Сборник
Литературная матрица. Россия глазами иностранцев

Полная версия

* * *

© Д. Соловьев, наследники, 2022

© ООО «Литературная матрица», макет, 2022

© А. Веселов, оформление, 2022

Предисловие редактора

Составитель этой книги, историк, переводчик и архивист Дамир Васильевич Соловьев (1932–2014), обозначил свою работу как «краткие подготовительные материалы для исследования национальной проблемы». Результаты изучения бесчисленных публикаций оказались для исследователя весьма неожиданными – заметно преобладали отрицательные оценки. Выбирая в многочисленных источниках цитаты, непосредственно касающиеся русского народа, составитель, судя по оставшимся рукописям, предполагал в дальнейшем заняться сравнительным анализом полученного материала. Ведь положение в пространстве объекта наблюдения определяется лишь в соотношении с его окружением. То есть, чтобы сказать, является ли результат беспристрастного отбора цитат уникальным или он вполне зауряден, мы вынуждены продолжить исследование в нескольких направлениях. Если иностранные наблюдатели говорят о нас так-то и так-то, то что говорили мы сами в то же время и о тех же явлениях? Если иностранцам нравятся, а чаще не нравятся некие наши черты, то как россияне относились на протяжении веков к увиденному за границей? Сообщая о нас, что они сообщают, познакомившись с обитателями третьих стран?

Опубликованные записки иностранцев не оставались незамеченными в России. Так, за «Путешествием по Сибири» аббата Шаппа, «которое, – словами Пушкина, – смелостию и легкомыслием замечаний сильно оскорбило Екатерину», последовал «Антидот», то есть «Противоядие, или Исследование великолепно отпечатанной дурной книги под названием „Путешествие аббата Шаппа“», подписанный самой императрицей. Публикация перевода записок XVI века Джайлса Флетчера в XIX веке вызвала крайнее неудовольствие Николая I, повлекшее за собой закрытие на десять лет альманаха «Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских» и изгнание публикатора, выдающегося слависта Осипа Бодянского, из Московского университета (справедливости ради отметим, что и первое издание книги Флетчера было запрещено английскими властями, а тираж уничтожен). Что уж говорить о записках современника Николая – маркиза де Кюстина, французское издание которых вызвало не просто неудовольствие, но ярость императора и целую операцию спецслужб по опровержению содержащихся там инвектив.

Но это лишь отдельные всплески негодования, чаще же в России к наблюдениям иностранцев относились с интересом и без обид, переводили и публиковали даже самые критические замечания. Историк XIX века К. Н. Бестужев-Рюмин в предисловии к публикации перевода писем леди Рондо, которые Гоголь назвал «книжкой замечательной», писал: «Сказания иностранцев считаются и не без основания важным материалом историческим. Иностранца по большей части поражает то, что остается неприметным для туземцев, что считается ими слишком обыкновенным и даже долженствующим быть. Конечно, в суждениях своих иностранец может быть поверхностным или пристрастным; он может по любви к своему плохо понимать чужое и т. п.».

А изданный в 1873 году перевод дневника петровского времени предварялся такими словами: «Эти заметки, сохраненные правнуком контрактного пробста Седерберга, издаются как принадлежность истории, которая должна быть беспристрастна и свободна от утайки и ненависти. Они представляют русский народ в том виде, каким он тогда был. Тем более радости для человечества, если нынешнее состояние этого народа может быть представлено в более выгодном свете, если только ложный лоск и роскошь между ним не вытеснили похвальное религиозное рвение предков и первоначальную азиатскую степенность». Впрочем, упомянутый уже издатель Осип Бодянский не удержался, то и дело комментируя этот перевод пометками «неверно» или «рассказано совершенно наоборот».

Действительно, меняются времена, меняются и обстоятельства. Сколько копий было сломано приезжими, осуждающими обычай совместного мытья мужчин и женщин в русской бане! В конце концов всеобщее возмущение целомудренных иностранцев заставило Екатерину запретить общие бани. И вот теперь уже мы краснеем, изумляясь подобной нескромности в Европе.

