Сборник статей
Университетский вопрос в России
Что же касается конкретных казусов и соответственных практических занятий, то они показывают в лучшем случае значение некоторых гражданских законов для частных интересов воображаемых сторон, к тому же обыкновенно при особых и исключительных комбинациях обстоятельств, ибо только такие особые и исключительные комбинации обстоятельств и соответственные юридические фабулы представляют особые затруднения и особый интерес для решения подлежащих запутанных и сложных юридических вопросов и они именно избираются для «практических занятий» интересующего нас типа.
Воображение, будто эти практические занятия могут дать понимание смысла и значения норм и институтов гражданского права – той системы права, на которой зиждется современный экономический и культурный строй общества, и отдельных норм и институтов как звеньев и элементов этой сложной системы, – представляет наивность, свидетельствующую только о неудовлетворительном состоянии современной науки гражданского права или, правильнее, о научной отсталости тех, которые когда-то ознакомились с точками зрения и приемами исследования Иеринга и его школы, а дальше уже и не пошли.
Гораздо резоннее и осмысленнее тот аргумент в пользу занятия решениями казусов, что оно доставляет учащимся практическую подготовку к их будущей деятельности как судей, адвокатов. Но и в этот аргумент следует внести оговорку. Совершенно ошибочно полагать, будто решение десятка или даже двух десятков казусов, хотя бы и весьма остроумно и интересно составленных, может сыграть сколько-нибудь серьезную роль в деле подготовки к практической судебной или адвокатской деятельности. Неизмеримо успешнее и продуктивнее в этом направлении, т. е. в доставлении учащимся казуистической сноровки, действует приспособление общих курсов к этой цели, как это делается, например, со стороны французских преподавателей права, особенно гражданского. В их лекциях содержится обыкновенно богатейшая казуистика излагаемых положений права, указание всевозможных hypotheses, т. е. комбинаций разных случаев и способов применения общего юридического положения или комментируемого конкретного закона.
Кто видит цель юридических факультетов в доставлении казуистической сноровки и вообще в ремесленной дрессировке будущих адвокатов и т. п., тому следует обратить внимание на характер и направление общих курсов, лекций и печатных руководств, а не уповать на решение нескольких юридических казусов путем «практических занятий».
Мы полагаем, что профессиональная сноровка в достаточной степени с большею легкостью и с еще большим успехом достигается после окончания университета путем практического стажа – юридические же факультеты доставить практическую, профессиональную подготовку своим слушателям вообще не могут; для понимания этого, кроме других, более глубоко лежащих оснований, изложение коих потребовало бы здесь слишком много места, достаточно принять во внимание, сколь разнообразны и разнородны те профессии, по которым распределяются оканчивающие юридические факультеты. Если бы юридические факультеты вздумали доставлять соответственные практически-профессиональные сноровки, то они погнались бы за столькими зайцами, что, наверно, ни одного бы не поймали.
Так (неточно) называемые юридические факультеты должны доставлять научное образование в сфере общественной жизни и ее правовой, государственной и иной организации и нормировки. Сверх догматики определенного положительного права (на почве коей только и мыслима казуистика в виде решения казусов и т. п.[11]) юридические факультеты должны доставлять образование и в сфере теории и политики права (законодательной политики), истории права, экономических наук и обществоведения и государствоведения вообще. К сожалению, некоторые из соответственных наук отсутствуют теперь на юридических факультетах совсем или находятся в загоне, так что теперь эти факультеты дают только отрывочные и весьма неполные сведения даже в области науки права в тесном смысле. Но о пополнении разных вопиющих пробелов общего образования в сфере юридических в тесном смысле, общественных и государственных наук мы не думаем, а измышляем разные возможные и невозможные специальные практические занятия, чтобы чем-либо заполнить время и занять студентов-юристов.
