Когда мы прибежали к мосту, я так взмок, что едва поборол желание окунуться в речушке. Благо людей в округе ходило много и я легко поборол эти мысли. Я добрался до своей конторки и тихо уселся обратно за рабочее место. Шумиха постепенно утихла.
Спокойная и размеренная жизнь в княжестве правда длилась не долго. К ночи я проснулся от того, что по саду вновь кого-то искали. Моя спальня выходила на переднюю часть поместья и я с час наблюдал за тем, как по нему ходят люди с факелами и лампами. Отчего-то я прекрасно догадывался, кого не досчитались на этот раз. Но вылазить из кровати, а тем более из ночной пижамы не собирался. Так как уже устал гоняться за шальным ветром в голове мальчишки.
Вместо обеда, я вновь отправился за рощу, чтобы привести назад заблудившегося в трёх соснах и двух берёзах, блудного сына конюха. В этот раз я собирался отсчитать его сам. Чтобы он даром не тревожил родню и людей, а заодно и моё ночное спокойствие. На сердце было не хорошо, но я собирался найти его, во что бы то ни стало.
Только всё случилось намного хуже. Когда я проходил мостик через студёную речушку, то заметил как под ним, среди кувшинок плавает какой-то платяной мешок. Меня окатил холодный пот и чувство вины, сразу как я уразумел, что это может быть…
– Валерьян…
Вытащив маленькое холодное тело из воды, я принял все меры, чтобы выдавить из него всю воду. Он был без сознания. Его бездыханное тело, лежащее у меня на коленях, не спешило просыпаться. Положив его на спину, я продолжил делать надавливания на грудь, как когда-то меня учил очередной частный учитель по элементарным навыкам оказания первой помощи утопающим. Должно быть, я выдавил из него уже всю воду и проделал чрезмерно много усилий для массажа сердца, но он не спешил очнуться.
Его полуоткрытые невидящие глаза не смотрели на меня с укором. Это было равнодушие куклы. Неестественные бледно-голубые глаза и узкие застывшие чёрные зрачки. Учитывая, что вода была ледяная, его тело было почти таким же, но ещё не успело ожесточиться. Не встречал я ранее так открыто смерть. Не хотел встретить и сейчас. Никогда не мог подумать, что она так преображает человека. Бледная белая кожа. Он стал словно красивой куклой. Куклой в стареньком костюме дворового мальчишки.
Прошло наверно минуты две. Я всё ещё не терял надежды. Вдруг я услышал поблизости женские голоса. Я поднялся, чтобы окрикнуть их и сделал несколько шагов в направлении моста, наверх, чтобы меня было лучше слышно. А когда повернулся, то обнаружил, что тела нет.
Я не сразу понял, что произошло. Пока я растерянно смотрел по сторонам и был в недоумении, подоспели крестьянки. Две женщины взошли на мост и смотрели на меня, ожидая, что я начну диалог первым, раз уж сам позвал их.
Ноги по колено у меня были сырые. Пока я доставал его из воды, пришлось зайти в воду. Костюм впрочем, тоже, это мне передалась вода с него. Но из-за чёрного цвета этого было не понять, так как я был достаточно чист и проводил операцию по спасению утопающего на траве. Тем более они стояли не близко, так что они не могли бы заметить сырость моего делового платья.
– Мальчишку вы тут не видели случайно? Сына конюха, – смущённо уточнил я.
– Не видели барин! Сами ищем!
– Хозяин нам велит его искать в саду!
– Ладно, – окончательно сконфузившись, отмахнулся я и они, пожав плечами стали удаляться. – Ищите дальше!
– Помогай вам бог, Барин! – сказала та, что была старше.
– Это бы мне сейчас пригодилось, – сказал я самому себе. – Так куда ж ты пропал маленький ты чертяка?
