средств обеспечения, ни машин для передвижения, ни топлива для них, ни пункта обеспечения боеприпасами, ни пункта хозяйственного довольствия.
Из группы «Альфа» налицо было девятнадцать человек, о чём и доложил генерал Г. Зайцев. Семнадцать спецназовцев оказалось у Федеральной службы охраны.
Грачёв сам в уме произвёл подсчёты и подвёл итог: «Это всего шестьсот человек». Потом он посмотрел на Ерина, у которого численность спецназовцев превышала всех остальных, вместе взятых. Не помню дословно, что Ерин ответил, но по смыслу его ответ Грачёву звучал примерно так: «Возьмёшь Грозный, а я его зачищу».
Грачёв минут пять-семь размышлял, глядя на карту, по которой я докладывал, потом положил обе руки ребрами ладоней справа и слева от Грозного и говорит: «Мы Грозный блокировали». Затем положил правую руку и на северную часть карты, показывая, как именно мы блокировали Грозный.
Что касается блокирования, то это было, конечно, некоторое преувеличение. С трёх сторон – с севера, запада и востока – группировки подошли к Грозному. Но о серьёзной блокаде не могло быть и речи. Юг – а это почти сплошные лесные массивы – был вообще открыт.
Далее Грачёв произнёс весьма интересную для объективных историков фразу, подводящую итог совещанию и раскрывающую его замысел дальнейших действий войск в зимней кампании 1994–1995 годов: «Грозный мы штурмовать не будем. В середине января начнём выдавливать их из города. Пусть бегут в горы, там мы их весной добьём». Это было сказано 26 декабря 1994 года в 14.00. На этом совещание закончилось, и все разошлись.
Однако на следующий день с утра Ерин, Грачёв и Степашин одним самолётом вылетели из Моздока в Москву. Вечером того же дня они вернулись обратно, и началась подготовка операции по взятию Грозного к исходу 1994 года, то есть в ближайшие три дня.
Кто мог поставить троим министрам эту абсолютно невыполнимую задачу?! Ведь Грачёв закончил не одну военную академию. Если Ерин со Степашиным могли чего-то не знать в военных науках, то Грачёв не мог не понимать, что невозможно было за три дня подготовить, организовать и провести фактически армейскую операцию по взятию города с населением четыреста тысяч человек силами той разношёрстной, неподготовленной и неслаженной группировки войск. Артиллеристы были из одного военного округа, танкисты – из другого, пехота – из третьего. Все полки и батальоны были «сводными». Сам это термин «сводный» появился в те печальные времена и обозначал часть или подразделение, укомплектованные офицерами и личным составом из разных частей и подразделений. Несогласованность, несостыкованность, неслаженность нескольких десятков тысяч солдат и офицеров невозможно преодолеть за три дня. Смешно даже говорить о хоть какой-то управляемости, когда командиры батальона знали не всех своих командиров рот в лицо, а командиры рот – своих взводных.
Для подготовленных и обученных войск есть оперативные нормативы по времени на выработку решения, на планирование и постановку задачи, на организацию взаимодействия в армейском, а также в дивизионных, полковых и других звеньях. В свою очередь командиры частей и подразделений, получив задачу, должны её осмыслить, оценить обстановку, принять решение, спланировать боевые действия, организовать взаимодействие. И только потом всё это довести до нижестоящих командиров, которым также нужно определить и подготовить личный состав, технику, вооружение к предстоящим боевым действиям и довести задачу до каждого солдата. В декабре 1994 года за три дня всю эту работу сделать было практически невозможно.
Поэтому, когда наши войска входили перед новым, 1995, годом в Грозный, не готовы были не только солдаты. Задачу не знали большинство командиров взводов и даже некоторые командиры рот!.. Шли колоннами, не зная куда, не зная, где противник, и как он будет действовать. Поэтому всё так и произошло…
К утру 1 января наша группировка уже понесла потери и остановилась. Генерал-лейтенант Квашнин, к тому времени уже командующий ОГВ, пришёл на ЦБУ с картой, на которой были нарисованы красивые красные стрелы среди маленьких синих кружков, обозначающих дудаевские позиции… Он встал рядом с картой и говорит: «Мы воткнули в Грозный лом, – показывая на красные стрелы. – Сейчас мы раскачаем лом и развалим оборону Грозного». Это всё происходило в то время, когда остриё этого «лома» – батальон 131-й Майкопской бригады – в районе железнодорожного вокзала был уже разгромлен почти полностью.
