Сергей Ермаков
Пока падали звёзды
Понимаю, трудно, до невозможности немыслимо, объяснить семилетней дочке, что её папа возможно скоро навсегда покинет её, без каких-либо причин.
Помню тот день, 17 марта, когда проснувшись и спустившись из своей комнаты на кухню, увидела там двух врачей, а на стуле сидела мама и плакала. Понятия не имею как, но я всё сразу поняла… подбежала к маме, обняла её, насколько могла дотянуться и спросила:
– Мам, папа умер, да?
Она крепко обняла меня, и я не смогла сдержать слёз. После чего села к ней на колени… мы обе плакали, пока один из врачей не вмешался с каким-то вопросом.
Я не видела папиного тела, практически не помню похорон, лишь отдельные фрагменты. Помню точно, что было в то утро солнечно и тепло, что редкость для марта в наших краях. Отчего-то мне подумалось, что это папа так улыбается мне оттуда, куда он ушёл, ведь человека более доброго и открытого я в своей жизни не встречала. Уверена, если бы он мог, то точно развеял бы мрачное мартовское небо и наполнил всё ещё достаточно мёрзлый воздух теплом своего безмерного любящего сердца.
Да, мой Мир с тех пор изменился. Полагаю, именно проживание опыта смерти близкого лишает человека истинной невинности. Пока не познаешь соприкосновения с разрушительной стороной Жизни, имеешь привилегию прибывать в первозданном покое Души. Конечно, что-то неприятное и болезненное может происходить, вызывая бури эмоций, тупики, непонимания, оторопь и бессилие, но… куда всему этому до Смерти?
Постепенно я стала становиться другой, незаметно для себя, день за днём. Больше всего пугало поначалу, что не слышу папиного голоса, когда просыпаюсь утром и иду на кухню. Обычно они к этому времени уже были там с мамой и о чём-то разговаривали, а теперь… меня встречала утром и провожала вечером – тишина.
Эта тишина не вызывала страха или отвращения, просто… одиночество, которое нечем было заполнить, но в котором невыносимо было находиться. Помню, что мама говорила о том, что плакать – это нормально, когда скучаешь по любимому человеку, и я… плакала, ведь я скучала… по папе.
Уже позже я узнала, что не все отцы такие, как мой, не все заботливые, добрые и наполняющие покоем, но тогда… я так завидовала друзьям, ведь их папы были дома. Однако смерть отца меня отнюдь не сломала, изменила, да, но не сломала. Мне удалось пройти этот период и остаться целой благодаря двум важнейшим вещам.
Первой из них стала книга, которую, как оказалась, отец писал в последние пару месяцев перед смертью. Вероятно, он знал лучше других, что ему осталось недолго и последним его действием было – написание этой книги, адресованной лично мне. В ней он максимально глубоко и искренне обращался ко мне, описывая тот переход, который ему предстоит.
Делал он это в своей излюбленной манере, подбирая точные и будто бы успокаивающие фразы, которые отвечали на вопросы быстрее, чем те успевали появляться в череде накатывающих мыслей. Он писал об истории Мира в разрезе опыта отношения к Смерти и умиранию, писал о традициях различных культур и народов. Дополнил всё это взглядом теоретической физики и космологии, подведя меня в итоге к выводу, что Смерти как бесповоротного конца чьей-то жизни – не существует. Вместо этого – происходит переход из одного состояния, привычного нам, в котором мы живём на земле, в другое – незримое, но столь же реальное – энергетическое. Помню… как мне понравилось это достаточно странное слово – э-н-е-р-г-е-т-и-ч-е-с-к-о-е.
Как я поняла тогда, до того, как превратиться в тех, кем мы являемся сейчас, мы уже были формой энергии и составной частью того самого космоса, у которого нет ни начала, ни конца. Но после того, как наше тело перестаёт работать, мы снова возвращаемся в космическое пространство. Папа это сравнил с круговоротом воды: сначала вода проливается дождём, затем испаряется, охлаждаясь в высоте, вновь становится водой и потом – опять отправляется на землю вместе с дождём.
