Сергей Балыкин
Оттенки и цвета
– Ну? – подтолкнул Барнс, напрягаю всю свою фантазию.
– Стало быть, замкнутый круг, и нет никакого шанса узнать свое прошлое, никакого. Каждый раз живем заново. Правда, я в этом не уверен. – Как бы находясь под грузом лишенного ясности рассуждения, Стив медленно передвинул стремянку, намереваясь проинспектировать очередной стеллаж.
– Мда, – с оттенком неугасшего любопытства подытожил Барнс, но оставил свои попытки вникнуть в услышанное. Наверное, следовало бы тактично намекнуть на необходимость повтора, но то ли старик не хотел полностью разочароваться в себе, то ли пожалел Стива, полагая, что воспроизвести заново свою мысль тому будет сложно. – Ладно, заканчивайте там ваши исследования и слезайте. Уже почти всё готово.
Скромный ужин мексиканской кухни мирно дожидался своего уничтожения.
– Стынет! – крикнул Барнс.
– Иду, – послышалось в ответ, – ещё секунду.
– Эмили! – послышался чей-то голос.
Стив резко обернулся. Настолько резко, что заставил стремянку слегка покачнуться.
– Мистер Барнс! – настороженно крикнул он, – Мистер Барнс!
– Да.
– Вы что-нибудь слышали?
– Лишь голодное бурчание в желудке.
– Нет, я серьезно. Вы меня звали?
– По-моему, это единственное чем я занимаюсь.
– А как вы меня позвали в последний раз?
– Словом «стынет». Это вас оскорбило?
Стив внимательно осмотрелся вокруг.
– Здесь никого нет кроме нас?
– Прекратите, Мистер Коул, конечно, нет. Спускайтесь, поболтаем за столом.
«Странно, – подумал Стив, – что за чертовщина». – Однако не столько факт происшедшего волновал его, сколько реакция на этот факт. Он отнюдь не испугался. Напротив, ему даже казалось, что он был готов услышать это слово. Он откликнулся на него так как будто за спиной раздалось его собственное имя: Эмили.
«Причем тут Эмили?» – подумал Стив и добавил вслух: – я иду!
– Эмили, не гони! – Снова тот же голос.
На этот раз Стив обернулся очень резко. Стремянка качнулась и, на мгновение, остановилась в неустойчивом равновесии. Секунда и …
– Аа-а-а… – закричал Стив, срываясь с самой верхушки складной лестницы.
Глава 3
Женщина упала на землю, но довольно мягко. Так, по крайней мере, показалось. Строптивая лошадь, сбросив наездницу, немного успокоилась и замедлила шаг. Из-за столов, скрытых слабой тенью деревьев и занятых небольшими группами людей, послышались возгласы ужаса и испуга. Умиротворенная атмосфера июльского полудня 1853 года впала в секундное оцепенение. Несколько женщин, потрясенные увиденным, позволили себе легкий обморок. Мужчины, находившиеся неподалеку, моментально ринулись к упавшей всаднице. Однако к желанию оказать элементарную помощь примешивалось ещё одно, более побудительное.
– Всё в порядке, господа, – сказала, лежащая на земле, женщина. Твердость голоса убеждала в искренности и ясно давала понять, что помощь не нужна. Первые добродеятели, боготворившие свою проворность, уже смаковали в своем воображении сцену, в которой им отводилась роль спасателей, когда этот уверенный женский тон обдал их холодом реальности. Застыв в нерешительности, несостоявшиеся герои глупо мялись с ноги на ногу, с досадой осознавая, что стопроцентная возможность обратить на себя внимание, став на некоторое время необходимой опорой, растаяла, как дым. Ни один из них так и не отважился подойти ближе и подать руки.
Похоже всадница, привлекательная, среднего роста женщина лет тридцати, ставшая причиной такого бурного волнения, не слишком баловала мужчин своим вниманием, тогда как на его недостаток с обратной стороны жаловаться не приходилось.
