Сборник
Улица Некрасова

Полная версия

© А. Топорова, А. Етоев, П. Крусанов, С. Носов,

В. Айрапетян, В. Левенталь, Н. Романова,

Р. Семашков, К. Рябов, А. Пелевин,

В. Городецкий, К. Куприянов, И. Зыченко,

Я. Катаев, Т. Млынчик, Д. Рахманова, 2022

© Д. Провоторов, иллюстрации, 2022

© ИД «Городец», 2022

© П. Лосев, оформление, 2022

* * *

Предисловие издателя

В Петербурге говорят: Некрасова – новая Рубинштейна (а про Рубинштейна говорили – новая Думская). Что имеется в виду. Город состоит из самых разных пространств: здесь люди живут, тут работают, там отдыхают с детьми, сюда отправляются на шопинг, еще где-то учатся и так далее. Среди таких пространств в любом, тем более большом городе, есть и такие, куда люди приходят специально для того, чтобы выпить. Такие пространства рождаются, развиваются, переживают свой звездный час, потом умирают и перерождаются. Так, старожилы помнят, чем была в начале нулевых Думская – «Дача», «Фидель», «Белград» – эти бары были сосредоточением самой веселой и модной жизни Петербурга. Но время прошло, и теперь этот уголок в память о тех временах и тех барах называют «Три помойки». На рубеже нулевых и десятых слава самой пьющей улицы перешла к Рубинштейна. В проходе от Невского к Пяти углам – где когда-то были «Терминал», «Цветочки», «Митте» и другие бары – пьют и сейчас, но нормального петербуржца туда не заманишь калачом, теперь это место для неискушенных туристов и любителей кальянов. Толпами пьют и на коротенькой улице Белинского, от сохранившегося еще с советских времен ресторана «Воды Лагидзе», мимо легендарной «Шляпы» и до какой-то сетевой бургерной на углу, но настоящих старожилов тут тоже почти не найдешь. Куда же они ушли?

В 2012 году ваш покорный слуга поселился на улице Пестеля и примерно в то же время впервые в поисках места, где бы пропустить ночью стаканчик, оказался на улице Некрасова. Это была пустая, темная и, в общем, довольно мрачная улица, на которой располагался один-единственный простенький паб «Ирландская йога» (наберите в поиске по картинкам, что это такое, если кто не знает) да одно-единственное работающее ночью кафе «Учкудук». А совсем скоро на Некрасова открылся первый бар – «Хроники». Многие голоса предрекали затее бывшей команды «Тайм Аута» провал: ну где вы открылись, посмотрите, тут же ночью страшно пройти, пусто, никого нет, закроетесь через полгода. Голоса ошибались. Вслед за «Хрониками» бары полезли на Некрасова, как грибы после дождя. Улица превратилась в шумную и многолюдную, а по вечерам здесь трудно проехать на машине: люди с рюмками, стаканами и бокалами занимают бóльшую часть проезжей части. Некрасова стала полноценным алкогольным пространством. А на наш взгляд, и главным алкогольным пространством Петербурга.

Поэтому когда на одном из мероприятий в «Во весь голос» ко мне подошел молодой писатель Илья Зыченко и предложил сделать сборник об улице Некрасова в этом контексте, я сразу загорелся и согласился. Результат нашей совместной работы вы и держите в руках.

Мы позвали в сборник только тех авторов, которые, во-первых, не понаслышке знают, что такое алкоголь – что значит пить всю ночь напролет, пить до отрыва от реальности, пить навзрыд, – и во-вторых, постоянно пьют именно на улице Некрасова и хорошо ее знают.

Мы позвали в сборник авторов разных поколений – от тех, которые помнят улицу Некрасова еще в застойные времена, до тех, для кого и «Хроники» открылись, когда они еще были маленькие. Здесь есть писатели – живые классики, известные писатели, писатели, как сказал бы Дмитрий Данилов, умеренной известности, а есть и только-толь-ко начинающие. Отчасти с этим связан принцип расположения текстов внутри книги: от старшего поколения к младшему. Нам хотелось показать пространство улицы Некрасова не только в синхроническом ключе, но и в диахроническом – чтобы весь сборник целиком складывался в единый метасюжет об истории и самой улицы, и опыта пьянства на ней, и рефлексии этого опыта.

