Сборник
Тысяча и одна ночь. Коллекционное издание
Рассказ второго старца (ночь 2)
«Знай, о владыка царей джиннов, – начал старец, – что эти две собаки – мои братья, а я – третий брат. Мой отец умер и оставил нам три тысячи динаров, и я открыл лавку, чтобы торговать, и мои братья тоже открыли по лавке. Но я просидел в лавке недолго, так как мой старший брат, один из этих псов, продал всё, что было у него, за тысячу динаров и, накупив товаров и всякого добра, уехал путешествовать. Он отсутствовал целый год, и вдруг, когда я однажды был в лавке, подле меня остановился нищий. Я сказал ему: «Аллах поможет!» Но нищий воскликнул, плача: «Ты уже не узнаешь меня!» – и тогда я всмотрелся в него и вдруг вижу – это мой брат! И я поднялся и приветствовал его и, отведя его в лавку, спросил, что с ним. Но он ответил: «Не спрашивай! Деньги ушли, и счастье изменило». И тогда я свёз его в баню, и одел в платье из моей одежды, и привёл его к себе, а потом я подсчитал оборот лавки, и оказалось, что я нажил тысячу динаров и что мой капитал – две тысячи. Я разделил эти деньги с братом и сказал ему: «Считай, что ты не путешествовал и не уезжал на чужбину»; и брат мой взял деньги, радостный, и открыл лавку.
И прошли ночи и дни, и мой второй брат – а это другой пёс – продал своё имущество и всё, что у него было, и захотел путешествовать. Мы удерживали его, но не удержали, и, накупив товару, он уехал с путешественниками. Его не было с нами целый год, а потом он пришёл ко мне таким же, как его старший брат, и я сказал ему: «О брат мой, не советовал ли я тебе не ездить?» А он заплакал и воскликнул: «О брат мой, так было суждено, и вот я теперь бедняк: у меня нет ни единого дирхема[2], и я голый, без рубахи». И я взял его, о джинн, и сводил в баню, и одел в новое платье из своей одежды, а потом пошёл с ним в лавку, и мы поели и попили, и после этого я сказал ему: «О брат мой, я свожу счета своей лавки один раз каждый новый год, и весь доход, какой будет, пойдёт мне и тебе». И я подсчитал, о ифрит, оборот своей лавки, и у меня оказалось две тысячи динаров, и я восхвалил творца, да будет он превознесён и прославлен! А потом я дал брату тысячу динаров, и у меня осталась тысяча, и брат мой открыл лавку, и мы прожили много дней.
А через несколько времени мои братья приступили ко мне, желая, чтобы я поехал с ними, но я не сделал этого и сказал им: «Что вы такого нажили в путешествии, что бы и я мог нажить?» и не стал их слушать. И мы остались в наших лавках, продавая и покупая, и братья каждый год предлагали мне путешествовать, а я не соглашался, пока не прошло шесть лет. И тогда я позволил им поехать и сказал: «О братья, и я тоже отправлюсь с вами, но давайте посмотрим, сколько у вас денег», – и не нашёл у них ничего; напротив, они всё спустили, предаваясь обжорству, пьянству и наслаждениям. Но я не стал с ними говорить и, не сказав ни слова, подвёл счета своей лавки и превратил в деньги все бывшие у меня товары и имущество, и у меня оказалось шесть тысяч динаров. И я обрадовался, и разделил их пополам, и сказал братьям: «Вот три тысячи динаров, для меня и для вас, и на них мы будем торговать». А другие три тысячи динаров я закопал, предполагая, что со мной может случиться то же, что с ними, и когда я приеду, то у меня останется три тысячи динаров, на которые мы снова откроем свои лавки. Мои братья были согласны, и я дал им по тысяче динаров, и у меня тоже осталась тысяча, и мы закупили необходимые товары, и снарядились в путь, и наняли корабль, и перенесли туда свои пожитки.