Лучше других из упомянутых наук (кроме догматики) поставлена история права. Но и тут дело ограничивается историей римского права и историей русского права (в качестве неглавного предмета[12]). Общей же истории права, даже самого беглого обзора развития человеческих организаций, правовых учреждений, нет вообще. Отсутствует и история права славян, так что оканчивающие русские юридические факультеты о правовых учреждениях славян и об истории этих родственных прав никакого понятия не имеют. Если спросить оканчивающих наши юридические факультеты, что такое, например, законы благоверного царя Стефана (Законник Душана) или статуты Винодольский, Полицкий или, например, Вислицкие статуты, закони задружни и т. п., не говоря уже об их содержании и происхождении этих по меньшей мере достойных внимания памятников права и о современных их действию правовой организации и правовом быте соответственных славянских народов, то на лице наших владельцев дипломов первой и второй степени изобразилось бы только недоумение. Некоторые, пожалуй, сумели бы сказать относительно некоторых из этих крупных памятников славянского права, в каком царстве и государстве и в каком веке они были изданы, но и такие сведения из истории права были бы остатком гимназических воспоминаний, а не университетского образования, полученного на том факультете, который, судя по названию, должен был бы давать некоторую ориентировку в мире права и его истории.
При этом (как и вообще при обсуждении вопросов будущей университетской реформы) следует принимать во внимание, что университеты не учебные только, но и ученые учреждения, что от них зависит не обучение юношества только, а и судьба и развитие наук, что отсутствие какой-либо важной кафедры в университетах вредит и науке, а не только обучению. Например, вследствие отсутствия кафедры истории славянского права в университетах существует у нас дефект и существенный пробел и в сфере науки (вредный и в политическом отношении с точки зрения общеславянских интересов). С другой стороны, создание такой кафедры в университете не только дало бы толчок к богатому развитию соответственной науки, но и оказало бы плодотворное влияние, например, и на науку истории русского права, науку истории России вообще, а равно и на разные науки, касающиеся славянского мира.
V.
Забота об устранении по крайней мере наиболее существенных и поразительных пробелов общего общественно-юридического образования, доставляемого юридическими факультетами, во всяком случае представляется более настоятельною и логичною, чем изыскивание таких специальных практических занятий, которыми бы можно было как-либо заполнить лишнее свободное время юристов. Если же не ограничиваться заплатами наиболее поразительных и неприличных прорех в теперешнем научном рубище юридических факультетов, а устроить систему кафедр на этих факультетах сообразно современному уровню развития общественных, в частности юридических, государственных и экономических наук, тогда не только не пришлось бы сетовать об излишке свободного времени у студентов этого факультета и искусственно заполнять его чем и как попало, но возник бы прямо противоположный вопрос – о рациональных приемах предупреждения переобременения учащихся, о невозможности для них изучить одинаково подробно и специально все науки этого факультета.
Другими словами, тогда возник бы сам собою и неминуемо вопрос об учреждении на юридическом факультете специальных отделений. Таких отделений могло бы быть образовано три: 1) государственных наук; 2) судебно-юридических (цивилистика, криминалистика и уголовный и гражданский процесс); 3) экономических наук. Первые два года могли бы быть посвящены прохождению тех дисциплин, которые в сфере наук, обнимаемых факультетом, имеют основное и общеобразовательное значение (в том числе отсутствующих теперь на юридических факультетах: социологии, философии права, теории государства, общей истории права, истории славянского права, а равно и необходимых вспомогательных наук: психологии и этики), с третьего курса шли бы разветвления. Специальное изучение римского гражданского права, а равно и гражданского и уголовного судопроизводства с их перечислениями и т. п., дающими больше пищи для памяти, нежели для ума и мысли, – дисциплин, необходимых тем не менее для цивилистов и криминалистов (в том числе для судей и адвокатов), но не необходимых для экономистов, администраторов, дипломатов и т. п., – могло бы быть отнесено (наряду с обстоятельным и специальным изучением гражданского, торгового общего и морского торгового права, вексельного права и т. д.) ко второму отделению[13]; таким образом, от этого для весьма многих не необходимого балласта были бы освобождены избравшие первое или третье отделение, получающие зато достаточно полное, глубокое и обстоятельное образование в интересующем их направлении. В Петербургском университете желательно образование еще четвертого отделения – международного или дипломатического (им бы интересовались специально с практической точки зрения будущие дипломаты, консулы и т. д.; некоторые бы устраивали разные комбинации с науками восточного факультета).
