Сергей Дмитриевич Юров
Под спудом тайны
Помещик сделал знак дворовым девкам, тихо стоявшим в тени высокой березы. Обе носили длинные косы, были в платках из набивного ситца, домотканных светлых сарафанах и лаптях.
– Как вы обнаружили тело? – резко спросил Иванов, шагнув им навстречу. – Говорите!
Девушки замерли на месте и прижались друг к дружке. Хитрово-Квашнин недовольно покачал головой.
– Панкрат Фомич! Девицы робки, пугливы, а вы с ними, словно с рекрутами. Отойдите в сторонку!.. Ну и, как звать-величать вас, красавицы?
– Марфа я, – представилась темноволосая.
– Стефанида, – потупила глаза ее русоволосая подруга.
– В каком же часу вы пошли по грибы?
– Раненько, – произнесла менее застенчивая Марфа, – А в каком часу, не ведаем. Долго ходили по роще от одной полянки к другой, от пенечка к пенечку. Набрали разных грибков: подберезовиков, черноголовиков, подосиновиков, маховичков. Видим, лукошки уж полные почти, ну, и решили: дойдем до межи – и назад. Подобрались к ней, и тут такое увидели, что не приведи Господь! Человек лежит на траве весь в крови! Страсть, как боязно, но подступаем ближе и видим, что это француз местный, Иван Иваныч Серов. Развернулись со Стешей, и бежать со всех ног к барину!
– Никого поблизости не видели? – грубовато спросил у девиц Иванов. – Может, что слышали?
Те отрицательно покачали головами. Аблов, дымя трубкой, посмотрел на Хитрово-Квашнина.
– Девиц можно отпускать, Евстигней Харитоныч?
– Пожалуй, нужды в них, вероятно, больше нет.
– Как это?! – возразил Иванов. – Они еще могут пригодиться… И хватит вам здесь распоряжаться, господин Хитрово-Квашнин!
– Вам мало только что состоявшегося разговора? – штабс-ротмистр, бросив палку на землю, строго взглянул на старшего заседателя. – Что вы еще хотели у них узнать? Ну, задавайте свои вопросы?.. Не имеются?.. Пусть идут, Филипп Елизарыч!
Старший заседатель открыл было рот, но так ничего и не сказал. Отвернувшись, он стал нервно разглаживать пятерней свой не первой свежести мундир. По знаку Аблова девушки взялись за руки и резво побежали с поляны прочь. Их сарафаны светлыми пятнами замелькали среди зелени деревьев. Иванов сплюнул на трухлявый пенек, что-то буркнул себе под нос и бесцельно зашагал по прогалине.
– Отойдем на пару слов, Филипп Елизарыч, – предложил расследователь Аблову.
Два дворянина, оттрубившие не один срок в земских исправниках, двинулись в сторону раскидистой березы. Аблов твердой походкой шел впереди. Хитрово-Квашнин,шагая следом, отметил, что к своему внешнему виду местный помещик относился, мягко говоря, небрежно. Каблуки его сапог были стоптаны, кафтан потускнел, на истертом, засаленном по краям обшлаге рукава не хватало пуговицы.
– Знаете, убийца все-таки оставил следы, – проговорил штабс-ротмистр, оказавшись в спасительной тени.
– Что вы имеете в виду?
– Отметины от трости и вот это. – Хитрово-Квашнин раскрыл ладонь: на ней лежал небольшой окурок сигары.
Аблов хмыкнул и дотронулся до окурка пальцами.
– Вы хотите знать, кто из местных господ прогуливается по округе с тростью в руке и курит сигары?.. Вельяминов, больше некому.
Хитрово-Квашнин, погладив кончики усов, задумался. Затем поглядел сквозь листву на мелкий овраг, изгибом подступавший к краю рощи.
– Вихляевка, – объяснил Аблов, проследив взгляд расследователя. – Сухая балка, выходит к речке чуть севернее Нижней Абловки.
– А там что виднеется?
Хитрово-Квашнин вытянул руку в сторону сельца, на блестевшую вдали в лучах яркого солнца красную кровлю.
– Флигель Елизаветы Артемьевны Чирковой, свояченицы помещика Чернова.
– Да?.. Все еще в девицах?
– Пережив утрату жениха, так и не вступила в новые отношения. Видно, это была настоящая любовь.