Мы позвали в книгу не только писателей. Нам хотелось выйти за существующие границы жанра коллективного сборника. Чтобы тут были не только рассказы, художественная проза, фикшн, но и другие жанры. Сделать сборник, так сказать, мультимедийным. Так, легендарный петербургский поэт Наташа Романова написала для нас великолепную поэму «Некросад». А блистательный молодой музыкант РИЧ специально для проекта написал трек «Улица Некрасова» – послушать его можно, сканировав на соответствующей странице QR-код. Один из лучших современных питерских фотографов Дмитрий Провоторов все лето снимал для нас улицу Некрасова в разное время суток; из сотен фотографий мы выбрали тридцать две лучших – вы найдете их во вклейке. Наконец, открывает сборник эссе известного журналиста и социолога Аглаи Топоровой об истории и структуре пьянства на Некрасова. Правда, Аглая выражает сомнение в том, что нашу улицу вообще можно считать алкогольным пространством, но, надеюсь, у того, кто дочитает книгу до конца, сомнений не останется: если раньше и нельзя было считать, то сейчас – вне всякого сомнения. Кстати, все вышеперечисленные авторы живут если не прямо на улице Некрасова, то неподалеку от нее.

Что ж, все необходимые слова сказаны, а длинных тостов в Петербурге не любят. Поэтому – приступаем.

Ваше здоровье!

Вадим Левенталь

Аглая Топорова
Хроники улицы Некрасова

Необходимо начать с того, что, конечно же, никакой особой алкогольной улицы Некрасова на тайной карте Петербурга не существует и не существовало никогда. Косвенным подтверждением чего является тот факт, что никто из живших поблизости классиков русской и советской литературы ни словом не помянул местное пьянство. Николай Алексеевич Некрасов разглядывал из окна парадный подъезд на Литейном, Даниил Хармс дарил слепому вязаную шаль на Мальцевском рынке, в поэтическом мире В. В. Маяковского близлежащие улицы отсутствовали ввиду несоответствия их масштаба проблемам его творчества, про рекомендации нобелевского лауреата Иосифа Бродского относительно выхода на просторы Литейной части даже упоминать неловко. И только проживавший на углу Литейного и Пестеля Самуил Маршак поселил на Бассейной (Некрасова) Человека Рассеянного… Но так не пьяного же.

Определимся по понятиям

И тут нужно пояснить, что такое алкогольная (пьяная) улица или даже квартал. Впрочем, такие улицы – точнее, городские пространства – уместнее называть тусовочными. То есть местами незапланированных (или неконкретно запланированных) встреч с предсказуемым течением, характером и практиками общения.

Такие места могут иметь локальный (соседский) и общегородской характер.

Как пример локального тусовочного места рассмотрим, например, существовавший в конце 1980-х пивной ларек на Волкуше (возле Волковского кладбища). По выходным туда приходили выпить пивка самые разные люди – молодежь старшего школьного и студенческого возраста, отцы семейств, молодые матери с детьми, проблемные алкопотребители, кто угодно. Гостям ларька необязательно было быть лично знакомыми, достаточно узнавать друг друга в лицо, сразу же вычисляя постороннего, которого не грех и развести на выпивку, вытащить у него купюру из кошелька и даже разыграть. Оказавшись летом 1990 года возле ларька на Волкуше в компании пришлых, этаких «городских туристов» – подружка, проживавшая неподалеку, повела компанию гостей смотреть местную достопримечательность, – я стала свидетельницей попытки активных участников алкосообщества продать нам за 25 рублей кота-вафлёра. Толстого кастрированного кота со специально спиленными зубами, якобы обученного доставлять хозяину оральное удовольствие. Разумеется, рассматривать зубы выставленного на продажу кота, а уж тем более проверять его умения, никто из нас не стал. Да и 25 рублей, чтобы выкупить его хотя бы из гуманистических соображений, у нас не было, хотя уколы совести по поводу непроявленного гуманизма и размышления о судьбе животного нет-нет, да и мучают участников тогдашней компании до сих пор. Сейчас решив рассказать о коте, я вдруг поняла, что, скорее всего, кот, сидевший на плече у одного из мужиков, был местным аттракционом – шуткой, предлагавшейся чужим, так сказать, для колорита.

В целом же такие пивные ларьки были реальными локальными социальными сетями, выполнявшими те же функции и работавшими по тем же правилам, что и нынешние районно-квартальные страницы в соцсетях: там можно было узнать последние новости, найти мастера на любой вкус, супруга(-у) или друзей на всю жизнь, исповедаться, стрельнуть денег или взять в долг кружку пива, поделиться свежими анекдотами и историями из жизни.

