Сергей Бушов
Миссия в траве

7

Я пытаюсь застегнуть молнию на своём бортовом комбинезоне. Замок больно режет пальцы. Они – как сплошная открытая рана, но я привык. Замок доезжает почти до верха и останавливается. Дальше – там, на шее, справа – мешает белая пластиковая коробочка инъектора, присосавшаяся к ярёмной вене. Оставляю молнию застёгнутой не до конца, как всегда. Кстати, скоро надо будет перезаряжать в инъекторе ампулу. Я делаю это раз в год, на базе. Последние четыре месяца мы мотаемся по космосу, выполняя миссии одну за другой, так что давно у меня не было возможностей. К счастью, токсин вводится в кровь в микродозах. Этого достаточно, чтобы сдерживать вирус от опасной мутагенной активности.

Я двигаюсь к шкафчику, замечая своё отражение в зеркальной дверце. Почему всё должно быть таким ярким? Отражение моего белого комбинезона причиняет боль. Можно было бы сказать, боль глазам, но доктор Бирн объяснил мне, что на самом деле вирус просто поменял моё восприятие реальности. Отчасти поэтому мне нужны таблетки. Вирус обостряет, таблетки притупляют. А также снимают боль, успокаивают и делают ещё много чего. Недаром я принимаю десяток с утра, семь в обед и ещё восемь вечером. А, нет, теперь девять. От бессонницы мне прописали вот эту жёлтую. Отсчитываю из баночек нужное количество, глотаю одну за другой, запиваю. Я чувствую, как каждая из них проходит по горлу, царапает пищевод, проваливается глубже, растворяется и въедается своими активными веществами в мой организм. Я терплю, потому что так надо. Так доктор прописал.

Дотрагиваюсь до сенсорной панели, дверь распахивается. Я оказываюсь в холодном и тускло освещённом коридоре с серыми стенами. Здесь спокойнее, чем в моей каюте. Меньше раздражающих огоньков. Да и шум двигателей слышен меньше – видимо, в каюту он передаётся по корпусу. Хочу двинуться в рубку, но время ещё есть. Поворачиваю налево, делаю несколько шагов и попадаю в кают-компанию.

Иблик, похоже, только что отложил свой устав в сторону. Он вздрагивает при моём появлении, глаза начинают бегать, а ноги сводит судорогой. Он явно хочет вскочить и вытянуться по струнке, но вспоминает, что я этого не люблю.

– Доброе утро, господин ыкс-майор, – говорит он громко, заставляя меня поморщиться.

– Доброе утро, Зи, – говорю я, опускаясь в кресло с противоположной стороны круглого столика. – Всё читаешь уставы?

– Так точно, – он выпрямляется ещё сильнее, нос начинает шевелиться и, кажется, даже непослушные волосы стараются сами уложиться в правильную причёску на голове.

– Что же, интересно, ты там пытаешься найти? Пункт, подтверждающий, что во время тайной операции нужно обязательно вмешаться в неё в полном вооружении и парадной форме? А ты знаешь, кстати, почему у нас парадная форма белого цвета? Интересный исторический факт. Некоторое время назад армии нескольких империй соревновались в том, как пустить пыль друг другу в глаза. Начали устраивать парады, муштровали солдат на плацах. И додумались до белой формы, потому что её трудно было поддерживать в чистом состоянии. Эффект производит, не правда ли? Все вокруг отказались уже, а мы… Хм. О чём я говорил?

– Господин ыкс-майор… – пытается ответить он, опуская глаза в пол, но я не позволяю ему это сделать.

– А, ну да, – говорю я. – Уставы – вещь странная. Конечно, многое там написано верно. Как и в большинстве других книг. Но им слишком много лет. Как только кто-нибудь погибает по глупости или проигрывает сражение, туда обязательно добавляют новый криво сформулированный пункт, чего нельзя делать. Если жить по уставу, Зи, никогда ничего не добьёшься. Неэффективно каждый свой шаг сверять с инструкциями. Терпеть не могу инструкций. Я сто раз тебе это говорил, и повторю ещё. Но это не значит, что надо совершать глупости. Нужно, чтобы в твоей голове всё время работал мозг. Расставлял приоритеты, оценивал последствия. Что важнее – съесть завтрак до конца или спрятаться от падающей бомбы? В уставе по этому поводу много чего написано, только понять ничего невозможно. Но любой здравомыслящий человек знает, что самое важное – это собственная жизнь и жизнь его близких, сослуживцев и всех остальных, кто оказался рядом. Ты подверг риску нас всех, Зи. Это очень плохо. Может быть, у тебя есть убедительное объяснение тому, что ты вчера сделал? Я его выслушаю. Давай, говори.