– Помню, мичман Головнин к ней сватался. Погиб в море, бедняга… Ей сейчас, поди, уже за сорок.
– Точно сказать не могу, где-то так.
Хитрово-Квашнин кивнул и с прищуром взглянул на широкоплечего поручика.
– Филипп Елизарыч, раньше или позже, но без этого не обойтись… У вас были какие-нибудь недоразумения с Сирро?
– Правильно сделали, что спросили, расследование есть расследование, – сказал Аблов, чуть улыбнувшись. – Недоразумений с французом не возникало, и знаете почему?.. Потому, что у меня с ним не было никаких отношений. Что он мне?.. Театров я не завожу, к познаниям языков равнодушен, ни к чему мне и его уроки танцев.
– Что ж, логично… Однако задам еще один вопрос. Где вы были вчера около восьми утра?
– С лакеем Васькой на берегу Самовца. Люблю, знаете, поутру рыбу удить.
Штабс-ротмистр заметил, как к прогалине, держа во рту сигару, приближается худощавый человек средних лет в двубортном сюртуке со стояче-отложным воротником, жилете, панталонах и полуботинках. На его голове элегантно сидела охотничья шляпа с двумя перьями дятла. Он помахивал на ходу тростью, впереди него, наспех обнюхивая землю, сновал каштаново-белый спаниэль.
– Кто это, по-вашему? Никак не разберу… Карицкий?.. Чернов? Или кто-то из Болотовых?
– Легок на помине!.. Вельяминов собственной персоной!
Хитрово-Квашнин с любопытством взглянул на Аблова.
– Вижу, он вам явно не нравится.
– Юлить не стану, не нравится. Не по нутру мне, простому русскому помещику, эта его любовь к англичанам. Курит сигары, вставляет в разговор английские словечки, едва ли не каждое утро овсянка на столе. Тьфу!.. Да и земельный конфликт у нас с ним не улажен.
В голове у Хитрово-Квашнина всплыла остроумная эпиграмма Сирро на Вельяминова: «Звать его Роман, отчество – Иваныч, а по мне, так Англоман Великобританыч».
Через минуту один из самых состоятельных помещиков уезда вышел на поляну и, сняв шляпу, поприветствовал всех легким полупоклоном. Выразительное лицо коллежского асессора с карими глазами и тонким носом с небольшой горбинкой сначала обратилось в сторону штаб-лекаря, а затем штабс-ротмистра.
– Рад новой встрече, Осип Петрович, – прозвучал мягкий баритон. – Евстигней Харитоныч, it’s ages since last we met! Сколько лет, сколько зим!.. Мы не виделись с тех самых пор, когда я был в наших краях уездным судьей, а вы – капитаном-исправником! Вот, наконец, и представился случай, правда, не совсем подходящий. – Он вынул сигару изо рта, подошел к месту преступления и оглядел его с печальным видом. – И кто же на беднягу посмел поднять руку? Зачем? С какой стати?.. Ведь, в сущности, это был совершенно безобидный человек, а harmless person.
Иванов угодливо улыбнулся богатому землевладельцу.
– Временное отделение нижнего земского суда за тем и послано сюда, Роман Иваныч, чтобы разобраться с убийс…
Громкий собачий визг оборвал его речь на полуслове. Пес, коему он нечаянно отдавил лапу, в отместку вцепился зубами в голенище ялового сапога.
– А-а-а, ногу мне прокусила, чертова шавка! – взвыл от боли Иванов, запрыгав на одной ноге.
– Джек, фу! – замахал руками Вельяминов. – Come! Ко мне!
Спаниэль отскочил от обидчика, пару раз тявкнул на него и послушно сел возле хозяина.
– Good boy! – похвалил тот и бросил недовольный взгляд на поручика. – А вы, сударь, тоже хороши! Смотреть надо, куда cтупаете!.. Пес у меня умный, а вы на него сапожищем! Смотрите! Джек, sit! – Животное послушно село. – Dawn! – Пес улегся. – Bark!
Спаниэль вскочил и залаял на поручика с новой силой.
– Каково! – воскликнул Вельяминов и, погладив голову собаке, повернулся к штаб-лекарю. – Осип Петрович, будьте так любезны, уделите внимание укушенной ноге заседателя.
Хитрово-Квашнин перебросился взглядом с Абловым и, встав перед бывшим уездным судьей, ровным голосом произнес:
– Роман Иваныч, позвольте взглянуть на вашу трость.