Следует помнить, что все приведенные высказывания не были адресованы россиянам. Немалая их часть – и вовсе дипломатические депеши и разведданные, документы секретные, подчас зашифрованные. Оценки могли зависеть как от личности наблюдателя, а иногда адресата, так и от политической ситуации в данный момент. Далеко не каждое мнение заслуживает слов историка XIX века Д. Д. Рябинина о «Секретных записках о России» Шарля Массона, которые, «несмотря на его желчь и неприязненный тон, допускающий преувеличения и пристрастность во взглядах на события и личности, ни разу не обличено новейшими исследователями в фактической неверности заключающихся в нем сведений».

Составитель успел довести свою работу до конца XVIII столетия, так что она открыта для продолжения, благо теперь большинство источников, в оригинале или в переводе, доступно всем. Каждый даст собственный ответ на вопрос, действительно ли мы таковы, какими нас видят со стороны? И если нет, то почему им так кажется? Где здесь правда, а где ложь и, снова вспоминая Гоголя, стоит ли пенять на зеркало? Как менялись мнения чужеземцев от года к году, от столетия к столетию, от царствования к царствованию, от эпохи к эпохе? От каких недостатков мы избавились, а какие по-прежнему с нами? Какие достоинства сохранили и преумножили? На все эти вопросы поможет ответить и эта книга.

Евгений Волковыский

От составителя

Проблема национального характера столь сложна и многообразна, что нет даже уверенности, разрешима ли она вообще во всей своей целостности. Однако чрезвычайно важное значение ее для исторической науки настоятельно требует каких-то, пусть приблизительных и не вполне надежных, подступов к искомым ответам. Настоящий сборник представляет собой опыт собирания возможно большего числа свидетельств и суждений. При этом не производилось никакого отбора по достоверности, поскольку, с одной стороны, невозможно установить критерий для такого отбора, а с другой – даже явная ложь по-своему отражает какую-то часть общественного мнения и в значительной степени влияет на отношения между странами и народами.

Особенное внимание было обращено на поиск благоприятных свидетельств о России и русских, однако такие свидетельства оказались в подавляющем меньшинстве. Составитель, следуя столь редко воспринимаемому у нас примеру Чаадаева (см. эпиграф), не считал для себя возможным хоть как-то приукрасить общую картину, которая для него самого оказалась во многом совершенно неожиданной.

Хронологический порядок выдержан в сборнике не вполне последовательно: в самостоятельные разделы выделены цитаты из сочинений русских писателей и публицистов ХIХ века. Главным недостатком сборника является, несомненно, отсутствие немецкоязычных источников, кроме уже опубликованных в переводах на русский, английский и французский языки.

Д. С.

12 авг. 2013 г.

Свидетельства иностранцев о России

Я не умею любить свою страну с закрытыми глазами, склоненным лицом и сомкнутыми устами. Я полагаю, что быть ей полезным можно только при ясном взгляде. Я верю, что время слепой любви прошло, и сегодня, прежде всего, мы обязаны отечеству своему говорить истину.

П. Я. Чаадаев. Апология безумного

VI в.

546 г.

Эти племена, славяне и анты, не управляются одним человеком, но издревле живут в народоправстве (демократии), и поэтому у них счастье и несчастье в жизни считается делом общим. И во всем остальном у обоих этих варварских племен вся жизнь и законы одинаковы. Они считают, что только один бог, творец молний, является владыкой над всеми, и ему приносят в жертву быков и совершают другие священные обряды. Судьбы они не знают и вообще не признают, что она по отношению к людям имеет какую-либо силу, и когда им вот-вот грозит смерть, охваченным ли болезнью или на войне попавшим в опасное положение, то они дают обещание, если спасутся, тотчас же принести богу жертву за свою душу; избегнув смерти, они приносят в жертву то, что обещали, и думают, что спасение ими куплено ценой этой жертвы. Они почитают реки, и нимф, и всякие другие божества, приносят жертвы всем им и при помощи этих жертв производят и гадания. Живут они в жалких хижинах, на большом расстоянии друг от друга, и все они часто меняют места жительства. Вступая в битву, большинство из них идет на врагов со щитами и дротиками в руках, панцирей же они никогда не надевают; иные не носят ни рубашек (хитонов), ни плащей, а одни только штаны, подтянутые широким поясом на бедрах, и в таком виде идут на сражение с врагами. У тех и других один и тот же язык, достаточно варварский. И по внешнему виду они не отличаются друг от друга. Они очень высокого роста и огромной силы. Цвет кожи и волос у них очень белый или золотистый и не совсем черный, но все они темно-красные. Образ жизни у них, как у массагетов, грубый, без всяких удобств, вечно они покрыты грязью, но по существу они не плохие и совсем не злобные, но во всей чистоте сохраняют гуннские нравы^[1].