– Господин ыкс-майор, – говорит Иблик. Его тонкие бледные пальцы шевелятся, становясь похожими на кучку мёртвых червей, которых приводит в движение скрытый за стеной экстрасенс. Мне противно на них смотреть, я морщусь и отвожу взгляд. – Дело в том, что сроки, которые вы называли, уже вышли. Уже прошло два лишних дня, и я подумал, что вам, возможно, нужна помощь…

– Два дня! – я ударяю ребром ладони по краю стола, и мою руку пронзает резкая боль, которая распадается на миллиарды мелких. Я стараюсь не обращать на боль внимания, хотя и знаю, что она есть, её невозможно не чувствовать. – Да что такое два дня в сложной операции? Иногда можно год ждать нужного момента, прежде чем начать действовать. У меня, правда, никогда такого не было, терпения не хватает. Я обычно через несколько дней ожидания придумываю идиотский план и ломаю кучу дров. Но это же не повод, чтобы являться на планету, где работает агент под прикрытием, в парадной форме.

– Простите, ыкс-майор, – говорит Иблик, опуская взгляд в стол. И как нарочно подставляет моему многострадальному взгляду свою огненную шевелюру. – Я сейчас понимаю, что это было не очень умно с моей стороны, но в тот момент я подумал, что я могу действовать открыто, что меня никто не свяжет с происходящим. Я планировал явиться официально к начальнику местной полиции под предлогом обмена опытом, и скрытно попытаться разузнать…

– Да что в наше время можно разузнать скрытно? – я, кажется, выхожу из себя, потому что вскакиваю и опрокидываю кресло. Голова моя кружится, ноги болят, а язык мельтешит во рту, раздражая ещё больше. – Сиатка просматривается, телефоны прослушиваются, на улицах камеры. Я один раз в писсуаре прямо в штабе СБ камеру нашёл! Надо продумывать каждый свой шаг, прежде чем его делать!

Я отворачиваюсь от него и пытаюсь поставить кресло на место.

– Простите, господин ыкс-майор, – лепечет Иблик, – но если бы с вами случилась неприятность…

– Ты бы уже ничего не мог с этим поделать! – практически кричу я, снова усаживаясь в кресло. – Ты не готов работать в моей группе, Зи. Тут нужны профессионалы! Как только мы вернёмся на базу, я передам тебя Зиберту.

Иблик на мгновение поднимает на меня свой взгляд, и я понимаю, что он напуган.

– А если, – бормочет он, – я пообещаю, что такое больше не повторится?

– Я знаю, – отвечаю я. – Я точно знаю, что такое больше не повторится. Потому что ты со мной больше работать не будешь.

Я встаю и, стараясь не глядеть в его сторону, выхожу в коридор. Коридор приводит к изогнутой металлической лестнице наверх, в рубку. Поднимаюсь. На мгновение зажмуриваюсь от обилия светящихся экранов и огоньков. На кресле справа сидит, развалясь, огромный человек с круглой головой, утыканной коротко стриженными светлыми волосами. Он улыбается. Он всегда улыбается, Анс Арри. А может, у него это оскал. Я думаю, он просто улыбнулся один раз, в детстве, и улыбка осталась навсегда. А больше поводов убрать её не было, как и улыбнуться заново.

8

Анс Арри был весёлым, разговорчивым, современным. Про таких иногда говорят «душа компании». Вот только компании у него, собственно, не было. Никто с Ансом особо не дружил. Почему? Сложно объяснить.