– Что? – переспросил Вельяминов. – Трость?.. Пожалуйста.
– Хм-м, – пробормотал штабс-ротмистр, изучив наконечник. – Возьмите ее обратно… Скажите, вы носите с собой карманный нож?
– Да, вот он…Постойте, уж не подозреваете ли меня?.. Если так, то совершенно напрасно!.. Во-первых, убийство случилось ранним утром, а мы с супругой поздние пташки, во-вторых…
– Увы, Роман Иваныч, под подозрением каждый местный дворянин и каждая дворянка.
– Ну, надо же!
– Ваш? – Хитрово-Квашнин извлек окурок из кармана. – Лежал возле трупа.
Вельяминов даже бровью не повел.
– Это ни о чем не говорит, в роще полно окурков от моих сигар! Все просто.
Зацепин подступил к бывшему уездному судье и с подозрением взглянул ему прямо в глаза.
– Полно окурков, говорите…
– Что?.. Что такое? Я часто прогуливаюсь здесь.
Поручик отступил на шаг, но на его лице читалось абсолютное недоверие. Он подозревал богача и делал это открыто. Тот смерил его взглядом и повернулся к Хитрово-Квашнину.
– Что там со следами от трости, Евстигней Харитоныч? Выяснили?
– Склоняюсь к мысли, что отметины здесь оставила не трость, а заостренная палка, которой Сирро разгребал листья и траву. Вон она лежит, на месте преступления.
– Ну, вот!.. А как насчет ножа?
Расследователь поманил к себе штаб-лекаря, и оба внимательно осмотрели короткий клинок.
– Что скажете, Осип Петрович?
– Определенная схожесть есть, – признал Вайнгарт. – Но чтобы назвать складной карманный нож Романа Иваныча орудием убийства, этого недостаточно.
Вельяминов многозначительно посмотрел на Зацепина и картинно покачал головой.
– Одна-а-ко!.. Кстати, о временном отделении суда. Приглашаю вас всех, господа,расположиться на время следствия в моем Приюте. Имею право, мертвое тело, как видите, лежит не на моей земле. Гостевой флигель к вашим услугам. Welcome!.. Филипп Елизарыч, – обратился он к Аблову, собравшемуся уходить. – У меня в имении организуется небольшой обед. Приглашаю и вас принять в нем участие. Без церемоний и перемены платья. Право, довольно нам дуться друг на друга!
ГЛАВА 3
Вельяминовское имение располагалось к юго-западу от Нижней Абловки, в менее, чем полуверсте от рощи. Господский дом представлял собой крытое железом одноэтажное каменное строение с мезонином. Под тремя окнами последнего красовался классический портик с четырьмя колоннами и балюстрадой из небольших фигурных столбиков. По обе стороны от особняка возвышались два крытых тесом деревянных флигеля.
На парадном крыльце в окружении лакеев и служанок стояла привлекательная женщина. Среднего роста, стройная, светловолосая с большими карими глазами в обрамлении длинных ресниц и тонким чуть вздернутым носиком, она держала за руку девочку лет пяти-шести, уменьшенную копию самой себя. Мать была одета в бежевое шелковое платье с высокой, под грудь, талией, дочка – в голубое платьице и панталоны, сплошь украшенные узорами и вышивкой.
«Анфия Вельяминова в самом деле хороша», – подумал Хитрово-Квашнин. – Чудо, как хороша!»
Он отметил, что такого же мнения придерживались и Соколовский с Абловым.
– Папа, ты принес мне цветочки? – стесняясь приезжих, пролепетала девочка.
– Принес, мое солнышко! – улыбнулся Вельяминов, доставая из кармана букетик васильков. – Как и обещал, луговые… Феечка, голобушка, твой наказ исполнен, – повернулся он к супруге. – Господа любезно согласились на время проведения следствия пожить в нашем имении. Их всех ты более или менее знаешь, кроме одного. Знакомься, Евстигней Харитоныч Хитрово-Квашнин, наш бывший капитан-исправник, владелец имения в юго-западной части уезда.
