Коллектив авторов
Золотой стандарт: теория, история, политика
И. М. Кулишер Краткая история денежного обращения от средних веков до нового времени
Печатается по изданию: Кулишер И. М. История экономического быта Западной Европы. Челябинск: Социум, 2004. Т. I, с. 368—90; т. II, с. 341—97.
Глава 1 Денежное обращение и денежная торговля в позднее Средневековье
В позднейшее Средневековье денежное хозяйство постепенно проникает во все сферы экономической жизни. Не только в городах обмен совершается при посредстве денег, но и в поместьях, как мы видели выше, натуральные повинности и барщина превращаются в денежные платежи. Однако развитие хозяйственной жизни в этом направлении сильно тормозилось недостатком в деньгах, недостаточным количеством благородных металлов, обращавшихся в стране.
Весь запас благородных металлов к концу XV в. Лексис определяет в 7 млн кг, или 1200—1300 млн марок, серебра и 500 кг, или 1000 млн марок, золота, а всего в 2—2,5 млрд марок. По другим вычислениям, этот запас не превышал 1 млрд (Пешель), 680 млн (Якоб) и даже 500 млн марок (Лербуа)[1].
Возьмем ли мы, однако, более высокую или более низкую цифру, мы должны во всяком случае иметь в виду, что в предшествующие концу XV в. столетия этот запас был еще значительно меньше, ибо лишь во второй половине XV в. добыча серебряных рудников (в Саксонии, Богемии, Тироле, Венгрии, Зальцбурге) сильно возрастает. Лексис определяет добычу серебра в 1260—1450 гг. в 27 тыс. кг ежегодно и лишь в 1450—1500 гг. в 44 тыс. кг; добыча золота и серебра вместе составляла, по его вычислениям, 11,9 млн марок ежегодно до половины XV в. и 14,8 млн марок в конце XV в. Далее, не следует упускать из виду, что приведенные выше цифры означают весь запас драгоценных металлов, а не одну лишь обращающуюся в стране монету. Между тем, по словам того же Лексиса, из 7 млн кг серебра – запас в 1500 г. – большая часть состояла из предметов украшения, посуды и т.д. и меньшая часть приходилась на долю средств обращения. Мало того, значительное количество последних извлекалось из оборота и сохранялось в качестве сбережений, скопляясь в руках отдельных лиц и корпораций; нередко они зарывались в землю (например, в больших размерах во Франции во время Столетней войны с Англией) или же отдавались на хранение церквам и монастырям. В подвалах последних, например ордена тамплиеров, ордена иоаннитов, Тевтонского ордена, скоплялись нередко огромные богатства, как в слитках, так и в монете и всевозможных украшениях из золота и серебра[2].
Недостаточность средств обращения подтверждается теми значительными затруднениями, которые вызывал всякий крупный платеж. После того как Ричард Львиное Сердце отнял у населения десятую часть имущества на Крестовый поход, доставление выкупа его из плена в размере 150 тыс. марок серебра кёльнского веса представило огромные трудности: пришлось переплавить в монету церковную утварь, в особенности кубки[3]. Ввиду недостатка в монете издаются распоряжения о том, чтобы всякий принес третью часть своих вещей из золота и серебра на монетный двор для перечеканки их в монету, причем иногда эту монету население получает лишь по истечении известного времени; следовательно, происходит принудительный заем (во Франции в 1313, 1332 и других годах). Ювелирам же запрещается выделывать предметы свыше определенного веса, или вообще их производство временно приостанавливается[4]. Короли неоднократно вынуждены были прибегать вследствие крайней нужды в деньгах[5] к выпуску кожаных денег[6] – прототипу современных бумажных денег. Более ранние виды денег (различные продукты, неметаллы) хотя и встречались несравненно реже, чем в предшествующий период, но все же не выходили из употребления. Так, хлеб (смолотый) составлял нередко платежное средство[7]; существовало выражение Korngeld, в противоположность Pfenniggeld (монета); монетный двор в Моравии еще в ХIII в. платил королю за откуп монеты красным сукном[8]. Другие товары фигурировали даже в области международной торговли в качестве денег: в итальянских источниках ХII в. находим обещание погасить обязательство на 1/3 перцем, на 1/3 бразильским деревом и на 1/3 квасцами и ладаном, при отсутствии же последних товаров – одним лишь перцем[9]. Генуя еще в 1378 г., нуждаясь в значительных средствах на отправление посольства, объявляет, что она готова сделать заем в перце, обещая вернуть его в монете или в том же натуральном виде[10]; а в Германии имеется постановление конца XV в., которым подтверждается – хотя, по-видимому, уже безрезультатно – обязанность при отсутствии монеты (которая названа уже просто деньгами) принимать товары в качестве платежа[11].
