bannerbannerbanner
Донецкие повести (сборник)

Сергей Богачев
Донецкие повести (сборник)

Полная версия

Георгий сложил листы и повернулся к подполковнику.

– Это всё?

– Так точно, Геннадий Андреевич, пока всё.

– Негусто. Совершенно негусто. Плохо. Медленно. Как намерен действовать дальше?

– Принял от матери заявление о пропаже Антона Царькова. Это позволит легально отслеживать звонки на её номер. Распечатка звонков за вчерашний день у меня на руках, начал отработку.

– О всяком продвижении информировать меня лично.

– Есть, товарищ подполковник.

«Товарищ подполковник, – мысленно повторил про себя Сердюков, – раньше, в советские времена, слово «товарищ» как общепринятое обращение являлось одним из самых распространённых. А теперь всё меняется. Множество новых слов придумывается искусственно. В России уже и слово «милиция» отправили на свалку истории, заменив иностранным «полиция», могли бы в таком случае и «жандармерию» реанимировать. А вот любопытно, что, несмотря на все новации и изменения курсов, люди в погонах обращение «товарищ» сохранили. Привычное, простое, открытое – как без него?».

Отработка звонков заняла у Георгия почти целый день. Стол был завален листами с распечатками телефонных разговоров, на которых он делал пометки, подчёркивая последние три цифры для идентификации номера. Кроме звонков на номер Ольги Александровны, он исследовал список контактов самого Царькова. Кому может звонить водитель? От кого он может получать звонки? В рабочее время это могут быть шеф, его секретарь. Возможно, некоторые сослуживцы, семья, конечно. Жора предусмотрительно затребовал у службы безопасности СФТ-банка список сотрудников и номера их телефонов. Мобильные, служебные – все. Евстифеев начал выстраивать схемы.

Итак, круг общения Антона Царькова в последние дни перед его исчезновением с деньгами был следующим:

400 – это номер Портного. Входящие звонки редко, исключительно в рабочее время, в основном утром и вечером, сам водитель шефу на мобильный никогда не звонил.

256 – последние три цифры номера телефона приёмной. Отсюда уже больше входящих на номер Царькова. Видно, что управляющий передавал поручения в основном через секретаря.

117 – домашний. Здесь всё понятно.

739 – мобильный матери. Пару раз он набирал этот номер, только днём. Скорее всего Ольга Александровна в это время выходила из дому.

111 – номер платной услуги. Может, мелодию себе новую установил. Интересно, какую? По музыке, играющей во время вызова абонента, можно многое узнать о человеке, который сейчас поднимет трубку. Большинство его клиентов предпочитают шансон, ясное дело. Тут неизвестно, время на это тратить незачем, но факт показательный: человек умирать не собирался.

120 – городской номер. Ни одного входящего, Царьков всегда звонил туда сам. Несколько потраченных минут – и выясняется, что это сервисный центр «Тойота». Ну да, служебный автомобиль Портного – чёрная «Тойота Кэмри».

320 – один раз он позвонил на этот телефон, потом, наоборот, звонили ему постоянно. Давайте-ка проверим, кто такие… Жора набрал номер и услышал:

– Добрый день, компания «Лотос», оператор Анна к вашим услугам, – приветливый, наигранно заботливый женский голос повторил заученную до мельчайших интонаций фразу, которая, по всей видимости, осточертела барышне, вынужденной произносить её десятки раз на день.

– Здравствуйте, это прачечная? – Жора и сам не мог понять, почему именно прачечная, может быть, из-за того, что в голове весь день крутился анекдот про прачечную и министерство культуры, который принёс в отдел неисправимый хохмач Серега Артёменко, его сосед по кабинету.

– Вы ошиблись, это агентство недвижимости.

– Странно… а название, как у стирального порошка, – с такой молниеносной находчивостью и природной ироничностью Жорика с удовольствием взяли бы во многие команды КВН.