550 г.

Победившие Асвада славяне опустошили все места до (Егейского) моря, где они первым Фракии приморским городом Топером, в котором стояло войско для защищения, овладели ˂…˃ Немедленно порубив всех мужчин, числом до 15 000 человек, и разграбив богатство, женский пол и малых ребят поработили. Прежде же сего не было и оным пощады; ибо все без разбора были убиваемы, так что в Иллирике и во Фракии везде повержены лежали непогребенные греков трупы. Неприятелям своим давали славяне необыкновенную и бесчеловечную кару; ибо иных сажали на кол; других за руки и за ноги привязывали к четырем воткнутым в землю деревянным снастям и били их до смерти дубиною по голове, или, заперши в стойла вместе со скотом, которого им не можно было увести с собою, сожигали. Наконец покинув смертоубийство, пленным живот оставлять начали и возвратились восвояси с бесчисленным множеством порабощенных^[2].

VII в.

Предки наши, славяне, преимущественно пред другими народами отличались странноприимством. Хозяин ответствовал обществу за безопасность чужеземца, оскорбление которого считалось оскорблением каждого славянина и вызывало общую месть. Император Маврикий в 5-й главе своей «Стратегики» так описал характер славян VII века: «К чужеземцам они благосклонны, провожают от одного места до другого, куда надобно, так что даже если по небрежности того, кто должен охранять иностранца, причинится ему какой-либо вред, то с таким лицом сосед начинает войну, считая делом благочестивым отомстить таким образом за иностранца»^[3].

IX в.

Варвары руссы бесчеловечны делами: в самом лице их обнаруживается жестокость: убийство самое обыкновенное их дело. Они безжалостно, жестоко убивают людей всякого возраста и пола, юношей и старцев. Они обновили древнее таврическое жертвенное человекоубийство, удушение юношей, мужей и жен^[4].

941 г.

˂…˃ 11-го июня 14-го индикта появился в Черном море российский флот, в котором находилось десять тысящ человек войска для учинения приступа ко Царю-граду. В окрестности Стена, вышед на берег, пожигали они огнем всё и многих, отводя в плен, отчасти прибивали ко кресту и сажали на кол, отчасти поставив вместо мишени, стреляли в них из лука. Священникам связывали назад руки, вбивали железные гвозди в голову и так их умерщвляли. Церкви и монастыри предавали огню на истребление^[5].

XV в.

1413 г.

Жильбер де Ланнуа о нравах в Новгороде

В их городе есть один рынок, где они продают и покупают, в согласии с их законом, женщин (чего мы, христиане, даже и под страхом смерти никогда бы не осмелились делать), и они покупают женщин за один или два куска серебра ˂…˃^[6]

1473 г.

Москвитяне, как мужчины, так и женщины, вообще красивы собою, но весьма грубы и невежественны. ˂…˃ Главнейший недостаток их есть пьянство, которым они, впрочем, хвалятся и презирают тех, кои не следуют их примеру. Вина у них совсем нет; но вместо его они употребляют напиток, сделанный из меду с хмелем. Напиток этот очень недурен, в особенности когда он стар. Впрочем, великий князь не всем позволяет варить его, ибо в противном случае они бы каждый день напивались допьяна и дрались беспрестанно между собою, как животные. Образ жизни их состоит в следующем: утро до полудня проводят они на рынке, а потом отправляются в харчевню есть и пить, так что вечером никакой уже услуги ожидать от них нельзя^[7].