Внезапно какой-то мужчина, спрыгнувший с лошади, несущейся следом, продрался сквозь образовавшийся круг из статных красавцев, подскочил к лежащей на земле даме и присел рядом с ней на колено.
– Как хорошо, что на мне не мужской костюм, – продолжала молодая женщина, пытаясь выпутаться из величественно пышного платья, так поражавшего своей белизной, – иначе… – Она никак не могла подняться. – Будьте добры руку, граф. – Её голос смягчился при обращении к сидевшему рядом мужчине. Тот потянулся, намереваясь взять женщину на руки.
– Только руку, – чуть жестче сказала она, вынуждая повиноваться.
Толпа расступилась и пропустила образовавшуюся пару, которая медленно направилась к величественному особняку. Предстояло пройти не более ста метров, однако путь лежал через лужайку, уставленную дюжиной столиков, и сквозь сотню пристально следящих глаз. Женщина чувствовала себя неуютно: будучи сильной во всех отношениях, ей приходилось сейчас держаться за мужскую руку крепче обычного. Она почти повисла на руке графа, но всё же пыталась перебирать ногами.
– Позвольте, я донесу вас, – в очередной раз предложил провожатый.
– Я поражаюсь вам, Ричард. Вроде бы говорим на одном языке.
– Мне не понятно ваше упрямство, Миссис Уайт.
Женщина резко остановилась и, повернувшись к мужчине, бросила слегка гневным тоном:
– Неужели вы до сих пор не усвоили моих слабостей? Разве я похожа на человека, который, нуждаясь в чем-то, будет ждать пока это предложат?
Со стороны подобная раздражительность едва ли была объяснима. Скорее всего, недовольство было следствием не избыточной и настойчивой заботливости спутника, а рождалось той неловкой ситуацией, что будет предметом обсуждения всех гостей на ближайшие несколько часов.
– Жанет! – Женщина позвала служанку, со всех ног бежавшую к ней. Освободившись от мужской руки, Миссис Уайт, тем не менее, ласково поблагодарила за поддержку и медленно побрела в сторону центрального входа в особняк. Вскоре служанка уже участливо помогала своей госпоже. Ричард ещё некоторое время стоял и смотрел вслед удалявшейся паре. Когда женщины отошли уже достаточно далеко, он заметил, как служанка обернулась и, стараясь, очевидно, скрыть истинный предмет своего интереса, окинула взглядом большую территорию.
– Он всё ещё стоит, – пролепетала она, но Эмили Уайт, казалось, не слышала её.
Тем временем, оказавшись в усадьбе, Эмили дала волю своей слабости. Она еле волочила ноги по блестящему мраморному полу огромного холла, который был до того отполирован, что мог легко выполнять роль зеркала.
Добравшись до центральной лестницы, ведущей на второй этаж, она произнесла слабым голосом: – Спасибо, Жанет. Я поднимусь сама, а ты захвати теплой воды и полотенца.
– Да, мэм, – пролепетала служанка и скрылась в лабиринте из комнат.
Эмили продолжала стоять у подножья лестницы, собираясь силами и не решаясь начать восхождение. Она подняла руку и коснулась лба: он показался ей обжигающе горячим. Затем та же рука, скользнув вниз, прикрыла глаза, уже скрытые от света мягким покрывалом век. У Эмили кружилась голова, и боязнь упасть заставила её крепче ухватиться за перила.
В этот момент в холл робкими шагами вошел мужчина. На нем был дорожный костюм, и хотя на лице проступала усталость, мужчина выглядел весьма привлекательно. Только вот в данную минуту этого никто не мог оценить, ибо в огромном холле не было ни души, кроме одинокой женщины, да и то стоящей к нему спиной. Не слишком уверенные шаги и любопытствующий взгляд мужчины выдавали в нем человека, оказавшегося здесь впервые и чего-то искавшего. Или кого-то. Пройдя чуть глубже, он окончательно убедился, что ему не удастся встретить ни одного сгоревшего от желания поприветствовать его существа и уже собираясь уйти, он внезапно увидел силуэт женщины, или вернее, великолепного женского платья, вычерченного на фоне яркого солнечного света, что вливался в холл сквозь крупное окно, расположенное на верхней площадке, где лестница расходилась в разные стороны.