Но барышня на другом конце провода шутку не заценила. Явно обидевшись, вопреки всем правилам хорошего тона, которым её учили, прежде чем доверить самое святое в любой подобной фирме – телефон, указанный в рекламе, она положила трубку не попрощавшись.

Лотос так Лотос, записываем. Любопытно, что за недвижимость риелторы хотели впарить нашему Царькову? Или он квартиру маменьки продавал? Нужно будет к этой теме вернуться, но позже, когда больше информации поднакопится.

832 – номер мобильного телефона Полины Куртаковой. Сотрудница этого же банка, работает в юридическом отделе. В основном – исходящие звонки с телефона Царькова на этот номер. Стоп, стоп… Полина. Время звонков – всегда после работы. Иногда очень поздно. И не на корпоративный номер, а на её личный. Как трогательно, какие такие дела могут быть у водителя шефа с клерком юридического отдела? Тем более в столь поздний час? Впрочем, если этот клерк – симпатичная девушка, то всё объяснимо. Так-с…. Записываем.

«А давай-ка, Жорик, посмотрим, когда он звонил ей в последний раз», – увлёкшись работой, Евстифеев часто начинал вслух разговаривать сам с собой. Коллеги, сидевшие с ним в одном кабинете, поначалу пытались подкалывать на эту тему и даже повесили над его столом плакат в стиле тридцатых годов прошлого века «Болтать – врагу помогать», но это совершенно никак не повлияло на капитана. Благо, кабинет был сейчас пуст, и Евстифеев самозабвенно погрузился в работу.

«Чёрт! Дурень! С последнего же дня нужно было начинать!» – Жора закурил. 17 июля, понедельник, 19:24. Последний звонок перед отключением Царьков сделал именно Полине Куртаковой!

075 – входящий звонок утром того же дня. Непонятно. Номер зарегистрирован за корпоративным пакетом банка «Гамма».

Георгий опять вооружился телефоном и очень скоро выяснил, что с этого номера в банке «Гамма» работает автоматический оповещатель. Созданный банковскими программистами робот предупреждает злостных неплательщиков о необходимости срочно погасить задолженность. Делает он это специально подобранным пренеприятнейшим, сухим, таящим угрозу голосом, от которого у неопытных граждан всё внутри должно холодеть. По замыслу авторов программы, когда люди это слушают, их воображение должно рисовать на противоположном конце провода циничного, хладнокровного изверга-палача. Чтоб по нервишкам сильнее било.

– И что это ты, Георгий, в ночную решил остаться? – в дверном проёме возник силуэт подполковника Сердюкова, – а кто же будет уроки с детишками учить? Знаешь, Жорик, что в нормальных странах хорошим считается тот сотрудник, который всё успевает в рабочее время. А после работы засиживаются только неумехи, поэтому их обычно лишают премий и увольняют.

– Спасибо, конечно, Геннадий Андреевич, за отеческую заботу. Но, знаете ли, ваш пример – он заразителен.

– Ну, ты вот что, Георгий, за себя сам отвечай, – начальник и подчинённый на самом деле делали паузу в работе, слегка расслабившись в имитации строгого спора.

– Да ко мне тёща нагрянула. Женщина она заботливая, но её присутствие в квартире обычно вдохновляет меня на повышенную плодовитость… в борьбе с преступным элементом.

– Тогда понятно. Кстати, знаешь анекдот, как зять заворачивает тёщу в ковёр и ласково спрашивает: «Мама, вы же мечтали полетать на ковре-самолёте»?

– А вам, Геннадий Андреевич, ведомо, что такое «смешанные чувства»? Это когда твоя тёща на твоём «мерседесе» летит в пропасть.

– Ну, ты это брось. Тёщ надо любить, но строго. У меня тёща – золото. И жену всегда наставляла: у тебя есть муж, с ним всё и решай.

– Я вот о чём думаю, Геннадий Андреевич, – Евстифеев обернулся и посмотрел на висящий за его спиной плакат, – что бы мы делали, если бы преступники были немыми, не пользовались теми же мобильниками?