Папа написал, что физики подобный круговорот, но уже не воды, а энергии, объясняют и называют – Законом сохранения энергии, согласно которому – вся возможная энергия, из которой состоит абсолютно всё во Вселенной, и сама Вселенная, появилась сразу, в тот миг, когда Вселенная родилась. Он ещё сравнил это с тем, как рождаются дети, заметив, что дети ведь рождаются сразу целые, со всеми частями тела и органами, которые должны быть. Но самое главное, что эта энергия не может быть уничтожена, то есть бесследно пропа́сть куда-то, ни единая её часть. Вместо этого – энергия из одной формы переходит в другую. Так она вначале попадает в наше тело, а потом, когда тело умирает, попадает в просторы космоса, а затем – снова принимает какую-то форму, не обязательно человеческую, может быть форму кошки, облака или дерева.
Я, разумеется, плакала, когда читала это послание, но папа описывал всё настолько по-доброму и по-простому, что не возникало ни малейших сомнений в том, что он знает, о чём говорит и что ему можно верить. В правдивости всех его объяснений я убедилась позже, изучая космологию в институте.
Но тогда, пожалуй, самым главным была папина мысль о том, что – абсолютно нормально, что мне будет без него грустно, не день и не два, а скорее всего, всегда, как и ему было грустно без его родителей, но что при этом эта грусть не должна быть грузом, а может стать – вдохновением, которое можно использовать для созидания, для помощи другим. В завершении книги он предложил мне посадить дерево, как символ нашей с ним вечной связи и любви, чтобы я всегда могла с ним поговорить, даже обнять или просто побыть рядом в тишине.
Он писал, что через шум листьев и ветвей того дерева – он обязательно будет общаться со мной, шептать слова заботы, поддержки и любви. И что сколько бы лет ни прошло, наша связь пройдёт через все испытания и станет лишь крепче. Мама отдала мне это папино послание не сразу после событий, а уже летом. Дочитав всё до конца, я попросила её помочь мне, и мы обе посадили по дереву в память о папе. Я выбрала – клён, а мама – тополь. Посадили мы эти деревья на том самом поле, куда отец возил меня смотреть на звездопад. Кстати, со временем я купила всю эту землю, всё то практически бескрайнее поле, построила там дом, в котором и нахожусь сейчас.
А дерево, посаженное мной когда-то, благополучно разрослось и продолжает расти. Я по-прежнему хожу к нему, общаюсь с папой в особые для себя дни. Я даже поставила рядом качели, потому что помнила, как папа любил кататься на них, как катал меня и маму. Странно, но в детстве я не особо-то и любила качели, но зато повзрослев, могу кататься часами, расслабляясь и растворяясь в создаваемой ими невесомости.
Как и прощальное послание отца, написанное им в последние дни его жизни, по-прежнему со мной. Когда мысли полнятся сомнениями, а образ цели и смыслов ускользает, будто недосмотренный сон, я заглядываю в эти страницы, будто вдыхая свежего воздуха и наводя фокусировку, проясняя взгляд.
Писал папа свою книгу на печатной машинке, так он делал всегда. Когда я возвращалась домой с прогулки, то мне не нужно было даже спрашивать, дома ли он, ведь если я слышала этот ритмичный стук, то он точно был дома. И в таком случае я сразу же бежала в кабинет и усаживалась к нему на колени, чтобы посмотреть, что он там пишет.
А папа никогда не был против, никогда не останавливал меня, хотя, очевидно, что я в такие моменты его отвлекала от работы… наоборот, он радовался. Кстати именно сидя вот так у папы на коленях я начала учить буквы, он их показывал на клавиатуре печатной машинки и рассказывал про каждую букву, потом давал мне нажать на клавишу, после чего раздавался щелчок, и буква появлялась на листе бумаги.
На обложке же той самой книги папа от руки нарисовал чёрным карандашом круг, внутри которого заглавными буквами было написано одно лишь слово – ЖИЗНЬ.
Второй вещью, которая помогла мне пережить смерть оцта и не разрушиться под потоками эмоций, стала – стрельба из лука. Сейчас это незаменимый для меня способ почувствовать силу, уверенность и настроиться на интуитивное действие, но тогда… подобное занятие стало, своего рода, освобождающим приключением, смысл которого, как, впрочем, и многое из событий тех лет, я смогла осознать лишь гораздо позже.
