Сборник
Пособники. Исследования и материалы по истории отечественного коллаборационизма
Субъект
Наконец, субъект преступного деяния – это всегда, по определению, человек (физическое лицо). Для деяния, которое квалифицируется как коллаборационизм, советское законодательство определило специальный субъект – лицо, обладающее гражданством СССР[52]. Это один из самых важных моментов в определении термина «коллаборационист», поскольку иногда в публицистике к «отечественным» коллаборационистам причисляют людей в независимости от наличия у них гражданства СССР.
Таким образом, при квалификации преступного деяния необходимо осуществить идентификацию гражданства (подданства[53]) человека. В Советском Союзе наличие гражданства подтверждалось материалами учета в соответствующих государственных органах (паспортные столы и пр.) и документом, который находился на руках у человека (паспорт гражданина СССР). В этом вопросе могут возникнуть две основные трудности. Во-первых, утрата учетных материалов паспортных столов в условиях войны (можно представить, сколько документов не было вывезено или было уничтожено, особенно летом и осенью 1941 г. и летом 1942 г.). Во-вторых, отсутствие паспортов у сельского населения. Согласно постановлению СНК СССР от 28 апреля 1933 г., жители сельской местности (таковые составляли около 67 % населения Советского Союза) были лишены права иметь паспорта (кроме жителей «населенных пунктов, являющихся районными центрами, а также на всех новостройках, на промышленных предприятиях, на транспорте, в совхозах, в населенных пунктах, где расположены МТС, и в населенных пунктах в пределах 100-километровой западноевропейской пограничной полосы Союза ССР»).
Может возникнуть трудность также в выяснении наличия гражданства у эмигрантов из России и СССР, которые были вовлечены в сотрудничество с Третьим рейхом и его сателлитами. С одной стороны, советское законодательство предусматривало некоторую «принудительность» присвоения гражданства СССР. Ст. 3 Положения о союзном гражданстве (утверждено постановлением ЦИК СССР от 29 октября 1924 г.) гласила, что «каждое лицо, находящееся на территории Союза ССР, признается гражданином Союза ССР, поскольку не будет им доказано, что оно является иностранным гражданином». Таким образом, не совсем правомерно на самого человека возлагалась обязанность доказывания отсутствия у него советского гражданства.
В то же время, в довоенный период в Советском государстве был принят целый ряд нормативно-правовых актов, которые имели своей целью лишение гражданства. Так, согласно декрету ВЦИК от 26 апреля 1918 г., предусматривалось лишение советского гражданства лиц, самовольно покинувших ряды Красной армии до истечения шестимесячного срока после их добровольного вступления в нее. 28 октября 1921 г. был принят декрет СНК РСФСР «О лишении прав гражданства некоторых категорий лиц, находящихся за границей». В соответствии с ним советского гражданства были лишены, в том числе, лица, пробывшие беспрерывно за границей свыше пяти лет и не получившие от советских представительств заграничных паспортов или соответствующих удостоверений; выехавшие после 7 ноября 1917 г. за границу самовольно, без разрешения советской власти; добровольно служившие в армиях, сражавшихся против советской власти, или участвовавшие в какой бы то ни было форме в контрреволюционных организациях. Консульский устав Союза ССР, утвержденный постановлением ЦИК и СНК СССР от 8 января 1926 г., предоставил советским консулам право возбуждать вопрос о лишении советского гражданства лиц, отказавшихся по требованию консула вернуться на Родину. И, наконец, в соответствии с постановлением ЦИК и СНК СССР от 27 мая 1933 г., советского гражданства лишались все бывшие российские подданные, выехавшие за границу до 25 октября 1917 г. и принявшие иностранное гражданство или подавшие заявление о принятии их в иностранное гражданство[54].
Ст. 2 Закона СССР о гражданстве от 19 августа 1938 г. гласила, что «гражданами СССР являются все состоявшие к 7 ноября 1917 г. подданными бывшей Российской империи и не утратившие советского гражданства». Таким образом, эмигрантов – особенно, белоэмигрантов, большинство которых никогда не бывало в СССР и являлось идейными противниками этого государства, – советское законодательство рассматривало как «утративших» гражданство СССР либо вовсе никогда его не имевших.