– А к тому оно и идёт, Георгий. Возможно, через несколько лет телефония в нынешнем виде и вовсе начнёт отмирать. Скайп, интернет-переписка вот-вот станут массовым явлением. Что ж, и мы уйдём в интернет. Так всегда было. Есть спецы, которые сигнал кодируют и секретят. А есть те, кто его рассекречивают и читают. Наши лаборатории в этих направлениях тоже на полную катушку работают. В ведомстве безопасности уже разработана и используется программа, способная запоминать и записывать каждое прикосновение к клавиатуре нескольких тысяч пользователей одновременно. Но это колоссальный массив информации. Сейчас работают над тем, чтобы его максимально удобно, так сказать, расчленять и систематизировать. Чтоб иголку в стогу сена искать было легко. Вот так-то, Георгий.

– И что же это за жизнь нас ожидает, Геннадий Андреевич? Выматерился сгоряча, а какая-нибудь камера это зафиксировала и преподнесла тебя в искажённом свете, вне контекста. Потрепался с друзьями про шалости молодости, а запись твоей жене попала – и вот он, развод. Залез на порносайт, чтобы чуть отвлечься, а программка зафиксировала – и ты уже можешь быть представлен начальнику неким извращенцем.

– Ну, на этот счёт, Жорик, не переживай. Начальник у тебя мудрый, вменяемый, знающий, что безгрешных сотрудников не бывает, так что тебе с этим здорово повезло. А вот трепаться действительно нужно меньше. Так что давай за работу. И насчет прозрачности не переживай. Копаться в грязном белье нехорошо – это мы постоянно слышим от наших слуг народа. А бельё должно быть чистым, аргументируют наши коллеги из Скотланд-Ярда, – произнеся эту умную фразу, подполковник исчез за закрывшейся дверью.

Глава 5. По законам селекции отечественного бизнеса

Михаил Евгеньевич Бальцерович не имел привычки отказывать себе в удовольствии провести полтора часа в день за стаканчиком хорошего виски и сигарой, хотя на работе он предпочитал трубку и имел целую коллекцию прекрасных трубок. Каждый вечер в одно и то же время он располагался в каминном зале своего особняка на улице Клары Цеткин и, забыв об окружающем мире и его назойливых проблемах, смотрел старое кино, вкушая благородный напиток. Многие его знакомые знали об этой странности и совершенно её не одобряли, так как, по их мнению, сигара однозначно сочетается только с коньяком.

Алкоголь в жизни Миши Бальцеровича сыграл очень знаковую роль. Свои первые капиталы в бурные девяностые он сколотил на нелегальном импорте водки. КАМАЗы, севшие на задний мост под весом наполненных бутылок, пуская сизые клубы дыма, почти всегда успешно преодолевали прозрачную тогда границу дружественного государства, наполняя выручкой Мишин чемоданчик. Сложности, изредка возникавшие в переговорах с людьми в синей форме, быстро решались на месте, открывая каравану путь к цели.

 

Но любой прибыльный бизнес требует постоянной модернизации. Меняется жизнь, меняется рынок, меняются правила. Золотоносные жилы иссякают. Главное – сесть на такую жилу в числе первых, а почуяв скорый закат, вовремя соскочить. Если не держать руку на пульсе, можно легко вылететь на обочину. Либо от рук конкурентов, либо раздавит государство. Да мало ли? Жила-была фирма KODAK, купалась в прибыли, а в один прекрасный момент разорилась. Потому что пришли цифровые технологии, которые и стали могильщиками производства фотоплёнок. Отпала в них нужда – и всё.