Название «юридический факультет», и теперь уже неудачное и вводящее в заблуждение поступающих в университеты юношей и публику, следует заменить названием «факультет общественных (или общественно-юридических) наук».
Мы ограничились пока грубыми штрихами и краткими намеками о надлежащем устройстве общественного факультета, имея в виду не дать готовый план, а только подчеркнуть необходимость его разработки. Но и этих кратких намеков достаточно для всякого, кто знаком хотя бы в общих чертах с теперешним состоянием общественных, в особенности государственных и экономических, наук, чтобы убедиться, что должно и можно так преобразовать «юридические факультеты», что и образование юношей было бы неизмеримо успешнее теперешнего, и развитие разных, теперь у нас не представленных в университетах вовсе или лишь прозябающих общественных наук получило бы могучий толчок к развитию и процветанию.
Об этом, а по крайней мере о заполнении наиболее вопиющих пробелов и прорех в общем общественно-юридическом образовании, и следует заботиться, а не раздумывать над тем, нельзя ли занять время студентов решением казусов о Тиции, Сее и проданном первым второму рабе Панфиле или чтением, переводом и разбором латинских текстов теми, кто к этому совсем не подготовлен и не питает решительно никакого интереса ввиду того направления образования, которое ему желательно приобрести.
Мы, впрочем, отнюдь не возражаем против существования таких и т. п. «практических занятий» на юридическом факультете. Кто из учащихся специально интересуется цивилистикою и римским правом и достаточно подготовлен к юридическому разбору римских текстов и решению казусов, пусть принимает участие в этих занятиях. Кто из доцентов приобрел достаточно глубокое знание римского права и его истории, чтобы вести с успехом эти практические занятия, пусть их ведет.
Достигнуть вообще развития разных специальных «практических» (и лекционных) курсов желательно и можно путем возбуждения обильного притока сил к университетскому делу вообще и надлежащего устройства и обеспечения доцентуры в особенности (ср. выше, с. 55–56).
Но то, что теперь в этой области делается, весьма мало соответствует высоте и достоинству университетского преподавания.
Особенно ненормальное явление представляет двусторонняя неподготовленность к этим занятиям – как на стороне учащихся, так и на стороне учащих. Есть, конечно, изъятия, но во всяком случае некоторые из ведущих учрежденные недавно «обязательные практические занятия» должны были бы прежде всего сами учиться; если же они взялись (слишком рано по существу) за учение других, посвящая этому время, необходимое для собственного учения, и получая за эти жалкие занятия до смешного жалкое вознаграждение, то это может быть объяснено только принудительным давлением обстоятельств.
Приготовляющимся к профессорскому званию следует не мешать, а, напротив, доставить возможность приготовляться; их следует так обеспечить, чтобы они могли действительно приготовляться к профессорскому званию, чтобы они не были вместо этого принуждены пускаться на такие печальные заработки, препятствующие им без пользы для других работать и учиться.
Не менее ненормальна фикция особой «обязательности» этих «практических занятий» – большей обязательности, нежели обязательность посещения лекций настоящих и зрелых ученых и профессоров; неправильно предположение принудительного привлечения всех студентов к участию в этих занятиях особыми мерами контроля и понуждения (какие не существуют для лекций).
Уже в начале, при введении новой системы, трудно было верить в осуществление этого предположения, а теперь, после годичного опыта, построение всей системы этих «обязательных практических занятий» с делением всех студентов на группы и т. д. на этом, естественно, не оправдавшемся предположении приобрело характер отсутствия серьезного убеждения и даже простой правдивости в основе всей этой системы.
Все это вместе может способствовать только унижению авторитета и достоинства университетского преподавания и нуждается в немедленном и коренном пересмотре и упорядочении.
VI.