Тяжеловесный, мускулистый, круглолицый, говорил он мало и своеобразно, так что не все его понимали. Я ни разу не слышал от него ничего по-настоящему умного, но своё дело он знал. Знал, когда нужно бежать, а когда притаиться. Когда нужно стрелять, а когда лучше подождать. Стрелял метко, почти не тупил, хотя решения принимать не любил.

– Ну а командиры на что? – спрашивал он и криво усмехался.

Помнится, когда мы высадились на Орофонурре, все были подавлены. Нам предстояло зачистить планету от жителей. От всех. Пусть они были скорее животными, чем разумными существами, это не играет большой роли, когда смотришь жертве в глаза. Мы совершенно не понимали, почему их нужно уничтожать. Но таков был приказ. Начальство возражений не принимало. И только Арри был воодушевлён, весел и готов выполнять работу без всяких сомнений. Глядя на него, и остальные стали потихоньку успокаиваться. Они вслед за Арри стреляли в самок и детёнышей, выискивали спрятавшихся в норах, убивали, убивали… Сам Арри побил собственный рекорд и демонстрировал после миссии счётчик попаданий на бластере. И все с уважением смотрели на эту цифру.

Так что Арри был очень полезным членом группы. Хотя я никогда не разговаривал с ним по душам. Не о чем мне с ним было разговаривать. Может быть, это из-за него у меня выработалась привычка говорить с самим собой. Даже когда я вроде бы обращался к собеседнику, на самом деле зачастую я рассуждал вслух. Хотя нет, Анс тут ни при чём. Я просто больной дебил.

– Доброе утро, – говорю я, усаживаясь в левое кресло.

– А то, – Анс скрипит креслом, потирает лапой ёжик волос, улыбается половиной рта.

Я отворачиваюсь и смотрю на монитор, жмурюсь. Опять неизвестный, дорт, доброжелатель прибавил яркости. Я нащупываю ручку и убавляю.

– Ты что, не знал, что Иблик хочет взять капсулу? – спрашиваю я.

– Да поздняк уже было, – Анс трёт нос. – Он утром припёрся, всё ныл. Говорит: наверно, с командиром беда случилось, надо спасать. Так и ляпнул: «беда». Я ему сказал: сиди, не рыпайся. Он ушёл. Притих типа. А вечером вдруг смотрю – капсула отчаливает. Ну, чего я мог сделать? На сообщения он не ответил. Докладывать про него? А кому он на хер сдался, в конце концов?

Я вздыхаю. Лёгкие надуваются, распирая грудную клетку, им неудобно внутри.

– Не место ему в группе, – говорю я.

– Это точно, – соглашается Анс, снова заскрипев. – Дёрганый он.

Часы в верхней части монитора расплываются, глаза никак не могут адаптироваться к светящимся точкам. Это как смотреть на Зон в полдень. Хочется отвернуться, протереть глаза.

– Сколько сейчас времени? – спрашиваю я. – Сколько до связи?

– Без двух, – сказал Анс. – Да не парься, всё же хорошо прошло. Я ща новости смотрел – паника там крестец какая. Ну, на Ибертао. Все кланы друг на друга наезжают.

Противно звякает динамик, заставляя меня вздрогнуть. Никак не привыкну к этому звуку. Меня вызывает штаб Сил Безопасности.

Я нажимаю раздражающе моргающую красным кнопку приёма.

– Ыкс-майор Дьюрек, – произношу я.

Изображение удаляющегося шарика Ибертао на мониторе сменяется трансляцией из главного зала штаба Сил Безопасности.

Прямо напротив меня – густо покрытое морщинами лицо генерала Апулинафи. Он абсолютно седой, с густыми бровями, близко посаженные глаза смотрят напряжённо и, кажется, немного сквозь меня.

– Добрый день, – говорит он своим неожиданно мягким для своего сурового вида голосом.

– Здравствуйте, генерал, – я знаю, что он, как и я, терпеть не может формальности.

– Я хотел бы поблагодарить вас за безукоризненно проведённую операцию на Ибертао, – неторопливо, с мечтательной интонацией говорит Апулинафи. – Этот прыщик давно нужно было удалить.