Недостатком монеты объясняются и постоянные запреты вывозить золото и серебро в слитках[12], монете и утвари или уплачивать ими по векселям без особого каждый раз разрешения короля[13]; отсюда и требование, чтобы приезжие купцы приобретали на всю вырученную в данном месте сумму товары (в Венеции, в Англии). Впрочем, запрет вывозить слитки и монету вытекало также из других соображений. Короли желали извлечь доход из лицензий, выдаваемых на право вывоза монеты и слитков; этим путем они, наполняя свои сундуки, в действительности обходили запрещение (в Англии Генрих VII). Или же эти запреты имели целью предотвратить отлив из страны лучшей монеты, вывоз которой только и запрещается, как это было, например, во Франции в годы особенно сильной порчи монеты[14].
Допш в новейшем своем труде старается доказать, что натуральное и денежное хозяйства (в смысле отсутствия денег в качестве посредника в платежах в первом случае) не представляют собой две различные эпохи, из которых последняя следует за первой, а существуют одновременно во все периоды хозяйственного развития. При этом он совершенно упускает из виду количественный момент. Конечно, зачатки денежного хозяйства появляются уже весьма рано, в частности мы находим их уже в раннее Средневековье, но это были только зачатки, и лишь мало-помалу платежи в натуре стали вытесняться денежными. Допш вполне правильно указывает на то, что и в позднее Средневековье натуральная форма сохраняется еще в значительных размерах при уплате оброков и чиншей, при вознаграждении чиновников, при взносе податей и т.д., но из этого еще вовсе не следует, что кредитное и меновое хозяйства, так же как кредитное и денежное хозяйства, могут быть соединены вместе и что «натуральное, денежное и кредитное хозяйства существуют одновременно», как он утверждает. Эти факты свидетельствуют лишь о медленном проникновении денег во всякого рода платежи, в том числе и производимые в кредитных операциях (кредит был первоначально натуральный). Сам же Допш в другом месте своей книги указывает на то, что в новое время в городах «денежное хозяйство сделало успехи и развилось еще более, чем это уже имело место в Средние века, хотя натуральная форма и теперь еще сохранялась». Допш здесь признает постепенный рост денежного хозяйства; остатки же натуральной формы и впоследствии имелись[15].
Еще более неблагоприятно для развития денежного хозяйства было другое обстоятельство – плохое качество монеты и чрезвычайная путаница в области денежного обращения.