Я оказался не в простой оказии. Только что я волновался о находке остывшего в воде тела мальчишки, а спустя мгновения потерял его и не мог теперь найти. Трава тут низкая. Один клевер. Речушка со слабым движением, да и услышал я, если бы он побежал в неё обратно топиться. Под мостом места нет. Вокруг ни кусточка, ни коряжки, ни камешка, за который бы он мог от меня так быстро спрятаться. Нет, ну опять же, так быстро обратно кануть в воду точно не мог. Я бы в крайнем случае, услышал плеск воды. Хотя, может очнулся и убёг. Так куда же он делся плут? Чертовщина. Одним словом – чертовщина.
Я бы заклинал себя, больше не связываться с его поисками, но он был мне отчего-то теперь ещё более дорог. Словно я нашёл единственного друга в другом поместье. А теперь его словно потерял. Во всех смыслах.
Злоключения на этом не закончились. Валерьяна бросили искать совсем. Сославшись на слух о том, что он «чудной» и просто морочит всем голову своими играми. Почему ему до сих пор не всыпали взашей, я не понимал. Но всерьёз надеялся, это сделают, когда он объявится. За такие шутки, розги и горох ему не повредят и были бы даже полезны.
Тем же вечером, меня впервые пригласили на общую прогулку среди знатных дам и господ. Княгини, правда, среди них не было. Зато был почти весь двор и приглашённые из провинции светские львы и львицы. Каким образом я затесался среди них, для меня по-прежнему было тайной. Видимо хоть и низшая, но должность, постоянное присутствие при поместье и обязанность всё время быть в парадном платье, делали меня узнаваемым. Плюс ко всему сказывалось, что я примелькался как разносчик важной корреспонденции, которую не могли доверить, какому попало мужику со двора.
Так вот когда вечернее гуляние переросло в полуночное, случилось занятное событие. Приезжие гости после званого ужина стали разъезжаться и мы провожали их. Я из вежливости провожал всех приятных красоток. С помощью вежливо поданной руки, как самый малый, но галантный кавалер, помогал залезть им в кареты. Все мило улыбались мне, а последняя с прелестной муфкой на щеке, даже притянула меня к себе, одарила букетом французских духов и горячим поцелуем под ухо.
Я так и рдел лицом, стоя и маша ей рукой в темноте. Так что не заметил, как на меня уже неслась позади последняя пустая бричка с одиночной лошадью. Из-за темноты и моей чёрной одежды, кучер меня не заметил. Я слишком поздно одумался и попал бы ей под копыта с печальным концом, как случилось нежданное.
Вдруг из темноты вынырнул Валерьян. Я узнал его только по бледному лицу и знакомой серой одежонке. Он ловко вдарил кулаком лошади в грудь, а другой рукой на обратном движении схватил меня за спину и бросил назад. Я толком ничего не успел понять, пока не ударился о землю спиной.
Пролетел я добрых метров пять. Лошадь заржала и упала. Бричка завалилась на бок. Кучер с матюгами успел спрыгнуть. Похоже, никто особо не заметил происшествия. Ко мне подбежал только один мужик.
– Барин, барин! Вы целы?
– Цел. Там кучер упал. Помоги ему.
Кучер оказался цел. Пока кучер с другими подоспевшими мужиками негодовал о событии, я решил по-тихому удалиться, чтобы не стать мишенью для внимания о странном событии.
Валерьяна нигде не было поблизости. Но факт остался фактом. Он с невероятной лёгкостью и исполинской силой, отбросил меня назад. А лошадь. Лошадь умерла на месте. Мужики поговаривали, что у неё случился удар и остановилось сердце. Только я-то знал, что удар у неё случился не самостоятельно. Но сказать во всеуслышание, что это пропавший мальчуган дал ей вбок, язык бы не воротился.
– Чертовщина, – было последнее, что я услышал, от авторитетно сказавшего кучера, свою версию события.
Я был с ним солидарен. Хорошо, что все разошлись, мне не пришлось ни с кем объясняться. Шок немного отпускал меня. На смену ему, правда, приходил ещё больший. Я бы долго переживал по этому поводу, если бы не осознание того, с какой силой щуплый мальчишка сумел бросить меня назад. Хотя гарантией того, что он обошёлся со мной весьма мягко, в самую малую часть своих возможностей, было то, как он поступил ни с чем не повинной лошадью.