При условии разумной постановки института специальных курсов путем обеспечения и развития штатной и приватной доцентуры желательно и разовьется само собою предложение разных специальных практических занятий не только на почве римского права и других «главных» предметов, но и на почве других наук юридического и других факультетов.
В частности, что касается главных типов специальных практических занятий по юридическим в тесном смысле наукам, т. е. решения казусов и разбора источников и памятников права, то мы готовы признать желательность их существования и в области, например, науки международного, церковного, финансового права и т. д. Ничего не имеем и против предложения всевозможных других практических занятий для юристов, кроме разбора памятников и решения казусов.
Теперь, между прочим, ввиду «могущественной поддержки» практических занятий (как выражается автор одной недавно появившейся брошюры, содержащей гимн в честь этих занятий и филиппику против лекционной системы) идет откапывание разных старых предложений относительно возможных видов практических занятий на юридических факультетах и придумывание новых сортов. В частности, предлагаются разные приемы ознакомления слушателей «с техническими действиями их будущей общественной и государственной деятельности и службы», с канцелярским делопроизводством, составлением служебных бумаг и т. п. Предлагается устраивать театрально-судебные представления в университете: «При решении целых уголовных, гражданских и административных дел, несомненно, допустима некоторая театральность, распределение ролей лиц, участвующих в процессе, между разными учащимися, выполнение всех формальных условий настоящего официального действия, составление судебных, канцелярских, нотариальных и иных актов и пр.»[14]. Рекомендуется, далее, «осмотр различных государственных, общественных, промышленных, научных, художественных, религиозных и др. учреждений, законодательных, административных и судебных мест – всего перечислить нельзя. Осмотр по крайней мере главнейших учреждений и установлений, которые изучаются той или другой наукой права, является совершенною необходимостью для укрепления знаний учащихся, для того, чтобы сделать эти знания более жизненными, более близкими к тому знанию, которое дается только действительностью».
С осмотрами сходны командировки студентов в разные учреждения для разных занятий: «По прохождении известного предмета, например уголовного или гражданского процесса или консульского права и т. п., учащиеся могут быть отправляемы на некоторое время в суд, или в камеру консула, или в присутственные места финансового ведомства и т. п. для ознакомления на деле с тем, о чем они получили первоначально отвлеченное представление, причем им могут быть поручаемы некоторые несложные действия в подобных учреждениях» (с. 64).
Весьма важную роль в предполагаемой системе играют особые институты для каждой юридической науки или родственных групп их, содержащие разные кабинеты, музеи; здесь, между прочим, хранятся «собрания моделей разных государственных и общественных мест и сооружений, образцов употребляющихся в них предметов, бумаг и т. п. до форм отдельных ведомств включительно». Желательно было бы перенесение разных государственных и т. п. установлений в эти юридические институты в подлинном виде, но «во многих случаях, конечно, пришлось бы переносить в университет не само установление [например, добавим от себя в пояснение, трудно было бы перенести для постановки в юридическом институте Мариинский дворец или Сенат с Синодом, особенно ввиду соединения этих двух установлений аркою], а некоторое его подобие. Например, многие указывают на необходимость приспособления одной из аудиторий к службе в виде залы заседаний суда. Примерные разбирательства различных дел могут происходить там с подобающей обстановкой» (там же, с. 65).
«Главную часть институтов составляют разные помещения для работы учащихся и учащих». Причем необходимо, чтобы эти помещения были обильны и обширны и чтобы они были снабжены всеми приспособлениями для постоянного (впрочем, дневного только) пребывания и работы учащих и учащихся. «Так, желательно, чтобы каждый учащийся имел свой стол с письменными принадлежностями, ящиками, полками для книг, конторкой и пр.». Еще больший комфорт доставляется профессорам и их помощникам («рабочие кабинеты профессора и его помощников со всеми удобствами» и т. д. (с. 67 и сл.)).
Что касается финансовых затрат на эти здания, музеи, коллекции и т. д., то «все жертвы… будут сторицею оплачены благоденствием родины» (с. 66).