Счетной единицей был в позднее Средневековье фунт серебра (ливр, лира), разделявшийся на 20 солидов (шиллингов) и 240 денариев (денье) или пфеннигов (пенсов), причем по-прежнему только последние, денарии, действительно чеканились и составляли орудие обращения[16]. Однако, ценность денариев понижалась все более и более; с одной стороны, находим кёльнские и регенсбургские денарии, содержавшие около 1,5 г (1,4 г) серебра, и английские стерлинги (также около 1,5 г), сохранившие в течение долгого времени тот же вес и содержание, благодаря чему они широко распространились по Германии и Франции; а в то же время фламандские, голландские, любекские, трирские и другие денарии составляли не более 1/3 кёльнского денария. Эти денарии уже ничего общего с фунтом серебра не имели: 240 денариев представляли собою значительно менее фунта серебра по содержанию, и название фунта обозначало теперь не фунт серебра, а количество в 240 денариев. В Госларе их стали выпускать в виде совершенно тонких пластинок, чеканенных лишь с одной стороны, ибо тонкость не допускала двусторонней чеканки; поэтому они и назывались Hohlpfennige или (по-латински) брактеаты. Да и самая либра, или фунт, заменилась теперь, параллельно сокращению веса денария, меньшей денежной единицей – маркой, которая составляла 2/3 либры (в Англии), 1/2 (во Франции) и даже меньше (в Германии). Марка означала также (как и либра) одновременно и весовую единицу, которую применяли при взвешивании товаров, и денежную единицу, из которой чеканилась монета (денарии).
Низкая ценность денариев делала и перевозку их крайне затруднительной. Для транспорта из Пьяченцы 15 мешков в 200 фунтов империалов – в Пьяченце денарии имели это название – необходимо было 16 вьючных животных. Потребность в более крупной монете заставила итальянские города – Верону, Венецию, Флоренцию – уже с конца XII в. чеканить солиды (шиллинги). За этими городами последовали вскоре и Болонья, Сиена, Лукка, Пьяченца. Солиды, которые ранее представляли собою лишь счетную единицу, теперь стали монетой, именно монетой в 12 денариев (позже и в 24—26 денариев). Эта монета в противоположность брактеатам получила название grosso или grossi, т.е. крупные, массивные (denarii grossi de argento, т.е. крупные серебряные денарии), в 12 piccoli, т.е. маленькие. За Италией последовала Франция (Людовик IX) со своими grossi (albi) turonenses, или турнозами (gros tournois), соответствующими (grossus) 12 денариям, или 12 parvi turonenses. А затем и чешский король Венцель II призвал флорентийцев для выделки крупной монеты по образцу итальянской: появились пражские грошены (от grossus). Вскоре чеканка их распространилась по австрийским территориям (мейсенские, богемские грошены) и вызвала (в течение XIV в.) подражание и в других местностях Германии: в Саксонии, на Рейне (albus или Weisspfennig, тот же грошен), в Северной Германии (любекские шиллинги), в Нидерландах[17]. В Англии, куда также Эдуард I привлек флорентийцев, в начале XIV в. появились грошены (groats) в 4 пенса и полугрошены в 2 пенса, а с конца XV в. и серебряные шиллинги в 12 пенсов. Таким образом, в XIII—XIV вв. появилась крупная серебряная монета, которая повсюду, не только по названию, но и по характеру, являлась однородной, чеканенной по образцу итальянской; она чеканилась в большом количестве и стала вытеснять никуда не годные брактеаты. Рядом с ней находим и новую мелкую серебряную монету в Англии уже с ХII в. в полпенса и в 1/4 пенса (фартинг), в Германии, в особенности в Южной и Западной, – в виде геллеров (чеканились они в г. Галле), содержавших первоначально 1/3 грамма и чеканенных с обеих сторон. Благодаря усиленной чеканке их императорами, постоянству их содержания, в особенности же вследствие того, что геллеры были приведены в определенное соотношение с другими монетами (как 1 к 2 или к 8) и фунт геллеров должен был равняться флорентийскому гульдену, они вскоре стали как бы имперской монетой; но желание сохранять такое соответствие должно было привести вместе с тем и к ухудшению геллера по мере понижения в ценности гульдена и других монет[18].