Одним из лучших описаний жизни локального сообщества вокруг советского пивного ларька является (в числе своих прочих несомненных достоинств) роман выдающегося московского прозаика Владимира Орлова «Аптекарь» (1988).

Причем практики общения в офлайн-сети «Пивной ларек» мало чем отличались от практик в аналогичных виртуальных сообществах: изначально заложенные в формат ненавязчивость и доброжелательность в любой момент могли смениться агрессивным – вплоть до мордобоя – троллингом, а то и баном – впрочем, вполне реальным: ночью в отделении милиции, медвытрезвителе, и совсем уж экстремальными вариантами – вроде 15 суток или лечебно-трудового профилактория (ЛТП).

Хотя вытрезвитель, «сутки» и принудительное лечение от алкоголизма в ЛТП – опасности, присущие скорее немногочисленным радикальным группам алкашей из-под винного магазина или из пьяного садика. Свой пьяный садик имеется и на Некрасова, но о нем речь пойдет ниже.

Про главное советское тусовочное место – кафе «Сайгон» – написаны тома воспоминаний и проведены бездны исследований. И хотя солидный тон и высококультурный дискурс этих изысканий настаивают на том, что сайгонские тусовки основывались прежде всего на поисках интеллектуального, творческого и вообще прекрасного (что, в первую очередь, отражает избирательную забывчивость как самих исследователей, так и их информантов), попробую применить к «Сайгону» несколько иную – алкогольно-карнавальную оптику. Тем более что тамошняя молодежь – особенно после закрытия легендарного кафетерия – оказала большое влияние и на историю улицы Некрасова.

Итак, с точки зрения удобства распития «Сайгон» и его окрестности представляли собой близкое к совершенству пространство. Знаменитый кафетерий находился на пересечении главных проспектов центра Ленинграда – Невского и Владимирского (с другой стороны Невского Владимирский продолжается Литейным). Четыре станции метро в шаговой доступности – «Владимирская», «Маяковская», «Гостиный двор» и «Площадь Восстания». Автобусные, троллейбусные и трамвайная остановка, откуда транспорт шел во всех направлениях.

Московский вокзал с его насыщенной внутренней жизнью и поездами важных направлений. Кинотеатры «Титан», «Октябрь», «Знание» и даже Стереокино практически напротив. Театры: Ленсовета на Владимирском и Малый драматический на Рубинштейна, позднее в Доме народного творчества на Рубинштейна появился и Ленинградский рок-клуб. Впрочем, в окрестностях «Сайгона» можно было не только ознакомиться с новинками культуры и искусства, но и узнать важные вещи о состоянии своего здоровья – на улице Стремянной находился (и до сих пор) Городской кожно-венерологический диспансер, где даже в советское время работал круглосуточный анонимный кабинет.

Итак, находившийся в самом центре если не всех городов, то конкретного Ленинграда «Сайгон» был идеальным местом встречи – и случайной, и запланированной для любых категорий населения. После закрытия «Сайгона» его крайне удачное расположение на карте города унаследовал арт-центр «Борей», кафе которого во многом воплотило мечту обитателей «Сайгона» о прекрасном времяпрепровождении.

А что же предлагалось в знаменитом кафетерии, так сказать, по теме нашего исследования?

Сам «Сайгон» знавал разные алкогольные и безалкогольные периоды, и в конце концов его визитной карточкой и специалитетом стал «маленький двойной» за 28 копеек – кофе из автомата, в котором на одну дозу воды приходились две дозы кофе, а не какой-нибудь хитрый алкогольный коктейль. Другое дело, что площадь и интерьер заведения располагали к вполне комфортному распитию чего угодно, купленного в ближайших магазинах: на Стремянной, на Колокольной, напротив станции метро «Владимирская». Плотность посетителей на квадратный метр позволяла «распивать» не только незаметно для посторонних глаз, но и вполне светски себя при этом чувствовать: кого, в самом деле, удивит многочасовой спор молодых и не очень интеллектуалов, и кому какое дело, что в плотных кофейных чашках без ручки (почти стаканах!) у них не кофе или чай, а коньяк, сухое или даже бормотуха?