– Очень приятно, – раздался бархатистый, несколько грудной голос. – Наслышана о ваших расследованиях в Отраде и Петродаре, Евстигней Харитоныч. У вас настоящий талант!.. Что ж, прошу в наши хоромы, господа. С дороги следует немного отдохнуть, выпить прохладительных напитков. Затем мы переместимся в парк. Роман Иваныч был так уверен, что вы станете нашими гостями, что я приказала накрыть столы на свежем воздухе и приготовить барашка на вертеле. Увы, грустный повод привел вас в наши места. Хочу заверить, что гибель Сирро для здешних дворян – огромная, невосполнимая утрата.
Передав дочку гувернантке, она сделала рукой приглашающий жест.
– Как здоровье, Тихон? – спросил штаб-лекарь, проходя мимо высокого пожилого слуги с вытянутым худым лицом и полуседыми кустистыми бровями.
– Скриплю помаленьку, Осип Петрович, – осклабился тот.
– Дай-то Бог!
Хозяева провели гостей по парадным комнатам, обтянутым штофом в тон с обивкой мебели. Интерьер особняка ясно говорил о том, что у Вельяминовых имелся достаток. С потолка бального зала свисала большая хрустальная люстра, простенки гостиной, cтоловой и библиотеки были облагорожены большими зеркалами с подзеркальниками, заставленными разного рода безделушками. По углам со стеклянных тумб входящим улыбались бронзовые купидоны, стены украшали позолоченные канделябры, столы с мраморными накладками – фигурные жирандоли.
«Подобное изящество встретишь только в Отраде у Извольских», подумалось Хитрово-Квашнину.
В кабинете англомана царил примерный порядок. Пол был застлан шотландским шерстяным ковром, на стенах висели гравюры Уильяма Хогарта, часть стола занимал сервиз из тонкого английского фаянса. Полку одного из книжных шкафов отягощали тома Даниэля Дэфо, Вальтера Скотта, Анны Рэдклифф и других сочинителей Великобритании в оригинале.
«Из русского здесь, пожалуй, только портрет жены да карта Российской империи», усмехнулся про себя штабс-ротмистр.
– А вот этот английский рожок мне подарил лорд Борнмут в Санкт-Петербурге, – отметил не без доли гордости хозяин, указывая на музыкальный инструмент, покоившийся на секретере. – Нас познакомили в Английском клубе. Любопытно, что в тот вечер среди его посетителей были баснописец Крылов и поэт Пушкин. Первый прочитал одну из своих басен, «Волк и кукушка», кажется, а Пушкин – отрывок из «Евгения Онегина»… Вот это:
Всегда скромна, всегда послушна,
Всегда как утро весела,
Как жизнь поэта простодушна,
Как поцелуй любви мила;
Глаза, как небо, голубые,
Движенья, голос, легкий стан…
Очаровательные стишки! Надо отдать Александру Сергеичу должное. Но поэзия лорда Байрона, на мой взгляд, глубже, ярче, трогательней…
– Сравнивать поэтов и их творчество бессмысленно, – заметил Хитрово-Квашнин. – Оба гениальны, у обоих прекрасные стихи!
– Не забудьте только, что Пушкин в молодые годы боготворил Байрона, ничуть не стесняясь подражать ему. Но не будем спорить об этом… В тот вечер мы с Борнмутом поговорили об Англии, вспомнили ее писателей и выдающихся деятелей, таких, как Дэниэль Дефо и адмирал Нельсон. Сыграли на бильярде, засели за карты. За карточным столом, между прочим, лорд признал, что у меня превосходный английский.
Он вытер платком губы, поднес к ним рожок и продудел незамысловатую мелодию.
– Замечательная вещь, не правда ли? Что-то пастушье, пасторальное слышится в мягком и густом звучании. Оно извлекается, благодаря длинному корпусу английского рожка… А вот здесь сигары, доставляют их мне из Москвы, из Английского клуба!
На секретере лежало несколько бумажных коробок с красочными изображениями. Вельяминов открыл одну из них с названием «Кабаньяс и Карвахаль, взял сигару и поднес ее к носу.
– What a fragrance! Какой аромат!.. Просто чудо!
– Можно взглянуть на сигары? – произнес Зацепин, позабывший про свои подозрения к хозяину имения. – Так и хочется понюхать их!
– Пожалуйста, берите в руки!.. Каково?.. Это ж восторг, умиление!..
– Довольно томить наших гостей, дорогой, – вмешалась Анфия Саввишна, коснувшись руки супруга. – Они устали с дороги, им надо освежиться. Пройдем в диванную, господа.