Как девочка, которой едва исполнилось восемь лет пришла к стрельбе из лука? Хороший вопрос, а ответ столь же хорош и прост – благодаря маме. Моя мама – писатель в жанре детективов, и переводчик редких иностранных книг по древней архитектуре. В юношестве же – она была профессиональной спортсменкой, членом Олимпийской сборной, как, наверное, уже можно догадаться – по стрельбе из лука. Но в 23 года профессиональный спорт мама оставила из-за того, что в её жизни произошли два крупных события практически одновременно: они с папой сыграли свадьбу и… была издана её первая книга. А потом, 10 лет спустя, когда мама собиралась попробовать вновь вернуться в спорт, родилась я и у неё появилась новая роль, и началась новая часть жизни. В спорт она так и не вернулась.
Однако стрельба из лука из её жизни никуда не делась. У нас на заднем дворе было специальное стрельбище, и я там в детстве проводила много времени, наблюдая за мамой. Каждый день, по крайней мере, когда была такая возможность, мама хотя бы час уделяла стрельбе. Для неё это был целый ритуал… вначале она выставляла мишени на разные дистанции, потом при помощи специального прибора определяла направление ветра, после чего начиналось самое интересное и завораживающее, за чем мне так нравилось наблюдать. Мама доставала из кейса лук, хранившийся в разобранном состоянии, бережно и аккуратно, следуя чёткому алгоритму, она скрепляла часть за частью, причём… делая это с закрытыми глазами. Я и поняла-то это не сразу, а когда поняла, даже не поверила сначала. Во время сборки лука её губы шевелились, было понятно, что она что-то говорит, точнее, проговаривает про себя, но что именно – я не знала.
После того, как лук был собран, мама закрывала кейс, брала в руки колчан со стрелами и шла к стартовой точке, из которой стреляла. Дальше же, начиналась новая часть магического действа, которая была похожа на танец или может на что-то, для описания чего я не могла тогда, да и сейчас не могу, подобрать точных слов. То, как мама вставала в стойку для стрельбы, затем брала стрелу, помещала её в лук, натягивала тетиву и… как будто бы совсем не целясь – выпускала стрелу… всё это было единым и слитным движением. Лук, стрела и мишень – были не отдельными объектами, а продолжением маминого тела, так это изящно и гармонично смотрелось в её исполнении.
Столь же кстати умиротворяюще выглядело и окончание всего ритуала, которое заключалось в том, что мама шла к мишеням, вынимала из них стре́лы, складывала их назад в колчан, собирала и уносила в специальный шкаф мишени, после чего… неторопливо и также с закрытыми глазами разбирала лук и убирала его в кейс.
Мне казалось, что стрельба из лука – это какая-то суперсила, потому что я видела, как пытался стрелять папа и друзья нашей семьи, но у всех это выглядело так нелепо и неуклюже, что я просто не понимала, как мама так может, а все остальные нет.
Я наблюдала за маминой стрельбой лет, наверное, с трёх, когда мне в принципе разрешили выходить на ту часть заднего двора, где было стрельбище. Там находился специальный помосток, на котором можно было сидеть, оттуда я и смотрела. Мама всегда говорила, что научит меня стрелять так же, как она – легко и точно, но мне для этого нужно подрасти.
Смерть отца отразилась не только на мне, но и на маме. Я старалась её как-то утешить, помню, приходила перед сном к ней в комнату и обнимала её, желая спокойной ночи каждый день, как минимум полгода после похорон. Я заметила, что на какое-то время мама прекратила выходить на стрельбище, хотя уже наступила тёплая часть Весны и близилось Лето, но вот однажды… я проходила по веранде, как краем уха услышала знакомый звук… звук выпущенной стрелы. Этот звук ни с чем не спутаешь, если слышал его так часто, как это делала я.
Я тут же ускорила шаг и направилась на задний двор, увидев там маму в полной экипировке – обрадовалась. Мне показалось, что она впервые тогда снова улыбалась и была похожа на ту самую маму… стремительную, жизнерадостную, яркую, почти огненную. Сама не знаю отчего, у мамы ведь волосы были чёрные, но всегда, когда она их распускала, первое, о чём я думала – её волосы похожи на пламя костра… так они развивалась и блестели при свете дня, а уж под лучами Солнца и тем более.
Ничего не говоря ей, я забралась на своё привычное место и стала наблюдать. Мама, заметив меня, подозвала к себе жестом руки. Я спустилась и подошла к ней.
– Я думала сделать это гораздо позже, когда ты станешь выше, но время распорядилось иначе, и я буду учить тебя стрелять из лука уже сейчас. Хочешь? Взглянула она на меня, улыбнувшись.