Для правильного своего развития «занятия со студентами должны быть обставлены на юридических факультетах так же широко, как они обставлены на естественных и медицинских» (любимая идея и общее место прежних и теперешних любителей практических занятий). «Если желают, чтобы страна получала действительно просвещенных, вооруженных знаниями и умением, воспитанных государственных и общественных служащих и деятелей… высшее юридическое преподавание должно быть обставлено такою же щедрою рукою, как на других, более счастливых факультетах» (там же).
Сообразно с этим «профессора должны быть окружены помощниками, теоретиками и практиками, преподающими под их руководством… Вместо того чтобы предоставлять профессорам-юристам лишь временное помещение для чтения отдельных лекций, университет должен поставить каждого из них во главе целого учебно-ученого института. Если мы вспомним, какую роль призваны играть воспитанники юридических факультетов в народной и государственной жизни, согласимся, что все жертвы на лучшую подготовку их будут сторицей оплачены благоденствием родины. Если не жалеют средств на подготовку тех, от которых зависит народное здоровье, то возможно ли проявлять излишнюю бережливость тогда, когда речь идет о лицах которые призваны…» и т.д. (там же).
Каждый профессор делается главноначальствующим над всеми помещениями, музеями и целым штатом помощников и служащих. «Руководству его подчинены все служащие, состоящие при институте. Его распоряжения обязательны для лиц, работающих в нем». Не только для руководителей-надзирателей, но и для учащихся пребывание в стенах этих заведений, по крайней мере в рабочее время дня, обязательно и необходимо. Для этого, впрочем, студенты не запираются на ключ вместе с руководителями, гипсовыми моделями и другими «подобиями», а только подвергаются мерам косвенного понуждения. Для тех студентов, «занятия которых не находились под постоянным надзором и руководством преподавателей, испытание должно быть, конечно, гораздо сложнее, подробнее, требовательнее» (с. 71). Начало равенства и справедливости экзаменов, добавим в пояснение от себя, как и справедливости в прочих областях жизни, – вещи относительные, и совершенно непрактично возводить их в какие-то священные и абсолютные принципы. Напротив, путем разных модификаций так называемой «справедливости» и отступлений от нее можно подчас достигнуть весьма практичных и полезных результатов. От всяких иллюзий в этой области и сентиментализма следует отучить будущих судей, администраторов и т.д. уже в школе!
Приведенные выше идеи и образцы практических занятий далеко не исчерпывают всего того, что предлагается проф. Казанским и другими приверженцами реформы современного университетского преподавания на почве практических занятий и что можно было бы придумать во исполнение их воззрений на надлежащую постановку университетского вообще и специально юридического преподавания. В особенности та любимая идея сторонников практических занятий, что эти занятия должны возможно ближе приводить учащихся в соприкосновение если не с настоящею жизнью во всех ее проявлениях и полноте (что особенно в случае заточения в музеи и институты затруднительно), то по крайней мере «с возможно более реальными заместителями жизненного опыта», «с более или менее удачными заместителями» реальных предметов и явлений» (с. 51), с «некоторыми подобиями» их, допускает весьма широкое развитие и применение: в этом направлении можно придумать несметное множество видов и разновидностей практических занятий, даже более последовательно и лучше воплощающих идеи авторов разных проектов этого рода, нежели те виды практических занятий, которые они сами указывают.