1479 г.

Не смею умолчать здесь о постановлении, сделанном нынешним Великим князем. Видя, что подданные его предаются пьянству и пренебрегают полезными занятиями, он издал указ, воспрещающий кому бы то ни было варить мед и пиво и употреблять хмель. Этим способом ему удалось исправить народ свой.

XVI в.

1524 г.

Воздержание их епископов превыше всех похвал, ибо оно не меньшее, нежели воздержание московитских монахов, живущих по столь строгим правилам, что им не дозволяется есть мясо никогда ни под каким видом^[8]. ˂…˃ В Московии все монахи и монахини следуют одному уставу, носят одинаковое платье черного цвета, и жизнь их настолько благочестива, что они почитаются всеми людьми без исключения^[9]. ˂…˃

Почитание целомудрия у московитов таково, что они не дозволяют женатому человеку постригаться в монахи. Тот, кто законно соединился с девственницей, может стать священником, но ни в коем случае монахом. Рукоположенный в священники уже не может взять жену и должен следовать обету целомудрия. А если он вступает в сожительство (порок, редкий у русских), епископ налагает на него суровое наказание и лишает доходов. Если его жена умирает раньше него, он не может вступить во второй брак, ибо Св. Павел сказал, что нельзя ставить епископом двоеженца, а лишь мужа одной жены. Кроме сих общих правил, есть и особенные запрещения. Не разрешается, к примеру, спать с женой накануне причастия Св. Таинств, а еще лучше воздерживаться и на другой день. Таковы их благочестие, их обычай и их вера. Наши священники, которые часто, увы, служат с нечистыми руками, могли бы взять с них пример. ˂…˃

Московиты слушают мессу с той сосредоточенностью духа и таковым благочестием, кои приличествуют истинным сопричастникам святой жертвы^[10]. ˂…˃

˂…˃ ни один еврей, даже если бы он предложил за это несколько тысяч золотых, не может быть допущен в царство русских. ˂…˃

Московиты столь строго соблюдают посты, что почитают величайшим грехом съесть в постный день не только что жирное кушанье, но хотя бы яйцо. Говорят, что некоторые из них в пост не употребляют рыбу, не пьют вино или какие-либо другие напитки. Сей поучительный рассказ заставляет нас признать себя в этом отношении много худшими, нежели они, христианами. ˂…˃

Для того чтобы рассказать обо всем превосходнейшем в религии московитов, понадобилась бы не одна книга^[11].

1525 г.

Письмо Альберта Кампензе к папе Клименту VII о делах в Московии

Московия, несмотря на обширность свою, весьма хорошо населена и так тщательно защищена на границах, что не только никто из служителей или рабов, но даже поселяне и вольные люди не могут выйти за пределы государства или войти в оные без особенной великокняжеской грамоты. Сему весьма много способствуют обширные леса и болота, которые, заграждая повсюду сообщения, вынуждают каждого держаться больших дорог, весьма бдительно охраняемых княжескою стражею. Если же кто-нибудь вздумает уклониться от сего общего пути и избрать окольную дорогу, то неминуемо погибнет в непроходимых болотах. ˂…˃ Никто из московитян не смеет в чем-либо противоречить воле Государя, и сей последний властен даже переводить их с места на место и назначать им жительство по своему усмотрению. Мужчины вообще рослы, сильны и привычны ко всем трудам и переменам воздушным, но очень склонны к пьянству. Эта народная слабость принудила Государя их запретить навсегда под опасением строжайшего взыскания употребление вина, пива и другого рода хмельных напитков, исключая одних только праздничных дней. Повеление сие, несмотря на всю тягость оного, исполняется московитянами, как и все прочие, с необычайною покорностью. ˂…˃