Гульдены представляют собою золотую монету (гульден, т.е. golden, и обозначает «золотой») и, подобно грошенам, являются также итальянской монетой. Они, как это было с грошенами в отношении денариев, должны были заменить собою сильно понизившиеся (с 4,5 г серебра почти до 2 и ниже) grossi, или шиллинги. Пользуясь первоначально для крупных платежей византийской и арабской золотой монетой[19], итальянские города, в особенности Флоренция, Венеция, стали позднее чеканить золотую монету в 3,5 грамма чистого золота; она должна была соответствовать фунту (лире), содержа 20 солидов (20 floreni argentei) и 240 денариев. Повторилось вновь то же движение. С середины XIII в. floreni aurei, или просто floreni (отсюда флорины, т.е. флорентийская монета), или дукаты (так они назывались в Венеции, так как имели изображение дожа – dux)[20], чеканятся во Франции (écu d’or; на них был изображен король со щитом); с XIV в. они чеканятся в Богемии и Венгрии (венгерские дукаты), где только и добывалось золото, причем снова призываются итальянцы. Позже их чеканят и императоры (Людовик Баварский) и предоставляют всем курфюрстам право чеканки золотых монет (золотая булла) по образцу флорентийского гульдена (много чеканилось в XV в. в Любеке и Бремене); они чеканятся, наконец, во Фландрии и Голландии, в Испании (оrо flоrines), в Англии (с середины XIV в. флорины в 6 шиллингов, rosenoble или rial, и с конца XV в. sovereign’ы, или double rial, в 20 шиллингов). Соответствие с флорентийской монетой действительно долгое время повсюду сохранялось; установилась одинаковая система, широко были распространены итальянские, венгерские и рейнские гульдены, и до конца XV в. в Германии гульден (иногда он назывался Schildgulden, от французского écu, или реал – regalis aureus, т.е. королевский, подражание французскому écu) сохранял свою ценность. Впрочем, в конце XV в. в прирейнских местностях он содержал всего 21/2 г золота, почти столько же (2,40 г) содержал французский livre; еще сильнее, чем в Германии, упало содержание гульдена в Нидерландах (тогда как в 1370 г. оно равнялось 3,5); в Англии содержание sovereign’a составляло 15,5 г[21]. По мнению Шоу, история денежных систем в современных европейских государствах начинается лишь с ХIII в., когда они стали чеканить золотую монету. Эта золотая монета, в особенности в XIV и XV вв., играла значительную роль в обмене; платежи при покупке больших ценностей, по долгам, при выдаче приданого часто производились золотом, как во Франции и Германии, преимущественно на Рейне, так и в особенности в Италии, где золото даже старались сделать единственным платежным средством для крупных сделок[22]. Напротив, Менадье утверждает, что в Германии, даже в прирейнских областях, золотые гульдены являлись лишь счетной единицей, уступив вскоре место серебряной монете, притом не столько грошенам, сколько все более падающим в своей ценности пфенигам и геллерам, которые господствовали в обмене и вызывали волнения и смуты. Ганзейские города и некоторые немецкие князья в середине XV в. совсем запрещали пользование гульденами[23].
Характерную черту средневекового периода составляет факт постоянного падения ценности монеты вследствие сокращения содержащегося в ней количества благородного металла. Это являлось прежде всего последствием крайнего несовершенства техники в области чеканки монеты; последняя производилась при помощи молота и получала посредством щипцов форму диска. Монета при таких условиях не выходила вполне круглой и штемпель не покрывал всей монеты, а по краям отсутствовал. Поэтому монеты одного и того же достоинства уже при выпуске получались весьма разнообразные, различаясь друг от друга (денарии) на 40% и более; они легко изнашивались и еще легче обрезывались. Отдельные куски, выступавшие по краям, как бы прямо вызывали на это; но дело шло и дальше – щипцами обрезывались куски монеты, причем захватывалась и чеканка, отрезывались целые полосы вокруг монеты; найдено значительное количество – в несколько фунтов весом каждый раз – таких отрезанных частей монеты. Если где-либо появлялась лучшая монета, то ее немедленно скупали и переплавляли, так что в обращении оставалась только худшая[24]. Чем дольше обращалась монета, тем более она изнашивалась и обрезывалась: последняя операция иногда производилась тут же при выпуске. Из этого и короли и феодалы сделали тот вывод, что позже выпущенную монету, для того чтобы она по своему содержанию равнялась ранее чеканенной, можно делать менее полновесной и таким образом присвоить себе всю ту выгоду, которую извлекали бы другие при обрезывании монеты. Вследствие этого к концу года чеканилась монета меньшего содержания, чем в начале года, – в Брауншвейге в XIV в., например, чеканилось из марки серебра в середине года 29 шиллингов, в следующие же месяцы 31, 33 и даже 35.