Со временем Бальцерович почувствовал, что быть контрабандистом становится всё сложнее. И даже не то чтобы сложнее – хлопотнее. Всё больше рисков и движений – и всё скуднее «выхлоп». Молодое государство и те его ведомства и чиновники, которые могли порулить или хотя бы подержаться за руль, всё плотнее брали под контроль экономические процессы. По каким-то причудливым, неведомым миру законам перехода от социализма к тому, что многие считали капитализмом, государство развивалось само и заставляло идти тем же путём, похожим на перебежки по заминированному райскому саду, своих новоявленных бизнесменов. Если бы нынешних предпринимателей, ушлых и окрепших, закалённых и знающих, умеющих спорить и отстаивать свою точку зрения, перенести назад, во время вседозволенности и беспорядка, поначалу им могло бы показаться, что на них сошла манна небесная. Только что созданная налоговая милиция – диковинное по тем временам подразделение – ютилась в одном из кабинетов, где сотрудники буквально сидели друг у друга на голове. Таможня, расположенная на втором этаже бывшего НИИ, ну никак не вписывалась со своей суматохой в узкие институтские коридоры. Учились работать тогда все – и те, кто налоги собирал, и те, кто их не хотел отдавать. Действие порождает противодействие – закон мироздания.

Бальцерович, понимая, насколько в новых условиях он рискует своими капиталами, быстро трансформировался из крупного контрабандиста в мелкого фабриканта. «По совету друзей» на вырученные деньги он приобрёл линию розлива и снял небольшой цех со складскими помещениями на бывшей базе культтоваров.

Спирт и бензин – два самых популярных товара тех времён. Какая ещё реклама? Какие скидки? А что, на стиральном порошке тоже можно зарабатывать? А зачем двигаться, если навар меньше ста процентов? Эти вопросы помнят многие из тех, кто выращивал свой бизнес, не пользуясь мобильной связью, так как её просто не существовало; кто не испытывал страха перед дефолтом, потому что где-то в квартире ещё оставались неразрезанные листы купонов. Вперёд, только вперёд, теперь всё можно, нельзя только останавливаться!

Среди людей, познавших прелести вседозволенности, только единицы оказались настолько сильны и прозорливы, чтобы выбраться из того постсоветского болота живыми и невредимыми. Одни спились от неожиданно свалившихся на них капиталов и возможностей, другие посчитали правильным уехать из этой ненавистной страны, заработав свои первые (иногда и единственные) пятьдесят тысяч условных единиц, третьи, не знающие меры в своём ненасытном желании обогащаться, становились либо жертвами, либо преступниками, четвёртые, пятые, шестые…

Михаил Евгеньевич имел на эти расклады судьбы свою точку зрения. Его круг общения менялся с частотой огней на дискотеке. Люди, люди, люди… Поставщики, покупатели, проверяющие, подчинённые – это всего лишь сопровождение его собственного пути, такие себе волны, расходящиеся в стороны от киля его собственного корабля. Вместе с тем он совершенно не был бездушным буржуем, он умел быть благодарным и иногда любил быть благородным. Правда, количество людей, попадавших под эту тайную опцию его души, являлось весьма ограниченным, и Черепанов входил в этот элитный клуб имени Бальцеровича.

Что такое гофротара и её смысл в недолгой жизни бутылки водки, Иван понял не сразу, а только тогда, когда Миша Бальцерович предложил ему совместный бизнес. В то время партнеров искали вовсе не по профессиональному признаку, а значение слов «тендер», «резюме», «репутация» сводилось к следующему: нужно быстро привезти нечто, по приемлемой цене – так, чтобы «поместились все», и не быть треплом, дабы не разбазарить «ноу-хау». На просторах солнечной Болгарии удалось довольно быстро отыскать артель, изготавливающую картонные ящики по размерам заказчика, по факсу передали логотип Мишиной торговой марки, и все были счастливы почти два года. До тех пор, пока Бальцерович не прокололся на нелегальных поставках в Россию. Это и поставками можно было назвать с натяжкой, всего-то три машины, но неожиданное выгодное предложение – чего не заработать? Да и какая ностальгия! Потом Михаил Евгеньевич много раз задавал себе вопрос: «Тебе что, плохо жилось?» За то время, пока его разливочный бизнес удовлетворял внутренний спрос, на границе многое изменилось, ходить в рейсы под чёрным флагом стало практически невозможно. Тогда самоуверенного и подзабывшего об осторожности Бальцеровича не насторожило даже то, что транспорт для этого рейса в Россию они нашли с большим трудом.