Существенная же разница между их вероисповеданием и нашим состоит в немногих догматах, которые, впрочем, сами по себе не слишком важны для душевного спасения. ˂…˃ Во всем прочем они, кажется, лучше нас следуют учению евангельскому. Обмануть друг друга почитается у них ужасным, гнусным преступлением; прелюбодеяние, насилие и публичное распутство также весьма редки; противуестественные пороки совершенно неизвестны, а о клятвопреступлении и богохульстве вовсе не слышно. Вообще они глубоко почитают Бога и Святых Его и везде, где только встретят образ Распятого, немедленно падают ниц с сердечным благоговением. ˂…˃

Отец мой и многие другие почтенные особы, проживавшие некоторое время в Московии, уверяли меня, что московитяне были бы гораздо праведнее нас, если бы не препятствовал тому постыдный раскол их ˂…˃^[12]

1525 г. Мнение Павла Иовия

Законы во всем царстве у них просты и основаны на величайшем правосудии Государей и самых справедливых людей, а потому весьма спасительны для народов, так как их нельзя истолковать и извратить никаким крючкотворством стряпчих. ˂…˃ Росту, в общем, московиты среднего, но отличаются крепким и очень тучным телосложением. Глаза у всех серые, бороды длинные, ноги короткие и животы большие. ˂…˃ Домашняя жизнь их представляет более обилия, чем утонченности, ибо столы их везде заставлены почти всеми теми кушаньями, которых могут пожелать люди, даже весьма преданные роскоши; притом все съестное можно получить за недорогую цену. ˂…˃ Супруги и вообще женщины не пользуются у них таким почетом, как у прочих народов, а считаются почти наравне со служанками. Именитые мужи удивительным образом следят за каждым их шагом и весьма тщательно охраняют их целомудрие. Поэтому их не пускают на пиршества и не позволяют ходить к церковным службам в более отдаленные храмы и вообще бесцельно показываться в народе. Но даже иностранцу можно легко и притом за небольшую цену склонить к любовным утехам всякую женщину из простонародья ˂…˃^[13]

1517 и 1526 гг.

Положение женщин весьма плачевное. Они [московиты] не верят в честность ни одной женщины, если она не живет взаперти дома и не находится под такой охраной, что никуда не выходит. Я хочу сказать, что они не признают женщину целомудренной в том случае, если она дает на себя смотреть посторонним или иностранцам. Заключенные же дома, они только прядут и сучат нитки, не имея совершенно никакого права или дела в хозяйстве. Все домашние работы делаются руками рабов. ˂…˃ Весьма редко допускают женщин в храмы, еще реже на беседы с друзьями, и то в том только случае, если эти друзья – совершенные старики и свободны от всякого подозрения. Однако в определенные праздничные дни они разрешают женам и дочерям сходиться вместе для развлечения на привольных лугах. ˂…˃

Этот народ находит более удовольствия в рабстве, чем в свободе. Ибо перед смертью господа в огромном большинстве случаев отпускают известных рабов на волю, но эти последние тотчас за деньги отдают себя в рабство другим господам. Если отец, как это у них в обычае, продаст сына, и этот последний каким бы то ни было образом станет свободным или будет отпущен на волю, то отец по праву отцовской власти может продавать его еще и еще. После четвертой же продажи он не имеет на сына более никакого права. ˂…˃

Как бы ни был беден знатный человек, он все же считает для себя позорным и бесчестным работать собственноручно. Но он не считает позорным того, чтобы поднять с земли и пожирать корку или шелуху плодов, и в особенности от дынь, чесноку и луку, брошенные нами и нашими слугами. Насколько они воздержаны в пище, настолько же неумеренно предаются пьянству повсюду, где только представится случай^[14].

1550 г. Из сочинения дипломатического агента литовского правительства Михаила Литвина

[В Тавриде на невольничьем рынке] продают рабов с аукциона десятками под руководством оценщика, который громко выкрикивает похвалы: что это рабы новые, еще не испорченные, не хитрые, из земли королевской, а не московской (ибо московское племя, как лживое и коварное, низко ценится на невольничьем рынке). ˂…˃

В Московии же нигде нет кабаков, и если у любого домовладельца найдут хоть каплю горячего напитка, жилище его разоряют, имущество конфискуют, домашних и даже соседей подвергают телесному наказанию, а самого хозяина пожизненно заключают в тюрьму; с соседями поступают так жестоко потому, что считают их знающими о мерзком преступлении и потому как бы зараженными его язвою. ˂…˃

Так как москвитяне воздерживаются от пьянства, то города их славятся ремесленниками, прилежно изготовляющими различные изделия; они снабжают нас деревянными чашками ˂…˃ также седлами, саблями, конскою сбруею и разного рода оружием, получая за эти предметы наше золото. ˂…˃

Народ московитский хитрый и вероломный, неискренний и непостоянный^[15].