Этой операцией, однако, не ограничивалась порча монеты в фискальных интересах. По Саксонскому и Швабскому зерцалам, следует чеканить новые пфенниги, только «wenn neue Herren kommen», т.е. при вступлении на престол нового государя; но на самом деле феодалы выпускали ежегодно, два раза или даже 3—4 раза в год (ad tria fora, т.е. для каждой ярмарки), новую монету, которую население обязано было выменивать, возвращая в казну старую монету (revocationes, innovationes, mutationes). При этом оно получало обыкновенно за 16 старых денариев 12 новых того же достоинства, следовательно, несло ежегодно убытка на 25%; выгода же для фиска была гораздо меньше, ибо чеканка новой монеты обходилась весьма дорого. К этому средству прибегали и французские короли, в особенности Филипп Красивый, получивший прозвание фальшивомонетчика, почему Данте помещает его в аду, и Иоанн, в течение 14 лет изменивший 86 раз ценность серебряной монеты, прибегали и испанские монахи, и немецкие курфюрсты, и города, занимаясь наперерыв порчей монеты. Частных лиц, виновных в этом, они подвергали смертной казни, утверждая, что фальшивомонетчики «привыкли» быть сваренными в кипящей воде, или заливали им горло расплавленным металлом. И в то же время короли считали себя вправе повышать или понижать ценность монеты по своему усмотрению, именно повышать, когда ожидались крупные поступления, и понижать, когда предстояли значительные расходы для короля, «когда это требуют его дела», – таков был принцип финансовой политики. Французские же короли, преследуя за это феодалов, исходили не из ущерба, наносимого стране выпуском низкопробной монеты, а из принадлежащего королю исключительного права «понижать ценность монеты и делать ее тоньше». Как мы видим, «то изобретение дьявола, которое именуется деньгами», вызывало всегда особенно много злоупотреблений, которые к тому же вовсе не считались таковыми, а рассматривались в качестве вполне законного источника доходов. Обыкновенно происходил ряд последовательных уменьшений во внутренней ценности монеты (в содержании благородного металла); когда же понижение последней достигало значительных размеров, так что дальше уже идти невозможно было, и в населении господствовало сильное неудовольствие, тогда король, как бы идя навстречу жалобам населения, восстанавливал прежнюю ценность монеты, производя сразу крупное повышение; это вызывало сильную пертурбацию во всех расчетах, королю же давало возможность вновь начать понижение ценности монеты, т.е. начать историю с начала[25].