Спецназовцы 45-го полка входили в Грозный уже 1 января. Ещё 31 декабря в 16.00 генералом Л. Шевцовым (в то время он был начальником штаба группировки) мне была поставлена задача – сформировать из 45-го полка отряд и на пяти вертолётах МИ-8 высадиться в Грозном на заводском стадионе. Дальше наш отряд должен был разблокировать батальон 131-й бригады в районе железнодорожного вокзала.
Приказ есть приказ. Мы начали спешно готовиться к его выполнению. К 17.00 было подготовлено пять групп по пятнадцать человек в каждой, и мы вышли к вертолётам для посадки. Вообще вертолёт МИ-8 вмещает шестнадцать человек, но я сформировал группы по пятнадцать. Однако и пятнадцать полностью экипированных и вооружённых спецназовцев оказались для изношенных вертолётов слишком тяжёлым грузом. Лётчики отказались взять нас на борт, потребовав: «Сокращай группы до двенадцати человек». Пока я переформировывал группы и делал перерасчёт, очень быстро стемнело, и вертолётчики окончательно отказались подниматься в воздух. Но если бы мы взлетели, то, без сомнения, вертолёты над Грозным были бы сбиты. Как потом выяснилось, именно в это время на том самом стадионе, куда мы должны были высаживаться, находился дудаевский резерв, запас оружия, формировались и вооружались отряды ополчения.
После отказа вертолётчиков лететь я доложил о сложившейся ситуации Л. Шевцову и был примерно наказан, получив новую команду немедленно идти на Грозный своим ходом. Мой заместитель, полковник Валентин Михайлович Прокопенко, сформировал колонну из двенадцати бэтээров, нескольких «уралов» и с отрядом двести человек вышел из Моздока ровно в полночь с 31 декабря 1994 года на 1 января 1995 года. Отряд сделал попытку войти в Грозный, как это и было спланировано и приказано командованием, с севера, по Первомайскому шоссе.
Валентин вёл колонну осторожно, с усиленным охранением. Но как только колонна втянулась в город, из засады дудаевцы гранатомётами и автоматами охранение обстреляли.
Валентин быстро сориентировался – отряд принял бой, сбил засаду, но не стал пробиваться вперёд. Под огнём противника Валентин вывел все машины из боя без потерь в личном составе и технике. Осколками брони и гранаты, попавшей в щиток башни бронетранспортёра, был серьёзно ранен капитан В. Паньков.
Вторую, более удачную попытку, мы предприняли на следующий день, воспользовавшись другим путём через кладбище и по огородам жилого сектора, который днём ранее пробил мудрый генерал Лев Рохлин. Он не стал испытывать судьбу на Первомайском шоссе, где накануне «духи» как раз его и поджидали и основательно готовились к встрече.
…Так для разведчиков ВДВ началась чеченская кампания, которая продолжалась для них почти двенадцать лет. За эти годы 45-й полк спецназа ВДВ потерял тридцать пять человек, десять военнослужащих полка стали Героями Российской Федерации. Полку присвоено имя Александра Невского, и впервые за всю послевоенную историю Советской и Российской Армии указом Президента России полк стал Гвардейским. Из всех соединений и частей ВДВ полк покидал чеченские горы последним – весной 2006 года.
Подвиг разведчика
Операцию, за которую тогда ещё старший лейтенант Андрей Шевелёв получил звание Героя России, сейчас изучают в военных училищах и академиях. И знаменательна она не количеством уничтоженных врагов и подбитой техники, а количеством сохранённых жизней наших десантников. В декабре 1994 года 76-я воздушно-десантная дивизия уже готовились в лоб атаковать «дудаевцев», которые успели хорошо организовать оборону Грозного на наиболее вероятных направлениях наших ударов.