Подытоживая вопрос о гражданстве, отметим, что с точки зрения советского законодательства не могут быть признаны коллаборационистами лица без гражданства (апатриды), как и люди, имевшие в СССР вид на жительство, статус беженца или перемещенного лица и пр. Неправомерным является признание коллаборационистом человека только по факту принадлежности к одному из коренных народов Советского Союза (русские, украинцы, белорусы, казахи, татары и др.) или лица, имевшего отношение к Российскому государству в прошлом (например, белоэмигранта).
Определенную правовую коллизию может вызвать ситуация, когда у лица имеется гражданство (подданство) двух или более государств. Конечно, в годы Великой Отечественной войны такие коллизии, наверняка, были редкими. Тем не менее, с точки зрения закона решение представляется таким – человек, имеющий, например, одновременно гражданство СССР и Италии и воюющий в Красной армии, может быть признан коллаборационистом с точки зрения Италии, а воюющий в итальянской армии – с точки зрения СССР.
Еще один специальный субъект предусмотрен диспозицией ст. 581б УК РСФСР – гражданин СССР, состоящий на военной службе. Закон СССР «О всеобщей военной обязанности» от 1 сентября 1939 г. не только устанавливал обязанность для всех мужчин – граждан СССР – «отбывать военную службу в составе вооруженных сил» (статьи 1 и 3), но и напоминал о суровой каре за «переход на сторону врага». Важно определить момент, с которого человек считается военнослужащим, т. к. в санкции ст. 581б УК РСФСР не оговариваются смягчающие обстоятельства (в отличие от ст. 581а): в мирное время таковым будет считаться момент зачисления на военную службу по призыву (ст. 6 Закона), в военное – по мобилизации (ст. 72). Вопрос о наличии факта принятия военной присяги для доказывания участия в коллаборационизме значения не имеет.
Кроме гражданства СССР, субъект преступного деяния должен был обладать еще двумя характеристиками. Во-первых, его возраст должен быть не меньше 14 лет (согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР от 31 мая 1941 г. «Об уголовной ответственности несовершеннолетних»). Однако здесь есть нюансы – постановление СНК и ЦИК ССР от 7 апреля 1935 г. ввело уголовную ответственность для несовершеннолетних, начиная с 12-летнего возраста, за совершение краж и преступлений против личности, в том числе «телесных повреждений, увечий, убийств или попыток к убийству», а Указ Президиума Верховного Совета СССР от 10 декабря 1940 г. – за «совершение действий (развинчивание рельсов, подкладывание на рельсы разных предметов и т. п.), могущих вызвать крушение поездов». Очевидно, что в период войны такие деяния могли быть напрямую связаны с коллаборационизмом. Например, известно, что Абвер реализовывал программу по подготовке диверсантов из числа детей – граждан СССР в возрасте от 8 до 16 лет. В случае выявления таких детей в возрасте до 12 лет, они никакой уголовной ответственности не подлежали, в возрасте от 12 до 14 лет – несли ответственность за кражи, насильственные преступления и диверсии на железной дороге, и только с 14 лет – за коллаборационизм.
Во-вторых, субъект должен быть вменяемым, т. е. «отдавать себе отчет в своих действиях или руководить ими», причем не на момент совершения преступления, а на момент вынесения приговора. Лица, признанные невменяемыми, не подлежали уголовной ответственности, однако к ним могли быть применены «меры социальной защиты медицинского характера», т. е. принудительное психиатрическое лечение (ст. 11 УК РСФСР).
Последний важный вопрос, которого мы уже коснулись в рамках данной статьи и который необходимо подчеркнуть еще раз, – лица, которые не могут быть признаны коллаборационистами, тем не менее, могут подлежать ответственности за совершение других деяний (в первую очередь – военных преступлений) и за принадлежность к организациям, признанным преступными, согласно решениям отечественных и международных судебных инстанций – в первую очередь, Нюрнбергского процесса (признана преступлением принадлежность к СС, СД, Гестапо и руководящему составу НСДАП).
Определение термина «коллаборационизм»
Таким образом, расхождения в толковании термина «коллаборационизм» вызваны недостаточным его раскрытием с точки зрения права. Проведенный в рамках данной статьи анализ показывает, насколько комплексной является юридическая оценка коллаборационизма, особенно в части субъекта, объективной и субъективной сторон этого деяния.