– Конечно хочу, ответила я и обняла её.
– Но стрельба из лука – дело трудное, придётся много времени тренироваться и быть терпеливой. Будто бы проверяя мою решимость, пояснила мама.
– Да, я знаю и научусь, сказала я.
С того самого дня и начались наши тренировки. Надо сказать, это и правда было трудно. Около месяца я вообще не касалась лука, отрабатывала только стойку, положение тела, рук. Вне стрельбища я изучала устройство лука по инструкции с картинками, кроме того – начала делать упражнения на укрепление силы рук.
Всё это мы делали с мамой вместе, каждый день. Утром и вечером. Иногда мне не хотелось что-то делать, потому что проходило много времени, а лука я так ещё и не коснулась ни разу, но потом я вспоминала мамину улыбку во время наших занятий, вспоминала то, что папа написал в своём послании о радости в жизни, и силы на занятия появлялись сами собой. Кроме того, было вообще-то очень интересно и увлекательно.
Не считая папиных рассказов и другой информации, которую я слышала от взрослых, эти тренировки – были моим первым настоящим опытом, в котором я познавала системный подход… к телу, к деятельности, к Миру в целом. Конечно же, я тогда так это не называла, но дело никогда не было в названиях, дело всегда – в сути происходящего.
Меня привлекали и увлекали мельчайшие детали, из которых состоит, с виду в общем-то простое занятие – стрельба из лука. Вблизи же это – фундаментальный процесс, обширный цикл, состоящий из множества фаз, каждую из которых необходимо освоить на уровне автоматизма, чтобы добиться успеха. И я сейчас говорю не про спортивный успех, а про – чистое удовольствие от стрельбы.
Выпускать стрелу по мишени – это та форма контроля, которая позволяет проникать вглубь себя, своей памяти, свои страхов, своих надежд. В этот короткий миг – всё сжимается в одну точку, весь Мир словно аккуратно зажат в ладони и ждёт… ждёт пока ты примешь решение и сделаешь выбор.
Но до этих ощущений в моменты начала тренировок мне было ещё далеко. Я проявляла упорство, делала всё, что говорила мама и вот наконец она сказала, что я готова взять в руки лук. Именно взять в руки, а не начать стрелять.
Мне запомнились несколько ощущений от первого контакта с луком. Прежде всего это его солидный вес в руке и то, как трудно удерживать даже приблизительно правильное положение тела, держа лук. Необходима не только физическая сила, но и приличная растяжка, как и навыки равновесия. В этом и был следующий этап тренировок – нарабатывать навык нахождения в нужном положении, привыкать к луку, учиться чувствовать его.
Но в итоге… оно того стоило. Когда я более-менее по маминым словам освоилась с луком и правильным положением, мне наконец-то удалось сделать свой первый выстрел. В мишень я конечно же не попала даже близко, но это было не важно… важен был сам факт того, что теперь мне осталось научиться последнему этапу во всём этом процессе.
Мне конечно же нравились не только сами занятия, но и то, что мы много времени с мамой проводили вместе. Думаю, ей это было даже нужнее, чем мне тогда. Наши тренировки позволили ей переключиться, некоторым образом прийти в себя, да и просто что-то снова ощутить… что-то, кроме боли потери.
Ну, а в меня был заложен ещё один кирпичик, послуживший основой того, кем я стала теперь. Потому что сейчас – я стреляю из лука ничуть не хуже, чем мама в лучшие свои дни. Пусть у меня нет спортивных разрядов и побед, но навыком я овладела в совершенстве.
Ключом к навыку оказался не сам лук, не положение тела, и не прицеливание, а – дыхание. Важность дыхания в процессе стрельбы я осознала гораздо позже, сначала делала всё на автомате, как говорила мама. Вдохни – и входи в правильное положение, выдохни – и стреляй. Долгое время мне это казалось простым алгоритмом, который нужно выполнять, но потом я поняла, что дыхание – это такой же инструмент и что его нужно уметь настраивать и тогда – всё меняется. Именно тогда процесс стрельбы становится похожим на слитное движение, как у мамы. Для освоения правильного дыхания и развития гибкости уже будучи в старших классах школы я начала заниматься Йогой.