– Простите, – начал он, предварительно оглядевшись и удостоверившись, что ему не к кому больше обратиться.
Реакции не последовало.
– Меня зовут Джефри Оуэн, – чуть громче продолжил мужчина, медленно направляясь в сторону потенциального собеседника. – Я бы хотел видеть господина Кристофера Оуэна. Он мой дядя. Буду очень признателен, если вы … – он подошел почти вплотную к женщине, но она не изменила своего положения, – … если вы… – медленно повторил он и оглянулся. Нет, что-то здесь не так. Когда он вновь повернулся к женщине, она оказалась на пару футов ниже: она падала! Мужчина едва успел подхватить её на руки: «Боже, какая же она легкая! Платье, наверное, весит больше».
Шелест шагов позади него вернул обстановке реальность. Он медленно повернулся и увидел изумленную служанку, которой, ещё немного и, пришлось бы прибегнуть к помощи рук, чтобы удержать глаза там, где они должны находиться. Его вопрос прозвучал буднично:
– Куда нести?
Глава 4
– Сюда, пожалуйста. Только осторожно, Мистер МакСтейн, там крутая лестница.
Через мгновение крутизна лестницы была описана в самых живых выражениях.
– Какого черта, Раян, неужели нельзя было зажечь свет? – эта фраза завершала гневное бурчание, которому предшествовал характерный грохот упавшего тела.
– Да кто бы знал где его зажигать, сэр, – послышалось возражение. Голос выдавал привычку подчиняться. – В этих коридорах ничего не разобрать.
– Далеко ещё? – нетерпеливый и требовательный тон не столько спрашивал сколько выражал недовольство.
– Нет, уже близко.
– Господи! – в отчаянии воскликнул ведомый, – Пятница, вечер, столик заказан, в кои веков я провожу уикенд с девушкой. Целый день я считал минуты. Минуты!!! И тут этот … Сэм, – последнее слово вышло с трудом.
– Мне говорили, вы большие друзья.
– Да я его убью!!
– Тогда уж вам, наверняка, не встречаться с девушками ещё очень долго.
– Ты лучше говори куда идти и … – говорящий спотыкнулся и едва не растянулся на полу, – нет, я его точно убью! – Высказанное решение не оставляло сомнений в его окончательности. Оставшуюся часть пути мужчины проделали молча; один – потея и негодуя от злости, другой – едва поспевая.
Наконец они достигли последней двери и человек по фамилии МакСтейн, с силой распахнув её, ворвался в огромное помещение, заставленное в строгом порядке высокими стеллажами, полными книг. Быстро окинув взглядом всё пространство, он заметил в самом конце центрального прохода двух человек, сидящих за столом. Хотя до них было примерно метров тридцать, одного, из сидящих, он решил поприветствовать уже сейчас.
– Сэм, твою мать! Какого дьявола тебе нужно? Ты посмотри на часы! Ты понимаешь, что ты делаешь? Я рассказал тебе про свои планы вовсе не для того, чтобы ты нашел в них место для себя! – Оратор быстро сокращал расстояние, двигаясь огромными шагами. – Ты только подумай, где сейчас находятся мои мозги! Я бесполезен, разве это не ясно? Я здороваться ни с кем не могу, у меня руки влажные. Я уже снимаю с неё платье, ты это понимаешь? Ну, в чем дело? – последний вопрос был задан практически с полуметра.
– В Генри Джойсе, – последовал хладнокровный ответ, автор которого сумел безошибочно определить основной смысл речи и выбрать ключевую фразу, отводя всему остальному лишь роль лирического вступления.
– И? – возбужденный мужчина требовал продолжения.
– Успокойся, Саймон, – всё тот же хладнокровный голос, – присаживайся и слушай внимательно. – Говорящий подался вперед и, облокотившись на опертые о стол локти, проговорил медленно и отчетливо, – у нас живой, ты слушаешь (?), живой свидетель.