Именно тогда командир дивизионной разведроты Андрей Шевелёв доложил комдиву: «Я выполнил приказ и нашёл путь через горы». И именно по этому пути несколько тысяч десантников с тяжёлой техникой и боеприпасами скрытно преодолели Сунженский хребет. Они без единого выстрела и без единой потери вышли во фланг противника и обратили его в бегство. Определить истинную цену этого подвига разведчиков могут только те, кто благодаря ему остался жив.
Рассказывает Герой России, подполковник Андрей Владимирович Шевелёв:
– В 1994 году я командовал отдельной разведывательной ротой 76-й воздушно-десантной дивизии. 26 ноября 1994-го в Грозном была сожжена российская танковая колонна. После этих событий нас подняли по тревоге, и в тот же день вечером мы приземлились на аэродроме города Беслан в Осетии.
Такая командировка была для нас обычным делом. Ведь 76-я дивизия ВДВ участвовала в урегулировании почти всех конфликтов, которые к тому времени вспыхивали регулярно. Это и ГКЧП в августе 1991 года, и конфликт в Северной и Южной Осетии в 1992 году, и октябрьские события 1993 года в Москве. Мы находились в своеобразном тонусе и привыкли, что каждые полгода нас куда-то «выдёргивают», хотя масштабных боевых действий мы нигде не вели. Поэтому и летели с настроением, что будем, как обычно, обеспечивать порядок. Это означало, что мы должны встать на блокпосты и следить, чтобы не творился произвол.
В Осетии в то время не было ничего такого, что предвещало бы начало масштабных боевых действий на территории Чечни. Да, приходили сводки, что в Чечне идёт сосредоточение вооружённых людей, идут какие-то военные приготовления. Но тон этих сводок не был тревожным.
Запомнилось удивительно доброжелательное отношение к нам осетин. Они ведь помнили нас со времени конфликта 1992 года, когда мы им помогли.
О моём благодушном настрое в то время говорит тот факт, что на Новый год я собирался уйти в отпуск, в котором не был три года. Мы с замом взяли путёвки в санаторий, рассуждая примерно так: за месяц организовываем службу и, когда всё налажено, оставляем за себя подчинённых и Новый год встречаем уже в санатории. Встретили…
Хорошо помню момент, когда ко мне пришло чёткое осознание – начинается настоящая война. Это произошло после переговоров Министра обороны генерала Грачёва с Дудаевым, которые состоялись 6 декабря в 16:00 в здании администрации Сунженского района Ингушетии в станице Слепцовская.
Моя рота сидела в вертолётах в полной готовности и должна была при необходимости обеспечить безопасность Грачёва на время переговоров, на которые мы все возлагали большие надежды. Грачёв предложил Дудаеву сложить оружие и пропустить наши войска в Грозный для обеспечения конституционного порядка. Дудаев, как мы знаем, отказался. Сразу после окончания переговоров выступил по местному радио, передачи которого мы могли слушать и в Осетии. Буквально дословно он сказал: «Окропим кровью неверных нашу землю». И у меня внутри словно переключатель щёлкнул – будет война, надо готовить пацанов.
До этого мы готовили технику, дополучали имущество, боеприпасы и занимались главным образом хозяйственными делами. Но с этого момента мы начали готовить бойцов к бою в городе. Времени было совсем немного, потому что уже через несколько дней, 10 декабря, мы двинулись на Грозный через Ингушетию.
Генеральным штабом для дивизии был выбран маршрут по дорогам – ведь мы идём по своей территории! Но одновременно перед моей разведротой была поставлена задача искать обходные пути. Ведь в условиях ведения боевых действий основные пути могли быть блокированы (как потом и оказалось), мосты на маршруте движения колонн могли быть разрушены и так далее. Мы несколько раз ходили в разведку уже на территорию Ингушетии; знали, что ингуши сочувствуют чеченцам, и поэтому не рассчитывали на беспрепятственное продвижение по территории этой республики.
В первом же населённом пункте ингуши перегородили нам дорогу. Их было около ста человек, в основном старики и женщины. И эти старики стучат палками по броне, кричат. Я одному говорю: «Отец, отойди! Ведь это машина, не дай Бог кого-то зацепим». А он мне в ответ: «Я тебе не отец, ты пришёл на мою землю». И его ненавидящий взгляд я помню до сих пор.