– Спасибо, генерал. Хотел уточнить – действительно ли всё прошло хорошо? – мой голос гулко отзывается в черепе, скачет внутри, резонирует в костях. Я привык, но это всё же неприятно. – Не подозревают ли в случившемся Содружество?

– О, не беспокойтесь, – генерал морщится и издаёт сдавленный звук, напоминающий слабое хихиканье. – Вы там всё настолько виртуозно провернули, что не может быть никаких претензий. Настоящего плотника всегда видно.

– Плотника? – переспрашиваю я. Да, я понимаю, что Апулинафи, как всегда, оговорился, но меня уже невозможно остановить. – Это слово я знаю. Это такие, которые рубят деревья, собирают из них плоты. Чтобы плавать по рекам. Или дома. Чтобы не плавать, а жить. Наверно, можно и гробы, только я не уверен, что в этом случае слово подходящее. Кажется, гробы делают гробовщики.

– Ыкс-майор, – говорит Апулинафи, чуть наклоняя голову влево. В это мгновение он выглядит чуть более безумно, чем обычно. – Я ума не приложу, о чём вы говорите.

– Вы сказали, плотника всегда видно, – отвечаю я. – Вот я и попытался понять вашу мысль.

– Я такого не говорил, – Апулинафи поджимает губы. – Где вы находитесь в данный момент?

– Корабль на тихом ходу движется на безопасное расстояние от Ибертао, чтобы усложнить возможное преследование, а затем мы планируем совершить гиперпрыжок в окрестность нашей базы, – отвечаю я. – Всё по инструкции.

Мне хочется ещё добавить от себя, что кораблик мелкий и ни на что не годный, кроме того, чтобы не привлекать слишком много внимания. Внешняя фальш-обшивка пластиковая, что придаёт ему сходство с дешёвыми посудинами торговцев всякой дрянью или с детскими игрушками. Но я замолкаю. Генерал и так несколько рассеян.

– Нет, – говорит он вдруг. – Я думаю, что вам придётся несколько отклониться от данного плана.

Он замолкает на несколько секунд, поэтому я никак не могу не перехватить инициативу.

– Что вы имеете в виду? – спрашиваю я. – Нам надо лететь чуть ближе к планете? Или чуть дальше? Или не совершать гиперпрыжок, чтобы сэкономить энергию? Но в таком случае мы будем на базе через несколько тысяч лет, а это не совсем…

– Я имею в виду, – перебивает Апулинафи, – что вы могли бы слетать на Рослин.

– Рослин? – переспрашиваю я. Хочу продолжить, но не могу вымолвить больше ни слова, потому что совершенно не представляю, что такое Рослин и что о нём можно сказать.

– Ну да, – говорит Апулинафи. – Какая вам, собственно, разница – сразу прыгнуть на базу или пару дней провести на Рослине? Разве не здорово – потратить немного своего времени? На пользу обществу, я имею в виду.

– Извините, генерал, – ко мне возвращается способность говорить, – но у нас осталось энергии всего на один гиперпрыжок. У нас заканчиваются продовольствие и лекарства, мы мотаемся по космосу уже почти четыре месяца, и… А где это, собственно – Рослин?

– Квадрат G-114, – отвечает Апулинафи, и уголки его рта поднимаются вверх, будто он улыбается. О Крест, или он действительно улыбается? – Его ещё называют Росьлин или Рошлин. Не слышали?

– Нет, – отвечаю я. – Но, генерал… Если мы, предположим, отправимся в квадрат G-114, то энергии нам хватит только на прыжок туда. Как мы вернёмся? Или вы пришлёте транспорт?

Апулинафи с монитора смотрит на меня, затем поднимает взгляд вверх, в невидимый мне потолок.

– Я подумаю об этом завтра, – произносит он. – А пока у вас будет небольшое поручение. В этом же и заключается ваша служба, не так ли, ыкс-майор?

Видимо, прошло то время, когда я радовался любым заданиям и тут же бросался их выполнять.

– Что за поручение, генерал? – спрашиваю я. – Свергнуть неугодного правителя? Выявить сеть заговорщиков? Истребить домашних животных? Уничтожить запасы пресной воды?

Апулинафи хмурится и снова смотрит прямо сквозь меня.