1570 г.

Новое плавание и открытие царства Московии, предпринятое рыцарем сэром Хью Виллоуби и совершенное Ричардом Ченслором, старшим кормчим

˂…˃ Теперь – о их ведении войны; на поле битвы они действуют без всякого строя. Они с криком бегают кругом и почти никогда не дают сражений своим врагам, но действуют только украдкой. Но я думаю, что нет под солнцем людей столь привычных к суровой жизни, как русские: никакой холод их не смущает, хотя им приходится проводить в поле по два месяца в такое время, когда стоят морозы, и снега выпадает более чем на ярд. Простой солдат не имеет ни палатки, ни чего-либо иного, чтобы защитить свою голову. Наибольшая их защита от непогоды – это войлок, который они выставляют против ветра и непогоды, а если пойдет снег, то воин отгребает его, разводит огонь и ложится около него. Так поступает большинство воинов великого князя, за исключением дворян, имеющих особые собственные запасы. Однако такая их жизнь в поле не столь удивительна, как их выносливость, ибо каждый должен добыть и нести провизию для себя и для своего коня на месяц или на два, что достойно удивления. Сам он живет овсяной мукой, смешанной с холодной водой, и пьет воду. Его конь ест зеленые ветки и т. п., стоит в открытом холодном поле без крова и все-таки работает и служит ему хорошо. Я спрашиваю вас, много ли нашлось бы среди наших хвастливых воинов таких, которые могли бы пробыть с ними в поле хотя бы только месяц. Я не знаю страны поблизости от нас, которая могла похвалиться такими людьми и животными. Что могло бы выйти из этих людей, если бы они упражнялись и были обучены строю и искусству цивилизованных войн. Если бы в землях русского государя нашлись люди, которые растолковали бы ему то, что сказано выше, я убежден, что двум самым лучшим и могущественным христианским государям было бы не под силу бороться с ним, принимая во внимание степень его власти, выносливость его народа, скромный образ жизни как людей, так и коней, и малые расходы, которые причиняют ему войны, ибо он не платит жалования никому, кроме иностранцев. ˂…˃

Русские по природе очень склонны к обману, сдерживают их только сильные побои. Точно так же от природы они привыкают к суровой жизни, как в отношении пищи, так и в отношении жилья. Я слышал, как один русский говорил, что гораздо веселее жить в тюрьме, чем на воле, если бы только не подвергаться сильным побоям. Там они получают пищу и питье без всякой работы, да еще пользуются благотворительностью добрых людей, а на свободе они не зарабатывают ничего. Бедняков здесь неисчислимое количество, и живут они самым жалким образом. Я видел, как они едят селедочный рассол и всякую вонючую рыбу. Да и нет такой вонючей и тухлой рыбы, которую бы они не ели и не похваливали, говоря, что она гораздо здоровее, чем всякая другая рыба и свежее мясо. По моему мнению, нет другого народа под солнцем, который вел бы такую суровую жизнь^[16].

1570 г.

Великий князь московский в то время так жестоко и ужасно обращался со своими собственными людьми, и высокого и низкого происхождения, что бесчеловечно велел умертвить более сорока тысяч человек, способных носить оружие и годных на войне, кроме женщин, девушек, детей и разной челяди. Все немцы, бывшие в Москве в то время и после того ехавшие через города и земли, подвергшиеся опустошению, сознавались, что если бы неприятель со стотысячным войском пробыл в России, воюя целый год, то немыслимо, чтобы он нанес московиту такие убытки, какие он нарочно наносил сам себе. Причина же, почему это случилось, была та, что великий князь подозревал своих людей в том, что они хотят предаться королю польскому, но это была неверная клевета^[17].