Вместо или наряду с осмотром и изучением моделей присутственных мест и учреждений, например Сената, Синода, Государственного совета, можно было бы устроить и «некоторые подобия» заседаний в этих учреждениях. Можно было бы заказать и закупить в юридические музеи массу «подобий», кукол, изображающих сенаторов, членов Государственного совета и чинов иных ведомств и учреждений в подлежащих мундирах («формах отдельных ведомств») со звездами и орденами, а во всяком случае «некоторые подобия» важнейших по крайней мере сановников разных ведомств: приобретение «подобий» всякого мелкого чина всех ведомств в подлежащих мундирах, к сожалению, слишком дорого бы обошлось – даже при том обильном и щедром снабжении средствами юридических институтов и музеев, каких требует от казны, например, проф. Казанский, не посовещавшись, вероятно, предварительно с Министерством финансов. И вот, имея в распоряжении такие «подобия», таких «заместителей» действительности, можно было бы устраивать и «подобия», «изображения» заседаний. Профессор руководил бы и распоряжался, приказывал бы специально обученному этим практическим занятиям педелю взять с такой-то полки шкапа № такой-то столько-то, например десяток, сенаторов, захватив по дороге и одного обер-прокурора, и устроить заседание департамента, потом послал бы педеля с корзиной за новыми сенаторами и устроил бы Соединенное присутствие Первого и Уголовного кассационного департаментов и т.д. Ведь не в стенах дело, не в форме зданий, представляемых гипсовыми моделями, и даже не в форме зала присутствий, а в самих присутствиях. Мы следуем лозунгу, что не учреждения важны, а люди! Важна не форма зала для заседания, а что в нем делается, какие заседания там происходят и кто заседает.
А если еще заказать подвижные и говорящие куклы!.. Какие практические занятия тогда можно было бы производить, какие государственные, судебные и административные театральные представления тогда можно было бы устраивать! (Государство может и должно доставить необходимые средства! Все эти жертвы будут сторицею оплачены благоденствием родины.)
Таков институт государственного права. Что же касается института международного права и его музеев для производства практических занятий по наглядному методу «заместителей» и «подобий» действительной жизни, то они должны были бы состоять из двух отделений.
Необходимо, прежде всего, сухопутное отделение с солдатиками в надлежащих формах по крайней мере главнейших народов, принимающих участие в международном общении, с разными видами так называемых некомбатантов, с китайскими девицами, бурскими фермами и т.п. (для иллюстрации новейших успехов международного права); здесь же должны быть полевые лазареты Красного Креста с белыми флагами, блиндированные поезда, разные дозволенные и недозволенные виды оружия, пули дум-дум, разрывные снаряды (разумеется, только некоторые подобия, чтобы выстрелы и взрывы во время практических занятий по международному праву отнюдь не убивали и даже не ранили производящего эти практические занятия профессора и его учеников, а тем более мирных обывателей), послы с их штатами, орденами и ливреями, модели дворцов посольств, зал для конгрессов и конференций – «всего перечислить нельзя».
Но, затем, необходимо и морское отделение, особенно для производства практических занятий из области морской войны, разных видов блокады, каперства, призового права и т.д. Для сего необходим при каждом институте особый международно-правовой пруд или по крайней мере большая юридическая лужа с некоторым подобием Дарданелл, Суэцкого канала и т.д., с достаточным (например, для понятия эффективной блокады!) числом военных корабликов разных типов, несколькими торговыми корабликами (причем некоторые из них должны быть нагружены разными подобиями военной контрабанды, другие приноровлены к каперству и т.д.) и вообще всем необходимым для того, чтобы юридическая лужа могла служить ареною для производства с надлежащею обстановкою, возможно ближе напоминающею действительность, практических занятий по специальности автора упомянутых выше предложений, т.е. по международному праву.
