Сборник
Сталин. Большая книга о нем
У Хрущева ума не было совсем, он расколол общество. В Грузии прошло выступление в защиту Сталина. Не против СССР, а именно за Сталина и Ленина. Эти демонстрации были огромны, в них даже стреляли. В подземных переходах лежали трупы студентов – девушки и юноши прижимали к себе портреты советских вождей, которые были проткнуты солдатскими штыками. Стрельба началась на проспекте Руставели – рядом с нашим театром находится здание радиокомитета, куда, видимо, ребята хотели проникнуть. Мы услышали стрельбу и побежали туда из театра. Много погибших было. Было очень страшно. Тогда и случилось, наверное, одно из первых серьезных разочарований в советском строе.
В сталинские времена бывали, конечно, перегибы. Однажды человек не смог осушить литровый рог с вином, хотя тост был провозглашен за Сталина. Отговорился тем, что у него была операция на желудке. А кто-то потом узнал, что операцию тот человек не делал. И написал на него донос: мол, тот так не хотел выпить за Сталина, что даже операцию себе придумал. В результате несчастному дали 8 лет лагерей.
Если бы Сталин узнал, из-за чего этого человека арестовали, он бы наказал всех. Он же страшно не любил подхалимаж. Его самая любимая фраза была, когда он слышал похвалы в свой адрес: «К делу!»
Можно задаться вопросом: не любил подхалимаж, а как же Сталинград, который в честь него назвали? На эту тему даже Фейхтвангер писал. Он спросил Сталина об этом, и тот ему ответил: «Это не я, это люди придумали. А если им нравится, я не против». Он знал, как важно заставить людей полюбить главу государства.
И мы разве его не любили? Еще как! Что творилось, когда он умер! С какими распухшими от слез глазами шли мимо гроба. При этом никого же не заставляли идти прощаться со Сталиным.
И разве плохо, что любили? Лучше, чтобы презирали, как мы сейчас всех презираем?
В молодости Сталин был настоящим вором. С Камо они были мастера – нападали на инкассаторов и все награбленное отправляли Ленину. При этом сам Сталин ходил в драной шинели.
После революции Камо уничтожили. Тот хотел стать вторым человеком в ЦК, но на это не тянул. И его убрали. В Тифлисе случилась странная автокатастрофа – на велосипед Камо наехала едва ли не единственная в городе машине. Почти как у Шекспира в «Ричарде Третьем». Как все повторяется, да?
Сталин ведь и Бухарина простил, хотя все другие соратники были арестованы. Отправил во Францию, называл «Бухарчиком». А тот уехал и стал встречаться за границей с белогвардейцами и болтать лишнее. Сталину, разумеется, обо всем тут же донесли. И когда Бухарин вернулся, его арестовали и посадили. Тут уже Сталин ничего делать не стал. Было поздно. Мне кажется, все честно.
Личная жизнь Сталина была непростая. Первая жена от болезни умерла. Несчастная женщина была. А со второй вот какая история получилась. Она очень хорошей женщиной была. Из такой семьи происходила, что если бы Сталин был неинтересным человеком, вряд ли она вышла за него.
Он был ростом маленький, ему на Мавзолее подставку ставили. А она яркая женщина была. Они хорошо жили. Но она стала влезать в партийные дела. А он этого терпеть не мог. Предупреждал ее: «Не лезь в это дело!»
Когда она приставала к нему с расспросами, почему он это делает так, а не так, Сталин ответил: «Не могу сейчас сказать, потом поймешь». Но Аллилуева продолжала лезть в политику.
В последний вечер на ужине у Ворошилова он ее по-горийски окликнул: «Э-эй», а ее это обидело. «Я тебе не эй!» – ответила она. Когда пришли домой, стали обиженно что-то выяснять. Перед сном принесла два стакана чая, он взял себе ее стакан, а свой отдал ей: «Не верю тебе».
И это ее совсем убило – ночью Надежда Аллилуева застрелилась.
Майя Кавтарадзе…
Впервые это имя я услышал осенью 1998 года в Москве, в доме актера Михаила Казакова. Говорили мы с ним о многом – театре, кино, литературе. Неожиданно Михаил Михайлович заговорил о Грузии.