Усадив гостей в просторной комнате на заваленные подушками диваны, сами хозяева опустились на стулья с высокими резными спинками. В комнату вошли два лакея с подносами. Кто-то из дворян протянул руку к стакану с узваром, кто-то к кружке с ледяным квасом, штабс-ротмистр и штаб-лекарь с удовольствием испили прохладного лимонада. Когда все удовлетворили жажду и немного поговорили о ничего не значащих вещях, в диванную вошел слуга в безупречной сиреневой ливрее и провозгласил сакраментальное:
– Кушать подано!
– На выход, господа, на выход! – оживился Вельяминов, потирая руки. – Ручаюсь, вид пищи на свежем воздухе разожжет аппетит у каждого!
– Только не у Иванова, – ухмыльнулся Зацепин, кивая на старшего заседателя.
Маявшийся с похмелья поручик нахмурился и бросил на него взгляд исподлобья.
– Помолчал бы, ерник!
Грузно поднявшись с дивана, штаб-лекарь оправил свой чистенький мундир и, многозначительно подняв указательный палец, изрек:
– Еда, даже самая незамысловатая, всегда вкусней вне стен дома. И тому есть объяснение…
– Да что там объяснять, Осип Петрович? На воздухе и краюха черствого хлеба с чаем настоящее лакомство! – махнул рукой секретарь Соболевский, встав на ноги.
– Мой аппетит, увы, возбудить будет крайне сложно, – вздохнула хозяйка, беря под руку супруга. – Кончина учителя танцев была так внезапна, так необъяснима, что мне посейчас не до еды и не до лакомств… Извините, господа, все к вилкам да ложкам, а я о своем, о грустном.
Большой стол был накрыт в ближней части парка за господским домом, где росли липы. На нем стояли тарелки с салатами и винегретом, блюда с жаренным на вертеле барашком, дичью, запеченной в сметане рыбой, графины и бутылки. Когда приглашенные, осенив себя крестным знамением, расселись по местам, слово взял Вельяминов:
– В виду того, что это не званый обед, а что-то вроде пикника, сиречь трапезы на природе, то еда и напитки поданы все вдруг. Посему и тост за здоровье государя-императора, который обычно звучит после третьей перемены блюд, произнесу сейчас же. Это будут стихи, которые запали мне в душу:
О, Николай, народов победитель,
Ты имя оправдал свое! Ты победил!
Ты, Господом воздвигнутый воитель,
Неистовство врагов его смирил…
Твоя душа мирской не жаждет славы,
Не на земное устремлен твой взор,
Но тот, о царь, кем держатся державы,
Врагам твоим изрек их приговор…
После сих высокопарных слов все дружно подняли бокалы, выпили и принялись за еду. Особенно налегли на кушанья подканцеляристы на дальнем конце стола. Они стали хватать со скатерти все подряд, особо не заботясь о правилах приличия. Охладил пыл проголодавшихся юнцов грозный взгляд начальника, Марка Ивановича Соболевского. Они вмиг изменили поведение, опустив глаза долу.
Вельяминова ела без охоты, словно ее заставляли. Под стать ей был и Иванов, он почти не притрагивался к пище, а если что-нибудь и клал в рот, то жевал так, что со стороны казалось, будто он вот-вот плюнет под стол.
– Панкрат Фомич, уж не захворали вы? – обратился к долговязому старшему заседателю Вельяминов. – Не касаетесь настойки, нос воротите от еды, словно уже объелись. Ладно, моя супруга, она с утра не в духе из-за известных обстоятельств, с вами-то что?
Поручик заерзал тощей задницей на стуле и попытался улыбнуться.
– Аппетита, знаете ли, совсем нет, Роман Иваныч.
Сидевший возле Хитрово-Квашнина Зацепин приставил ладонь ко рту и что-то сказал хозяину имения. Тот с ухмылкой закивал головой.
– Вот оно в чем дело… Мой вам совет, Панкрат Фомич: хлебните капустного рассола да усвойте рюмку-другую анисовки, ее у меня отлично готовят. В ней, как положено, семена аниса, цедра, небольшое количество тмина. А какое поcлевкусие!.. Можете усугубить винца, оно куплено в Петродаре, в лавке купца Трафимова. А то ведь с похмельем шутки плохи! Небось, дятлы стучат в мозгах, а?