Мы ехали первый день, и второй день, и путешествовали целый месяц, пока не прибыли со своими товарами в один город. Мы получили на каждый динар десять и хотели уезжать, как увидели на берегу моря девушку, одетую в рваные лохмотья, которая поцеловала мне руку и сказала: «О господин мой, способен ли ты на милость и благодеяние, за которое я тебя отблагодарю?» – «Да, – отвечал я ей, – я люблю благодеяния и милости и помогу тебе, даже если ты не отблагодаришь меня». И тогда девушка сказала: «О господин, женись на мне и возьми меня в свои земли. Я отдаю тебе себя, будь же ко мне милостив, ибо я из тех, кому оказывают добро и благодеяния, а я отблагодарю тебя. И да не введёт тебя в обман моё положение». И когда я услышал слова девушки, моё сердце устремилось к ней, во исполнение того, что угодно Аллаху, великому, славному, и я взял девушку и одел её, и постлал ей на корабле хорошую постель, и заботился о ней, и почитал её. А потом мы поехали дальше, и в моём сердце родилась большая любовь к девушке, и не расставался с ней ни днём, ни ночью. Я пренебрёг из-за неё моими братьями, и они приревновали меня и позавидовали моему богатству и изобилию моих товаров, и глаза их не знали сна, жадные до наших денег. И братья заговорили о том, как бы убить меня и взять мои деньги, и сказали: «Убьём брата, и все деньги будут наши».
И дьявол украсил это дело в их мыслях. И они подошли ко мне, когда я спал рядом с женою, и подняли меня вместе с нею и бросили в море; и тут моя жена пробудилась, встряхнулась и стала ифриткой и понесла меня – и вынесла на остров. Потом она ненадолго скрылась и, вернувшись ко мне под утро, сказала: «Я твоя жена, и я тебя вынесла и спасла от смерти по изволению Аллаха великого. Знай, я твоя суженая, и когда я тебя увидела, моё сердце полюбило тебя ради Аллаха, – а я верую в Аллаха и его посланника, да благословит его Аллах и да приветствует! И я пришла к тебе такой, как ты видел меня, и ты взял меня в жены, – и вот я спасла тебя от потопления. Но я разгневалась на твоих братьев, и мне непременно надо их убить». Услышав её слова, я изумился и поблагодарил её за её поступок и сказал ей: «Что же касается убийства моих братьев, знай!» – и я поведал ей всё, что у меня с ними было, с начала до конца.
И, узнав это, она сказала: «Я сегодня ночью слетаю к ним и потоплю их корабль и погублю их». – «Заклинаю тебя Аллахом, – сказал я, – не делай этого! Ведь говорит изречение: «О благодетельствующий злому, достаточно со злодея и того, что он сделал». Как бы то ни было, они мои братья». – «Я непременно должна их убить», – возразила джинния. И я принялся её умолять, и тогда она отнесла меня на крышу моего дома. И я отпёр двери и вынул то, что спрятал под землёй, и открыл свою лавку, пожелав людям мира и купив товаров. Когда же настал вечер, я вернулся домой и нашёл этих двух собак, привязанных во дворе, – и, увидев меня, они встали и заплакали, и уцепились за меня.
И не успел я оглянуться, как моя жена сказала мне:
«Это твои братья». – «А кто с ними сделал такое дело?» – спросил я. И она ответила: «Я послала за моей сестрой, и она сделала это с ними, и они не освободятся раньше чем через десять лет». И вот я пришёл сюда, идя к ней, чтобы она освободила моих братьев, после того как они провели десять лет в таком состоянии, и я увидел этого купца, и он рассказал мне, что с ним случилось, и мне захотелось не уходить отсюда и посмотреть, что у тебя с ним будет. Вот мой рассказ».
«Это удивительная история, и я дарю тебе треть крови купца и его проступка», – сказал джинн.
И тут третий старец, владелец мула, сказал: «Я расскажу тебе историю диковиннее этих двух, а ты, о джинн, подари мне остаток его крови и преступления». – «Хорошо», – отвечал джинн.
