Селина Катрин
Агент сигма-класса. Больше, чем телохранительница

– А сам владелец может… ну… принудить?..

– Владелец контракта? – Элизабет посмотрела на меня широко распахнутыми глазами и звонко рассмеялась. – Ух, скажешь тоже! Кажется, ты всё ещё не понимаешь, кто такие агенты в принципе. Объясняю доходчиво: аренда одной единицы сигма-класса на десть лет стоит столько, что дешевле выкупить все бордели на Тур-Рине разом. Это просто нерентабельно – таким образом использовать сотрудника Особого Отдела, я уже молчу о том, что гуманоиды, которые могут себе это позволить, не просто богаты, а неприлично богаты. Как правило, стоит целая очередь из женщин, которые с радостью запрыгнут в постель к твоему будущему владельцу, и, скорее всего, тебе придётся отгонять их от него кулаками и бластером. Кстати, именно поэтому я вновь рекомендую задуматься о будущей внешности. Когда рядом с мужчиной находится действительно роскошная девушка, то тех, кто отважится у неё его увести, становится гораздо меньше. Ты многое потеряешь, если не воспользуешься этой возможностью.

Я потёрла лоб от усталости и… оглушительно зевнула.

– Вижу, что ты ещё окончательно не пришла в себя. – Эльтонийка поднялась с табуретки. – Ладно, спи, восстанавливайся, набирайся сил. Со специализацией ты, надеюсь, определилась? Больше тебя ничего не пугает? – спросила она почти что насмешливо, и янтарные глаза сверкнули в полутьме жидким золотом.

– Нет, больше ничего не пугает, – ответила, понимая, что уже действительно примеряю на себя шкуру агента сигма-класса. – А кто обычно выкупает себе таких спецов? И для чего?

Элизабет пожала плечами:

– Да все по-разному, но самые частые клиенты Особого Отдела – мужчины-пикси. Они, как правило, делают упор на боевых и коммуникационных навыках специалиста.

Я хмыкнула. Да уж, на Пикси царит весьма жёсткий матриархат, неудивительно, что они набирают себе сигма-агентов.

– Иногда обращаются миттары. Это весьма мирная раса, но на их планете постоянные проблемы с извержением подводных вулканов, которые приносят огромные свеллы и цунами. Там своя специфика, сигма-агенты в основном охраняют владельца контракта от буйства стихии. Совсем редкими клиентами являются цварги.

– Цварги?..

Я напрягла память, пытаясь вспомнить хоть что-то об этой расе. Среди туристов на Танорге я ни разу их не видела.

– Весьма малочисленная раса, на десять мальчиков рождается две, от силы три девочки. Обычно цваргиням запрещается покидать родную планету, пока они не выйдут замуж, да и при таком раскладе им нужно разрешение от самого Аппарата Управления Цваргом. Но это всё не так важно, как то, что мужчины их расы обладают чувствительными к мозговым колебаниям наростами на голове. Здесь, на «Безымянном», есть несколько цваргов среди агентов, ты их сразу узнаешь по тёмно-фиолетовой коже и обсидиановым рогам. Представители этой в чём-то уникальной расы утверждают, что эмоции других гуманоидов для них пахнут, как для нас пахнет еда. Именно поэтому цварги очень не любят нанимать сигма-агентов – всё время морщатся и кривят носы, мол, им «невкусно пахнет». Одно дело – разово пообщаться с кем-то, ну или с некоторой периодичностью видеть гуманоида, а другое дело – когда он непрерывно находится рядом. Это разные вещи.

Я вздохнула. Понятно, значит, скорее всего, меня пристроят либо к шестирукому мужчине для охраны от прекрасных представительниц его же расы, либо к миттару. В последнем случае надо будет заранее научиться надолго задерживать дыхание и быстро плавать.

Элизабет, удостоверившись, что у меня больше нет вопросов, направилась к выходу, попутно набирая что-то на дисплее управления каютой. Табурет исчез за вертикальной панелью стены так же быстро, как и появился.

– А почему я, кстати, не понимаю этого языка? – Я очнулась в тот момент, когда дверь-слайдер отъехала в сторону.

– Это же «Безымянный», флагманский корабль Особого Отдела, – пояснила эльтонийка словно нечто само собой разумеющееся.