Итогом этого приключения стали арестованные на пункте пропуска фуры с товаром и левыми документами, опечатанные склады и производство, уголовное дело по линии СБУ и переезд Миши в следственный изолятор.

Тем временем Черепанов, будучи уже популярным в регионе тележурналистом, начал выходить на новый уровень.

Выборы тогда ещё воспринимались как первые ростки свободы и демократии. Общество ещё не ведало, что в недалёком будущем выборами, как ширмой, воспользуются самые хитрые и пронырливые, поставив на поток технологии манипуляции, потоки теле- и радиогрязи со взаимным прессингом соперников. Интерес к новым кандидатам был неподдельным, ярких персонажей на фоне быстро перекрасившихся аппаратчиков явно не хватало, и Иван как человек авантюрного склада характера принял решение испытать судьбу в качестве кандидата в депутаты Верховного Совета. Шансы свои он оценивал здраво, но ведь нужно же когда-то начинать!

В активе у претендента на мандат был имидж независимого и напористого журналиста, несколько сподвижников, готовых к работе на безоплатной основе, знание психологии своих зрителей (читай – избирателей) и абсолютное отсутствие страха перед людьми и обстоятельствами. В пассиве же наш герой имел скудную кассу начинающего бизнесмена, уходившую в основном на обеспечение техникой журналистской деятельности, и полное отсутствие опыта в подобных играх.

Как и на всякой войне, желторотые штабисты начали свой путь со сбора информации о потенциальных противниках.

Конкуренцию, в силу своего опыта и некоторой известности в округе, могли составить только двое: Роберт Карлович Яузе – пожилой представитель красного директората, и кандидат от коммунистов Андрей Серёгин. Остальные самовыдвиженцы представляли для избирателей интерес только в качестве источника эпатажных заявлений.

Роберт Карлович являл собой образец хозяйственника. Его жизнь была выстроена по плану и расписанию. Помимо того, он обладал редким даром ладить и налаживать отношения. Предприятие, которым он успешно руководил долгие годы, благодаря этим его способностям выжило в трагических условиях развала СССР, довольно быстро переориентировалось на внутренний рынок и стало, как теперь модно говорить, градообразующим. При этом Яузе всегда был человеком небедным, чего и не скрывал. Но народ его не осуждал, а скорее поддерживал. Потому что Яузе никогда не воровал с убытков. Предприятие развивалось, рабочие получали самую высокую в отрасли и городе зарплату, заводские дома отдыха и детсады считались лучшими, отчисления в бюджет шли в полном объёме. А то, что где-то в прибылях Яузе удавалось не забывать себя и близких, – к этому все относились с пониманием. На фоне беспредельщиков-авантюристов, не знающих меры и страха в уничтожении и разворовывании заводов и фабрик, Яузе выглядел почти героем. Большая и крепкая заводская семья гарантировала ему поддержку, как всякому отцу и кормильцу, тем более что завод уже стал акционерным обществом закрытого типа, и каждый сотрудник имел в нём какую-то часть акций.

Серёгин звёзд с неба не хватал, но имел чётко ограниченный круг сторонников. Его опорой были те, кто помнил, какова на вкус настоящая любительская колбаса, кто со спокойной душой отправлял детей в пионерские лагеря на Чёрное море, кто всю жизнь работал и знал цену своему труду. И ещё – стабильности и уверенности в завтрашнем дне.

А Иван Черепанов был просто популярным журналистом, известным в своём городе благодаря ежедневной передаче на местном телеканале. Конечно, среди доверенных лиц кандидата Черепанова не было специалистов в области социологии и PR-менеджмента – в те времена столь специальными терминами ещё не оперировали. Интуитивно все вместе они приняли правильное решение: ориентироваться на аудиторию от двадцати до сорока пяти лет, на тех людей, которые хотели править своей жизнью сами, зарабатывать на вольных хлебах и жить в вольной стране. При этом получалось, что Серёгин и Яузе должны были разделить между собой одну и ту же аудиторию.