На наш взгляд, термин «коллаборационизм» нужно и можно использовать, т. к. он уже укоренился в зарубежной и отечественной исторической науке, публицистике, массовом сознании, является общепринятым и общепонятным. Термины «предатель», «изменник» представляются неподходящими – прежде всего, потому, что они применяются и в условиях мирного времени. В свою очередь, термин «сотрудничество» не отражает морально-политическую глубину такого сложного явления как умышленное, причиняющее ущерб взаимодействие с врагом страны в военное время.
Предлагаем такое определение термина коллаборационизм: умышленное деяние гражданина (подданного), направленное на причинение ущерба своему государству путем оказания помощи другому государству, которое находится с первым в состоянии войны или вооруженного конфликта.
Для отношений человека с врагом страны, не попадающих под определение «коллаборационизм», предлагаем использовать термин «сотрудничество». Таким образом, как и во французском языке, где collaborationisme – это не синоним для слова collaboration («сотрудничество»), а специально придуманное другое слово, в русском языке термин «коллаборационизм» так же не должен употребляться в качестве синонима для слова «сотрудничество» («коллаборация»). Тем более, что коллаборационизм – это и не обязательно «сотрудничество», ведь он может проявляться в одностороннем оказании помощи врагу.
Коллаборационист в годы Великой Отечественной войны с точки зрения советского законодательства – это человек, в отношении которого приговором суда доказан факт совершения преступного деяния, предусмотренного статьями 581а или 581б УК РСФСР, имеющего следующий состав:
– Объект – суверенитет, безопасность, целостность СССР;
– Объективная сторона – действие, направленное на причинение ущерба Советскому Союзу[55] в виде оказания помощи государству, которое находится с Советским Союзом в состоянии войны или вооруженного конфликта, совершенное на территории, неподконтрольной властям СССР;
– Субъект – гражданин СССР, вменяемый, в возрасте старше 14 лет; для квалификации деяния по ст. 511б УК РСФСР – состоящий на военной службе;
– Субъективная сторона – умысел.
Такое понимание термина «коллаборационист» применимо, в целом, и к другим историческим периодам, при условии корректировки состава деяния «коллаборационизм» согласно особенностям законодательства, действовавшего в то время.
Дмитрий Жуков, Иван Ковтун
«Викинги всея Руси»
Генезис идеологии и партийное строительство в вооруженных формированиях и гражданских структурах Б. Каминского
В ноябре 1941 г. – в первые же недели немецкой оккупации Брянщины – коллаборационистами поселка Локоть (административного центра Брасовского района Орловской, ныне – Брянской области) была создана Народная социалистическая партия России «Викинг». Это несколько странное дополнительное наименование, по мнению немецкого историка С. Штоппера, «намеренно указывало на историю основания русской державы… чтобы провести параллель с сегодняшним днем, в котором вторжение немцев вело к началу нового русского государства»[56]. При этом в партизанских документах эта организация именовалась почему-то «партией всея Руси» (или «всея России»)[57]. «Народные мстители» утверждали[58]: в январе 1942 г., после штурма Локтя объединенными партизанскими силами, «партия предателей» прекратила свое существование. Это отразилось и в советской научно-публицистической литературе[59].
Разумеется, подобная декларация не соответствовала действительности. Впрочем «лесным солдатам» действительно удалось нанести локотскому гарнизону известный урон в живой силе, а главное – ликвидировать первого руководителя волости и вождя НСПР Константина Воскобойника. Его преемник – обер-бургомистр и «комбриг» Русской освободительной народной армии (РОНА, позднее – штурмовая бригада СС «РОНА» и 29-я дивизия войск СС) Бронислав Каминский – продолжил проводить мероприятия по развитию партии, попутно экспериментируя с названием своей политической игрушки.
К примеру, в апреле 1942 г. в прессе автономии фигурировало сочетание «Русская народная национал-социалистическая партия»[60]. В марте 1943 г. было принято наименование «Национал-социалистическая партия России», а в декабре того же года она стала «Национал-социалистической трудовой партией России». Наибольших успехов НСПР-НСТПР удалось добиться в Белоруссии, куда летом 1943 г. были эвакуированы подчиненные Каминскому военные и гражданские структуры.