– Я не припомню, признаться, чтобы я просил вас уничтожать запасы пресной воды. Остальное было, да, но всё имеет разумные пределы.

– От вас всего можно ожидать, – говорю я, глядя ему в лицо. Но на самом деле это не его лицо, а изображение на мониторе. Пикселы расплываются, горят, жгут глаза. Сам Апулинафи далеко, за много световых лет от меня. – Так что на этот раз, генерал?

– Понимаете, – с напевной интонацией говорит Апулинафи, – очень важно сейчас, в момент становления Содружества, проявить лояльность ко всем присоединившимся членам. Пойти навстречу, где нужно. Дело не только в политике, но и в философии мира, единения. Все существа во Вселенной просто хотят счастья. Одни видят счастье в убийствах и насилии, другие – в служении этим первым. И, поскольку на нашей стороне справедливость…

– Генерал, – перебиваю я, – боюсь, я потерял нить.

– Какую нить? – Апулинафи хмурится.

– Я не совсем понимаю, о чём вы говорите.

– Ыкс-майор! – в голосе генерала чувствуется укор. – Я понимаю, что вы устали, но постарайтесь сосредоточиться. Я говорил о вашей миссии. Вам предстоит прибыть на Рослин и проверить информацию об убийстве. Это не займёт много времени. Поставите галочку – и отправляйтесь домой.

– Убийстве? – кажется, наступает моя очередь хмуриться. Я отмечаю про себя, что в последнее время я чувствую свою мимику. Раньше это работало в одну сторону. Я испытывал чувства, они отражались на лице. Теперь движение кожей означает боль, и любое выражение лица отражается на чувствах. – Мы должны расследовать убийство? Разве мы криминальная полиция? В Содружестве стало плохо с полицейскими? С каких это пор?

Лицо Апулинафи заметно мрачнеет.

– Теракт на Гнате, ыкс-майор. Там сейчас работают тысячи людей. В нашей галактике никогда не происходило ничего подобного. Сотни тысяч жертв, больше миллиона пострадавших. И совершенно никто не может сказать, что произошло. Да что же это такое?! – Генерал вдруг повышает голос. – Вы так смотрите на меня, будто впервые об этом слышите!

– Нет, – тороплюсь возразить я. – Я видел сообщение в новостях, просто не осознал масштабы. А кто взял на себя ответственность?

– Да в том всё и дело, что никто! И хуже всего, что мы не можем ничего понять. Никаких улик, в эпицентре взрыва такая каша, что до сих пор даже не определили типа взрывного устройства. Понятно только, что взрыв произошёл на подземных этажах гигантского торгового центра. Там магазинчики, офисы, конторы. Где и что взорвалось с такой силой, непонятно. Целый квартал рухнул в бездну. Там же вниз еще 15 этажей. Было. И вот теперь полиция, СБ, военные – все пытаются в этом разобраться, грызутся, путаются друг у друга под ногами, и конца этому не видно. Я не могу сейчас никого бросить на Рослин, а на сигнал мы реагировать обязаны.

Я, кажется, начинаю понимать.

– С Рослина поступил сигнал из «Эксопа»? – задаю я уточняющий вопрос.

– Ну да, да, я же об этом только и говорю! – генерал, кажется, с трудом не выходит из себя.

– И кто же его послал? – спрашиваю я.

– Это нам неизвестно, – говорит генерал. – Но все детали, что нам известны, я вышлю вам письмом сегодня вечером.

Я на секунду задумываюсь. Мне кажется очень странным, что генерал не знает, кто отправил сообщение в «Эксоп».

– А что говорит местная полиция? – уточняю я.

– Это интересный вопрос, – Апулинафи вновь поднимает взгляд вверх. – Дело в том, ыкс-майор… Рослин пока не входит в Содружество. Они только начали процесс. Лично я плохо понимаю, что там происходит. В любом случае, не тратьте на них много времени. День, два максимум. Просто убедитесь, что местные провели адекватное расследование. Вы правы, что это совершенно не наша компетенция. Но, как понимаете…

– Понимаю, – говорю я. – На «Эксоп» мы обязаны реагировать.