В течение всего средневекового периода идет борьба населения за denarius perpetuus, за вечную монету, которая не изменялась бы по нескольку раз в год; говорили, что такие перемены пагубнее чумы и разгрома страны врагами, и называли князей грабителями: nоn duces, sed fures. В некоторых случаях требование о неизменности монеты удавалось осуществить; например, Аугсбург и Фрейбург добились того, что монета менялась лишь раз в четыре года. Но это происходило не безвозмездно. Теряя выгоду, извлекаемую из порчи монеты, король взамен этого выговаривал в свою пользу либо новую подать на обращение (иногда подать альтернативного свойства: или уплачивать в новой монете, или же в старой, но с приплатой особого сбора), либо ежегодную подать с движимого имущества, либо налог поочажный, привратный и питейный; последний в особенности давал несравненно больше, чем монетный доход. Эти подати носили название Münzgeld, Ungeld, monetagium, monneyage, morabotinum. Однако введение вечной монеты составляло явление сравнительно редкое; большею частью понижение монеты в ценности производилось и впоследствии до конца XIV и начала XV в., вызывая нередко внезапное повышение цен, бунты и мятежи. Французский король (и дофин) в годы народных волнений (1355—1358) вынужден был отказаться от дальнейших изменений в ценности монеты или, во всяком случае, обещал не производить их без согласия Генеральных штатов. Однако, когда волнения прекратились, он возобновил свои прежние операции, хотя и ссылался в своих ордонансах на крайнюю необходимость, на огромные расходы, вызываемые войнами, и на то, что эти меры в области чеканки произведены «после продолжительных и зрелых размышлений» и после совещаний с опытными лицами[26]. Неудивительно при таких условиях, если внутренняя ценность монеты понижалась чуть ли не ежегодно: кёльнские денарии, лучшая монета XIII в., с 1280 по 1380 г. ухудшались ежегодно на 2,8%; в Англии из фунта серебра в 1344 г. чеканилось 20 шиллингов, а в 1464 г. – 34 шиллинга; в Германии гульден с 23,5 карат (в 1354 г.) понизился до 19 каратов (в 1432 г.) а во Франции в XVI в. ливр представлял собой не более 1/39 своего первоначального веса.
Хуже всего положение было в Германии, где уже с Х и XI вв. имелось 160 монетных дворов, как это можно установить на основании сохранившихся от того времени монет. Если в это время еще преобладали денарии с именем и изображением императора, то все же появляются уже и монеты, чеканенные герцогами и князьями, архиепископами, епископами и аббатами. Одни из них к имени императора присоединяют и свое, другие ограничиваются последним. В дальнейшем монетная регалия императора еще более ограничивается. Он вынужден отказаться от права чеканить монету на монетных дворах духовных и светских князей, и число последних, присваивающих себе право чеканки, растет бесконечно, всякий барон чеканит свою монету. Одни приобретают это право путем пожалования, другие посредством купли или на откуп, в качестве залога или за долги, постоянно или временно. С начала же XIII в. (междуцарствия) масса мелких и мельчайших феодалов попросту захватывают его и подделывают наиболее распространенные сорта монет, чеканя их возможно менее полновесными. Попытки борьбы с таким нарушением прав императора (эдикты конца XIII в.) потерпели полное крушение. Мало того, с XIII, в особенности же с середины XIV в. и города стали чеканить свою монету, хотя эта городская монета имела иной характер, чем та, которую выпускали феодалы. Не только самое право чеканки города приобретали у территориальных князей путем купли, но они старались в интересах своей торговли чеканить монету хорошего качества.
Сильно раздроблена была монетная регалия и в других странах – в Нидерландах, в Италии, где ее чеканили и города, составлявшие самостоятельные республики, и княжества духовные и светские. Лучше обстояло дело в Англии. И здесь первоначально было много монетных дворов, но все же чекан был однообразный – повсюду чеканилась королевская монета. Позже и число монетных дворов сократилось до 40, а к концу XIII в. и до 12.
В истории французской монеты надо различать два периода. Первый охватывает эпоху до XIII в., которая характеризуется обилием «феодальных монет», их чеканит всякий герцог, граф, епископ. Из 300 монетных дворов выпускается низкопробная, все более ухудшающаяся монета. Но затем дело меняется. С усилением королевской власти сокращается право чеканки феодалов путем выкупа его королем в одних случаях, предписанием определенной пробы при чеканке монеты – в других, причем на монетных дворах имеются надсмотрщики, следящие за выполнением распоряжений короля.