Впервые в Тбилиси он оказался летом 1961 года во время гастролей театра «Современник», в котором тогда служил. Как водится, московских актеров каждый вечер приглашали в гости, угощали – развлекали. Кому было интересно, рассказывали о былом.
В один из вечеров Казаков оказался в гостях у знаменитого грузинского революционера, после советизации Грузии – председателя Совета народных комиссаров республики Серго Кавтарадзе. Его рассказы потрясли молодого актера. И дело было не в титулах нового знакомого, а в дружбе со Сталиным. Тогда же Михаил Казаков познакомился и с дочерью Серго – Майей.
Она была совсем юной девочкой, когда решилась вступить в переписку со Сталиным. О ней, дочери революционера и бывшей фрейлины императрицы Марии Федоровны княжны Софии Вачнадзе, мне и хочется написать.
В эту книгу она войдет под именем, которым подписывала свои письма Сталину, – «пионерки Майи Кавтарадзе».
Ее историю я буду рассказывать, основываясь на впечатлениях Михаила Казакова и воспоминаниях ближайшей подруги Майи Кавтарадзе Татули Гвиниашвили.
Ровесница Майи, Татули Гвиниашвили рассказывала:
– Серго был другом Сталина, они вместе учились в семинарии.
Еще до 1917 года между Сталиным и Кавтарадзе случилась ссора. Суть конфликта заключалась в споре, кому доверить партийную кассу. Серго считал, что деньги можно оставить одному честному человеку. Сталин был другого мнения и говорил, что кассу должен хранить только большевик.
Когда видный грузинский революционер Миха Цхакая тоже высказался за то, что деньги вполне можно оставить у пусть и не партийного, но верного человека, Сталин тут же переменил точку зрения и заявил, что сам считает так же. И именно в этом безуспешно пытался убедить Кавтарадзе.
Серго был обескуражен беспринципностью Сталина и, не сдержав эмоции, ударил товарища по лицу.
Придя спустя годы к власти, почти всех своих друзей Сталин перестрелял. А Сергея оставил в живых.
Он затем и поэта Шалву Нуцубидзе освободил. Для того чтобы тот сделал перевод Шота Руставели. Сталин показывал миру, что он появился на свет не в какой-нибудь дикой стране, а в Грузии, где уже в средние века жили и творили такие гении, как Руставели.
У нас была одна компания – Майя Кавтарадзе, я и Манана Кикодзе, тоже дочь сталинского друга юности Геронтия Кикодзе.
В 1937 году Серго Кавтарадзе арестовали. Как говорили, от гибели его спасла закорючка, которую Сталин поставил напротив его имени в расстрельном списке. Берия не смог понять, что имел в виду Сталин, а расспросить не решился.
Несколько лет Серго Кавтарадзе провел в сталинских лагерях. Сидела и его жена. А Майю определили в дом для беспризорных, ей 11 лет было. Все годы, пока не было отца, она писала письма Сталину. И подписывала их: «Пионерка Майя Кавтарадзе».
И однажды случилось чудо. Как иначе назвать то, что Серго Кавтарадзе был освобожден?
Михаил Казаков, слышавший эту историю из первых уст, вспоминал:
– Бывшего сталинского друга назначили работать в книжное издательство. В ближайших планах был выпуск поэмы «Витязь в тигровой шкуре» в переводе Шалвы Нуцубидзе.
В тот вечер Кавтарадзе уже ложился спать, когда его неожиданно вызвали в Кремль. Войдя в кабинет Сталина, он приветствовал вождя, как водится, по имени-отчеству и с приставкой «товарищ». Сталин поднял голову из-за стола и возмутился: «Ты с ума сошел? Какой я тебе «товарищ Сталин»?! Я для тебя – Коба, а ты для меня – Того».
Надо заметить, что еще во времена подпольной работы Сталин предложил Серго взять себе кличку в честь одного японского адмирала.
Хозяин кабинета пригласил Кавтарадзе к столу и принялся расспрашивать о том, как обстоят дела у него на работе.
Татули Гвиниашвили историю встречи двух революционеров слышала от дочери Серго:
– Сталин спросил у Кавтарадзе: «Где ты был все это время?» Тот ответил: «Сидел». – «Нашел время сидеть», – будто бы недовольно произнес Сталин.
После этого разговор пошел так, будто ничего не случилось.