Для сайгонских любителей выпить без лишних свидетелей (читай: ртов!) существовали ближайшая мороженица «Придаток» и пивной бар «Жигули» на Владимирском (важно отметить, что между «Жигулями» и театром имени Ленсовета находился бесплатный общественный туалет), кафе «Эльф» на Стремянной и прилегающий к нему со стороны Дмитровского переулка тусовочно-пьяный садик, который в нынешних традициях популяризации сакральных городских пространств изгваздали – другого слова не подберешь! – псевдохипповскими указателями и тому подобной бездарной атрибутикой неизвестно чего.

Существовали и другие маршруты околосайгонских алкогольных путешествий разной степени дальности и насыщенности событиями, но на них я останавливаться не буду. Мне важно показать именно те объекты городской жизни, которые превращают пространство в алкогольно-тусовочное.

Необходимо понимать и то, что в те времена в центре города проживало огромное количество людей, еще не переселенных в новые районы, так что внутри тусовочного пространства можно было бесконечно передвигаться из гостей в гости, а светлая память об открытых дворах и подъездах навсегда останется в наших сердцах.

Итак, признаки общегородского алкогольно-тусовочного пространства:

– смыслообразующее место (места) случайных и запланированных встреч (необязательно заведение общепита, а например, вуз или театр);

– транспортная и пешеходная доступность, обеспечивающая элемент случайности;

– наличие винного магазина;

– место для выпивки на свежем воздухе;

– возможность ходить по гостям;

– много заведений общепита разного уровня.

Сейчас, например, такими пространствами в Петербурге являются квартал возле Мариинского театра, Консерватории и студии «Лендок», где помимо уже упомянутых культурных центров находятся заведения разного уровня и вкуса от интуристовского «Садко», театрального Shamrock и разных студенческих кафешек до одной из старейших в городе рюмочных, один или два магазина сети «Росал», скамейки вокруг памятников Глинке и Римскому-Корсакову, общественная уборная возле бензоколонки, огромный сквер возле Никольского собора, набережная Крюкова канала; особенно стоит отметить, что основная часть населения этого микрорайона, еще с дореволюционного времени, так или иначе имеет отношение к театральной и культурной жизни города.

Более демократичным пространством можно считать микрорайон вокруг станции метро «Василеостровская»: близость Университета и Академии художеств, музеев, превращенная в пешеходную 4–5 линия, Андреевский собор и Андреевский рынок, заведения любого ценового и продуктового ассортимента превращают это пространство в место внезапных и запланированных встреч. А традиции и социальный состав жителей Васильевского острова до сих пор способствуют увлекательным алкогольным путешествиям не только по улицам и барам, но и по времени.

В Литейной части уже не первый десяток лет главным алкогольным является пространство улиц Пестеля, Моховой и Белинского. Настроение для свободного времяпровождения здесь задают три творческих учебных заведения – Театральная академия (ЛГИТМиК, Театральный институт), музучилище имени Римского-Корсакова и Ака-демия Штиглица (Муха), появляющиеся и исчезающие галереи и антикварные магазины, магазины 24 часа, редакция литературного журнала «Звезда» с мощной традицией алкоголических редсоветов, многочисленные творческие мастерские и квартиры, где проживают люди, не только не чуждые искусства во всех его проявлениях, но и обладающие огромным количеством свободного времени. И если пьянство на Белинского (где, кстати, находится один из старейших грузинских ресторанов «Воды Лагидзе», переживший за тридцать с лишним лет существования немало трансформаций, – тусовщики моего поколения, например, начинали уличную светскую жизнь с лимонадов и хачапури из «Лагидзе») в последние годы максимально коммерциализировано и временами рестораторы пытаются соперничать с признанными центрами туристского загула – Рубинштейна и Думской, то по мере продвижения по Моховой в сторону улицы Пестеля заведения становятся все более локальными и аутентичными для этого района, почти не оставляя возможности прижиться там модным барам, а вот чудовищная, кажется не менявшая с конца 1990-х не только позиции в меню, но и рецепты блюд и поставщиков чего-то напоминающего алкогольные напитки «Малая Одесса» процветает уже больше 20 лет.

Улица Некрасова находится совсем недалеко от этого выдающегося городского пространства, однако является не его частью, а скорее сопредельной территорией, существующей совершенно в ином режиме социальной коммуникации. Впрочем, время от времени улица Некрасова и пространство Белинского – Моховой – Пестеля оказывались то крепко соединенными друг с другом, то словно бы находящимися в разных городах. О том, как и за счет чего это происходило, будет рассказано ниже.