Каково же было удивление Ивана и его штаба, когда после первого тура из тринадцати кандидатов они заняли третье место после Серёгина и Яузе. Разрыв между лидерами был минимален, но и Черепанов получил достаточно большой процент. Большой настолько, что при грамотной постановке вопроса мог голосами своих избирателей обеспечить победу любому из своих конкурентов. Задача минимум была выполнена.

– Иван Сергеевич? Не могли бы вы уделить час своего времени для встречи с Робертом Карловичем? – голос в телефоне был настойчиво-требовательным, не оставляющим права на отказ.

– Интервью, репортаж, очерк о личной жизни? – Черепанов быстро понял, о чём пойдёт речь. Безусловно, он был готов к такому развитию событий и лишь ждал, кто же первым оценит ситуацию правильно и пойдёт на контакт. Этим человеком оказался старый лис Яузе.

– Скорее всего тема встречи будет более глобальной. Если за вами приедет машина, скажем, через час?

Яузе явно недооценил соперников, о чём теперь жалел. Ему казалось, что Серёгин, будучи относительно молодым членом компартии, не сможет завоевать доверия старожилов коммунистического движения. Но тот пошёл по предприятиям и учреждениям, встречался с людьми прямо во дворах и опередил Роберта Карловича. Черепанов представлялся молодым выскочкой безо всяких перспектив, но, посмотрите, он третий. Разнос, который Роберт Карлович устроил своим специалистам, взявшимся отвечать за избирательное дело, был похож на взрыв динамитных складов. Крупный от природы и к тому же страдающий полнотой директор непрерывно курил и басом выдавал такие многоэтажные комбинации эпитетов и мата, что ни у кого уже не оставалось ни тени сомнения – их будущее зависит только от того, пройдёт ли шеф в народные депутаты.

Пикантности ситуации придавал факт открывшегося воровства на печати предвыборных листовок. Гнев Карловича в тот день на себе не испытали, пожалуй, только заводские кошки, вечно трущиеся у служебного входа в столовую.

К концу дня актив антикризисного избирательного штаба, не скомпрометировавший себя в махинациях с деньгами, прибыл на доклад к шефу. После короткого совета была одобрена идея привлечь в качестве союзника кандидата Черепанова, и заместитель Яузе прямо в его присутствии сделал звонок Ивану.

– Присаживайтесь, коллега… – Яузе сделал жест в сторону журнального столика в углу, на котором стояли кофе и хороший коньяк. – Нам, похоже, есть о чём поговорить. Меня зовут Роберт Карлович…

Беседа, как принято выражаться в дипломатических кругах, протекала в русле взаимопонимания и конструктивного диалога. Иван, трижды извинившись, отметил явные промахи в организации избирательной кампании своего старшего товарища, а также некоторую переоценку креативных способностей его избирательного штаба. Без правильного использования возможностей влияния средств массовой информации на определение симпатий электората ни в одной развитой стране мира победа на выборах в высший орган представительской власти невозможна.

– Слушай, мне говорили, что ты наглый, но не настолько же! – Роберт Карлович поднял бокал с коньяком и сделал движение в сторону собеседника, словно предлагая чокнуться, но тут же его и выпил. – Ты пришёл ко мне, прочёл лекцию о том, как всё плохо, а если мы такие умные, так чего же мы не такие богатые?

– Ну, во-первых, Роберт Карлович, я не напрашивался на встречу – это была ваша инициатива. Во-вторых, вспомните себя в моём возрасте, разве вы были богаты? Ну, может быть, духовно.

 

– Опять умничаешь, тогда время иное было, мы жили и работали по другим правилам.

– Не спорю, но теперь эти правила изменились, а вы пока нет.

Любой другой из числа людей, знающих крутой нрав директора, после такой фразы стоял бы, сжав потные ладони в кулаки в ожидании кадровой расправы, но этот молодой журналист сейчас уже не казался Роберту Карловичу неуёмным наглецом, тем более что он излагал весьма здравые мысли.