Однако по грузинским обычаям примирение только тогда считается состоявшимся, когда обиженный приглашает обидчика в свой дом. Сталин, конечно же, помнил об этом и спросил, отчего Серго не приглашает его в гости.
Кавтарадзе с женой и дочерью жили в коммуналке, и принимать там столь высокого гостя было неудобно. Он попытался отсрочить приглашение, но, заметив обиду Сталина, сказал, что будет рад видеть Кобу в любое удобное для него время.
«Едем сейчас», – тут же ответил Сталин. И уже через несколько минут – Кавтарадзе жили на улице Горького, рядом с Кремлем – лимузины доставили друзей на место.
В изложении Казакова сцена появления Сталина в коммуналке вполне могла стать основой для фильма.
– Когда Серго позвонил в дверь, ему открыла заспанная соседка. Увидев на лестничной площадке Сталина, она в ужасе скрылась в своей комнате. А наутро рассказывала во дворе, что ее грузинский сосед так напился минувшей ночью, что заявился домой с портретом Сталина.
А Кавтарадзе, перешагнув порог своей комнаты, разбудил жену и сказал, что у них гость – Сталин. Женщина тоже не сразу поверила в происходящее. Сталин же, подойдя к ней, обнял и произнес: «Сколько ты вытерпела!» Потом было застолье, на которое доставили продукты из расположенного неподалеку ресторана «Арагви».
Майя Кавтарадзе, конечно же, запомнила ту ночь. И рассказывала о ней своей подруге. Слово Татули Гвиниашвили:
– Сталин спросил у Серго, где находится его дочь. Когда мать вывела Майю, Сталин потрепал ее по щеке и сказал: «А вот и пионерка Майя Кавтарадзе. Помню-помню».
Когда в Тбилиси в восьмидесятых годах приезжала Светлана Аллилуева, в качестве сопровождающих дочь Сталина была назначена Майя Кавтарадзе. Через несколько лет одна из газет написала, что к дочери Сталина была приставлена «полковник КГБ Кавтарадзе». Майя обиделась: «Почему полковник, если я давно генерал?» Как еще было реагировать на такую глупость?
Майя преподавала французский язык в Пушкинском институте в Тбилиси. Очень была приятная женщина, интеллигентная.
А ее двоих родных братьев расстреляли. И потом в Тбилиси удивлялись, как Серго мог простить Сталину гибель двоих сыновей? Кстати, в квартире Майи снимали фильм Тенгиза Абуладзе «Покаяние».
Великий фильм грузинского режиссера вышел на экраны в 1987 году, хотя был снят тремя годами раньше. Впервые в Советском Союзе с экрана звучала история о реалиях сталинских лет. Татули Гвиниашвили говорила, что во время демонстрации фильма в Москве возле кинотеатров стояли кареты «скорой помощи», которые почти никогда не пустовали.
В основу фильма Тенгиз Абуладзе взял несколько реальных историй. Одна из них рассказывала о выдающемся грузинском дирижере Евгении Микеладзе и его супруге Кетеван Орахелашвили.
Кетеван была дочерью председателя правительства Советской Грузии Мамии Орахелашвили, сменившего на этом посту ближайшего друга Сталина Серго Орджоникидзе.
Близость к Ленину и Сталину уберегла Мамию Орахелашвили от репрессий после выхода в 1926 году брошюры «Путь грузинского жирондиста», в которой он называл грузинских меньшевиков истинными демократами, а президента независимой Грузии Ноя Жордания – марксистом.
Однако фраза, брошенная им в 1931 году Иосифу Сталину, предложившему сделать вторым секретарем ЦК Грузии Лаврентия Берию: «Коба, я, наверное, ослышался? Мы не можем таким назначением удивить партийцев!», уже не прошла бесследно.
Берия пост получил, а Мамия Орахелашвили из руководителя республики был разжалован в научные сотрудники тбилисского Института марксизма-ленинизма. А в 1937 году арестован и расстрелян.
Мать Кетеван, Мариам Орахелашвили, после отставки мужа продолжала оставаться наркомом просвещения Грузии. В один из дней она увидела из окна, как с ее дочерью на улице разговаривает какой-то мужчина, в котором она, присмотревшись, узнала Лаврентия Берию. Выбежав из дома, Мариам увела дочь, сказав, что с такими людьми, как Берия, нельзя не только разговаривать, но даже здороваться.