Но, вновь возвращаясь к самому началу тренировок, в памяти всплывает ещё кое-что и по сей день важное для меня. Неумолимая тишина, которая вошла в мою жизнь после папиной смерти, не давала мне покоя, и в поиске того, чем её заполнить, я как-то зашла в его кабинет, а там на полках лежали музыкальные диски, тот самый рок 70-80-ых, который он так любил. У него была обширная коллекция, наверное, около пятисот дисков. Я взяла некоторые из них к себе в комнату и стала слушать. Сначала просто так, чтобы вспомнить папу, выискивала среди мелодий любимые папины песни, а потом… начала включать музыку специально во время тренировок. Именно так классический рок стал неотъемлемой частью меня, источником раздумий, эмоций, вдохновения, принятых решений.
Как я и говорила – то были по-настоящему поворотные и определяющие для меня события, уместившиеся в весьма сжатый промежуток времени. Если вести отсчёт от нашей с отцом поездки на звездопад и заканчивать тренировками с мамой по стрельбе из лука, то прошёл ровно год.
Не случись всего этого или хотя бы чего-то из тех событий – весьма вероятно, я была бы совсем иным человеком и делала бы сейчас что-то другое. Возможно, была бы более беззаботной и легкомысленной, более обычной и менее задумчивой, но, впрочем, то и вправду была бы уже не я.
В те далёкие ныне годы, я прожила свой опыт слияния через соприкосновение со Смертью, прожила его максимально глубоко, не скрываясь и не прячась, просто не умела этого делать, а благодаря обстоятельствам – и не пришлось. Спасибо за это как маме, которая была рядом и помогла мне в этом процессе, так и конечно же папе, который через оставленное послание, будто тоже проживал всё это вместе со мной, протягивая руку помощи, вернее – заключая меня в исцеляющие объятья.
Листая страницы воспоминай, невозможно пройти и мимо следующего знакового события, повлиявшего на меня и открывшего целый новый Мир, в котором заключены другие бесконечные Миры.
Когда мне исполнилось десять лет, мама подарила мне компьютер. Раньше я компьютеры видела только в кино, даже толком не знала, зачем они нужны. Немыслимо для сегодняшних десятилеток. Мама сказала, что при помощи компьютера можно научиться многим полезным вещам. Тогда мне казалось это странным, ведь, как можно чему-то научиться, сидя перед экраном, на котором даже фильмы не показывают, но… я ошибалась.
Поначалу я конечно просто играла в игры, которые были записаны на дискетах, но это было не так уж интересно, и вскоре я начала изучать сам компьютер по примеру того, как изучала когда-то устройство лука. Вооружалась отвёртками, карандашами, чтобы нарисовать и запомнить, что и куда подсоединяется и разбирала системный блок. Однако быстро поняла, что всё не так просто и что мне не хватает информации. Поэтому попросила маму найти мне какие-то книги или журналы про компьютеры. К четырнадцати годам я уже научилась взламывать простейшие игры, и даже постепенно вникала в основы кодирования на ассемблере.
Примерно в это же время у нас дома появился интернет и Мир для меня в очередной раз изменился… чтобы его изучать, нужна была помощь. Через знакомых в школе я достаточно быстро нашла тех, кто понимал в компьютерах, это были ребята постарше, сначала они просто прикалывались надо мной, но когда я показала, написанною мной примитивную программу «шифратор», как я её назвала, они стали относиться ко мне всерьёз.
Был один парень, лет около девятнадцати, называл себя «Enter», он устроил в отцовском гараже что-то вроде «хакерского клуба». Именно там я обретала и оттачивала навыки кодирования и взлома. Временами наша компания, насчитывавшая около восьми человек со всего города, устраивала соревнования, чтобы показать, чему каждый научился. На спор взламывали различные компьютерные программы и игры, городскую систему управления светофорами, запускали вирусы в управление теплосетями, в общем, развлекались и тестировали грани возможного.
Сама не знаю как или почему, но давалось всё это мне очень легко. Там, где гораздо более старшие парни могли возиться много часов, мне хватало вдвое меньшего времени. Кто-то завидовал мне и издевался, но «Enter» воспринимал меня как младшую сестру и всегда защищал от нападок других, хотя я и сама бала не робкого десятка, просто предпочитала не привлекать к себе излишнего внимания. Кстати, именно он дал мне моё хакерское имя – Рейна, которое писалось вот так: R@1na.