Видимо, это должно было многое мне объяснить, но вместо этого мысли скакнули к словосочетанию «флагманский корабль». Я много раз ездила мимо космопорта Танорга и интересовалась космическими кораблями, поскольку они тоже являлись техникой. Флагманами называли не просто огромные лайнеры или крейсеры, флагманами называли крупные вооружённые судна военных и частных охранных предприятий.

Болезненная догадка, как магнитная вспышка на солнце, пронзила моё сознание. Сердце пропустило удар, а горло на миг сжалось, не пропуская воздух в лёгкие.

– Это ведь были вы, да? Из-за «Безымянного» взорвался рейсовый пассажирский лайнер? Мы летели на Зоннен, там просто не было ничего, что могло бы стать причиной взрыва.

Лицо Элизабет неуловимо изменилось. Как только я начала говорить, она стремительно что-то набрала на панели каюты, и свет отключился, впрочем, как и вентиляция. Потухли лампочки на регенерационной капсуле. В абсолютной тишине и в тусклом свете звёзд из иллюминатора она подошла ко мне и прошептала в самое ухо:

– Молчи о догадке, Джерри, если не хочешь проблем на свою прекрасную головку. – И, уже выпрямившись в полный рост, добавила: – И всё-таки я тебе рекомендую задуматься о карьере агента алеф-класса. В проницательности тебе не отказать.

С её уходом жёлтая диодная подсветка и шуршание вентиляции возобновились. Вспыхнул салатовым свечением дисплей на регенерационной капсуле, а я поёжилась.

Одним коротким ответом Элизабет дала понять мне две вещи. Во-первых, катастрофа с гражданским лайнером – действительно дело рук, а точнее, ракет «Безымянного». Скорее всего, это было случайностью, роковой ошибкой таинственного руководства, но Особый Отдел ни перед кем не отчитывается. Именно поэтому, чувствуя за собой вину, кто-то неведомый свыше отдал распоряжение спасти мне жизнь, даже вводом столь дорогостоящей сыворотки.

А во-вторых, эльтонийка ненавязчиво сообщила, что помещение прослушивается, а возможно, и просматривается скрытыми камерами.

Чувствуя, что голова начинает болеть от всех этих мыслей, я удобнее улеглась в капсулу и заснула.

Глава 4. Лоретт

После ночного разговора с Элизабет дни завертелись. Утром зашёл Андрэ и проверил моё состояние, что-то подкрутил в настройках капсулы, спросил о самочувствии и убил мою надежду на получение нормальной пищи.

– Джерри, тебе минимум пять лет придётся питаться изолятами белка и аминокислотами. У тебя донорское тело экспериментального биоандроида. Часть внутренних органов, в том числе кишечник, ещё не полностью развиты. Всё, что я могу, – это попросить добавлять искусственные вкусовые добавки в блюда.

Как позднее оказалось, пенопласт с запахом синтетической клубники на вкус ещё более омерзителен, чем просто пенопласт. Но человек – удивительное существо – со временем привыкает ко всему. То, что в первый раз кажется просто несъедобным, на второй уже попадает в категорию «всё ещё отвратительно, но кушать-то хочется», а к десятому приёму пищи и вовсе занимает позицию «любая еда лучше, чем болезненные уколы витаминов и капельница с глюкозой».

Миттар был безупречно вежлив и предупредителен, но меня не оставляло ощущение, что он беспокоится не столько обо мне, сколько о вложенных в моё тело имплантах, наноботах и прочих вещах, суммарно стоящих как несколько космических кораблей класса Спейс-Х.

Уже через три дня к визитам Андрэ присоединилась молоденькая пиксиянка Лоретт, сообщив, что она тренер по физической подготовке для бета-агентов и с этого дня будет по несколько часов в день учить меня управляться с новым телом. Поначалу я удивилась – зачем мне её помощь? Но когда я полностью оклемалась и попробовала взять стакан с водой в руку, он лопнул в моих пальцах, словно проколотый иглой воздушный шарик. Так и начались мои первые уроки. Сначала они проходили в медицинском блоке, но уже через два месяца меня перевели в личную каюту.

– Вот металлический прут. Попробуй его согнуть, но очень аккуратно. – Лоретт протянула мне прутик диаметром в полсантиметра с заострёнными концами.