Итак, алкогольная вселенная улицы Некрасова – плод фантазии и личных привычек авторов и составителей этой книги. Алкогольным пространством улица Некрасова не является в первую очередь потому, что ей недостает смыслообразующего места и достаточного для создания атмосферы количества местных жителей.

Однако люди, одновременно имеющие пристрастия, к которым общество относится неоднозначно, и обладающие некоторой творческой жилкой, любят ссылаться на некую существующую традицию или придумывают ее на ходу.

Созданию и укреплению подобной традиции и посвящена эта книга. И ведь бывает так, что именно литературные произведения превращают обыкновенные, ничем не примечательные дома, кварталы, кафешки и городки в места не просто знаковые, а буквально в объекты поклонения, сакральные территории и, прости господи, «места силы». Все зависит от талантов авторов и обаяния написанных текстов.

И хотя группа писателей-энтузиастов, предпочитающих проводить свой досуг в саду на углу Некрасова и Маяковского, баре «Хроники» и, если не повезло с погодой и публикой в любимом заведении, в любой из питейных точек неподалеку, ошибочно сосредотачивается именно на алкогольной составляющей жизни улицы Некрасова, некоторую порочную репутацию она все же имеет.

Счастье было возможно

В феврале 1989 года закрыли кафетерий ресторана «Москва» на углу Владимирского и Невского – всем известный «Сайгон». И хотя тусовались там уже не интеллектуалы, поэты, звезды рок-н-ролла и художественного андеграунда, занявшиеся наконец серьезными делами – гастролями, выставками, телеэфирами и даже ставшие депутатами Ленсовета, а стремящиеся к неформальскому образу жизни подростки и тусовочные переростки «вечные пионеры», для которых потеря такого места, как «Сайгон», была невосполнимой, но нужно было где-то встречаться, пить кофе, пиво, добывать траву и так далее. В общем, сайгонские неформалы расползлись в нескольких направлениях, где начали занимать новые пространства. Одним из них стал кафетерий ресторана «Вечерний», находившийся на углу Некрасова и Литейного, который тусовщики называли «Эбироуд»: вероятно, «зебра» на Некрасова напоминала им обложку одноименного альбома «Битлз». Впоследствии на месте самого ресторана «Вечерний» будет открыт музыкально-литературный клуб «Платформа», но, как и все, что открывается на этом месте, долго он не просуществовал.

Место это было во всех отношениях удобное: архитектура здания защищала курящих на улице от ветра, чуть наискосок по Некрасова, возле детской художественной школы № 2, находился тир, где за 25 копеек можно было не только пострелять, но и купить у тамошних взрослых завсегдатаев травы и, с попустительства руководившего этим помещением дядьки, выпить там 18-градусного эстонского яблочного напитка по 5 рублей 50 копеек, который в начале 1990-х стали продавать в специальном ларьке возле дома № 3 по Некрасова. Мерзкий не столько вкусом, сколько послевкусием, он как-то психоделически шибал по мозгам, но что поделаешь: на более благородные напитки с пьяного угла, находившегося в пьяном саду возле памятника Маяковскому, у подростков денег не было.

Но наиболее притягательным для юных пьянчужек был пивной подвал-автомат (баром его как-то не поворачивается назвать язык) «Лабиринт», находившийся на Литейном, как раз напротив кафетерия «Эбироуд». В этом темном подземелье наливали в поллитровые и литровые стеклянные банки для распития в помещении, но редко кто задерживался там надолго, в основном пивом наполняли трехлитровые бидоны и многолитровые канистры, а распивали их подростки-неформалы или в садике у закрытой тогда церкви Симеона и Анны на Белинского, или в проходном дворе с Короленко на Литейный, там, где была мороженица, под влиянием кооперативной моды превратившаяся в «Кофе по-восточному» («Крыса»). Сейчас на ее месте находится магазин сети «Ароматный мир», а проходной двор, знававший тусовки-концерты подвыпивших-подкуривших подростков, закрыт несколькими кодовыми замками.

Недавно в какой-то из фейсбучных групп мне попался короткометражный немой фильм о тех временах: неформальско-студенческая компания блукает между Крысиным двориком, «Лабиринтом», «Эбироудом» и другими дворами, пьет пиво, дурачится, играет на гитаре… Досмотрев 10-минутный ролик до конца, я с ужасом осознала, что все участники той веселой компашки, которых я смогла опознать, умерли, не дожив даже до 2000-х.