Казалось бы, ему было достаточно просто отбросить меня. Но выходило, что он убил её одним ударом, что само по себе событие, просто так. Возможно даже без злости. Холодная жестокость. Жестокость, которую мальчишка просто не осознавал. Жестокость, сотворённая без осознания причинения зла, есть высшее её проявление. Я хоть и был благодарен ему за спасение собственной жизни, но одновременно с этим, уже мысленно резал нить за нитью канат нашей казалось бы ставшей крепкой дружбы.
Вернувшись к себе в спальню, я совсем потерял настроение и углублённый мрачным ночным настроем, ещё вдобавок был раздосадован, перепачканным в пыли, новым конторски-служебным платьем. Нет бы радоваться второй жизни, которой у меня после встречи с каретой могло и не быть. Однако, мои беды на этом не закончились. Местная знать, оставшаяся гостить и ставшая инициатором посвящения в «свои» люди, решила надо мной пошутить.
Я отпер ключом дверь в свою спальню. Запираться было принято, так как это было заимствовано из Англии и принято в княжестве, как обязательный атрибут заграничного нрава, а горничная проникала ко мне лишь в дневные часы, когда я непосредственно находился у себя. Естественно у Никона и его близких помощников были дубликаты ключей ко всем комнатам. Если он бы не одобрил такой поворот, а он естественно не одобрил бы, то думаю выкрасть нужные ключи или подкупить его поверенных не составило бы большой проблемы, тем более если учесть, что родня княгини, являлась хозяевами поместья, а они и были в числе участников моего розыгрыша.
В моей комнате был сильный запах жжёных свечей и ладана. Но ударил мне в нос не он, хоть от него и некуда было деваться. Неуловимо, но ощущаемо на подсознании, к нему примешивался какой-то отвратный душок, несвежих птичьих тушек выставленных в погожий день на базаре, под видом свеже-разделанных. Само по себе это впечатление не самых любимых мною запахов заставило меня насторожиться и включить негативное восприятие готовящегося события.
Помимо него, я заметил в глубине комнаты, два, три, четыре, а затем и пять белых силуэтов. Они двигались подобно привидениям. Они шли на меня, а я изрядно испугался их. Но хуже всего было не это, так как мой ум, подметил под простынями ботинки и туфельки своих знакомых сударей и барышень. К тому же некоторые барышни тихонько и тоненько хихикали, вероятно наивно думая, что я их не услышу. Хуже всего было то, что позади них, в открытом окне, показался силуэт сына конюха. Его напряжённая хищная поза, готовящегося броситься в бой волчонка не оставляла надежды ни одному привидению.
Я только и успел покачать головой, мысленно умоляя его не делать этого. Наверно мои весёлые новые друзья думали, что тем самым провели мост приятельства между нами. На деле же, они сожгли тот хрупкий мостик доверия и теплоты, который я оказывал им раньше, только из одной лишь вежливости и следуя манерам гостя и общепринятому этикету.
Я живо представил, как он выбрасывает их из окна. Без злобы. Просто ради нашей дружбы и похолодел. Все уже смеялись. Они думали шутка удалась, так что я застыл, ни жив ни мёртв, раскрыв широко глаза и не дыша. Смеялись. Я продолжал стоять, потея по холодному и представляя, как они бы все сейчас в несколько мгновений лишились жизней. Наверно не успев и понять, что и кто их выбросил из окна третьего этажа, а это добрая дюжина саженей. Никому бы не поздоровилось точно.
Лишь когда одна из них, случайно обернулась, стоящая ближе всего к окну и наверно спиной ощутившая, что, что-то не так, Валерьян пропал. И уж я совсем не переживал, что он мог разбиться.
Весь последующий день у меня болела голова. Головная боль дополнялась исключительно плохим настроением, какое бывает у кучеров, когда его заставляют работать третью ночь подряд. Я прекрасно спал, но это словно было затишьем перед бурей внутри меня.