Я удивлённо пожала плечами, взялась за концы и медленно стала сдавливать их, формируя из палки букву «с». Прут поддавался легко, я даже практически не прикладывала усилий, но в какой-то момент пальцы заскользили по гладкой поверхности, и кончик железки проткнул мою ладонь.

– А-ай! – Я не удержалась и поморщилась.

Несколько алых капель упали на пол, и тут же из раздвижной панели выехал робот и стал тщательно вытирать поверхность тряпкой.

– Я же сказала, что ты должна действовать аккуратно! – Пиксиянка поджала губы, а две из её шести рук безвольно опустились вниз. – Ты поспешила.

Я почувствовала себя действительно бездарным ребёнком, который не может научиться складывать один и два. Поспешила, не поспешила – какая разница? Результат же есть. Я плюнула на жжение в ладони и сложила дурацкий металл пополам.

– Вот, я выполнила поставленную задачу. А рука, швархи с ней, заживёт. Тем более боли почти не чувствую.

Я разглядывала рану на ладони.

– Твой болевой порог поменялся из-за воздействия наноботов на нервную систему, – раздражённо ответила пиксиянка, – но это не значит, что ты должна безответственно относиться к собственному телу.

Собственному – ага, как же!

– Не понимаешь? – переспросила Лоретт, а затем взяла у меня металлическую палку и, держа её тремя руками, ещё тремя ловко завязала в узел, словно это была верёвка из самых обычных прядильных волокон.

– Но ка-а-ак?! – Я с изумлением посмотрела на хрупкую с виду девушку. Пшеничные волосы до лопаток, аккуратное лицо, чуть приплюснутый большеватый нос, плотный чёрный костюм, точь-в-точь как у Элизабет, разве что закрывает шею целиком и с перчатками. Единственное – шесть рук вместо привычных двух. – На вид ты просто девушка, такая, как я была раньше. У тебя тоже наноботы?

– Нет! – резко оборвала меня Лоретт. – Во-первых, никогда и никому не говори о том, что в твоём теле присутствуют эти молекулы! Даже слова такого не произноси! Меня посвятили в тайну сыворотки, но ты больше никому не сообщаешь эту информацию! – С нажимом, глядя прямо мне в глаза, она словно отчитывала меня. – Неужели тебя не предупредили? – Она прищурилась, а я промолчала в ответ. – Не будь ты сейчас на «Безымянном», они бы просто разнесли твой мозг к шварховой бабушке! Для Особого Отдела очень важно сохранить секрет сыворотки любой ценой, и если ты кому-нибудь ещё ляпнешь про наноботов, вопроса выбора, наплевать на вложенные в тебя деньги или сохранить тайну, не встанет. Поняла?!

Я сглотнула и судорожно передёрнула плечами. Такой исход событий как-то не приходил мне в голову.

Мой запоздалый кивок и ошалелый вид смягчили Лоретт, и продолжила она уже более терпеливо:

– …Во-вторых, настоятельно рекомендую тебе поскорее забыть прошлое и избавиться в речевых оборотах от конструкций «кем я была раньше», «в моей прошлой жизни» и так далее. Здесь никого не интересует прежняя Дженнифер, – снова жёстко одёрнула меня Лоретт. Умом я понимала, что она права, но всё равно было немного обидно слышать такие бездушно-холодные слова. – А насчёт внешности ты права, – продолжила пиксиянка, переключая внимание, – никто в здравом уме не сопоставит меня с трёхкратным чемпионом боёв без правил на спутнике Карридо.

Я потрясённо выпучила глаза. Карридо – планета-тюрьма с ядовитыми испарениями, на которой преступников заставляют добывать полезные для Федерации минералы, а на её спутнике ежегодно проводятся самые жестокие бои без правил не на жизнь, а на смерть, так как бойцам уже давно нечего терять.

Ядовитые испарения Карридо вызывают судороги, галлюцинации и сильнейшие боли. Даже самые здоровые гуманоиды могут прожить в этом адском месте от силы пять-восемь лет, а обычный человек не более года – слишком велика радиация и влияние атмосферы.