Рассказ третьего старца (ночь 2)
– О, султан и глава всех джиннов, – начал старец, – знай, что этот мул был моей женой. Я отправился в путешествие и отсутствовал целый год, а потом я закончил поездку и вернулся ночью к жене. И я увидел чёрного раба, который лежал с нею в постели, и они разговаривали, играли, смеялись, целовались и возились. И, увидя меня, моя жена поспешно поднялась с кувшином воды, произнесла что-то над нею и брызнула на меня и сказала: «Измени свой образ и прими образ собаки!» И я тотчас же стал собакой, и моя жена выгнала меня из дома; и я вышел из ворот и шёл до тех пор, пока не пришёл к лавке мясника. И я подошёл и стал есть кости, и когда хозяин лавки меня заметил, он взял меня и ввёл к себе в дом. И, увидев меня, дочь мясника закрыла от меня лицо и воскликнула: «Ты приводишь мужчину и входишь с ним к нам!» – «Где же мужчина?» – спросил её отец. И она сказала: «Этот пёс – мужчина, которого заколдовала его жена, и я могу его освободить». И, услышав слова девушки, её отец воскликнул: «Заклинаю тебя Аллахом, дочь моя, освободи его». И она взяла кувшин с водой, и произнесла над ней что-то, и слегка брызнула на меня, и сказала: «Перемени этот образ на твой прежний вид!» И я принял свой первоначальный образ и поцеловал руку девушки и сказал ей: «Я хочу, чтобы ты заколдовала мою жену, как она заколдовала меня». И девушка дала мне немного воды и сказала: «Когда увидишь свою жену спящей, брызни на неё этой водой и скажи, что захочешь, и она станет тем, чем ты пожелаешь». И я взял воду и вошёл к своей жене, и, найдя её спящей, брызнул на неё водой и сказал: «Покинь этот образ и прими образ мула!» И она тотчас же стала мулом, тем самым, которого ты видишь своими глазами, о султан и глава джиннов».
И джинн спросил мула: «Верно?» И мул затряс головой и заговорил знаками, обозначавшими: «Да, клянусь Аллахом, это моя повесть и то, что со мной случилось!»
И когда третий старец кончил свой рассказ, джинн затрясся от восторга и подарил ему треть крови купца…»
Но тут застигло Шахразаду утро, и она прекратила дозволенные речи.
И сестра её сказала: «О сестрица, как сладостен твой рассказ, и хорош, и усладителен, и нежен».
И Шахразада ответила: «Куда этому до того, о чём я расскажу вам в следующую ночь, если я буду жить и царь оставит меня».
«Клянусь Аллахом, – воскликнул царь, – я не убью её, пока не услышу всю её повесть, ибо она удивительна!»
И потом они провели эту ночь до утра обнявшись, и царь отправился вершить суд, и пришли войска и визирь, и диван[3] наполнился людьми. И царь судил, назначал, отставлял, и запрещал, и приказывал до конца дня.
И потом диван разошёлся, и царь Шахрияр удалился в свои покои. И с приближением ночи он удовлетворил свою нужду с дочерью визиря.
Третья ночь
А когда настала третья ночь, её сестра Дуньязада сказала ей: «О сестрица, докончи твой рассказ».
И Шахразада ответила: «С любовью и охотой! Дошло до меня, о счастливый царь, что третий старец рассказал джинну историю диковиннее двух других, и джинн до крайности изумился и затрясся от восторга и сказал: «Дарю тебе остаток проступка купца и отпускаю его». И купец обратился к старцам и поблагодарил их, и они поздравили его со спасением, и каждый из них вернулся в свою страну».
Четырнадцатая ночь
Шахразада сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что второй календер говорил женщине: «А царевна, о госпожа моя, взяла в руку нож, на котором были написаны еврейские имена, и начертила им круг посреди залы, и в нём написала имена и заклинания, и поколдовала, и прочла слова понятные и слова непонятные, и через минуту мир покрылся над нами мраком, и ифрит вдруг спустился к нам в своём виде и обличье, и руки у него были как вилы, ноги как мачты, а глаза как две огненные искры. И мы испугались его, и царевна воскликнула: «Нет ни приюта тебе, ни уюта!» – а ифрит принял образ льва и закричал ей: «О обманщица, ты нарушила клятву и обет! Разве мы не поклялись друг другу, что не будем мешать один другому?»
«О проклятый, и для подобного тебе у меня будет клятва?» – отвечала царевна. И ифрит вскричал: «Получи то, что пришло к тебе!»
Тут лев разинул пасть и ринулся на девушку, но она поспешно взяла волосок из своих волос и потрясла его в руке и пошевелила над ним губами, и волос превратился в острый меч, и она ударила им льва, и он разделился на две части. И голова его превратилась в скорпиона, а женщина обратилась в большую змею и ринулась на этого проклятого, который имел вид скорпиона, и между ними завязался жестокий бой. И потом скорпион превратился в орла, а змея в ястреба, и она полетела за орлом и преследовала его некоторое время, и тогда орёл сделался чёрным котом, а девушка превратилась в полосатого волка, и они долго бились во дворце.