– И к тому же у меня для вас очень много других интересных поручений, – генерал пытается улыбнуться, но губы изображают скорее растерянность. – Удачи.

– Слушаюсь, генерал, – говорю я. – Жду от вас деталей.

– Деталей? – генерал поднимает бровь.

– Вы обещали выслать письмо с деталями дела, – напоминаю я.

– Хм, – говорит Апулинафи. Тут связь прерывается, и я снова вижу на экране удаляющуюся планету Ибертао.

– Они что, офонарели?! – рычит Анс справа.

Я поворачиваю голову к нему. Мышцы шеи растягиваются, и мне кажется, что они сейчас порвутся вместе с натянутой кожей.

– Мы уже четвёртый месяц из миссий не вылазим! – Анс бьёт кулаком по крышке стола, отчего вся рубка вздрагивает, отдаваясь в моём мозгу зловещим дребезжанием. Кстати, в гуле общего шума я чувствую, как справа, в приборах возле ног Анса, тоненько звякает металл, и я подозреваю, что это отпаялся микроскопический контактик. Надо бы проверить. – Да у меня же жена беременная! – продолжает сотрясать воздух Анс, при этом подозрительно скаля зубы. – Уже шестой месяц пойдёт!

– Анс, – говорю я. – Мне тоже это не нравится. Но ты же знаешь – это приказ. Проложи курс.

Я встаю и двигаюсь к выходу из рубки. Надо сказать Иблику.

9

Я иду по коридору. Должно быть, Иблик сидит в своей каюте, плачет и собирает вещи. Я живо представляю себе эту картину, хотя плачущим его ни разу не видел. Главное – сказать ему твёрдо, что мы выполним ещё одну короткую миссию, но это ничего не меняет. Он всё равно отправится после этого на базу и перестанет быть членом группы. Не надо подавать ему надежду на то, что я могу изменить мнение.

Я возле его двери. Я стучу.

– Войдите! – кричит Иблик, и дверь, догадавшись, распахивается.

Иблик, сидящий на краешке койки, откладывает в сторону потрёпанную книгу и смотрит на меня. Взгляд мрачно-сердитый. Но плакать он точно не собирается. Я профессионально отмечаю на обложке книги название и автора.

– Окк Рудой? – удивляюсь я, присаживаясь на стул. – Я думал, ты предпочитаешь более интеллектуальное чтение. Помнится, ты читал Зафдля.

– Извините, ыкс-майор, – отвечает Иблик, – но я бы не сказал, что Зафдль -более интеллектуальное чтение, чем Рудой.

Его ярко-рыжая шевелюра мозолит мне глаза. Мне хочется отвести взгляд, зажмуриться, но вместо этого я говорю:

– Ха! Ну, Зафдля я не читал, слишком мудрёно для меня, но Рудой ведь пишет в основном детективчики для домохозяек.

Лицо Иблика преобразуется, шевелясь, деформируясь. Брови ползут вверх, покачиваясь, как лодки, челюсть двигается туда-сюда, кожа пытается принять некую форму.

– Извините, ыкс-майор, – говорит Иблик, – но от вас я этого не ожидал. Зафдль – заумный идиот. Помнится, в одной из книг он страниц двадцать объясняет, что такое парадигма, хотя это и так всем понятно…

– Мне не понятно, – говорю я.

– А Рудой… – продолжает Иблик. – Конечно, он пишет в том числе и детективы, его книги вообще трудно отнести к одному конкретному жанру, но в каждой его книге много слоёв смысла. Вы же читали его?

– Читал пару вещей, – говорю я, опускаясь на стул напротив. – Помню про убийство в запертом подвале… И другое, про путь. Такое ещё странное название, которое слабо связано с сюжетом. Мне кажется, он вообще любит называть книги словами, которые не упоминаются в тексте.

– Думаю, вы имеете в виду «Путь страданий», – говорит Иблик. По тому, как его взгляд пару секунд шарит в углу комнаты, я понимаю, что он вспоминает сюжет книги. – Ну что же… Мне кажется, это отличный пример детектива со множеством различных подтекстов.