В 1938 году Мариам Орахелашвили была арестована. Во время допроса, который вел сам Берия, она не выдержала и, схватив со стола следователя стеклянную пепельницу, запустила ее в главного чекиста. Берия достал пистолет и застрелил Орахелашвили.
Судьба ее дочери Кетеван была предрешена. Хотя поначалу все складывалось более чем счастливо. Знаменитая тбилисская красавица стала женой дирижера Евгения Микеладзе, художественного руководителя Тбилисского театра оперы и балета.
После возвращения с московских гастролей, во время которых работу артистов театра похвалил сам Сталин, Микеладзе приступил к репетициям новой оперы. Премьера прошла успешно. А вскоре Евгений Микеладзе уже сидел на первом допросе.
Кетеван Орахелашвили тоже арестовали. Спустя годы она вспоминала, как после очередного допроса ее вели в камеру и в тюремном коридоре она увидела двоих чекистов, на руках которых висело обезжизненное тело избитого арестованного. Лица его не было видно. Кетеван взглянула на волосы несчастного и вздрогнула – перед ней пронесли ее мужа. Лишь по буйной шевелюре она смогла узнать его. Больше своего Евгения она не видела.
В один из дней в тюрьму, где содержался Евгений Микеладзе, приехал Лаврентий Берия. Сталинскому любимцу вообще нравилось присутствовать на допросах. При этом свое появление палач каждый раз обставлял, словно играл в забавную игру. По воспоминаниям дочери Сталина Светланы Аллилуевой, для того, чтобы оставаться неузнанным, Берия надевал парик. В этот раз он был без грима. И тому были причины.
Описание последнего допроса великого дирижера оставил Юлиан Семенов в документальной книге «Ненапечатанные рассказы». Сын Евгения Микеладзе Вахтанг, ставший режиссером-документалистом, в своем фильме о Лаврентии Берии «Убийца моей семьи» приводит цитату из этой книги: «Ослепленного на допросах Микеладзе втащили в кабинет Берии. И тот сказал: «Дирижер, вас изобличили подельцы. У нас достаточно материалов, чтобы расстрелять вас и без официального признания. Но неужели вы не хотите облегчить совесть, выскоблить себя перед народом?» – «Товарищ Берия, – ответил великий музыкант. – Я ни в чем не виноват, и вам об этом прекрасно известно». – «Откуда ты узнал, что я Берия? Ты же слеп!» – «У меня абсолютный слух, Лаврентий Павлович, я узнаю любого человека по голосу».
И тогда Берия сказал тем, кто привез к нему гения грузинского народа: «Так вбейте ему гвозди в уши, чтобы он не мог никого узнавать по голосу!» И это сделали с Микеладзе. И Родина потеряла одного из лучших своих сынов».
Жена дирижера Кетеван Орахелашвили была сослана в АЛЖИР – Акмолинский лагерь жен изменников Родины. Вернувшись домой после семнадцати лет заключения, на жизнь Кетеван зарабатывала тем, что готовила торты, которые украшала замысловатыми узорами из крема. В фильме «Покаяние» режиссер Тенгиз Абуладзе почти дословно экранизировал эпизоды из жизни женщины.
Во время финального кадра, когда героиня Верико Анджапаридзе задает свой великий вопрос: «Зачем нужна дорога, если она не ведет к храму?», прототип Кетеван Орахелашвили как раз украшает праздничный торт кремовой фигуркой православного храма.
В 1956 году в Грузии начались процессы, на которых были реабилитированы незаконно осужденные жертвы. Бабушка моей жены, знаменитый грузинский врач София Буачидзе, не пропустила ни одного из этих страшных заседаний. Приходя домой, она пересказывала домашним реалии происходящего в стране всего несколько лет назад.
Ее саму тоже задела кровавая машина. Двоюродный брат Алексей, который учился в школе, случайно порвал портрет наркома НКВД Ежова. На перемене ребята рассматривали изображение главного чекиста и Алеша, попросив дать и ему взглянуть на «иконописный», как писали литераторы того времени, лик наркома, потянул фотографию к себе. И случайно оторвал уголок.