С самого утра, я привычно поднялся с рассветом. Провёл утренний туалет, свежий и бодрый собрался пойти позавтракать, чтобы набравшись иллюзорных сил от хорошего настроения, вызванных едой, приступить к работе. Пройдя со своего третьего этажа по общей лестнице на второй, я привычно обогнул коридор с покоями княгини. Мне сначала показалось, что я слышу сильный писк. Потом свет словно померк, картинка перед глазами дёрнулась и завалилась вбок. Но тут же всё прошло. Кроме самого главного, ведь оно началось. С того момента я и почувствовал общее недомогание.
Вместо того чтобы спуститься на первый в кухню, я решил пройти сразу к кабинету, так как чуть не сшиб с ног полового. Он подумал, что я явно не в себе и не стал бранить молодого господина. Более того, он зачем-то перекрестился.
– Свят, свят, свят, – забормотал он тихо, но я услышал. – Так на нём совсем лица нет.
Позже, сидя у себя за столом и обнимая крепко раскалывающуюся в разные стороны голову двумя руками, я застал входящую ко мне служанку. Она выносила бумажный мусор и иногда, из чистой вежливости, приносила мне чай до обеда и после. Бывало, заносила мне и ужин, если я на него не являлся. Я не заметил, как она вошла, так как уже второй час не мог сконцентрироваться на работе и подумать не мог о том, что есть хоть какое-то средство, от этой ужасной мигрени, кроме единственно в данном случае верного, это топора.
– Господин Златозар. Да на вас лица нет.
– Что? – только и ответил я.
– Да на вас совсем лица нет! – вскрикнула служанка и выронила поднос с чаем на пол.
– Любава ты? – спросил я осторожно разлепляя глаза, чтобы не вызвать новый приступ от яркого света, это при том, что шторы я задёрнул ещё на входе.
– Да как же так! Лица не видно! – выбежала она, не закрыв за собой дверь.
К мигрени прибавилось просто отвратительное настроение. Вместо помощи, на которую я уже мельком стал рассчитывать пришло только отторжение. И это от единственного человека, которому я возможно из всех был не безразличен. Плюнув на все дела я собрал волю в кулак и снося по пути книжные полки, выдвинулся покачиваясь вон из кабинета.
Ко мне на пути попадались люди. Люди по пути пытались мне как-то помочь, но разглядев меня поближе, только отшарахивались и уходили прочь. Говоря примерно то же самое что Любава. «Где его лицо?». «Я не могу рассмотреть его лица». «Что с его лицом?». «Да на нём нет лица!». Упоминания бога всуе, я даже не берусь воспроизвести. Их было сказано ещё больше.
Я не мог бы разобрать кто передо мной, потому что двигался почти с закрытыми глазами и больше по памяти. Коридор сменился залом, потом лестницей, потом первым этажом, парадным залом и выходом на улицу. Жар обступил меня со всех сторон. Обеденное солнце было беспощадно. Не зная куда себя от него девать я бросился в тени деревьев.
Далее я кажется, потерял сознание. Потому что проснулся в траве, только с заходом солнца. Тень и прохлада от земли и травы принесла облегчение и судя по всему пошла на пользу. Только длилось это совсем не долго.
Внезапно, в момент облегчения, я вспомнил, что есть среди местных дворовых одна старая женщина. Она жила отдельно в избушке и к ней ходили в основном за помощью молодые девушки и реже мужики. Мне даже показалось, она бы смогла помочь мне в моём вопросе. Выгадывая примерное направление, вскоре я удалился в низину, по пути распугивая своим растрёпанным видом, прячущихся от жары и играющих в прятки детей. Кажется, даже один из них пристал ко мне. Только отчего-то он не был похож на других. Держался он особняком и вообще, будто преследовал меня всю дорогу, как только я ушёл от общей детворы.
Стоя у древней могучей липы, я собирался с мыслями, чтобы сделать новый рывок, пойти дальше и выспросить у ведуньи или кем она там была, средство от моей внезапной хвори. Отчего-то мне показалось, что больше мне никто кроме неё не поможет. В этот момент ко мне приблизился мой юный преследователь. Я махнул ему рукой, чтобы он уходил. Показывая, что я не собираюсь играть в его игры, а он зря шёл за мной.
