Сергей Александрович Ронин
Короткие рассказы
Сашка скоро понял – дело безнадежно. Он в последний раз посмотрел на нас с упреком, закурил, и молча ушел; а минут через двадцать вернулся повеселевший. Вместе с ним прибыла настоящая команда спасателей: тракторист и трактор с лебедкой.
Грязь отпустила пленника не сразу – только после нескольких сильных рывков; порой казалось, что даже грозный трактор тут бессилен, но все обошлось. Тракториста сердечно поблагодарили, а за мужество и отвагу пообещали две бутылки водки. Одну Сашка отдал сразу; вторую сказал, завтра занесет. Тракторист долго сомневался, крутил носом; но все же сдался, понадеявшись на честное слово.
Сашка немного поколдовал с Мустангом и тот завелся. Желающие проехаться с ветерком сели в салон, остальные побрели пешком.
* * *
Пару недель спустя рано утром за мной зашел Сашка. Подавленный и грустный как никогда.
– Собирайся, пошли, – кратко сказал он.
Я не стал расспрашивать подробностей и до конца пути мы шли почти молча. Там нас ждала причина Сашкиной печали. Посреди нашей деревни на обочине, покрытой пеплом и черной сажей, стоял сгоревший Мустанг. От него остался лишь ржавый скелет.
Оказалось, ночью кончился бензин – Мустанг пришлось оставить. Сашка пошел спать, не подозревая, что его мотору больше не суждено завестись. Это для Сашки его рев был нежной музыкой, а для дачников нестерпимым проклятием. Для кого-то из них та ночь стала последней каплей. Мустанг облили бензином и безжалостно казнили.
Мы скрутили ценную проводку, уцелевшую в пламени; сдали в пункт приема цветмета, а на вырученные деньги помянули железного друга. Сашка пил и горевал. У многих наших ребят уже тогда были свои автомобили, у кого-то даже дорогие иномарки; а Сашка, будучи парнем небогатым, ходил пешком, что для любого поклонника лихой езды обидно и мучительно. Сашка не гнушался даже старого «Запорожца», а теперь и того не было.
Вскоре Мустанг занял почетное место в овраге за деревней, ставшим с тех пор последним пристанищем для многих ему подобных.
Народный суд
Люблю после обеда чайку попить. В офисе кухня небольшая, но уютная. Захожу как-то, а там… Заседание народного суда, по-другому не назовешь. Во главе стола судья: симпатичная женщина, с бухгалтерии кажется, а вокруг не менее приятные девушки- присяжные.
Наливаю чаю, стою слушаю.
– Ну, Ларка! – решительно объявляет судья, – к другому мужику ушла, а ребенка бросила! Судить таких мало!
– Да, – хором отвечают присяжные, – мало!
– А еще добренькой прикидывалась, ходила улыбалась всем, – продолжает судья, – а какой стервой оказалась!
– Точно, – соглашаются присяжные, – стерва и есть.
– А бывший то ее, – не унимается судья, – тихий спокойный, где еще такого найти?
– Не найти, – кивают присяжные.
«Во дают!» – думаю. «За глаза своей же коллеге кости перемалывают».
«Лара, Лара…» – задумываюсь, но кто такая не вспоминается.
– Это из какого ж отдела? – спрашиваю.
Все вдруг затихают и смотрят на меня с удивлением будто только заметили.
– Кто? – уточняет судья.
– Лара ваша, – отвечаю, – из бухгалтерии что ли?
– Да не из какого отдела… – отмахивается судья и возвращается к присяжным, – ну я б ее! – твердо заявляет она и заседание оживляется.
Постоял еще немного, послушал.
Оказалось, обсуждали они очередную серию какого-то сериала, и что называется увлеклись. Вскоре заседание объявили закрытым, а следующее назначили на понедельник в тоже время. Наверно тоже приду послушать…
Привередливый дух
Штанскому Евгению – невысокому блондину лет сорока пяти, от прабабки – сибирской шаманки, досталось умение отделять дух от тела. Время от времени он пользовался своим даром: то бесплатно на концерт сходить; то подшутить на кем-нибудь; то за женой последить, где та после работы гуляет. Но, бывало, случались и неприятности.
Как-то раз, пока Штанский задарма смотрел фильмы в кинотеатре, вернулась жена с работы да только слишком рано. Увидела на кровати его бездыханное тело и вызвала скорую. Врачи констатировали смерть и отвезли в морг.
Вечером Штанский вернулся домой; тела нет, жена в слезах, на столе его фотография с черной ленточкой. Жена о его даре не знала и даже в такой трагический момент он не стал о нем рассказывать. Для начала он решил вернуть тело, а там как-нибудь само все успокоиться. По бумагам, оставленными врачами, он узнал адрес куда его увезли.
Штанский добрался до больницы и проник в секционную морга. Внутри, вопреки расхожему мнению о подобных местах, оказалось довольно светло и чисто: не страшней чем у стоматолога. Вдоль стены теснились стеклянные шкафчики, набитые медицинской утварью; на кафельном полу в ряд стояли столы с телами, накрытыми белыми простынями; у раковины что-то насвистывал немолодой врач с интеллигентной бородкой и тщательно намывал руки.