– Есть такое дело… И впрямь, рюмку-другую оно, кажется, можно, а больше – ни-ни! Савва Афанасьич больно строг, ответ пред ним держать придется… А рассол никогда не помешает, это уж известно.
– Терентий, рассолу! – приказал Вельяминов ближайшему слуге.
Юркий парень со всех ног кинулся к леднику и вернулся с запотевшей кружкой холодного напитка. Иванов вздохнул, еще раз перекрестился и в быстрой последовательности опрокинул внутрь две рюмки анисовки. А затем, крякнув, с удовольствием приложился к упомянутой кружке.
– Ну, вот и прекрасно! А то сидите, будто в воду опущенный… Как, кстати, ваша нога?
– Побаливает. Собачка ваша недурно приложилась.
– It’s nothing, it will pass. Это ничего, пройдет. Джек мог и посильнее хватануть, по полной форме… Анфия, голубушка, – Вельяминов склонился над ручкой супруги и поцеловал ее, – развейся ты, наконец, улыбнись, попробуй кусочек рыбки или барашка. Жаль Сирро, понимаю. Он был тебе дорог, ты училась у него танцам, играла с ним у Карицкого на сцене. Но что делать? Его уже не вернуть к жизни. Будем уповать на то, что господа расследователи выйдут на след убийцы, изобличат его… А, знаешь, у них под подозрением все местные дворяне, включая и нас с тобой.
– Это правда? – округлила большие глаза хозяйка, обратившись к Хитрово-Квашнину.
Приложив к губам салфетку с вышитым гербом Вельяминовых, тот с расстановкой ответил:
– Начало расследования, сударыня, показывает, что простой люд не причастен к гибели француза.
Дворянка сделала глоток морса и глубоко вздохнула. На точеные привлекательные черты легла тень легкой печали.
– Сирро был милым, приветливым человеком, единственным образованным французом, которого я когда-либо знала… Да, он учил меня танцевать, играть в им же поставленных спектаклях! Это был прекрасный собеседник! С ним нельзя было соскучиться, он всегда мог найти тему для разговора… Схватите убийцу, Евстигней Харитоныч! Негодяй, кто бы он ни был, должен понести заслуженную кару!
– Сделаем все возможное, сударыня. Я со своей стороны приложу максимум стараний… Анфия Саввишна, ваш супруг обмолвился, что вы поздно встаете. Это так?
– Грешна, люблю по утрам понежиться в постели. С этим ничего нельзя поделать.
Штабс-ротмистр кивнул, доел запеченного в сметане карпа и бросил взгляд на блюдо с кусочками жареного барашка. Явилось непреодолимое желание воздать ему должное, что и тотчас было исполнено. Его пример не замедлил подхватить штаб-лекарь. Канцеляристы, воспользовавшись ослабевшим надзором со стороны начальника, снова стали хватать все, что подвернется под руку. Но, страшась навлечь на себя его гнев, делали это большей частью украдкой. Соболевский, Аблов, Зацепин и Беклемишев сугубое внимание уделяли дичи – перепелам, бекасам и вальдшнепам.
– Расскажу-ка я вам, господа, как взял на днях сих вальдшнепов, – проговорил Вельяминов, указывая на блюда с дичью. – У меня в поместье есть низинка, а в ней березнячок, одним концом в приболот упирается. Так вот вальдшнеп или слука, как называют у нас сего лесного кулика, там кормится лето напролет. И в том березнячке есть небольшая просека. На нее-то я и встал третьего дня к вечеру с ружьецом. Джек у ног сидит, я его в кусты не пускаю – толку никакого! Полезет в гущу, ты – за ним, а в результате: we got nothing, ни шиша! Слука, может, и взлетит, да только ты и ружья в чащобе вскинуть не успеешь. Ну, так вот, вижу, солнце за лес садится. Ага, думаю, время на подходе, пора взводить курки. С минуты на минуту кулик произведет свой вечерний вылет на кормежку. И точно, первый выпархивает из перелеска и летит мимо меня по просеке! Вскидываю ружье: ба-бах! Точнехонько!.. Подбитая птица падает вниз и шуршит в кустах опавшими листьями. Search, даю команду Джеку, ищи! Опять беру ружье наизготовку. До сумерек времени предостаточно, авось, настреляю дичи. Глядь, второй кулик летит над просекой. И этого я в той же манере укладываю на землю. Только зарядил, как появляется третий кулик и, можете себе представить, садится на просеку прямо передо мной, на самом виду. Когда случается такое, тут главное не медлить. Кто охотился на слуку, тот знает: присевшая птица тут же стремится перебежать в сторону! Стреляю, но не совсем удачно… Слука шасть в кусты, я в ажиотаже вместе с Джеком за ней. Сцапали! Только шляпу охотничью где-то в кустах оставил. Ничего, у меня этих шляп целая куча!.. Вот как оно, господа, все было.