Таким образом, в сущности говоря, в Средние века всякая монета была неполновесной, ибо между ее номинальной ценностью и действительным содержанием металла было огромное расстояние; при императоре Генрихе IV на некоторых монетных дворах чеканились почти медные пфенниги; такая же монета имелась и во Франции в конце XV в. Это происходило не только вследствие дороговизны (4—6%) чеканки, расходы которой несло население, но и вследствие той прибыли, которую извлекали государи, чеканя нередко 18 ливров из слитка, купленного за 4 ливра. И это проделывали не только императоры и короли французские или английские, но и все те многочисленные феодалы и бароны, прелаты и города, которые чеканили монету. Во Франции в ХIII в. этим правом пользовалось более 80 феодалов, в начале XIV в., впрочем, уже всего 30, а в начале XV в. всего 7[27].
В Германии находим в конце Средних веков около 600 монетных дворов. Получалась чрезвычайная многочисленность сортов монеты, выпускаемых из различных монетных дворов и из одного и того же монетного двора в разное время с постоянным изменением чекана. Так, в течение 150 лет, с середиины XIII до конца XIV в., были выпущены венские пфенниги стольких же различных видов чеканки, а на 32 года правления Бернгарда из дома Асканиев приходится около 100 брактеатов разного чекана, т.е. чекан менялся 3 раза в год. Это вызвало крайнюю путаницу в средствах обращения, ибо на одном и том же рынке обращались монеты самого разнообразного сорта, качества и достоинства.
Правда, государи признавали единственной валютой выпускаемую ими (и притом только последнюю выпущенную) монету, и «геллер являлся деньгами только в том месте, где был чеканен», а рейнские курфюрсты даже неоднократно запрещали у себя обращение чеканенной императором монеты. Однако найденные клады показывают, что в одном и том же месте обращались пфенниги весьма различного происхождения, а в баварских таможенных уставах неоднократно говорится, что с головы свиньи должен быть уплачен пфенниг «в монете, которая существует там, откуда гонится свинья». Общераспространенность приведенного выше положения опровергается аахенским постановлением XII в., согласно которому «любая монета может обращаться соответственно своему достоинству». Во Франции с 1262 г. наряду с феодальной монетой, имеющей ограниченное по месту обращение, имеется королевская монета, являющаяся повсюду законным платежным средством. Здесь, как и в других странах (Франции, Англии, Испании), допускалось и обращение различных иностранных монет, но при том условии, чтобы они принимались не свыше их внутренней ценности, ибо короли не желали принимать во внимание доход, выручаемый другими сеньорами из монетной регалии, – условие трудновыполнимое[28]. Но в действительности монеты оказывались международными и принимались, конечно, по ценности, превышавшей ценность содержащегося в них благородного металла.
Во Франции, например, в XIII и XIV вв. обращались рядом с королевскими и сеньориальными монетами также арабские, сицилийские, византийские, флорентийские, на юге – миланские фунты и венецианские дукаты, в Шампани – испанские реалы, бургундские и английские нобили и нидерландские кроны[29]. Любекские и кёльнские монеты, английские стерлинги в XIII в. и французские турнозы в. XIV в. обращались повсюду. Еще более распространены были венецианские grossi и дукаты и флорентийские fiorini, свидетельствуя о торговом господстве этих городов; они стали мировыми деньгами[30]. Да и неудивительно: в то время как чекан других монет изменялся два-три и более раз в год, чешские грошены сохраняли свой чекан из года в год, а венецианские дукаты не изменяли заимствованного из Византии чекана со времени Четвертого крестового похода в течение пятисот лет. Самая чеканка монет производилась нередко феодалами по образцу этих наиболее ходячих монет; найдено, например, 85 различных подражаний стерлингу и почти столько же флорину; даже папа римский чеканил монету по образцу последнего. В особенности же мелкие феодалы с поразительной точностью копировали чекан наиболее распространенных монет: кёльнских пфеннигов – на всем Рейне, в Вестфалии и Нидерландах, магдебургских – в Восточной Германии и Польше; фламандские botdrager в XIV в. чеканились 24 баронами[31]. Это приводило к установлению на практике однообразных систем, но и оно было соединено со стремлением к извлечению дохода из монеты и поэтому не предотвращало порчи ее; чеканя гульдены по образцу флорентийских (иногда это было даже предписано городам) или турнозов, государи старались делать их по возможности менее полноценными, сокращали, следовательно, содержание в них золота. И монетные союзы – соглашения между феодалами или городами относительно одинаковой монетной единицы – едва ли способны были ввести порядок в монетное обращение. Так, например, союз рейнских курфюрстов и городов, в котором участвовало 11 князей и 74 города, сделал рейнский гульден типичной немецкой золотой монетой и установил определенный курс других местных и иностранных монет[32]. Но это помогло столь же мало, как и образование других монетных союзов.