Нам рассказывали об этой планете ещё в школе, на уроке мировой политики, и уже тогда я была шокирована тем, что некоторые гуманоиды могут вот так просто записаться на бой, понимая, что в случае победы максимум, на что могут рассчитывать, – перевод на месяц на какой-нибудь астероид с более мягкими условиями, а в случае проигрыша наверняка расстанутся с жизнью.

«Не всегда смерть – это плохо, – сообщил тогда ошеломлённому классу учитель. – Бывают такие ситуации, когда смерть – это награда».

Я смотрела на шестирукую блондинку, и в голове у меня всплывали тысячи вопросов. Как она оказалась на спутнике Карридо? Было это заданием или её кто-то подставил? Может, она сидела в тюрьме за какие-то преступления и Особый Отдел её выкупил? Как смогла выжить среди ядовитых испарений?!

– Не спрашивай, – криво усмехнулась пиксиянка, прекрасно прочитав на моем лице эти вопросы. – Всё, что могу сказать, – в награду за успешное выполнение поставленной задачи на Карридо мне разрешили отойти от полевых заданий, и теперь я просто тренирую бета-агентов на «Безымянном».

Лоретт протянула мне связанный узлом прут, рукав её комбинезона чуть-чуть задрался, и на секунду под ним мелькнула полоска кожи. Или, если точнее, то, что раньше было ею: уродливые бурые рытвины, перечёркнутые многочисленными рубцами, будто кто-то пытался снять кожу с девушки.

– Ох… – вырвалось у меня.

Пиксиянка поправила рукав:

– Нечего меня жалеть, Джерри. Это всего лишь кусок кожи, пускай и большой площади. Вот я скажу «ох» на твоей могиле, если ты и дальше будешь отвлекаться от занятия, вместо того чтобы учиться…

Это было грубо, но действенно. Я выпрямилась и полностью сосредоточила внимание на металлическом пруте, завязанном в узел.

Пиксиянка молниеносно натянула рукав обратно и как ни в чём не бывало продолжила:

– Возвращаясь к нашему уроку. Твоя задача – научиться пользоваться своими способностями так, чтобы в тебе никто не заподозрил угрозу. Уж поверь, таких, как ты, нанимают не для статуса. В идеале ты должна будешь настолько слиться с окружением владельца контракта, чтобы тебя считали серой мышью, бестелесной тенью, ничего не значащей помощницей или комнатной собачкой. Ты – никто. А твоя внешность шестилетней девочки-ангелочка даёт тебе огромное, просто гигантское преимущество до тех пор, пока ты не начнёшь гнуть голыми руками железо на глазах у недоброжелателей.

– Но ты же сама мне дала задание согнуть этот швархов прут! – искренне возмутилась я.

– Аккуратно! Ключевое слово в моём задании было «аккуратно». В полевых условиях ты можешь выйти в туалет или спрятать руки под стол, а потом состроить невинные глазки и сказать: «Ой, случайно сломалось!» С твоей моськой тебе поверят. Но твои руки! – Она многозначительно указала на кровоточащую ранку на ладони. – У тебя из-за наноботов при огромной физической силе ещё и повышенный болевой порог, поэтому ты должна ответственно относиться к своему телу… – Ещё бы! – …и виртуозно владеть им, ювелирно напрягать каждую мышцу. Представь, тебе владелец подаст руку для рукопожатия, а ты не рассчитаешь силу и сломаешь её. Или случайно проломишь скафандр и станешь причиной его смерти в открытом космосе…

Лоретт неожиданно взяла меня за руку и сильно надавила на рану. Я почувствовала касание, но сродни тому, как ощущаешь десны и язык, когда отходит заморозка после укола стоматолога.

– …Чувствуешь? – спросила пиксиянка.

– Почти не чувствую боли.

– Это работа наноботов. Они пропускают сигнал в мозг, но лишь частично. Болевой порог нам дан, чтобы мы заботились о своём теле и не приносили ему серьёзных травм. Боль – это в первую очередь сигнал, что ты делаешь что-то не так. Например, если я голой рукой возьмусь за разгорячённый противень, то почувствую боль. Если продолжу держаться за него, то на этом месте появится ожог. Хороший агент должен уметь игнорировать боль тогда, когда ему это нужно, но помнить, что у всего есть своя цена.

Я растерянно кивнула.