Мама была хорошо знакома с семьёй этого парня, знала, что у него есть две младшие сестры, а потому отпускала меня к нему без особых вопросов, главное, мне нужно было, во-первых, быть дома в оговорённое время, во-вторых, «компьютерные дела» не должны были мешать учёбе в школе в плане посещаемости и успеваемости. Так и было, но об истинном размахе и смысле моего увлечения компьютерами мама не догадывалась тогда… как не догадывается и сейчас.
Я сознательно выбрала стратегию «ухода в тень»… это всегда казалось мне наиболее эффективным способом быть на виду, но при этом – быть невидимой. Когда ты намного младше тех, кто тебя окружает, быстро учишься этому. Кроме того, хакерство само по себе было палкой о двух концах, с одной стороны, оно открывало практически все двери, в том числе в чужие жизни, но с другой, нужно было быть неимоверно аккуратной, чтобы тебя не поймали и светиться даже среди тех, кого можно назвать «своими» – я не хотела, интуитивно чувствовала, что это излишний риск.
Так получилось, что я скрывалась ото всех, но… не от себя. Кто-то видел одну мою сторону, кто-то другую, кто-то третью… некоторые видели несколько этих сторон хотя бы частично, но все их целиком и вместе – не видел никто, только я. Привычка быть везде и нигде – переросла в гораздо большее со временем.
Не только кодирование и хакерство давались мне легко, но и учёба в школе тоже. Не стала бы превозносить себя, я вовсе не была гением, просто… школьный материал оказывался чаще всего примитивным и скучным. Я делала то, что от меня требовалось, но не более, это экономило кучу времени и давало возможность заниматься своими делами, в частности компьютерами и тренировками по стрельбе из лука.
К тому моменту, как пришла пора оканчивать школу и выбирать Институт, я уже успела изрядно набраться опыта в хакерском амплуа, оставаясь анонимной даже для сообщества. В частности, написала парочку вирусов, устроивших приличный переполох на ключевых финансовых биржах Мира, раскопала и отправила в прессу компромат на десятки крупных международных политиков и бизнесменов, закончивший несколько карьер и, прямо скажем – неудачных браков. Помимо этого, именно тогда моим увлечением стало наблюдение за людьми через взломанные веб-камеры и камеры городского видеонаблюдения. Это было не трудно сделать, ведь все эти камеры и сейчас-то не особо защищены, а 15 лет назад – защиты фактически не было вовсе… тем более для того, кто знал, что и как делать.
Поначалу я наблюдала из чистого интереса, но потом… чем больше я смотрела, тем больше видела… настоящую жизнь, ту, которую обычно не увидишь, ту, которую люди скрывают… свои неприглядные поступки, ссоры, ложь, секреты, измены, насилие, свою боль, одиночество, отчаяние. Видеть это было тяжело, но… когда заходишь так далеко, то остановиться уже невозможно. Хакерство – это конечно занятно, но я всегда воспринимала его как инструмент познания и развлечения, способ учиться, тогда как интереснее и важнее самих людей, настоящих людей – для меня никогда ничего не было. И представившаяся возможность видеть этих людей без масок, вне привычных иллюзий, стала для меня подобно источнику воды в пустыне.
Чтобы понять поведение – его можно только наблюдать, уже тогда я поняла, что люди – не компьютеры. Разнообразие и странность, порой вплоть до нелепости, человеческого поведения – это прямая противоположность компьютерам, о которых я знала чуть больше, чем всё. Читая в школе учебники по истории, обществознанию, философии или психологии, книги, которые мы изучали на уроках литературы, можно было подумать, что вся эта система образования пытается сказать, что людей удалось объективировать, расшифровать их поведение, выделить и обозначить каждый уголок и аспект жизни, но… на самом деле – большего заблуждения представить сложно. Видя настоящих людей, когда они проявляют свои наиболее искренние или тёмные, скрываемые стороны, становится очевидно, что каждый, кто когда-либо утверждал, что что-то понял о людях… либо идиот, с узким кругозором, не желающий увидеть масштаб своей глупости, либо попросту – лжец, желающий прославиться и заработать. Даже не знаю, каких в истории человечества было больше, в любом случае – если бы они по-настоящему смотрели на людей и видели их так, как вижу я, уверена, написания огромной кучи бессмысленных книг, удалось бы избежать.