Информация, очевидно, была сногсшибательной, иначе не объяснить того пристального взгляда, которым только что сообщивший её пялился на своего партнера, ожидая увидеть, по крайней мере, отвисшую челюсть. МакСтейн, а именно его челюсть предполагалось увидеть отвисшей, казалось, вовсе пропустил это мимо ушей. Мельком взглянув на второго человека, сидящего рядом, он вновь уставился на Сэма и через секунду, склонившись над столом, словно передразнивая своего собеседника, медленно и четко произнес:
– В деле Генри Джойса «живой» и «свидетель» – понятия взаимоисключающие. – Затем он резко откинулся на стул и воскликнул уже более грубо: – Кончай мне дерьмо на уши вешать!
– Расслабься, Саймон, – невозмутимый голос Сэма терпеливо сносил откровенную злость и безропотно стряхивал налипшие грубости со своего хозяина, – мне очень жаль, что так вышло.
Сэм встал из-за стола и неторопливо направился к неподвижно сидящему напротив пожилому человеку, который за всё это время не произнес ни звука и с удивлением наблюдал за словесной перепалкой.
– Но если сейчас, – продолжал он, проходя за спиной Саймона, – существует вероятность, что ты даже скажешь мне спасибо, то если бы я не вызвал тебя, ты бы убил меня, наверняка.
К этому моменту Сэм уже стоял рядом с пожилым человеком.
– Мистер Барнс, – он слегка наклонился обращаясь к старику, – это детектив МакСтейн. Будьте добры, повторите ему то, что только что рассказали мне.
Прошло несколько секунд прежде чем до слуха донеслись скрипящие звуки.
– А чего рассказывать? – неохотно начал старик, – я, вообще, не понимаю в чем дело. Человек просто упал с лестницы, понимаете, случайно упал. Несчастный случай. Вы что же думаете это я его оттуда скинул?
– Чтобы думать нужно знать. – Мягкий голос Сэма выступал в роли успокаивающих пилюль. – Мы пока ничего не думаем так как ничего не знаем. Вы бы могли нам помочь.
– Чем? Я не понимаю, о чём говорить? Я уже всё рассказал.
– Начните сначала.
Возникла небольшая пауза, во время которой старик пытался справиться с переполнявшим его негодованием. Он нервно постукивал пальцами по столу и его прищуренные глаза скакали с предмета на предмет.
– Как его звали? – подтолкнул Сэм. В его манере вести беседу было что-то от специалиста из реабилитационного центра для наркоманов или людей увязших в глубокой депрессии. Его тон не требовал ответа, а, скорее, своей теплотой и участливостью, приглашал излить душу.
– Стив Коул, – пробормотал Барнс и посмотрел на, непонятно чего, ожидающих следователей. – По крайней мере, он так представился. – Старик замялся и опустил глаза, не выдержав той пристальности, с которой его исследовали.
– Он задержался тут, последний был. Все уже ушли. Ну, разговорились. Я предложил ему поужинать здесь. Он согласился. Потом спустились сюда … и .. потом я там .. ужином занимался, а он, это, книги смотрел. Ну, и.. я услышал только грохот… потом позвонил в больницу .. и всё.
– Вы всегда приглашаете поужинать припозднившихся посетителей? – Сэм, как обычно, был вежлив.
– Первый раз.
– Он сам предложился?
– Нет, нет, это была моя инициатива.
– Тем не менее, он охотно согласился?
– Я бы не стал этого утверждать.
– И всё-таки, почему же именно его? – дотошничал Сэм.
На лицо Барнса легло выражение задумчивости.
– Не знаю. – Он пожал плечами и продолжал настолько медленно, что казалось придумывал окончание слова только тогда, когда уже сказал первую его половину, – он.. какой-то… не..обыч..ный.. не..предсказуемый… не..логичный, вот! Нелогичный! – Последнее определение было по его мнению самым точным.
– Понимаю. Хорошо, и когда вы…
– Что он читал? – резкий голос МакСтейна неожиданно вклинился в разговор, грубо оборвав беседу.