Пока Каминский со своей бригадой увяз в антипартизанских операциях, его партия была инфильтрована соратниками Национально-трудового союза нового поколения (НТС, или «солидаристы») – наиболее массовой и дееспособной эмигрантской организации правого толка, которая использовала любую возможность для того, чтобы реализовать свои планы на оккупированной территории.
Идея НТС сводилась к тезису о «третьей силе». В условиях Второй мировой войны она означала следующее. Вначале, опираясь на немецкие штыки, «русскому освободительному движению» следовало «уничтожить большевизм». На этом этапе все лозунги и практика нацистов полностью поддерживалась солидаристами: многие из них непосредственно участвовали, в том числе, в карательных мероприятиях оккупантов. В неопределенном будущем оружие предполагалось повернуть уже против немцев. После этого должно было наступить время для построения русского национального государства, с некоторыми элементами демократии, но при этом подозрительно напоминающего – исходя из теоретических построений идеологов Союза – типичное европейское авторитарное государство той эпохи (чаще всего в качестве образца для подражания называлась салазаровская Португалия, с той разницей, что программа НТС военного времени содержала антисемитские пункты[61]).
Солидаристы не упускали ни малейшей возможности для того, чтобы вступить в любую более-менее перспективную политическую организацию русских коллаборационистов, а также в разведывательные, пропагандистские и военные структуры оккупантов[62]. Чрезвычайно активно участвовали они и во власовском движении[63]. Когда осенью 1944 г. нацистское руководство окончательно сделало свой выбор на фигуре генерала А.А. Власова – в качестве единственного лидера русского коллаборационизма – НСТПР уже прекратила свое существование. Каминский был убит, а его дивизия – направлена на пополнение власовских вооруженных сил Комитета освобождения народов России.
Последнюю точку в истории НСТПР поставил процесс над восемью каминцами, прошедший 30–31 декабря 1946 г. в Москве. На скамье подсудимых среди прочих оказались и такие высокопоставленные партийные руководители, как С.В. Мосин и М.Г. Васюков.
История «русской нацистской партии» привлекала внимание практически всех советских, эмигрантских, западных и современных российских исследователей, которые писали о «локотском эксперименте». При этом оценки НСПР-НСТПР разительно отличаются – в зависимости от политической конъюнктуры и собственных симпатий и антипатий авторов. Не обошлось и без мифологем, основную роль в создании которых сыграли бывшие каминцы-солидаристы, которым удалось избежать выдачи советским властям и остаться на Западе. Заметной тенденцией последнего времени стали попытки отрицания того, что Каминский был сторонником перенесения идеологии и практики (в том числе антисемитской) германского национал-социализма на русскую почву.
Ниже мы обозначим основные этапы строительства «русской нацистской партии», попытаемся определить, в какой степени взгляды самого Каминского и его соратников соотносились с германским национал-социализмом и оккупационной политикой Третьего рейха, а также попробуем выявить подлинную степень влияния солидаристов и их агентуры на генезис НСПР-НСТПР.
«Курьезная смесь принципов и пожеланий»
Итак, «отцами-основателями» партии «Викинг» стали руководители утвержденной немцами еще 16 октября 1941 г. Локотской волостной управы: К.П. Воскобойник, его заместитель Б.В. Каминский и С.В. Мосин (в последующем – заместитель Каминского по гражданским делам). Всех их можно назвать довольно типичными представителями провинциальной советской интеллигенции, до войны так или иначе пострадавшими от властей.
Константин Павлович Воскобойник (1895–1942) участвовал в Гражданской войне, причем попеременно на обеих сторонах. Это обстоятельство вынудило его скрываться и жить под чужой фамилией. Однако после окончания Московского института народного хозяйства (в 1915–1916 гг. будущий бургомистр также учился на юридическом факультете Московского университета), он решил явиться в ОГПУ с повинной[64]. Этот шаг был ошибкой: Воскобойник получил три года лагерей и окончательно возненавидел советскую власть. Война застала его на должности преподавателя физики в локотском лесохимическом техникуме.