Беседа бывших оппонентов продлилась за полночь, и в её результативной части, помимо опустошенной бутылки отличного армянского коньяка, оказался некий план дальнейших совместных действий. Иван признал, что добился желаемого в избирательной кампании и теперь он призовёт тех, кто голосовал за него, поддержать во втором туре Яузе. Пунктом номер два являлось намерение сторон приложить ресурс телекомпании и личный творческий потенциал Черепанова для обеспечения прорыва кандидата Яузе.

Некоторое время спустя председатель постоянного комитета Верховного Совета по вопросам экономической политики Роберт Карлович Яузе, прибывший в свой родной округ в статусе народного избранника, получил приглашение на прямой эфир авторской программы Ивана Черепанова. Уважаемый гость студии, конечно, не смог отказать ведущему и согласился задержаться после передачи в его кабинете.

– Коньяк тот же, Роберт Карлович, – Иван провёл гостя к себе.

– Камеры, я надеюсь, у тебя в кабинете не ведут трансляцию на весь мир? – Яузе хитро прищурился и, улыбаясь, похлопал Черепанова по спине.

– Что вы, это не наши методы. Эфир, кстати, получился отменный, присаживайтесь.

– Мы с тобой так и не отметили победу, Иван Сергеевич. Закрутило, понесло, сам понимаешь. Надеюсь, прощаешь меня, неблагодарного? – уставший директор-депутат снял пиджак и небрежно бросил его на широкую спинку кресла.

– Конечно, прощаю. Вы ведь приняли моё приглашение на эфир, а заполучить такого гостя первым – это много значит. Тем более что есть возможность исправить ситуацию прямо сейчас, нет ничего проще. Первый тост – за победу!

– За нашу победу, как сказал один известный разведчик. Я тебе благодарен за твой вклад, спасибо. Очень вовремя ты раскритиковал моих закостеневших штабистов, но есть ещё один вопрос.

– Я готов, хотя обычно я ставлю вопросы, но ничего, постараюсь быть в своём интервью максимально откровенным, – Черепанов подлил коньяку в бокалы.

– Мне доложили, что ты отказался от гонорара за свою работу. Это неправильно, я не люблю быть должником, – в выражении лица Яузе что-то неуловимо изменилось.

– Роберт Карлович, давайте будем считать, что я работал на авторитет. Свой и телекомпании. И на будущее. Тем более что ничего, выходящего за рамки своей профессиональной деятельности, я не сделал.

– Быть таким Дон Кихотом в нынешнее время неразумно и неприлично, Иван. Я понимаю, ты имеешь далеко идущие планы, – Яузе поднялся, достал из внутреннего кармана пиджака визитку с гербом и передал Черепанову. – Сам понимаешь, новая работа – новые телефоны. Звони. Чем смогу – помогу.

Иван подержал визитку с золотым тиснением в руках, будто глядя сквозь неё, о чём-то подумал и обернулся в сторону гостя:

– Даже звонить не нужно, поможете – буду очень благодарен, – Иван взял лист для записей, что-то написал и положил на столик возле депутата.

– Кто такой этот Бальцерович Михаил?

– Мой хороший, – Иван сделал секундную паузу. Сказать «знакомый» было бы тактически неверно – слишком серьёзной была его просьба, а сказать «друг» он почему-то не смог, – мой очень хороший товарищ.

* * *

– Привет, привет, дружище, – с годами Бальцерович, который и ранее не славился стройностью фигуры и к тому же существенно полысел, резко ограничил круг людей, которые имели доступ к нему в неслужебное время, а уж о визите в дом и речи не могло быть.