Старик вздрогнул. Только-только начиная успокаиваться от обходительного тона одного из следователей, он внезапно вновь был брошен в состояние неуютного самочувствия. Сэм тоже испуганно дернулся, однако на его губах задержалась едва заметная улыбка, которая дополнила выражение сверкающих довольством глаз. Он добился того, чего хотел и, лениво откинувшись на спинку стула, с удовольствием и вниманием ждал развития несколько запоздалой инициативы МакСтейна. Кстати, их стили добывания информации разнились кардинально. Если отвечая на вопросы Сэма, вы чувствовали, что спасаете свою душу, то удовлетворяя любопытство МакСтейна, вас посещало убеждение, что вы спасаете свою жизнь.
– Да… фантастику какую-то, – буркнул старик.
– А именно?
– Я не знаю, не обратил внимания. Он заказывал много книг.
– А где они?
– Наверху, в читальном зале … в тележке. Я их ещё не успел разложить.
– Раян! – повышенным голосом позвал МакСтейн, запрокидывая голову и ожидая услышать ответ из-за спины.
– Да, сэр. – Молодой человек, не так давно приведший детектива, сделал шаг вперед.
– Сходи наверх, посмотри что к чему.
– Вы, что, мне не верите?! – широко открытые глаза Барнса выразили гораздо больше упавшего голоса.
– Отнюдь, мне лишь интересен его вкус, – спокойно возразил МакСтейн в тон звонкому эху удаляющихся шагов. Затем он сунул руку в боковой карман пиджака и вытащил пачку сигарет. Наблюдая пристальным взглядом за сторожем, он поставил пачку на стол и ловко повертел её, периодически касаясь потертого дерева одной из её сторон.
– Здесь, наверное, нельзя курить? – спросил МакСтейн, так и не дождавшись реакции Барнса на свои действия.
– О, да, конечно, нет, – спохватился старик, наводя резкость в своем взгляде
– Успокойтесь, Мистер Барнс. – Детектив убрал пачку обратно в карман. – Ничего страшного не происходит, обыкновенное любопытство ищеек.
– Да, да,.. конечно. Я.. просто никогда не имел дело с полицией.
– О чем вы с ним говорили?
– О разном.
– А конкретнее? – Видя, что старик снова повис в задумчивости, МакСтейн продолжал: – Хорошо. Что вы имели в виду, когда назвали его нелогичным?
Старик глубоко вздохнул и, надув щеки, выпустил воздух.
– Право, не знаю как объяснить. Понимаете, при разговоре с ним нельзя отвлечься или пропустить слово. Он всё время держит вас во внимании.
– И что же удивительного он вам рассказал?
– Мы говорили об абсолютно обычных вещах. Однако его взгляд на эти вещи, его точка зрения – вот что было необычным, нелогичным, непривычным, и это увлекало. И ещё, его непредсказуемость. Но это, наверное, следствие нелогичности. Мне непонятно как, начав разговор о военной технике, например, можно закончить его обсуждением женского нижнего белья. Он очень неожиданно меняет темы. Вам приходиться думать, когда вы говорите с ним. Постоянно думать.
– Вы затрагивали тему денег?
– Нет, – раздумывая выдавил старик, – хотя, косвенно…
– Как косвенно?
– Ну, он в шутку сказал, что, воспользовавшись моим доверием, украдет ценные издания.
Следователи переглянулись между собой, после чего МакСтейн встал из-за стола и, сунув руки в карманы брюк, с занудством маятника, стал медленно топтаться взад и вперед. Сторож внимательно следил за ним, а Сэм, почесывая подбородок, копался в своих собственных мыслях.
– Возможно, это была не такая уж и шутка, – наконец изрек тот, кому лучше думалось стоя.
– То есть? – почти с ужасом вырвалось из хрипящих старческих легких.