Мы остановились. Командир дивизии – генерал Иван Ильич Бабичев – принимает решение разворачиваться и обходить. Понятно, что это не последний случай и продвигаться такими темпами невозможно. Не давить же людей – ведь нет ни войны, ни даже конфликта. Плюс приказ – не стрелять ни в коем случае. Да ещё у нас был опыт Осетии, когда нас очень долго таскали в прокуратуру и выясняли – кто стрелял, в кого стрелял, где находился, куда двигался и так далее. Да и вообще – поступишь сейчас жёстко, а потом в верхах между собой договорятся, и ты окажешься крайним…
Иван Ильич на бэтээре подъезжает к людям, а сам даёт приказ разворачиваться и сосредоточиться в чистом поле, чтобы уже там принимать решение, как двигаться дальше. Мне ставится задача: искать пути обхода и вести по ним дивизию. Колонна разворачивается, уходит, и я вижу, что комдив остаётся один среди разъярённой толпы, которая его начинает окружать! Я поворачиваю назад и на своей машине въезжаю прямо в толпу. Комдив мне: «Я тебе приказал уходить!» Отвечаю: «Я не уйду, я останусь с вами». Мы с пятью бойцами оттеснили от комдива толпу и вывели его.
Я понимал его действия – ему надо было успокоить толпу. Тем более человек он решительный. Но где гарантия, что не будет провокации? Ведь это комдив, и понятно, что без него дивизия на какое-то время потеряет управление. Позже он признал, что я поступил правильно.
Мы двинулись уже по полям. И здесь я оплошал. Дело было так. Мы в головном дозоре двигались впереди дивизии, выполняя свою главную задачу – вести разведку по маршруту движения главных сил. Вижу: стоит посреди поля в просеке шалаш. Я – туда: спят двое мужиков, у одного – ружьё. И даже не приходит в голову мысль, что это противник. Думаю – это же сторожа, они поле охраняют. Мы их не тронули. Потом уже осознал, что это, видимо, был пост. Но… ведь ни войны, ни военного конфликта, кто же знал…
К тому времени у нас ещё не было ни одной потери. Поэтому трудно было тогда ещё видеть в чеченцах врагов, которые могут тебя убить, не задумываясь. Но когда нас первый раз обстреляли, внутри что-то повернулось. Было это в станице Асиновская 12 или 13 декабря. Въезжаем в станицу и видим нашу машину, которая лежит в кювете. А рядом с ней корчится от боли наш офицер. И вдруг слышу – тук, тук! Это пули по броне щёлкают. Даю команду – стволы развернуть вправо, одному отделению спешиться и эвакуировать раненого, а другому из всех видов оружия открыть огонь. К тому моменту приказа стрелять ещё не было. Но я об этом не думал – я видел перед собой раненого офицера. Мы заняли оборону, ведём огонь, а наша колонна проскакивает мимо.
Я так понял, что боевики из Асиновской отошли после того, как туда пришёл СОБР (специальный отряд быстрого реагирования. – Ред.) и начал зачищать станицу. Мне поставили задачу: искать путь в обход Асиновской. Путь мы нашли, и в результате колонна вышла к месту, куда и должна была выйти, – к Шали. Мы выдвинулись вперёд и заняли оборону на двух господствующих высотах. Прямо под нами был город.
Мы не окапывались, только камнями оборудовали стрелковые ячейки. Наблюдаю за городом в бинокль. Вижу – на площади собирается народ. Время было примерно около двух часов дня. А в горах в пять часов как будто кто-то выключатель поворачивает – в один миг наступает абсолютная темнота. Поэтому понятно, что надо уходить ближе к своим. Докладываю. Мне отвечают: «Жди, наблюдай».
В это время из толпы на площади выходят человек двадцать, строятся и выдвигаются в сторону моей высоты. Вооружены гранатомётами, автоматами. Я докладываю, что в нашу сторону направляется вооружённая группа людей. Мне отвечают: «Не переживай, это местные силы самообороны, с ними контакт есть». Жду.