К тому обязывало общественное положение. Вернее, положение в ограниченном обществе. Хоть Михаил Бальцерович стараниями Черепанова и при помощи Яузе провел в СИЗО не так уж и много времени, это прибавило ему веса в определённых кругах. Определённых тюрьмой. Ну и что, что нет наколок в нужных местах? Своё дело сделали деньги. Предприимчивый бизнесмен и тут нашел себе место. В конце концов, контрабандист – это тоже преступное ремесло, а Михаил Евгеньевич имел в этом деле богатый опыт.

Для Ивана Черепанова он сделал исключение и назначил встречу дома.

– Проходи, бродяга, рад тебя видеть, – Михаил Евгеньевич провёл Ивана в тот самый зал, где по вечерам успокаивал свою душу виски, сигарой и хорошим фильмом.

Приятный запах дорогого табака подчеркивал английский стиль зала. Массивная мягкая мебель, камин, отделанные тёмным деревом стены и большой книжный шкаф, наполненный далеко не ширпотребовской литературой, характеризовали хозяина как человека со вкусом. Можно было бы предположить, что он дипломат или издатель солидного журнала, на худой конец, серьёзный аналитик, но дом принадлежал одному из самых влиятельных людей города, капитал которого был нажит на грани дозволенного. Теперь этот капитал в виде сети станций техобслуживания, платных стоянок и ещё кое-какого, не совсем публичного бизнеса приносил ощутимый доход. Подтверждением тому служили аккуратно расставленные по периметру участка камеры наблюдения и несколько персонажей специфической наружности, для приличия одетых в костюмы.

Иван огляделся, пока хозяин зашторивал окна, и обнаружил, что за годы, которые он не общался с Бальцеровичем, Михаил Евгеньевич, судя по его жилищу, и сам очень изменился. Похоже, что не только внешне. В его голосе, манере держаться появилось нечто новое, властное и бескомпромиссное. Сейчас предстояло разобраться, были ли эти изменения к лучшему. В любом случае Иван уже имел довольно богатую практику общения с людьми, которые, благодаря новому положению, доступу к власти и деньгам, быстро уверовали в своё величие.

Старые знакомые присели в кресла напротив друг друга и дождались, пока горничная расставила кофейный набор, наполнила маленькие чашки и степенно удалилась, закрыв за собой дверь.

– Рад видеть тебя таким респектабельным и успешным, дружище, – Иван искренне улыбнулся.

– Спасибо. Спасибо тебе много раз. Если бы не ты, сколько лет было бы потеряно на этом пути. Теперь я всё больше задумываюсь о людях, их поступках и понимаю, что чем старше человек, тем меньше у него новых друзей.

– Это правда. Практически все новые знакомства происходят на почве того, что кому-то от тебя что-то нужно, а это несовместимо с дружбой. Просто собраться в субботу поболтать с друзьями на кухне стало непозволительной роскошью.

– Я до сих пор не могу понять, ты тогда сколько-таки заплатил за моё «отбеливание»?

– Я же тебе уже говорил – ни копейки, один весьма уважаемый человек помог.

– Это мечта. Тебе уважаемый человек был много должен?

– Ну, не то чтобы очень, но попросить об одолжении я имел моральное право. Да нет там никаких подводных камней, не переживай.

– Наши пути после этого разошлись – я не в обиде. Понимаю, что для твоей карьеры я как уголовный элемент был не совсем кстати, – Бальцерович резко поменял тему. – И вот я вижу тебя здесь, друг мой. Что произошло?

Иван отпил из маленькой чашечки крепкий кофе, медленно поставил её на столик, разделявший собеседников, и откинулся в кресле.

– Нужна твоя помощь, Миша.

– Я уже догадался, ко мне так просто не ходят, всё больше с прошениями.

Черепанову не совсем понравилась тональность и скрытая поддёвка в этой последней фразе Бальцеровича, но что толку сейчас давать волю ненужным эмоциям? Никогда раньше Иван столько раз не произносил одну и ту же фразу: «Мне нужны деньги». К концу недели он уже стал себя ненавидеть за постоянные повторы – для журналиста это признак кризиса мысли. Как же чувствуют себя нищие, если они это делают сотни раз за день?

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29 
Рейтинг@Mail.ru