Однако МакСтейн не успел изложить свои догадки, ибо в этот момент входная дверь скрипнула, и все трое, дружно обернувшись, увидели силуэт, уверенно двигающийся в их направлении. До тех пор, пока фигура не вошла в зону света, никто не шелохнулся и не проронил ни слова. Первоначально, Барнс, впрочем, как и компания, полагал, что это тот молодой человек, Раян, которого отправили наверх для проверки книг. Однако очень скоро он понял, что ошибся. Приближающая личность была ему незнакома, что в тоже время вовсе не означало, что она также незнакома двум его собеседникам.
– Элиот?! – удивление буквально вышибло Сэма со стула. – Какого дьявола ты здесь делаешь? Я же сказал оставаться в больнице.
– Боюсь, но сейчас там от меня никакого толка. Вся клиника набита людьми Джойса. Они никого не пускают.
– А ты разве никто?
– Нас тем более. И журналистов. – Новое действующее лицо добралось до места действия. – Я оставил там Майлса, он за всем проследит. А вот это думаю вас заинтересует. – Мужчина вытащил аккуратно сложенный листок из внутреннего кармана пиджака и протянул его Сэму. Быстро пробежав глазами по тексту Сэм взглянул на сторожа и, с недоумевающим видом, передал бумагу МакСтейну. Пока тот проделывал аналогичную процедуру, Сэм обратился ко вновь пришедшему:
– Какие-нибудь ещё новости?
– Непроверенные.
– ?
– Говорят, что он умер.
Сэм не успел удивиться.
– Мистер Барнс, вы утверждаете, что видели некоего Стива Коула первый раз в своей жизни? – Вопрос МакСтейна был снова тверд и резок и застал старика как раз в тот момент, когда он уже открыл рот для выражения реакции на услышанное.
– Да.
– Вы писали что-нибудь в его присутствии?
– Нет.
– Давали ему какие-либо документы, бумаги, записки?
– Нет.
– Это ваш почерк? – МакСтейн положил перед стариком только что прочитанный лист.
– Да. – вглядевшись, ответил тот.
– А подпись?
Глаза Барнса спустились по тексту:
– Да, моя.
– Будьте добры вашу ручку. – Детектив указал на верхний наружный карман. Полученной ручкой МакСтейн чиркнул на полях листа. Чернила были идентичными. По крайней мере, визуально.
– Значит, вы говорите, что никаких бумаг ему не давали?
– Нет, а…
– У вас есть богатые родственники?
– Нет.
– Вы уверены?
– Послушайте…
– Хорошо, – МакСтейн признал свою чрезмерность, – хорошо, – уже в задумчивости.
– А это что? – старик кивнул на бумагу, которую детектив всё ещё держал перед своими глазами.
– Это? Здесь вы приглашаете к себе нотариуса в понедельник, к 10 утра.
– Я?! Почерк мой … – недоумевая, пробормотал Барнс – … и подпись, … но я этого не писал. А откуда это?
– Из его пиджака. Я там похозяйничал чуток, пока меня не попросили, – ответил Элиот.
– Странно, – Барнс погрузился в глубокое недоумение.
Воцарившееся безмолвие нарушил хорошо знакомый скрип извещающий, о том, что ещё один человек вошел в хранилище. На этот раз этот был Раян.
– Ну? – потребовал МакСтейн, как только этого позволило расстояние.
– Чудеса, – ответил тот, – я не могу сказать, что много читаю, но неужели стиль любовного романа так изменился, что его можно спутать с фантастикой. Потрясающая увлеченность мыльными сказками, сэр. Двадцать шесть книг и все на одну тему: романы о любви. Вот абонементная карточка, она лежала там же. – Он протянул тоненькую книжечку детективу. – К тому же, я полистал часть книг. Название соответствует содержанию.
– Почему вы решили, что он читал фантастику? – спросил МакСтейн, бегло просмотрев список.
– Я заглянул к нему в книгу, прежде чем он её закрыл. По крайней мере, это был не роман о любви, – несколько отступил Барнс.
На какое-то время обстановка вновь погрузилась в неопределенность.