И кот увидел, что он побеждён, и превратился в большой красный гранат, и гранат упал на середину водоёма, бывшего во дворце, и волк подошёл к нему, а гранат взвился на воздух и упал на плиты дворца и разбился, и все зёрнышки рассыпались по одному, и земля во дворце стала полна зёрнышек граната. И тогда волк встряхнулся и превратился в петуха, и стал подбирать зёрнышки, и не оставил ни одного зёрнышка, но по предопределённому велению одно зёрнышко притаилось у края водоёма. И петух принялся кричать и хлопать крыльями и делал нам знаки клювом, но мы не понимали, что он говорит, и тогда он закричал на нас криком, от которого нам показалось, что дворец опрокинулся на нас, и стал кружить по всему полу дворца. Он увидел зерно, притаившееся у края водоёма, и ринулся на него, чтобы его склевать, но зёрнышко вдруг метнулось в воду, бывшую в водоёме, и, обратившись в рыбу, скрылось в глубине воды.
И тогда петух принял вид огромной рыбы и нырнул за рыбкою и скрылся на некоторое время, а потом мы услышали, что раздались крики, вопли, и перепугались.
И после этого появился ифрит, подобный языку пламени, и он разевал рот, из которого выходил огонь, и из его глаз и носа шёл огонь и дым. И девушка тоже вышла, подобная громадному огненному углю, и она сражалась с ним некоторое время, и огонь сомкнулся над ними, и дворец наполнился дымом. И мы скрылись в дыму и хотели погрузиться в воду, опасаясь сгореть и погибнуть, и царь воскликнул: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся! О, если бы мы не возложили на неё подобного ради освобождения этой обезьяны! Мы отягчили её великой тяготой с этим проклятым ифритом, которого не одолеть всем ифритам, существующим на земле! О, если бы мы не знали этой обезьяны, да не благословит Аллах её и час её появления! Мы хотели сделать добро ради великого Аллаха и освободить её от чар, и нас постигло сердечное мучение!»
А что до меня, госпожа моя, то язык был у меня связан, и я не мог ничего сказать царю, и не успели мы очнуться, как ифрит закричал из-под огня и оказался подле нас в зале. Он дунул нам в лицо огнём, но девушка настигла его и подула ему в лицо, и в нас попали искры от неё и от него, и её искры не повредили нам, а из его искр одна попала мне в глаз и выжгла его, а я был в образе обезьяны. И царю в лицо тоже попала искра из его искр и сожгла ему половину лица и бороду и нижнюю челюсть и вырвала нижний ряд зубов, а другая искра попала в грудь евнуха и сожгла его, и он в тот же час и минуту умер, и мы убедились, что погибнем, и потеряли надежду на жизнь.
И мы были в таком состоянии и вдруг слышим, кто-то восклицает: «Аллах велик! Аллах велик! Он помог и поддержал и покинул того, кто не принял веру Мухаммеда, месяца веры!» И вдруг, оказалось, царевна сожгла ифрита, и он стал кучей пепла. И девушка подошла к нам и сказала: «Принесите мне чашку воды!» И ей принесли чашку, и она проговорила что-то, чего мы не поняли, а потом брызнула на меня водой и сказала: «Освободись, заклинаю тебя истиною истинного и величайшим именем Аллаха, и прими свой первоначальный образ».
И я встряхнулся, и вдруг вижу – я человек, каким был прежде, но только мой глаз пропал, а девушка воскликнула: «Огонь, огонь! О батюшка, я уже не буду жить! Я не привыкла биться с джиннами, а будь он из людей, я бы давно убила его. Я стала бессильна лишь тогда, когда гранат рассыпался, и я подобрала его зёрна, но забыла то зёрнышко, где был дух джинна, а если бы я его подобрала, он бы, наверное, тотчас же умер. Но я не знала этого, по воле судьбы и рока, и вдруг он явился, и у меня с ним был жестокий бой под землёю, в воде и в воздухе, и всякий раз, как я открывала над ним врата колдовства, он тоже открывал врата надо мною, пока не открыл надо мною врат огня, а мало кто, когда открываются над ним врата огня, от него спасается. Но мне помогла против него судьба, и я сожгла его раньше себя, предложив ему прежде принять веру ислама. А что до меня, я умираю, и да будет Аллах для вас моим преемником».
И она стала взывать к Аллаху о помощи и непрестанно призывала на помощь от огня, и вдруг тёмные искры поднялись к её груди и распространились до лица, и когда они достигли лица девушки, она заплакала и воскликнула:
«Свидетельствую, что нет бога, кроме Аллаха, и что Мухаммед – посланник Аллаха!» И потом мы взглянули на неё и вдруг видим – она стала кучею пепла рядом с кучею от ифрита. И мы опечалились о ней, и мне хотелось быть на её месте и не видеть, как это прекрасное лицо, сделавшее мне такое благо, превратилось в пепел, но приговор Аллаха неотвратим.