– Златозар, – произнёс он моё имя. – Не ходи к повитухе.
– Ну чего пристал ко мне?
– Мы ещё друзья? – спросил он со знакомой интонацией, но совершенно не знакомым голосом.
– Валерьян, ты что-ли? – попытался разглядеть в сгустившихся сумерках я его бледное лицо.
– Мы ещё друзья? – холодно переспросил он и жутко заскрежетал при этом зубами. – Лучезар.
– Друзья. Друзья.
– Тогда не выдавай меня.
– Хорошо. А что ты опять натворил? Ай, ладно. Валерьян, проводи меня к старой врачевательнице. Или кто она там? – он мне не ответил и я посмотрел в темноту вокруг. – Валерьян! – тишина в ответ. – Ай, ладно. Сам найду.
Я двинулся между деревьями, размышляя остатками свободного места от боли в голове, откуда он знал, что я направлялся к повитухе? Так она повитуха? Чем тогда она могла мне помочь в таком случае? Будет ли она дома сейчас, вечером? С другой стороны неудивительно, что он знает. Если я двигался в саду и роще как слепой котёнок, он мог знать все здешние ходы и выходы, как свои пять пальцев. Но почему он упреждал меня сразу к ней не ходить.
Об этом мне совершенно не хотелось думать, как и о совершенно дурацкой истории, приключившейся со мной с самого утра и испортившей мне весь день кряду. Вскоре деревья расступились. Я вышел на луг, освещаемый половиной луны и светом из окон одинокой избушки. Весьма исправной, ведь её могли обновлять местными силами мужики по приказам из поместья, но даже в темноте видно было, довольно древней и собранной из огромных брёвен.
Едва я сделал шаг в её сторону, как тут же на меня зашипели позади. Я остановился, обернулся, но никого не увидел и сделал второй.
– Не ххходи, – зашипел чей-то неприятный голос.
У меня почти мгновенно прошла голова. Вся эта ситуация меня пугала. К счастью дверь отворилась и на пороге возникла невысокая фигура.
– Заходи, коль пришёл молодец. Тёмно за окном. Нежели и нечего тут шляться, да без своего ума. Так и головы лишиться можно.
Я быстрым шагом дошёл до неё. Я бы может и побежал, на каждый шаг снова стал отражаться пульсирующей мигренью. Женщина оказалась не столь старой, какой я себе её представлял. Она пустила меня на порог и пригласила проходить внутрь. Усадив меня у очага, за столом, она сначала долго окуривала всё помещение до густого дыма багульником, так что я думал, что задохнусь от дыма раньше, чем пройдёт моя голова. Затем долго натирала руки пахучими мазями.
Когда она закончила, дым постепенно втянулся через открытое окошко очага, а я внезапно стал чувствовать себя лучше. Моё самочувствие не стало столь прекрасным, как в мои привычные молодые годы, но хотя бы ушло безвременно испорченное настроение и сильные боли.
– Ну, рассказывай, чего пришёл. Раз дойти сумел. Аркан я с тебя сняла. На время. Так что до утра можешь ничего не бояться.
– Как вас зовут?
– Станимира я. Повитуха местная. Но ты ведь не за этим? – она заливисто засмеялась, и мне стал так приятен её голос, что я решил, во что бы то ни стало, остаться у неё на подольше.
– Можно я у вас до утра посижу?
– Оставайся, конечно. Спать я ложиться не собираюсь. У меня дел много. А ты если устанешь, можешь вон там прилечь. На соломе. Только ты ведь ко мне не переночевать пришёл, вижу, – она хитро улыбалась большими серыми глазами.
– Нет. У меня голова болит.
– Так я же сказала. Аркан я с тебя сняла. Чего же ты хочешь ещё? Снадобья? Так оно тебе уже не нужно.