Из кладов, изображений и литературы того времени можно усмотреть, что население прибегало к другим средствам, пользуясь при платежах украшениями в виде колец или кубков, кусками серебра или серебряными спиралями; обращались слитки, которые в случае значительных платежей взвешивались. Феодалы боролись с этим, устанавливая для монетных дворов монополию покупки серебра, ибо замена монеты слитками грозила им потерей дохода от чеканки монеты. Или же купцы прибегали к взвешиванию самой монеты, что также запрещалось[33]; они принимали денарии лишь по весу в целых фунтах и марках – исход хотя и необходимый, но сопряженный со значительной затратой непроизводительного труда, ибо, неся расходы по чеканке монеты, население не имело никакой пользы от нее. Но и поскольку пользовались монетой, в Средние века всегда проводилось различие между монетой реальной, обращающейся в стране, moneta usualis et dativa («gang und gäbe») и монетой счетной, или эффективной (monnées parlées). Последняя отличалась от первой уже в том отношении, что долгое время не чеканилось таких монет (солидов и фунтов), которые составляли более высокую счетную единицу, представляли собою известное количество действительно обращавшейся монеты (денариев). Мало того, ценность счетной монеты, равняясь номинальной ценности монеты данного сорта (например, денария), была выше ценности действительной монеты (того же денария, обращавшегося в стране), многократно испорченной и вследствие этого понизившейся в содержании металла. Самое существование такой счетной, или нормальной, монеты являлось выражением укоренившегося в населении убеждения в неполноценности существующей в обращении монеты (пагамента); последнюю при платежах сводили к определенному количеству нормальной, или расчетной, монеты, действительно содержащей известное количество благородного металла.
Поэтому мы находим записи вроде такой: 212 ливров 18 су неполновесной монеты, которые равняются 106 ливрам 9 су чистой монеты (т.е. вдвое менее). Или встречаем записи в различных монетах – forte, moyenne, faible[34]; или же вычисление поступлений происходит в полноценных écu, которые, соответственно постепенному понижению ценности су французскими королями, в течение года приравниваются к 20, 30, 40, 50 и даже 80 су в одном и том же году[35]. Кредиторы казны и поставщики ее, конечно, вынуждены были принимать монету (новую монету местного чекана) по ее номинальной цене, но население старалось предотвратить печальные результаты фальсификации ее (в виде влияния на цены), принимая монету лишь по ее действительному содержанию, поэтому купцы совершали между собой договоры на старую более полновесную или на иностранную монету. И прочее население боролось со злоупотреблениями королей, исходя из определенного количества благородного металла в монете, не выполняя требования о доставке на монетный двор старой монеты для замены ее новой, менее полновесной, и пользуясь по-прежнему такой старой монетой. Но борьба эта была не всегда одинаково интенсивна и успешна; факты повышения и понижения цен, следующие за соответствующими изменениями в монете, свидетельствуют о том, что операции в области монетной регалии неоднократно оказывали влияние на хозяйственную жизнь, внося моменты неопределенности и неизвестности во всякие расчеты.