Охотник на пернатую дичь умолк и разжег с помощью слуги трубку. Заметив, что Иванов тянет ко рту не то третью, не то четвертую рюмку, он насмешливо покачал головой.
– Панкрат Фомич, вам не кажется, что вы увлеклись?
– Самую малость, Роман Иваныч. Это ничего, не обращайте внимания.
Вельяминов хмыкнул и, выпустив клуб дыма, с задумчивым видом откинулся на спинку стула.
– Я вот прикидываю, кто из местных помещиков или их жен мог бы поднять руку на француза, – проговорил он, обратив взор вдаль. – Матвеевские?.. Нет, they wouldn’t harm a fly, они и мухи не обидят, у них только лошади на уме да скачки. Да их и не стоит брать в расчет, в Петродар уехали вчера, на торжество к губернскому секретарю Горелову, вернутся только сегодня к вечеру… Карицкие?.. И их никак не привяжешь к случившемуся кровопролитию. Черновы?.. На кой черт им смерть Сирро? Живут тихо, в благонравии, непрестанно в церковь ходят всей семьей. Болотовым это тоже ни к чему, can’t make ends meet, им бы свести концы с концами. Крестьян – кот наплакал, мелких денег, что называется, нет, а крупных никогда и не водилось. Да они с французом-то, по сути, не общались. What for, зачем?.. Мой сегодняшний гость Аблов? И ему не зачем устранять Сирро? Да он и знать-то его не знал…Сабо? C какого перепугу капитану-исправнику и его супруге убивать француза? Нелепица!.. Остаются Потуловы, но им ни до чего дела нет, по уши погрязли в дрязгах и спорах из-за подаренной бабкой куртинки леса, сенокосного луга и двух мелких прудов со сторожками. Между собой не знаются, даже на церковных службах стараются держаться подальше друг от друга. Меня попросили в посредники. И знаете, где состоится полюбовный раздел благоприобретенных бабкой владений? На нейтральной территории, в усадьбе их родственниц, дочерей покойного Данилы Иваныча Потулова… Евстигней Харитоныч, не соблаговолите ли вы поприсутствовать на разделе?
– Хорошо, – кивнул штабс-ротмистр. – Заодно задам Потуловым кое-какие вопросы.
– Хочу сказать, что вчера в наш суд заглянула подпоручица Щеглова, – вступил в разговор Соболевский, обсасывая тонкую косточку. – Клеопатра Фирсовна, между прочим, сообщила, что кузины ее, Марья Даниловна Сахарова и Анна Даниловна Кирсанова, решились, наконец, навестить родные места. На днях нагрянут.
– Почитай, годков семь, как они отбыли из наших мест, – сказал Вельяминов. – Вспоминаю о них только тогда, когда проезжаю мимо их имения.
– Ты, дорогой, как-то рассказывал мне о них, – коснулась руки мужа Анфия Саввишна. – Где они живут, запамятовала?
– Кажется,во Владимирской губернии, – ответил ей супруг и посмотрел на Соболевского. Тот кивнул.
– Так и есть, их мужья состоят во дворянстве Переславльского уезда… Да-а, давненько они не заглядывали на родное пепелище. Оно понятно, ни матери в живых, ни отца, с родственниками в не очень теплых отношениях. Но я хочу сказать: вот что значит иметь в дальних владениях порядочного управителя! И ездить никуда не надо. Здешнее имение хоть и небольшое, но прибранное, доходы с него поступают регулярно, без проволочек и утайки. Заседатели ни разу не заглядывали туда. Зачем? Недоимок-то нет!
– Этот управитель и пригласил Потуловых уладить имущественный спор в имении их кузин. Предвижу, завтра придется нелегко, но что делать, I made a promise, я обещал.
– Управителем у сестер тамбовский гвардии прапорщик Епифанов, – заметил Аблов. – В самом деле, честнейших правил человек.