– Да ну? – возражаю я. – Даже сам детектив мне показался довольно слабым. Убийца ясен с самого начала. Понятно, что спутник главного героя – личность подозрительная, к тому же у него был мотив. Странно, что тот, на кого в первую очередь падает подозрение, оказывается убийцей. Я, знаешь ли, привык к более изощрённым загадкам.

– Здесь я, пожалуй, соглашусь, – кивает Иблик. – Загадки здесь почти нет. Но в этой книге детективная составляющая – не главное. Во-первых, там есть очевидная сюжетная линия, связанная с сомнениями главного героя, Гамаюка. Он думает о том, имеет ли он право расследовать дело, в котором перемешались интересы близких ему людей. Не зря всё действие происходит на корабле, и он должен принять решение к дате прибытия.

– Мне это показалось притянутым за уши, – говорю я. – Мне кажется, в реальной жизни сомнений не было бы. Он обязан был провести расследование, и он его провёл. Это входило в его полномочия. Кроме того, описаны наши дни, а корабль летел, не перемещаясь в гиперпространство, хотя и мог это сделать. Он что же, специально дал себе время на расследование? Неправдоподобно.

– Да, – говорит Иблик. – Если рассматривать это дело как настоящее расследование, происходящее в реальности, здесь много странностей. Но ведь недаром книга называется «Путь страданий». Это путь разума в истории цивилизации. От прямолинейности к сомнениям и гибкости.

– Что? – я удивлён. – Ты хочешь сказать, у этой дешёвой книжонки есть некий смысл? Давненько не читал я книги, в которой был бы смысл. Впрочем, я вообще давно ничего не читал, но, возможно, как раз в этом и причина.

– Да, разумеется, – говорит Иблик. – В этой книге множество смыслов. Причём я даже не уверен, что понял все подтексты. Ну вот посудите сами, ыкс-майор. Почему главного героя зовут Гамаюк? Это же намёк на легендарного Гая Мао Кука, который стоял у истоков цивилизации и решал все вопросы с помощью меча. А символы, которые встречаются на пути корабля? Светящееся дерево, ящерица…

– Ты намекаешь на те перерождения, которые якобы имел Гай Мао Кук? Знаешь ли, и сам он личность скорее легендарная, а уж все эти религиозные фантазии на тему и вовсе принимать серьёзно не стоит…

– Да, – соглашается Иблик. – Но ведь дело не в том, было ли это на самом деле, а то, какие мысли и эмоции эти символы вызывают у читателя. Читатель подсознательно ассоциирует путь героя с древностью, сражениями, когда всё решалось просто и легко.

– Я бы не сказал, что в древности всё решалось легко, – возражаю я.

– Я имею в виду, что тогда очень легко было понять, кто враг, а кто нет. Всё было чёрно-белым. С одной стороны зло, с другой добро. А потом появились нюансы.

– Ну, хорошо, – говорю я. – Предположим, что Рудой этой книгой действительно пытался выразить некую глубокую мысль. Но что это за мысль? Что нужно оправдать убийцу?

– Что всё неоднозначно, – говори Иблик. – Сам убитый был мерзким типом, разрушителем цивилизации, и, возможно, заслужил свою смерть, а государство в лице Гамаюка берёт на себя роль высшего суда и непонятно, насколько оно имеет на это право.

– Ну, знаешь ли, – я встаю. – С этим трудно согласиться. Закон есть закон. И потом – если это всё, что хотел сказать автор, стоило ли городить роман на семьсот страниц? Взял бы и написал одну строчку – я, мол, сомневаюсь, что государство всегда право, когда преследует убийц.

– Это же далеко не единственная мысль в книге, – говорит Иблик. – И потом – дело не только в мысли. Дело в том, чтобы дать читателю возможность самому всё прочувствовать, подойти с разных сторон. Вся эта последовательность эмоций, которую создаёт текст, призвана вызвать…

– У меня она вызвала раздражение, – перебиваю я. – Прочитать семьсот страниц и узнать, что убийца – тот, на кого все сразу подумали. Великолепная книга, что тут сказать!

Я внезапно вскипаю, разворачиваюсь на месте, резко выхожу из комнаты. Дорт. Я забыл сказать Иблику про миссию на Рослине. Хотя какая разница? Всё равно скоро узнает.