В 1990-е подростки повзрослели и маршруты по этому микрорайону перестали быть значимыми – одни ушли в учебу, работу и бизнес, интересы других переместились к Некрасовскому рынку.

Некрасовский рынок: ширка против синьки?

Старожилов Литейной части алкогольные коннотации улицы Некрасова не то что удивят, а по-настоящему обескуражат. «Кто же тут пил? – спросят они. – Когда? Где? И, главное, как не боялись-то?»

Один из первых островов кооперативной торговли конца 1980-х, Некрасовский (Мальцевский рынок) – помню купленные там в 1988-м как бы итальянские кеды, которые выкрасили ноги в трудно смываемый мрачно-фиолетовый цвет за первые два часа носки – уже в начале 1990-х превратился в главную в центре СПб точку по продаже маковой соломки и произведенного из нее «черного», а к середине 1990-х эти наркотические экопродукты сменились героином.

Жители окрестных домов ставили стальные двери, заваривали чердаки и подвалы, вешали амбарные замки, но все эти дорогостоящие меры предосторожности не приводили ни к каким результатам: потребители инъекционных наркотиков взламывали сложные замки, вышибали любые двери, чуть ли не перегрызали решетки выходов на чердаки…

Десятки шприцов ежедневно выметались из подъездов. На ступеньках и окнах в самых разнообразных состояниях сидели – лежали – чесались – блевали наркопотребители разного пола и возраста. Иногда с маленькими детьми. Иногда, а может быть, и довольно часто – вряд ли сохранились корректные статистические данные, – в этих же подъездах, дворах и закоулках наркопотребители заканчивали свой земной путь.

В общем, Некрасовский рынок и прилегающие к нему улицы были полны опасностей. Жертвами уличных ограблений становились не только молодые хозяйки эпохи первоначального накопления капитала, в чьих условно крокодиловой кожи лопатниках, по тогдашней моде, лежали банкноты всех достоинств и всех известных валют, но и старушки, несущие с почты пенсию, и школьники, накопившие на сникерс или киндер-сюрприз. И хорошо, если удавалось отделаться только материальным: наркопотребители в поисках дозы не ценили ни свою жизнь, ни чужую. Надо ли говорить, что подвыпившие мужчины представляли для них наиболее лакомую добычу. Наркоманская мораль того времени резко противопоставляла благородную наркоту грязной «синьке» – так что отколотить и ограбить подгулявшего мужика представлялось делом не только полезным, но и в каком-то смысле богоугодным.

В общем, заходить без особой надобности в этот неблагополучный квартал, а уж тем более там выпивать не хотелось даже местным жителям – слишком это было опасно. Да и милиция не дремала: разделаться с Некрасовским рынком по разным причинам она не могла, а вот доставить в 78-е отделение милиции или в один из ближайших вытрезвителей подвыпившего отколоченного и ограбленного мужика – запросто. И там, что называется, добавить. А что, сам виноват: «Журавль должен на болоте сидеть, а не по деревне шляться», – до недавнего времени эта мудрость была одним из основных правил жизни мегаполиса. В последние годы приезжие всех мастей, увы, пытаются перестроить ленинградские нравы под собственные представления о культурной столице, но вместо ожидаемого комфорта и общественного согласия их идеи и поведение приносят только еще большую общественную напряженность и желание добровольно сегрегироваться от таких петербуржцев, а их любимые места обходить десятой дорогой.

В общем, долгое время пить на Некрасова было просто небезопасно: если наркоши не наваляют и не ограбят, так их дело доделают менты из 78-го отделения.

78-й отдел полиции пьяницу бережет

Слава 78-го отдела полиции Центрального района, расположенного по адресу ул. Чехова, 15, практически на углу Некрасова, тоже не способствовала стремлению к возлияниям в этом микрорайоне. Трудно найти петербуржца или петербурженку старше тридцати лет, кому удалось бы ни разу не побывать в этом поистине народном месте. Бывали здесь, конечно, не только пьяницы, но и, например, участники разнообразных протестных выступлений, и оказавшиеся на улице в неурочное время подростки, ограбленные залетными и аборигенами туристы и гуляки, жители Центрального района, пришедшие в отделение за справками… В общем, по известности и народному чувству 78-й отдел полиции может уступить только уже не существующему на историческом месте – напротив Московского вокзала, 5, отделению милиции, сотрудники которого в советское время посвящали свои труды и дни борьбе с неформальной молодежью – от сайгонских интеллектуалов до секс-сотрудниц с Московского вокзала.