Через некоторое время человек двенадцать из них занимают оборону на высотке ниже нас, а другая группа по арыку начинает нас обходить. Расстояние до той горки было метров восемьсот или километр. Я подтягиваю с соседней высоты нашу вторую машину (вместе веселее обороняться) и докладываю: «Меня окружают». Отвечают: «Этого не может быть. Всё нормально, идут переговоры».
Спасибо родному училищу и командирам, что хорошо учили. Каждый год мы летали на учения на разные виды местности – в леса, в болота, в горы. И вот во время этих занятий я понял, что такое бой в горах, бой ночью в горах и оборона в горах. И я знал, что как только «свет выключится», я превращусь в слепого и беспомощного мышонка. А они каждую тропинку знают, они у себя дома. Поэтому я своих ещё раз спрашиваю: «Не пора ли нам пора?..». Отвечают то же самое: «Жди. Идут переговоры».
А боевики по арыку обходят нас. Идут в полный рост чуть ли не строевым шагом – арык им по пояс примерно. Вижу автоматы, гранатомёты. И тут я для себя мысленно определяю точку перехода на арыке и решаю, что если они пойдут дальше, то я уже спокойно сидеть и ждать не буду. Даю команду снайперу держать под прицелом эту точку и докладываю начальнику разведки: «Я буду стрелять». Он мне опять: «Жди, идут переговоры». Но для себя я уже всё решил.
В такой ситуации дать приказ стрелять бойцу – это значит: подвести его под эшафот. Поэтому забираю у него винтовку, и, как только первый «дух» из арыка вышел, я выстрелил. Выстрелил на поражение. Он упал, остальные залегли. И слава Богу – буквально сразу по радио приходит приказ, разрешающий открывать огонь. Я винтовку отдал снайперу и говорю своим: «Как только кто-то спину высунет из арыка – валите!». А две наши машины к-а-к дали по «духам», которые на высотке залегли! Они и драпанули сломя голову.
Оставшиеся «духи» в арыке зажаты. Мы им головы не даём поднять. Я думаю: «Если эти убегут, то как потом сможем мы доказать, что обоснованно применили оружие?». Поэтому держим их под огнём плотно.
Проходит где-то полчаса, и со стороны Шали едет белая «нива» с белым флагом. Мы её подпустили. Выходит дед такой колоритный, с орденскими колодками на пиджаке, с посохом в руках. Понятно, что просит переговоров. А я – старший лейтенант, меня переговоры никто вести не учил! Да и о чём говорить? Какие у меня полномочия?
Даю команду своим держать под прицелом водителя «нивы». Сам на бээмдэ (БМД, боевая машина десанта. – Ред.) спускаюсь к старику. И он говорит: «Сынок, мне эта война не нужна». У меня как пружина какая-то внутри разжалась. Отвечаю ему: «Мне-то тем более не нужна!» Говорит: «Мне надо пятнадцать минут, чтобы забрать вон тех, из арыка. Через пятнадцать минут можете уходить, вас никто не тронет». Отвечаю: «Меня это устраивает».
Возвращаюсь на гору и вижу, как боевики грузят в «ниву» того, в которого я стрелял. Я так понял, что он был только подраненный. Они его не волоком тащили, а он вроде как-то и сам шевелился. Потом старик построил остальных, закричал на них – и давай палкой дубасить! Они впереди «нивы» в город и побежали!
Дальше продвигаться было легче. Часто чеченцы сами давали нам проводников, которые проводили нашу колонну мимо их населённого пункта. Они гарантировали: «У нас боевиков нет, техники нет. Не заходите в посёлок, а мы покажем вам дорогу в обход». И так мы дошли почти до самого Грозного. Но тут стало понятно, что дальше так уже не получится. Рубикон перейдён. У соседей появились первые потери, первые погибшие.
Группировки остановились. От нас до Грозного по прямой оставалось двенадцать километров. Мы имели данные разведки, что перед нами два или три кольца обороны: танки в землю врыты, минные поля расставлены. Надо было принимать решение о полномасштабном наступлении. Вызывает меня комдив на совещание и говорит: «Надо найти дорогу к Грозному вот здесь». А сам руку на карту положил и ею показывает – где. Я поверх его руки смотрю – а это горы, Сунженский хребет. Отвечаю: «Есть».