– Ну ладно, бог с ним, – выдохнул следователь и, подняв руку, коснулся своего лба. Немного потерев виски, он принялся за глаза, проводя пальцами по контуру век. – Бог с ним, – ещё раз повторил он, но уже обдумывая дальнейший ход беседы. – Мистер Барнс, – начал детектив и медленно зашагал в направлении своего слушателя, – боюсь, но, – его взгляд, который, казалось, блуждал подобно его мыслям, на какое-то мгновение выхватил из тесноты боковых коридоров тускло освещенный уголок, очень похожий на рабочий кабинет. Диван, стулья, большой стол, накрытый на двоих, – вы попали не в очень неприятное положение.
– Простите?
Детектив посмотрел на старика глазами, лишенными выразительности, и его следующий вопрос был таким же бесцветным:
– Вы читаете газеты?
– Редко. Мне хватает книг.
– Но тем не менее, вам ни разу не попадалось имя Генри Джойс?
– Нет. Не помню.
– Впрочем, – МакСтейн снова поднес руку ко лбу, – между ним и вашим удивительным гостем можно поставить знак эквивалентности.
Старик молчал.
– Неважно, что он вам рассказывал про себя: можете забыть об этом. Человек, с которым вы провели сегодня вечер, на самом деле … очень богат. – МакСтейн углубился в боковой проход, не скрывая свой интерес к псевдо рабочему кабинету. – Достаточно богат, чтобы… – он подошел к столу и остановился, внимательно изучая приготовления к, так и несостоявшемуся, ужину. Затем, взяв от одного из приборов нож, ловко покрутил его между пальцев, – …скажем, …чтобы ни в чем себе не отказывать. Вы не возражаете, – детектив обернулся и показал сторожу нож, – …если я с ним немного поиграюсь?
При слабом свете старику было трудно понять, о чем идет речь. Возможно, Барнс так и не разобрал, что находится в руках у следователя, и его ответ прозвучал скорее как жест вежливости:
– Пожалуйста.
– Благодарю. Мне необходимо что-нибудь вертеть в руках, когда я пытаюсь в чем-то разобраться, – попытался объяснить МакСтейн, – Да, и могу вас уверить, ему, вашему сегодняшнему гостю, очень даже есть где провести вечер, а не коротать время в библиотеке.
– Хорошо, ну а я здесь причем?
– Помните мой вопрос относительно ваших родственников? Вы абсолютно уверены, что у вас нет близких, которые были бы достаточно состоятельными?
– Абсолютно. А вы хотите меня переубедить?
– Видите ли, Мистер Барнс, у Генри Джойса, или Стива Коула, если вам угодно, не было богатых родителей. Он не выигрывал крупные суммы в карты и ему вовсе не везло с тотализатором и лотереями. До 27 лет он был самым обыкновенным человеком, который снимает квартиру в захудалом районе, нигде не работает больше полугода и едва сводит концы с концами. И вдруг, умирает некто Боб Удворд, владелец сети магазинов в Манчестере и Ньюкасле. Сердечный приступ, смерть ничем непримечательная. Однако после этого произошли уникальные вещи. – МакСтейн искусно вертел нож, рассказывая неспешно и почти с выражением. – Согласно завещанию, 90 процентов его состояния перешло к … Генри Джойсу, знакомство с которым ставили под сомнение даже самые близкие Удворда.
Детектив сделал паузу, но вовсе не для того, чтобы проверить, какое впечатление произвели его слова. Поискав следующую мысль, он продолжал:
– Разумеется проводились всякие уголовные расследования и судебные разбирательства, но все документы были оформлены безукоризненно и являлись единственно истинными, как любая истина подлинна в своей единственности. – Последние слова были произнесены философским тоном и сопровождались свойственным в подобной ситуации застывшим взглядом со сбившимся фокусом. – Кстати, довольно нашумевшее событие. – МакСтейн вернулся из задумчивости. – И, честно говоря, я полагал, что о нем слышали все, но, оказывается, почти все.
Снова пауза. Такой рванный ритм рассказа немного нервировал старика и подталкивал к мысли, что все ждут от него вопроса. Но он продолжал молчать.