В партизанских документах Воскобойник характеризовался следующим образом: «Обладая большой энергией и непомерно высоким о себе мнением, Воскобойник с апломбом выступал на собраниях, старался быть на виду при подписке на заем и при проведении других кампаний, принимал деятельное участие в организованной им художественной самодеятельности техникума, в работе различных общественных организаций. Таким образом, он вполне сумел перекраситься под активного советски настроенного интеллигента – из категории “незаменимых” общественников, слабо, впрочем, разбирающегося в истории нашей партии»[65].
Скорее всего, работа в глухой провинции едва ли удовлетворяла этого амбициозного и явно склонного к авантюризму человека. Оставался и страх перед репрессиями со стороны советской власти. То же самое можно сказать и о Брониславе Владиславовиче Каминском – соседе и друге Воскобойника.
Каминский (1899–1944) сразу после революции служил в милиции и в Красной армии, затем окончил Ленинградский химико-технологический институт, работал на ультрамариновом заводе. Он несколько раз исключался из ВКП(б) за политическую неблагонадежность, а в разгар «антипольской кампании» был арестован НКВД и выслан из северной столицы. Опытный инженер-химик, к началу боевых действий он занимал одну из руководящих должностей на локотском спиртозаводе[66].
Возможно, Воскобойник с довоенных времен был знаком со Степаном Васильевичем Мосиным (1904–1947), который с 1935 по 1937 гг. был заведующим Брасовским районным отделом народного образования[67]. В разгар «большого террора» Мосин был исключен из рядов ВКП(б) за критику политики коллективизации и за связь с «врагами народа». Правда, в 1940 г. его восстановили в партийных рядах. В дальнейшем он служил простым учителем. Непосредственно перед началом войны Мосин по неизвестным нам причинам нигде не работал и проживал со своей семьей в Орле[68]. В августе 1941 г. бывшего преподавателя призвали в Красную Армию. В неразберихе отступления он дезертировал, уничтожив партийный и военный билет, а через некоторое время оказался в Локте, где был включен в состав управы.
Приход немцев Воскобойник, Каминский и Мосин восприняли, как неплохой шанс реализовать свои амбиции и отомстить за былые невзгоды и обиды. Идея создать политическую партию принадлежала лично Воскобойнику. Разумеется, ни он, ни его ближайшие соратники не имели перед глазами фактически никакого образца для подобной работы – за исключением, разумеется, коммунистической партии (некоторые партийные институции и отчасти риторика были прямо позаимствованы у большевиков). Иногда, впрочем, в литературе утверждается, что Воскобойник «в 1917 году… встал на сторону социалистов-революционеров»[69]. Однако доподлинно неизвестно, так ли это, и насколько конкретным был его эсеровский партийный опыт.
В итоге, получился причудливый гибрид, материалом для которого послужили клише из пропагандистских листовок вермахта и весьма туманные представления о том, как следует формировать идеологию и строить политическую организацию. Ко всему прочему, Воскобойник и Каминский были отнюдь не гуманитариями, а классическими «технарями». Это объясняет довольно специфический стиль первых партийных документов (в том числе манифеста НСПР «Викинг»), а иногда и неумение грамотно выразить свою мысль. Лишь со временем – с появлением в партии более опытных кадров – эта проблема была отчасти решена.
Однако в первые недели в партию брали тех, кого могли. Судя по всему, многие новые соратники отличались гораздо меньшей «идейностью», чем ее основатели, и пошли в организацию из чисто конъюнктурных соображений. Так, одним из первых в НСПР вступил Р.Т. Иванин, до войны судимый за хулиганство, а при «новом порядке» ставший начальником полиции. Еще одним соратником НСПР «первого призыва» стал М.Г. Васюков (1900–1947) – в последующем главный экономист Локотского округа. До войны он был членом ВКП(б), никаким репрессиям не подвергался и был вполне лояльным советским гражданином, работая начальником планового отдела Брасовского райисполкома. При новой власти его дважды арестовывали, как бывшего большевистского активиста, а затем Воскобойник под угрозой расстрела предложил ему сотрудничать. Тот согласился.
Закладным камнем в дело организации партии можно назвать два документа, которые составил лично Воскобойник. Речь идет о манифесте («Сего числа приступила к работе Народная социалистическая партия России…») и воззвании («Безграничны преступления сталинского режима…»)[70].