– …Что ж, – подвела итог Лоретт, – двигаешься ты нормально, в жилой сектор тебя уже перевели, так что со следующей недели будешь ходить со всеми на общие занятия.

– Куда ходить?

– Учиться, разумеется. В группы по теории – с теми, кто только проходит курсы подготовки. На тренировки по физической подготовке думаю поставить тебя с полевиками, кто поддерживает форму между заданиями. Будет глупо с твоими возможностями держать тебя среди новеньких.

Это был наш самый длинный разговор с Лоретт за два месяца. Большую часть времени она предпочитала молчать или давать мне задания и наблюдать, как я с ними справляюсь, изредка отпуская колкие замечания. Причём задания были самыми разными и порой даже странными.

Тренер бета-агентов могла попросить меня пройтись по каюте с полным стаканом воды на голове или нарезать овощ левой рукой. Она регулярно требовала продемонстрировать, как я переворачиваю электронную бумагу. Поначалу мне показалось это глупостью, но, когда она попросила повторить эти же действия с закрытыми глазами, выяснилось, что я раздавила микросхемы.

Лоретт всегда была язвительной, немножко грубоватой и крайне неохотно шла на контакт. За всё время я смогла из неё вытрясти лишь то, что «Безымянный» – очень большой корабль с несколькими палубами. Это не просто флагман, а настоящий центр Особого Отдела. Именно здесь живут и учатся новички, сюда периодически залетают уже состоявшиеся агенты, чтобы подлатать себя или дождаться нового задания. На мой вопрос, почему всё проходит именно здесь, в космосе, а не на какой-нибудь планете, ведь содержать такую станцию было бы в сотни раз проще и дешевле даже на необитаемом астероиде, Лоретт посмотрела на меня так, будто я на её глазах решила добровольно подышать ртутью, и коротко процедила:

– Джерри, Особый Отдел – тайная организация. Формально нас вообще не существует. Как ты думаешь, где легче спрятаться – на поверхности планеты или в глубоком космосе?

Больше эту тему с пиксиянкой я не поднимала, да и как-то расхотелось перебрасываться лишними фразами. С тех пор как я увидела полоску её настоящей кожи, мне стало не по себе. Понятно, что пребывание на Карридо, да ещё и такое длительное – три года, – не остаётся без последствий, но теперь, всякий раз встречаясь с Лоретт, я чувствовала себя неуютно. Мне чудилось, что пиксиянка держит на меня зуб, ведь волею случая мне досталась новая внешность, а ей нет.

Каждый день утром и вечером меня навещал док. Я привычно отвечала ему, что чувствую себя хорошо, а уж для той, кто пережил смерть, так и вообще чудесно, но он всё равно проводил сканирование моего организма. Однажды заметил на моём лице тёмные круги под глазами.

– Ты плакала? – удивлённо спросил мужчина.

– Немного… во сне. Кошмары мучили, – соврала я.

На самом деле меня не мучили кошмары, наоборот – снились чудесные сны о родителях, сестре и её муже, о том, как они счастливы. И каждое утро я плакала, потому что мне безумно хотелось хотя бы на миг увидеть их, обнять, сказать: что бы ни случилось, я буду их помнить. Но почему-то признаваться в том, что отчаянно скучаю по родным, показалось неправильным. Особенно – после слов Лоретт.

Миттар спокойно выслушал меня, посмотрел, посветив тонким фонариком глазное дно и веки, и вышел из каюты. Вернулся уже с громоздким шлемом со множеством диодов и проводов, долго и тщательно выставлял на устройстве настройки, затем надел его на меня и включил, велев пару минут не двигаться.

Эти пару минут я не ощущала ничего, кроме легкого покалывания и чесотки сродни той, когда голову напекает знойным солнцем под шляпой и отчаянно хочется снять её и запустить в волосы пальцы.

После этой процедуры мне перестали сниться сны. Вообще любые. Ни кошмары, ни мечты, ни воспоминания. Я стала спать так, будто кто-то каждый вечер добросовестно вынимал из меня аккумулятор и ставил его на зарядку.