– У меня, – вдруг я почувствовал, что голова моя целиком и полностью прошла, а настроение от её присутствия становится не в пример дню, хорошим. – Как вы это сделали?
– Да много ль надо? Поживи с моё. В княжеских угодиях. Один, да когда вокруг и люди и не люди…
Станимира стала рассказывать о своём. Постепенно удаляясь в рассказе всё дальше в прошлое, пока не дошла до того, как она ещё была маленькой девочкой. К тому времени, я почти дремал, лишь для приличия иногда кивая. Вскоре я и не заметил, как оказался уже на соломе.
– Отдыхай, малыш. А завтра вечером, приходи опять. Я тебе много интересного расскажу. А самое главное. Не ходи к княжне.
– То есть к княгине? Так меня к ней и так не пустят, без приглашения.
– К княжне, – повторила она. – Не ходи. Завтрак я оставлю на столе.
Меня окончательно увело в сон и я, перевернувшись на бок ничего уже не ответил. Как только солнце осветило её дом. Меня разбудил наглый рыжий кот. Он спрыгнул на меня с печки и уселся ждать на лавке у стола, мяукая как по часам, каждые пять секунд.
– Ух, морда рыжая. Встаю.
Завтрак действительно был на столе. А вот самой хозяйки нигде не было. Из приличия я позавтракал, хоть совсем и не хотелось. Пора было возвращаться. Оказывается прямая дорога, через сад позади поместья, была короче и удобнее. Только вчера мне этого было бы не понять. Продираясь сквозь заросли сада и запущенных его лесных участков.
День прошёл как обычно в разъездах, а к вечеру, опасаясь показаться кому-либо на глаза, я сразу свернул с дорожки, ведущей к фонтанам и направился к повитухе. На этот раз она слушала всю ночь, то о чём я легко и с удовольствием рассказывал о себе. Жизнь моя была не так длинна, чтобы я мог растянуть её на всю ночь, зато я вспомнил много историй. К утру как обычно, меня стало натуральным образом морить, а выпить ещё её иван-чая я больше не мог, потому пришлось укладываться спать. Да и фонтан историй мой иссяк.
– Не ходи к княжне, – сказала она, перед тем как я заснул. – Приходи завтра ночью, – последнее прозвучало, как настоятельный совет.
Утром, вместе с завтраком на столе, оказался скрученный из сухих трав и веточек тонкий венок. Он лежал на записке в одно слово – «Одень». Деваться некуда. Одевать не хотелось. Но, с рыжим котом я спорить не стал. Занятное дело, едва я положил его в карман, рыжий успокоился и больше ничего не требовал.
После очередных важных разъездов, попал в княжеский дом я только вечером. Едва я поймал свободный момент, чтобы покинуть без свидетелей свой кабинет и пробраться через сад к Станимире, как вдруг ко мне нервной походкой зашёл Никодим.
– Слава богу. Нашёл! А то всё никак не застану. Ты словно зачарованный, как пропал или прятался от меня. Куда ни пойду, ты был только что, а вот всё никак за руку и не ухвачу. Аки чёрт старый сам тебя за руку водит.
– Да я по вашим же распоряжениям и езжу, – пожал я плечами, не совсем понимая, что же он от меня требует.
– Дело важное. Княгиня требует тебя к себе.
– Что вот прям, к концу дня? Я же и так задержался на час. Разве она не будет отдыхать сегодня? Это же нарушение всего порядка с моей стороны и мне велено было с самого начала отцом, во внеурочное время княгиню и всех приближённых по деловым вопросам не беспокоить ни при каких обстоятельствах.
– Это дело особое. Вот тебе бумаги. Письма с ними же. Зайди сейчас к княгине. За мной не заржавеет. Дело охочее. Сам головы лишиться боюсь.
– Ну, уж если вы сами боитесь. То конечно зайду. В конце концов, вы мой начальник и господин. После княгини разумеется.
– И господа бога, – перекрестился зачем-то Никодим, чего за ним я никогда не замечал и вообще считал его самых современных напыщенных нравов, где нет места святой вере.