Манифест, в котором излагалась партийная программа, был помечен датой 25 ноября 1941 г. и отпечатан на следующий день в местной типографии[71]. Этот документ, который американский историк А. Даллин охарактеризовал как «курьезную смесь принципов и пожеланий»[72], носил ярко выраженный националистический характер (при этом провозглашался «привет мужественному германскому народу, уничтожившему в России сталинское крепостное право»), нацеливал аудиторию на сознательную и бескомпромиссную борьбу с коммунистическим и колхозным строем, призывал население «с оружием в руках, не щадя жизни» участвовать в «построении и укреплении нового строя». В качестве цели манифест называл создание «правительства, которое обеспечит спокойствие, порядок и все условия, необходимые для процветания мирного труда в России, для поддержания ее чести и достоинства».
Программа партии была нацелена главным образом на решение социальных и экономических вопросов: распределения земли (с правом наследования и обмена, но без права продажи), утверждения частной инициативы в сфере ремесел и промыслов, в строительстве фабрик и заводов, а также создания выгодных условий для производительности труда. За государством предлагалось закрепить монополию над лесами, железными дорогами, недрами земли и «всеми основными фабриками и заводами».
Кроме того манифест содержал в себе и пункты, разъяснявшие политику в отношении «представителей прежней власти» и евреев. Так, пункты 8–11 провозглашали амнистию всем комсомольцам, всем рядовым членам ВКП(б), «не запятнавшим себя издевательством над народом», всем коммунистам, «с оружием в руках участвовавшим в свержении сталинского режима», а также Героям Советского Союза. При этом пункт 12 гласил: «Беспощадное уничтожение евреев, бывших комиссарами». Эта неуклюжая формулировка вызывает вопросы у многих исследователей. Представляется, что появление этого лозунга было непосредственно связано с влиянием антисемитской пропаганды вермахта. Этот пункт (в различных редакциях – но неизменно связывавший большевиков, чекистов и евреев в одно целое) неизменно появлялся фактически во всех последующих манифестах и программах НСПР-НСТПР. Следовательно, он полностью отвечал истинным чаяниям руководителей партии[73].
Манифест определял и «партийно-государственную» символику: «Наше национальное знамя – белое полотнище с образом Георгия Победоносца и с георгиевским крестом в верхнем левом углу знамени»[74]. Позднее белые георгиевские кресты будут нанесены на бронетехнику РОНА и 29-й дивизии войск СС…
«Воззвание» было выдержано в менее официальных и более эмоциональных тонах. В этом документе Воскобойник доносил до аудитории то, что накипело у него на душе за все предвоенные годы. Сталина автор текста именовал «гениальным идиотом», «кавказским ослом», «кретином», «кремлевским негодяем», «бешенным кровавым псом». Воскобойник перечислял различные преступления режима, сокрушался о том, что «свобода была втоптана в грязь», заявлял, что все советские сообщения о поведении немецких войск на оккупированной территории являются слухами и «подлой ложью». Германская же армия, утверждал он, «принесла нам… избавление от сталинской каторги». Воззвание заканчивалось следующим призывом: «Сталинский режим обречен, все равно он погибнет, но надо спасти миллионы невинных жизней»[75].
В дополнение к манифесту и воззванию Воскобойник опубликовал и так называемый «Приказ № 1», в котором обращался ко «всем командирам, бойцам и политработникам». Он призывал военнослужащих Красной Армии, оказавшихся в окружении, немедленно сдаваться, угрожая в случае неподчинения «уничтожать на месте». Приказ был подписан: «Руководитель Народной социалистической партии Инженер Земля (КПВ)»[76]. Этот документ иногда путают с другим приказом Воскобойника, опубликованным в конце декабря 1941 г., и адресованным «партизанам, оперирующим в Брасовском районе и ближайших окрестностях, а также всем лицам, связанным с ними». Здесь «инженер Земля» в ультимативной форме требовал от партизан сдавать оружие и являться для регистрации в поселок Локоть: «Все неявившиеся будут считаться врагами народа и уничтожаться безо всякой пощады»[77]. Сроком окончания ультиматума называлась дата 15 января 1942 г.