Я живу на улице Чехова и каждый раз, когда мне по каким-то причинам приходится сообщать новым знакомым, где я живу, то вижу, как они слегка меняются в лице, в глазах появляется ностальгическая дымка, и после секундной паузы они с широкой улыбкой, а то и нервным хохотом спрашивают:

– Это где ментура, да?

За чем обычно следует подробный и эмоциональный рассказ о времени, проведенном в этом знаменитом учреждении. И особенно о том, в каком состоянии и с какими приключениями приходилось оттуда выбираться. Вообще состояние и настроение выпивох, переночевавших в 78-м, легко наблюдать ранним утром, когда помятые граждане разного возраста, благосостояния, а иногда и пола смущенно пробираются по Некрасова к Литейному проспекту, некоторые, все так же конфузясь, умудряются даже стрельнуть у спешащих на работу прохожих десятку-другую на поправку здоровья.

Правда, с развитием российской банковской системы – то есть постепенным исчезновением из оборота наличных денег, – делать это становится все сложнее. Я и сама недавно вынуждена была отказать нарядной даме элегантного возраста в ста рублях, которые она сшибала на углу Чехова и Некрасова возле часто меняющего название бара, который в народе почему-то считается ментовским и популярностью не пользуется. Есть, правда, версия, что принадлежит этот бар одному из отцов русского рока – я, впрочем, не вижу тут никакого противоречия: с кем еще ментам вступать в алкогольно-коммерческую коллаборацию, как не с воинствующе-православным музыкантом. И хотя ищущая финансовой помощи дама всячески намекала на зверства, которым ее свободный дух был подвергнут в 78-м, место она выбрала неправильно: люди без наличных в этой части улицы Некрасова помочь страждущему не могут.

Другой разговор – профессионалы алкогольного дела: они давно навострились выпрашивать себе на «соточку», а то и «маленькую» возле всех «Росалов» города. «Росал» на пересечении Некрасова и Маяковского тоже не стал исключением. Там мастера сшибания на бутылку избрали шокирующий и этим эффективный способ развода прохожих. Задумчивая жертва выбирается или возле магазина, или уже внутри. Если внутри, то все очень просто: редкий утренний посетитель «Росала» не присоединит мерзавчик для собрата по несчастью к своей покупке, разве что тот, кто и сам с трудом нашел средства на восстановление здоровья и разума. Но такой посетитель может и поделиться глоточком и найти нового друга. Совсем другое дело – заставить совершить покупку случайного прохожего, который не то что не собирался угощать кого-то в «Росале», а и вообще привык обходить такие места стороной. Тут нужна невероятная изобретательность и/или владение навыками гипноза. Мою маму, например, уговорили оплатить карточкой бутылку пива просьбой: «Не оставь умирать, матушка Россия!» Кто же не поднимется на три ступеньки и не проведет карточкой по терминалу после такого патриотического призыва?

А одна моя знакомая рассказывала, что всегда реагирует на подобные просьбы возле винных магазинов просто потому, что считает, что алкоголики, аскающие у магазина – вестники грядущей удачи, так что ей совершенно не лень потратить несколько минут на помощь человеку в деликатном состоянии.

Однако вернемся к 78-му отделению: интересно, что несмотря на внушительное здание – оно было построено как школа – и жуткую блокадную историю (рассказывать которую в иронически-блудливом тексте неуместно), 78-й отдел полиции – место вовсе не грозное и зловещей ауры, как, например, расположенный в Песках 76-й отдел полиции (Мытнинская, 3), не имеет. А то, что днями и ночами из-за его забора доносятся лай и поскуливанье, так это не задержанных овчарками травят, а воспитывают щенков служебных пород, которые скоро поступят на службу Родине: в 78-м отделении находится собачий питомник, что, без сомнения, придает этому и без того примечательному месту человечности и обаяния.

Иногда холеных лакенуа, малинуа и восточноевропейских овчарок кинологи – как правило, молодые женщины-полицейские – выводят погулять прямо под окна дворового фасада здания на Чехова, 15, к восторгу обитателей тамошнего «пьяного садика» под сенью (или тенью) памятника Маяковскому (скульптор А. Б. Пленкин, арх. В. П. Литвяков, 1976), или, как называют его местные жители и сочувствующие, «Головы» или «Башки».