Ставшая свидетелем этого учительница тут же доложила о случившемся в органы, и школьник Буачидзе был арестован. Его продержали в тюрьме до 16 лет – возраста, с которого были разрешены расстрелы. И в день рождения юноши привели приговор в исполнение.
А Татули Гвиниашвили продолжает:
– После того сталинского визита в коммуналку на улице Горького семья Кавтарадзе получила отдельную огромную квартиру. А Серго был назначен заместителем министра иностранных дел СССР.
Что он чувствовал, никто не знает. Удивлялись, как Серго мог простить смерть сыновей. Но Майя никогда об этом не говорили. Видимо, такая для нее это была больная тема.
По воспоминаниям внука Серго Малхаза Жвания, после Великой Отечественной в Кремле состоялся прием, во время которого Сталин вдруг обратился к Кавтарадзе по-грузински: «А помнишь, как ты меня ударил? Еще лампа керосиновая разбилась, ведь пожар мог начаться». И засмеялся.
Всю ночь семья Кавтарадзе ждала ареста. Но все обошлось. А Серго назначили послом СССР в Румынии. Майя рассказывала мне, как навещала отца. Как-то ее представили королю, и тот пригласил дочь советского посла на бал во дворец. Но Майя в тот же вечер должна была улетать в Москву. Расстроившись, она топнула ножкой: «Вы не могли мне об этом сказать хотя бы вчера?»
Серго Кавтарадзе так растерялся, что смог только и сказать дочери по-грузински: «Майя, перед тобой же король!»
Родной брат Серго, Петре Кавтарадзе, был составителем грузинского словаря. Его женой была красавица Анико, первая женщина-врач Грузии. Католикос-Патриарх Всея Грузии Калистрат сказал мне как-то: «В ложе стояла Анико, на ней был ободок, и она была очень красива!» Меня так удивили эти слова, услышанные от Католикоса.
Серго и Анико вместе учились в институте в Петербурге. Как-то в перерыве между занятиями они заглянули в кафе. В это же время туда зашли муж с женой, страшно убитые горем, заказали кушанья, но так и не дотронулись до них.
Серго и Анико говорили друг с другом по-грузински. И та пара не могла от них отвести глаз. Когда они уже позавтракали и встали, муж с женой решились к ним обратиться: «На каком языке вы говорите? У нас страшное горе: нам сказали, что жизнь нашего единственного сына висит на волоске. Ваша красота на несколько минут позволила нам забыть о своем горе, и мы вас благодарим за это».
Петре Кавтарадзе потом расстреляли, а Анико выслали.
Михаил Казаков оказался связан с красавицей Анико родственными узами – он женился на ее внучке. А потому не раз виделся с Серго Кавтарадзе и после первой памятной встречи в 1961 году.
Вновь и вновь Кавтарадзе рассказывал ему о встречах со Сталиным. И каждый раз, как отмечал Михаил Михайлович, воспоминания были полны уважением к вождю.
Так получилось, что именно Грузия явила миру Сталина. И парадокс – именно в этой стране, кажется, не осталось ни одной семьи, в которой не было бы пострадавших от репрессий, творимых всесильным земляком. Но еще большая загадка для меня заключается в отношении грузин к палачу их родных и близких.
Дочь художника Кирилла Зданевича, первооткрывателя и биографа Пиросмани, поведала мне удивительные истории о своей семье. Ее родной дядя Илья эмигрировал из Грузии и, оказавшись в Париже, стал директором фабрики Коко Шанель. А отец, художник-футурист Кирилл Зданевич, был репрессирован. За то, что в его доме нашли бутылку из-под виски.
Органами был сделан «соответствующий» вывод – если есть виски, значит, бывают иностранцы, а раз так, значит, хозяин дома – иностранный шпион. Зданевич несколько лет провел в лагере в Воркуте.
Сомнений в его невиновности, конечно же, ни у кого не было. По политической статье в те годы сидели десятки тысяч. При этом когда Мирель Кирилловна рассказывала мне о злоключениях отца, она неизменно добавляла: «Но Сталина я осуждать не буду. Что хотите со мной делайте, но у меня к нему неизменно хорошее отношение. Можете меня за это даже арестовать».
Впрочем, конечно же, говорить о том, что все грузины боготворят своего земляка, будет большой неправдой.