План надлежащей постановки преподавания на юридических факультетах проф. Казанского написан так заманчиво, что поневоле забываешь совсем о Министерстве финансов и начинаешь увлекаться…
Впрочем, с некоторыми из его предложений я не могу согласиться. Так, я боюсь, как бы некоторые из предлагаемых им практических занятий не сделали слишком большой конкуренции цели доставления учащимся, между прочим, и научного образования в области права, чтобы они не лишили учащихся возможности заняться, между прочим, и научным изучением права. Последнее, как и вообще всякое познание права, следует, конечно, строго отличать от обучения составлению официальных и иных бумаг и актов и вообще техническим приемам разных профессий, ведомств и служб, а равно и от теоретического или наглядного ознакомления с явлениями этого рода. Тем более не следует смешивать право и научное познание его принципов с различными установлениями, «законодательными, административными и судебными местами» и осмотром их в подлинном виде на месте или в виде гипсовых моделей в музее. Если, например, почтенный автор книги о рациональной постановке преподавания права говорит о необходимости «осмотра по крайней мере главнейших учреждений и установлений, которые изучаются той или другой наукой права» (с. 64), то это и т.п. указания сторонников наглядного преподавания права возбуждают сомнения, ясно ли им, что такое право и что «изучается той или другой наукой права». Право и его учреждения (нормы и институты права) есть нечто невидимое и никакому осмотру или иному изучению по наглядному методу любителей практических занятий по существу своему не поддающееся. Его учреждения строятся не из камня или кирпича на площадях, а из норм права, особых явлений духа человеческого – правил и убеждений относительно того, к чему кто обязан, так что другим – государству, частным лицам и т.д. – принадлежит притязание на соответственное поведение. Те учреждения, изучение коих автор приписывает «той или другой науке права» и осмотра коих он поэтому требует от изучающих право, описываются у Бедекера и в иных путеводителях и описаниях городов, буде они действительно достойны осмотра и описания, но не только «тою или другою», а никакою наукою права не изучаются, ибо предмет науки права совсем другой – не только не кирпичный, а вообще не материальный, но идейный, поэтому ни о каком наглядном методе изучения права и речи быть не может и о подражании анатомическим театрам, физическим и химическим лабораториям, медицинским клиникам и т.п. следовало бы перестать наконец говорит и мечтать. Тут дело вовсе не в каком-то случайном и несправедливом предпочтении естественных и медицинских наук и факультетов, а в существенном различии предметов этих наук и наших.
Поэтому мы не советуем переносить Сенат и Синод в университет не только из боязни, как бы они не развалились в дороге или не произошло других затруднений и бедствий при перевозке столь больших и громоздких предметов в рекомендуемые музеи при юридических факультетах, но и потому, что мы, юристы, этих предметов вообще не изучаем, они предмета науки права вовсе не составляют. Поэтому и все те «некоторые подобия» сих установлений, «собрания моделей разных государственных и общественных мест и сооружений» (с. 65), которыми проф. Казанский и подобные ему мечтатели наполняют в своем богатом воображении юридические факультеты и музеи, мы советуем бережно запаковать и послать их лучше всего «гражданским инженерам»: может быть, некоторые из них им понадобятся. А нам, представителям науки права – профессорам и студентам, ни подлинные «места» и «учреждения», ни гипсовые модели их не надобны; эти предметы и музеи даже, пожалуй, нам и положительно нежелательны, а то, чего доброго, и студенты-юристы станут смешивать правовые учреждения с теми учреждениями, которые можно осматривать в подлинном виде или в виде «некоторых подобий», гипсовых и иных, особенно если их заставить сидеть целый день взаперти среди этих подобий и оглуплять их еще и иными средствами по новым методам университетского преподавания (о них ниже).
Но несмотря на эти разногласия, касающиеся существа и предмета наших наук, я все-таки готов допустить всякие практические занятия – не только те, которые предлагает проф. Казанский, но даже и всевозможные более радикальные изобретения в этом направлении; рассуждения проф. Казанского об университетском преподавании отличаются среди литературы этого направления сравнительною умеренностью и рассудительностью и заключают в себе наряду с ошибками и увлечениями и разные вполне серьезные и достойные внимания мысли и указания. А есть гораздо более радикальные приверженцы коренной реформы университетского преподавания на почве практических занятий. И вот я готов допустить все возможное и невозможное, уже изобретенное и имеющее быть изобретенным в деле практических занятий, но только при указанном выше условии, т.е. не на почве принудительного заведения наскоро или даже и медленно придуманной обязательной для факультетов системы, а на почве надлежащего устроения доцентуры и свободного предложения разных специальных практических и иных курсов (желающим их проходить) под контролем факультетов. Действительно серьезные и образованные доценты, уважающие науку, настоящие академические люди и ученые, хотя бы и молодые, не предложат ничего роняющего достоинство университетского преподавания, а в случае такого предложения или просто предложения, разумного смысла в университетском деле не имеющего, оно не выдержит факультетской критики.