И когда царь увидел, что его дочь превратилась в кучу пепла, он выщипал остаток своей бороды, стал бить себя по лицу и разорвал на себе одежды, и я сделал так же, как он, и мы заплакали о девушке. И подошли придворные и вельможи царства и увидели султана в состоянии небытия и две кучи пепла. И они удивились и походили немного вокруг царя, а тот, когда очнулся, рассказал им, что случилось у его дочери с ифритом, и это было для них великим несчастьем, и женщины и девушки закричали, и царевну оплакивали семь дней.
И царь приказал выстроить над прахом своей дочери большой купол, и под ним зажгли свечи и светильники, а пепел ифрита развеяли по воздуху, чтобы проклял его Аллах. И после этого царь заболел болезнью, от которой был близок к смерти, и его болезнь продолжалась месяц, а потом он поправился, и его борода выросла, и он призвал меня и сказал: «О юноша, мы проводили время в приятнейшей жизни, в безопасности от превратностей судьбы, пока ты к нам не явился. О, если бы мы не видели тебя и не видели твоей гадкой наружности! Из-за тебя мы претерпели лишения: во-первых, я лишился моей дочери, которая стоила сотни мужчин, а во-вторых, со мной случилось от огня то, что случилось, и я лишился своих зубов, и умер мой евнух. А ни раньше, ни после этого мы ничего от тебя не видели. Но всё от Аллаха, и нам, и тебе; слава же Аллаху за то, что моя дочь освободила тебя и сама себя погубила! Но уходи, дитя моё, из моего города, достаточно того, что из-за тебя случилось. Всё это было предопределено и мне, и тебе, уходи же с миром, а если я ещё раз тебя увижу, я убью тебя».
И он закричал на меня, и я вышел от него, о госпожа, не веря в спасение, и не знал, куда идти. И в моём сердце прошло всё то, что со мной случилось: как разбойники оставили меня на дороге, как я от них спасся и шёл месяц, и вошёл в город чужеземце, и встретился с портным и с женщиной под землёю, и спасся от ифрита, после того как он был намерен убить меня, и я вспомнил обо всём, что прошло в моём сердце, с начала до конца, и восхвалил Аллаха и воскликнул: «Ценою глаза, но не души!» И я сходил в баню, прежде чем выйти из города, и обрил себе бороду, и надел чёрную власяницу, и пошёл наугад, о госпожа моя, и каждый день я плакал и размышлял о бедствиях, случившихся со мною, и о потере глаза. И думая о случившемся со мною, я всякий раз плакал и говорил такие стихи:
Всемилостивым клянусь, смущенья, сомненья нет,
Печали, не знаю как, меня окружили вдруг.
Я буду терпеть, пока терпенье само не сдаст;
Стерплю я, пока Аллах судьбы не решит моей.
Стерплю, побеждённый, я без стонов и жалобы,
Как терпит возжаждавший в долине в полдневный зной.
И буду терпеть, пока узнает терпение,
Что вытерпеть горше, чем мирра, я в силах был.
Ничто ведь не горько так, как мирра, но будет ведь
Ещё более горько мне, коль стойкость предаст меня.
И тайна души моей – толмач моих тайных дум,
И тайное тайн моих – о вас мысли тайные.
И скалы б рассыпались, коль бремя моё несли б,
И ветер не стал бы дуть, и пламя потухло бы.
И если кто скажет мне, что жизнь иногда сладка,
Скажу я: «Наступит день, что горше, чем мирры вкус».
И я скитался по странам, и приходил в города, и направился в Обитель Мира – Багдад, надеясь дойти до повелителя правоверных и рассказать ему, что со мной случилось. Я пришёл в Багдад сегодня вечером и нашёл моего первого брата, вот этого, стоящим в недоумении, и сказал ему: «Мир с тобою!» – и побеседовал с ним, и вдруг подошёл к нам наш третий брат и сказал нам: «Мир с вами, я чужеземец», – и мы отвечали: «Мы тоже чужеземцы и пришли сюда в эту благословенную ночь». И мы пошли втроём, и никто из нас не знал истории другого, и судьба привела нас к этому месту, и мы вошли к вам. Вот причина того, что я обрил бороду и усы и лишился глаза».
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