Тамара Гвиниашвили, дочь четырежды (!!!) репрессированной княжны Бабо Дадиани и расстрелянного Александра Масхарашвили, рассказывала:
– К Сталину, как ни странно, многие относятся хорошо. Такое случается даже в семьях репрессированных.
Говорят о том, каким Сталин был великим и как умело правил огромной страной.
Да он потому и правил, что сумел насадить жуткий страх, который парализовал волю миллионов.
Я лично слышала историю, которую рассказал близкий друг Сталина. Они, тогда ученики семинарии, пришли на Куру. Вода еще была холодной, несмотря на май, и ребята стали просто во что-то играть на берегу.
На другой стороне реки на только что взошедшей зеленой траве паслись коровы. Вокруг одной бегал теленочек маленький – отбежит, пощиплет траву, возвращается к матери, и так по кругу. Сталин смотрел-смотрел на это, а потом разделся, переплыл реку, схватил теленка и все ноги ему перебил.
Это ли не варварство? Вот вам и великий Сталин.
Рассуждать о «величии» Сталина с грузинами мне приходилось не раз. Помню, я оказался за столом в компании увенчанных званиями и народной любовью грузинских ученых и писателей. И задал вопрос, кого они считают самым великим грузином в мире – за всю историю своей страны.
Ответы были различны – Шота Руставели, царица Тамара, Илья Чавчавадзе, Нико Пиросмани. Имя Сталина не назвал никто. Оно прозвучало из моих уст: «Если бы самым великим грузином был Руставели, мы жили бы в другом мире. Разве не Сталин самый великий и известный в мире грузин?»
На меня ополчился весь стол. Однако в завершении трапезы едва ли не половина из присутствующих на ней подошла ко мне и тихо призналась: «Пожалуй, вы правы. Только не говорите об этом моей жене/ соседу/ другу/ знакомому».
Что же такое с нами происходит, если мы, зная обо всем, что случилось в роковые для миллионов 30–40–50-е, все равно считаем Сталина самым великим грузином?
Под «нами» имею в виду все национальности – не только главного героя этой книги и ее автора. Мне рассказывали, как несколько лет назад в Грузию приехали представители Дома Романовых, не стану уточнять, кто именно, ибо история была передана практически из первых уст.
Тамадой был назначен известный грузинский политик, которого то и дело подзуживали произнести тост за Сталина. Мужчина, надо отдать ему должное, отказался. Однако когда он предоставил слово для завершающего тоста гостям, великая княгиня – к удовольствию большинства присутствующих – вдруг предложила выпить за Сталина. Потому что даже в восприятии членов Царского Дома он является императором, ибо значительно увеличил земли бывшей Российской империи.
И в заключение еще одна история, которую мне поведали на родине Сталина. Это готовый сюжет для художественного рассказ, но только все, что в нем будет изложено, – правда.
Нина Н. родилась и всю жизнь прожила в Батуми. В школу пошла в 1952 году. Всем первоклашкам учителя говорили, что если они станут хорошо учиться, их отправят в Москву. А там, в Кремле, дедушка Сталин самых лучших возьмет на руки.
Нина сразу представила, как убеленный сединой вождь (у ее дедушки были точно такие же усы, как у Сталина) именно на нее обратит свое внимание, она увидит – близко-близко – его родное лицо, а еще сможет дотронуться до пуговиц на его кителе: блестящих, в которых наверняка отражается солнце, голубое небо и белые облака, плывущие над Кремлем.
5 марта 1953 года занятия в школе отменили. По радио объявили, что «скончался Сталин». Нина тогда не знала, что означает это слово, а потому не понимала, отчего так грустят и даже плачут взрослые. Потом, уже на улице, она услышала слова соседки о том, что вождь и учитель «умер».
Это слово Нина знала – на прошлой неделе у нее как раз умерла морская свинка. И мама объяснила, что больше Нина свою любимицу не увидит.
Получается, и Сталина больше нет. А значит, никто не возьмет ее на руки и она уже никогда не увидит отражение голубого неба в золотых пуговицах на мундире генералиссимуса.
Но грустно Нине не было. Потому что теперь она могла громко сказать о том, что на самом деле больше всех на свете любит не товарища Сталина, как ее учили в школе.
А своего дедушку, у которого были такие же усы, даже лучше, и который поднимал ее на руках каждый день вне зависимости от того, какие оценки она принесла из школы.