– Скажете тоже! – пробормотал Иванов, покачиваясь на стуле. От принятого спиртного да на старые дрожжи он уже еле ворочал языком. – Человек как человек…
Хитрово-Квашнин вытер губы салфеткой и придвинулся к Аблову.
– Филипп Елизарыч, чует сердце, завтра от Иванова не будет никакого толку. Поэтому потребуется ваша помощь. Вы знаете всю округу, имеете опыт в расследованиях.
– Я готов помочь. Можете смело положиться на меня.
– Тогда приходите сюда завтра утром. Митрофан прокатит нас на бричке по усадьбам местных помещиков.
– Только я уж сразу в имение сестер. Оно недалече от моего гнезда. Договорились?
– Как скажете.
Зацепин, уплетая паштет из бекаса, поинтересовался, ни к кому особо не обращаясь:
– И как же этот прапорщик ладит с соседями? Тут ведь такая чересполосица, что сам черт не разберется!
– Епифанов не скандалит, решает неурядицы мирно, полюбовно, – объяснил ему Соболевский. – Он у нас в суде на хорошем счету. Мы его совершенно заслуженно в пример другим управителям ставим.
– Скандалить и я не люблю, – сказал Вельяминов, с нежностью поглядев на супругу. – Мне это претит! Да у меня в последнее время и споров-то никаких нет.
– Ошибаетесь, – прозвучал ровный голос Аблова. – А как насчет Отлогой Ложбинки?.. Как насчет нее?
Лицо хозяина имения вмиг утратило благодушие, в карих глазах появился недобрый блеск.
– Вы опять за свое?!
– Вот именно, за свое!
– Нет, this amazing, это удивительно!.. Ведь, кажется, и спорить не о чем. Отлогая Ложбинка вот уже почти сто лет как наша. Ее приобрел прадед мой, секунд-майор Зиновий Вельяминов. Сколько можно втолковывать?
– Ну, да, приобрел! – ухмыльнулся Аблов, бросив вилку на стол. – Неправедно отнял! Мой прадед, прапорщик Семен Ильич Аблов, так об этом и написал в своем завещании. Вам дословно передать? Пожалуйста: «А ту Отлогую Ложбинку секунд-майор Зиновий Вельяминов усильно отхватил у меня, раба божия Семена».
– Ваш пращур в конце своей жизни был… э-э… не совсем в себе. Мой батюшка так прямо и говорил об этом.
– Не совсем в себе?.. Вы лучше вспомните о безумии вашего деда. О нем знала вся округа! Говорят, корову за лошадь принимал, все пытался накинуть на нее седло, Орликом называл. А еще…
– Филипп Елизарыч! – громко стукнул ладонью по столу хозяин имения. – Это переходит всякие границы! Я бы вас попросил!
Вельяминова положила руку на плечо супруга, пытаясь его успокоить. Аблов резко встал и, выйдя из-за стола, недружелюбно бросил:
– Спасибо за хлеб, за соль!
Учтиво поклонившись Анфии Саввишне и кивнув Хитрово-Квашнину, он решительно натянул на голову картуз и направился к господскому особняку.
– Вот так всегда, – поджал губы Вельяминов, буравя взглядом спину удалявшегося помещика. – Чертов медведь!.. Пригасил его, думал за этим столом найти общий язык, сгладить углы, наладить отношения… Ну, Бог с ним!
Он выпил рюмку настойки, немного успокоился и посмотрел на светловолосого корнета.
– И как только твой дядя, Владимир, находит с этим увальнем общий язык?
– Они однополчане, – пожал плечами молодой человек. – Вместе несли тяготы армейской службы и прочее.
– Понятно, но лишь отчасти…
Слова эти потонули в грохоте посуды. Причиной тому стало падение со стула Иванова, потянувшего за собой скатерть. Он попытался было встать на ноги, но, не преуспев в этом, с громким ругательством снова оказался на земле. Вельяминов дал знак слугам, и те спешно поволокли пьяного поручика вон из парка.
Трапеза продолжилась в уже более спокойной обстановке. Закончилась она, когда над вековыми липами стали сгущаться вечерние сумерки. Поблагодарив хозяев, Хитрово-Квашнин и члены нижнего земского суда встали из-за стола и отправились на ночлег в отведенные им комнаты гостевого флигеля.