Что самое странное, после воздействия этого шлема плакать я перестала тоже. О родителях и Диане помнила, знала, что они живут на Танорге и раньше были мне самыми близкими людьми, но все эти воспоминания будто подёрнулись дымкой. Эмоции ушли глубже, чем вода уходит в недра земли в сердце пустыни. Путник может взять лопату и вырыть колодец в песке, но интуитивно будет понимать, что это бессмысленно. Без дождя вода в разрытой яме не появится. Так и я чувствовала, что даже если буду тщательно перебирать каждый момент в памяти, он уже не принесёт тех эмоций, которые я испытывала в прошлой жизни. Как будто какую-то часть меня заморозили и похоронили заживо.

В ночь перед тем, как Лоретт сообщила, что хочет видеть меня на групповых тренировках бета-агентов, я сквозь дремоту услышала шаги в своей новой каюте. Открыла глаза и резко села на гелевом матрасе.

Неожиданным визитёром оказалась Элизабет. Эльтонийка на этот раз была одета в роскошное сверкающее вечернее платье с длинным шлейфом, волочившимся за ней по полу, и немыслимым разрезом на бедре, доходящим практически до уровня пупка. Каким образом оно держалось на ней так, чтобы выглядеть прилично – отдельный вопрос, стоящий немалых размышлений. Такие платья я видела до сих пор лишь на знаменитых звёздах, когда смотрела прямые трансляции с фестивалей голоиндустрии. По замедленным движениям и тяжёлым шагам сразу стало понятно, что Элизабет крайне устала.

– Не спишь? Хорошо, – выдохнула она, даже не посмотрев в мою сторону.

Набрала на панели управления каютой быструю комбинацию, дождалась, когда материализуется барная табуретка, подошла к ней и выругалась, поняв, что в своей одежде просто не сможет забраться на высокое сиденье. В мгновение ока в её руке мелькнул словно ниоткуда взявшийся нож. Эльтонийка ловко откромсала внушительный кусок подола и спокойно уселась на табурет.

– Всё равно не моё платье. – Элизабет пожала плечами. – Пускай Каролайн вообще скажет спасибо, что я взялась за её задание. Майк отказался со словами, что у него не получится достоверно сыграть эльтонийку.

В последней фразе явственно проступили нотки возмущения.

– Каролайн – агент алеф-класса? – на всякий случай уточнила я.

– Да, а Майк – типичный бета. Ему бы только всё взрывать и взрывать… – Красотка поморщилась так, словно откусила хот-дог, а в него вместо обещанного кетчупа положили ненавистный майонез. – Мы работаем в тройке, обычно они двое – полевики, а я их страхую. Но не в этот раз… А, ладно. – Элизабет махнула рукой. – Я пришла не на жизнь жаловаться, а сообщить, что поговорила с начальством и согласовала для тебя курс сигма-класса…

Она внимательно на меня посмотрела, но я продолжила безмолвно сидеть на матрасе. А что мне оставалось делать? Выражать шумную радость по поводу того, что одно неизвестное будущее заменяется другим? Странно и глупо. Не факт, что и это сообщение не какая-то внутренняя проверка Особого Отдела.

– …А ты, я смотрю, не очень-то эмоционально восприняла эту новость, – протянула Элизабет задумчиво.

На этот раз я пожала плечами:

– Сигма так сигма. Я рада, что не алеф, но не очень понимаю, как это повлияет на моё дальнейшее обучение, а потому не могу прореагировать как-то более эмоционально.

Эльтонийка кивнула, принимая ответ.

– Это означает, что у тебя начнётся учёба уже с завтрашнего дня. Одежда у тебя уже есть, а всё остальное принесёт робот – я позабочусь. Расписание занятий будет на твоём коммуникаторе…

Она направилась к выходу из каюты и, уже переступая порог, загадочно бросила мне:

– …Приятно видеть, что у тебя есть задатки тени.

И вот что это значило? Видимо, таким образом Элизабет своеобразно похвалила меня за то, что я не стала прыгать на матрасе и хлопать в ладоши после её известия, ведь тень – это что-то беззвучное, не имеющее собственных желаний и практически невидимое. Что-то мне подсказывает, что прореагируй я на её слова по-другому, меня всё-таки против воли, но записали бы в алеф-класс.

Так ничего не решив, я повалилась обратно на мягкий гель. Утро вечера мудренее, если, конечно, в космосе применимы такие слова, как «утро» и «вечер».