Обстоятельства создания и распространения вышеуказанных документов были подробно изложены С.В. Мосиным в ходе послевоенных допросов. 19 августа 1946 г. бывший партийный функционер показал:
«В ноябре 1941 г., находясь в здании районной управы, жена Воскобойника – Воскобойник Анна Вениаминовна ознакомила присутствовавших с манифестом и воззванием, отпечатанными на машинке и подписанными руководителем партии под псевдонимом “Инженер Земля”. Вечером того же дня я – Мосин, и Каминский Бронислав Владиславович были приглашены Воскобойником К.П. к нему. В беседе Воскобойник сообщил нам, что на оккупированной территории существует народная партия “Викинг” и показал выпущенные якобы этой партией манифест и воззвание, с содержанием которых нас в тот день ознакомила Воскобойник А.В. Впоследствии мы узнали, что манифест и воззвание были составлены и отпечатаны лично Воскобойником…
В манифесте сообщалось о существовании народной партии “Викинг”, ставившей своей задачей свержение Советской власти, уничтожение коммунистической партии и установление в России нового государственного строя. Объявлялась амнистия всем лицам, репрессированным органами Советской власти, роспуск колхозов и восстановление частной собственности. Воззвание было написано в резко антисоветском духе…
Они были напечатаны в виде листовок, на одной стороне манифест, а на другой – воззвание… Я – Мосин, и Каминский полностью одобрили текст манифеста и воззвания и их выпуск. Заручившись нашей поддержкой, Воскобойник поставил перед нами задачу – размножить манифест и воззвание и распространить их за пределами Брасовского района»[78].
Очевидно, что на этом этапе Воскобойник никак не согласовывал свою политическую деятельность с представителями оккупационных властей. Об этом говорится в отчете тылового района 2-й танковой армии от 7 февраля 1942 г.: «Самостоятельное образование сильных вооруженных отрядов местных жителей или иных групп с собственной политически неконтролируемой программой – к примеру, Национал-социалистической партии “Викинг” к югу от Навли – новое явление, которое вне сомнений заслуживает внимания… Неизвестно, соответствуют ли цели этой партии целям немецкого политического руководства… Эти лица фанатичны, заряжены энергией и способны добиться заметного влияния»[79].
Тем не менее, «инженер Земля» отлично понимал, что санкция немецких военных необходима (хотя бы исходя из риска подвергнуться репрессиям со стороны оккупантов). Поэтому сразу же после публикации манифеста он уполномочил Каминского и Мосина уведомить военные власти о своей инициативе, якобы снабдив свои инструкции патетической фразой: «Не забудьте, что мы работаем уже не для одного Брасовского района, а в масштабе новой России. История нас не забудет»[80].
Мосин свидетельствует: «С целью легализации создаваемой нами партии и распространения манифеста Воскобойник поручил мне выехать в Харьков, а Каминскому – в Орел и Тулу, установить связь со штабом фронта немецкой армии и добиться разрешения деятельности партии… В тот период времени мы не знали места дислокации штаба фронта немецкой армии. Исходя из этого, Воскобойник решил направить нас обоих в разные направления. Наряду с этим Воскобойник поручил мне и Каминскому по пути следования в городах, селах и деревнях проводить собрания и митинги, распространять манифест и создавать ячейки… Лично я через Дмитровск и Дмитриев направился в Курск с тем, чтобы получить там разрешение на поездку в Харьков. Несмотря на все предпринятые мной попытки провести в указанных городах собрания, мне ничего не удалось сделать, поскольку немцы этому воспрепятствовали. Ортскомендатура Курска отказала в выдаче мне пропуска и рекомендовала поехать в Орел, где в то время размещался штаб фронта немецкой армии… Прибыв в Орел, я обратился к представителю отдела пропаганды штаба армии майору Лон с просьбой зарегистрировать нашу партию и разрешить ей заниматься политической деятельностью. Лон мне ответил, что отдел пропаганды штаба армии не уполномочен решать такие вопросы, и предложил обратиться непосредственно в министерство восточных областей, находившееся в Берлине. Таким образом, моя поездка успеха не имела… Поездка Каминского также оказалась безрезультатной»[81].