– Это было пять лет назад, – возобновил повествование МакСтейн. – Через полгода об этом уже никто не вспоминал и, вероятнее всего, не вспомнили бы уже никогда, если бы не смерть Джоржа Челси. Кстати говоря, его гибель волновала всех тогда меньше всего, хотя умер он при весьма загадочных обстоятельствах. Бомбой стало оглашение завещания, в котором говорилось, что новым владельцем огромной строительной корпорации «Хайлэндс», а также держателем контрольного пакета акций концерна «Уэйвс» является … Генри Джойс. Поиски причин подобного казуса, а также попытки оспорить подлинность документов, ни к чему не привели. Сам же Генри Джойс воздерживался от каких либо комментариев, заменяя свое присутствие, где это было возможно, доверенными лицами. После первого случая с Бобом Уодвордом, его, вообще, мало кто видел в живом варианте.
– А его знакомство с Челси? Они были знакомы? – решился на вопрос Барнс.
– Почти. Правда, что это было за знакомство никто не знает. Несколько человек из окружения Челси утверждают, что видели своего босса в компании Джойса буквально за несколько дней до трагического происшествия. но о чем они говорили, что у них было общего, – МакСтейн пожал плечами, – этого не знает никто. Кроме самого Джойса, разумеется.
– Может это был шантаж? – осмелился предположить Барнс.
– Может быть. Это может быть всё, что угодно. Мы пытаемся найти ответ вот уже четыре года, но до сих пор в этом деле есть только титульный лист. Да и на нем я бы вместо точек поставил вопросительные знаки.
– Версия шантажа была самой первой и, кстати говоря, основной, – неожиданно вклинился Сэм, – однако все «клиенты» Джойса дружили с законом, да и находились, скажем так, в том возрасте, когда нравственность становиться более устойчивой, чем некоторые части тела.
– После Челси были Уолш, Доннер и Ходсли, – основной рассказчик вновь перехватил инициативу, – добровольно отказавшиеся в пользу Джойса на сумму около одного миллиарда долларов. Причем, ни один не объяснил причин своего поступка, ровно как не оставил ни единой зацепки для следствия. И вот теперь вы. – МакСтейн остановился.
– А я здесь причем? – промямлил Барнс. – Вы думаете, я имею к этому какое-то отношение?
– Я вам могу сказать, что я думаю. Кем бы ни был Генри Джойс, одной из его особенностей было то, что он всегда знал несколько больше о людях, с которыми общался, чем те сами о себе. Могу вас уверить, его интерес к вам – это вовсе не желание расширить круг своих знакомых. Хорошо иметь деньги. Плохо не знать, что они у тебя есть. По какой-то невероятной случайности, назовем её так, – МакСтейн остановился перед стариком и несколько секунд пытливо смотрел на него, в надежде уловить в ответном взгляде реакцию на немного скользкий тон, – вам удалось избежать участи некоторых ваших коллег по богатству. Но есть ещё одно обстоятельство, последствий которого вам следовало бы избежать также. До настоящего времени тайна Генри Джойса была известна только ему и, возможно, единицам из числа особо приближенных. Но сейчас существуете вы, и вы единственный вне этого окружения, кто эту тайну, может быть, знает.
– Но я ничего не знаю, клянусь! – Барнс был в отчаянии.
– Это вы так думаете. Мы тоже можем так думать. Но им вы этого не докажете. Их даже не интересует было ли это убийство, самооборона, несчастный случай или ещё что-нибудь. Они лишь соблюдают правила игры. И если в ваших руках пистолет, им безразлично собираетесь вы им воспользоваться или нет. Они просто не любят людей с оружием. – МакСтейн замолчал и, опустив глаза, пару мгновений наблюдал за ловкостью своих пальцев, играющих с острым лезвием ножа. – И так, Мистер Барнс, сейчас мы едем в участок, и там я надеюсь услышать от вас самый подробный рассказ о сегодняшнем вечере и, в особенности, о некоем Стиве Коуле. – МакСтейн снова посмотрел на свою кисть и, резко обернувшись, с силой швырнул нож в доску для дартса, которую приглядел до этого.
Лезвие вошло почти на две четверти…