Я смотрела, видела сломанных людей, но ничего не могла сделать, в какой-то момент отчаянье стало столь велико, что я даже удалила всю свою систему и пришлось потом писать её заново. Но я не только не могла ничего сделать, главным было другое – я не знала, что вообще можно сделать… с несправедливостью, с жестокостью, с болью, с одиночеством, с глупостью в конце концов. Это угнетало, но я дала себе обещание разобраться в этом вопросе и найти способ. До этого предстояло проделать ещё огромный путь…
Касаемо же окончания школы и дальнейшей учёбы… какое-то время я раздумывала о том, чтобы поступить на факультет кибернетики и вычислительной математики, но остановила себя, ибо это был риск раскрыться, ведь рано или поздно мои навыки стали бы заметны, а если скрывать их, то и вовсе не было никакого смысла учиться. И тогда, в качестве заманчивой в плане возможности узнать больше о людях альтернативы, я выбрала медицинский Институт, факультет генетики и биоинженерии. Именно там я получила своё первое высшее образование.
Окончив его, я не пошла в аспирантуру в Исследовательский институт генетических заболеваний, потому что знала, что если окажусь там и стану заниматься поиском лечения заболеваний, то навсегда увязну в застенках лабораторий, а мой путь был не в сужении, а в расширении. Поэтому, в значительной степени, чтобы почтить папину память и конечно же узнать что-то новое, что давно меня влекло, я поступила в Технологический институт, на факультет астрофизики и космологии.
Однако, всё время учёбы в обоих Институтах, я продолжала наблюдать за людьми, используя свои хакерские навыки. Это наблюдение ширилось и усложнялось, во многом способствовало этому распространение телефонов с камерами, ноутбуков, развитие социальных сетей, а позже мессенджеров и необъятной кучи приложений. Вскоре я поняла, что информации слишком много, как и различных баз данных, программ и приложений, а потому, если я планировала весь этот процесс перевести во что-то существенное и начать использовать данные, получаемые через наблюдение, то нужно было создавать инфраструктуру.
Именно тогда я пришла к идее внешнего воздействия на ситуации, с целью оказания помощи людям в исцелении их ран, в освобождении от оков, ловушек и иллюзий, в которых они жили, будучи по тем или иным причинам – сломанными.
Составной частью инфраструктуры должны были стать собственные серверы, чтобы анализировать и хранить информацию, и конечно же – инструмент, который непосредственно осуществлял бы взлом и извлечение специфической информации в автоматическом режиме, поскольку виртуальное пространство стало слишком большим для того, чтобы всё делать вручную. Тогда-то и появился «Тесей», вначале просто как концепция системы, поскольку для реализации подобного плана – нужны были средства и не малые. И, разумеется, нужна была земля, на которой можно было бы инфраструктуру разместить, по возможности незаметно и не привлекая внимания.
Раньше я не прибегала к воровству денег при помощи взлома, но не из-за какой-то особой правильности, а лишь потому, что в этом никогда не было необходимости. Деньги – не являлись моей целью и обычно их более чем было достаточно для удобной и комфортной жизни. За это спасибо трастовому фонду, который родители создали при первых серьёзных заработках с маминых писательских гонораров. Однако, та задача, которую я в общих чертах себе обрисовала, требовала куда больших средств, чем я имела и чем могла… законно получить, тем более, что я тогда была студенткой и времени на какую-либо работу – не оставалось.
У одного из профессоров в технологическом институте, сын работал в Нью-Йорке, на Уолл Стрит. Знала я это потому, что профессор многократно и недвусмысленно намекал на «внеклассные занятия» со мной. Флиртуя, он через чур много болтал, в том числе о своей семье. И вот я отправила ему в телефон нехитрого червя, который позволил получить доступ к операционной системе телефона и к контактам, в частности. После чего отправила червя уже непосредственно сыну профессора, заразив его телефон.
А затем… активировала главную функцию червя, которая состояла в заражении всех компьютеров, к которым он мог подключиться по bluetooth или wi-fi. В этом случае – целью был рабочий компьютер, находящийся непосредственно в здании биржи. После того, как среди заражённых червём компьютеров, я нашла необходимый, то дальше оставалось лишь проявить любознательность и терпение. Через этот компьютер я получила, пусть и ограниченный, но всё же – прямой доступ к внутренней сети биржи и воспользовалась предварительными отчётами об изменении рейтинга нескольких крупных компаний. Это стало моим инсайдом, что и позволило заработать на торгах достаточную для реализации моего плана сумму денег.