1575 г.

Из письма к императору Максимилиану II о Московии рыцаря Ганса Кобенцля

Братия или монахи – все по чину св. Василия, живут с величайшею святостию. Но монахов и монастырей так много, что редко бывает более двух миль расстояния от одного монастыря до другого.

Во всей Московии нет ни одной школы, ни других удобств для обучения, кроме монастырей; потому из тысячи человек едва найдешь одного или двух грамотных. ˂…˃

Все возводимые в сан Епископский суть монахи и, живя в монастырях, отличаются самым неукоризненным поведением, желая через то соделаться достойнее сказанного сана^[18].

1576 г.

Начало и возвышение Московии. Сочинение Даниила Принца из Бухова

Народ московский по природе горд и надменен: так как своего князя они предпочитают всем государям, то и себя также считают выше всех других народов. Нередко, переступая пределы истины, чрезвычайно превозносят все свое, и этим хвастовством и тщеславием думают придать много достоинства своему князю. ˂…˃

К сладострастию москвитяне очень склонны; нередко оскверняют себя прелюбодеянием, блудом и проклятым содомским грехом.

За столом они держатся самых простых обычаев, и так как не употребляют никаких тарелок, то пищу берут пальцами из чашек. ˂…˃

Рыгание у русских считается признаком образованности; как у них за столом не бывает ничего чаще, как брать с ними пищу, то я не нахожу это большим удовольствием. ˂…˃

Никто не въезжает в Московию, чтобы об этом тотчас не было донесено великому князю; если кто-нибудь прибудет без дозволения (absque salvo conductu), тот подвергает себя величайшим опасностям и некоторым образом задерживается как пленник до тех пор, пока не узнают точнее, какое он имеет намерение. Занимающиеся торговлей и едущие туда частным образом терпят большие неприятности и большие затруднения, так как постоялых дворов никаких нет, и едва за деньги можно достать хлеба, а послам припасы отпускаются от казны (ex publico)^[19].

1577–1578 гг.

Из записок немца-опричника

В русской земле не знают и не употребляют ни латинского, ни еврейского, ни греческого языков, ни митрополит, епископы, монахи или священники, ни князья или бояре, ни дьяки или подьячие. Все они пользуются только своим собственным языком. Однако и самый последний крестьянин так сведущ во всяких шельмовских штуках, что превзойдет и наших докторов-ученых, юристов во всяких казусах и вывертах. Если кто-нибудь из наших всеученейших докторов попадет в Москву – придется ему учиться заново!^[20]

1575, 1579 гг.

Одного знатного дворянина дацкого Якова Ульфельда, посланника Фридерика Второго короля, описание путешествия в Россию

[В Пскове]. Они такие ненадежные и несправедливые люди, что ни в чем им верить нельзя, на обещания их полагаться не можно, и не почитают за стыд обманывать, лгать и воровать: ибо всякого дня воровали целую почти половину приносимых нам съестных припасов, пива и меду, не опасаясь, что мы проведаем и обличим их в воровстве: сверх того, задерживают было у себя ежедневно иногда больше, иногда меньше лошадей и колясок, для нас определенных, и оные чиновникам, которые о пути старались, отдавали за деньги не в нашу пользу, потому что слуги наши неоднократно принуждены были пешком ходить. Я думаю, нет во всем свете бесстыднейших людей от сих, о которых здесь упомянуто.

[В Новгороде]. Во время пребывания нашего в сем городе приставы наши всегда нас ненавидели, о чем здесь не умолчать, но паче упомянуть достойно, дабы показать добронравным, сколь жестокими кажутся варвары сии к немцам, когда некоторую власть над ними имеют; ибо по прошествии четырнадцати дней, чрез которые беспеременно содержались под караулом, пришли к нам с уведомлением о прибытии куриера того же дня с Москвы, который по повелению великого князя объявил, что вольно нам со слугами своими куда хотим ходить и покупать что надобно, сие для нас весьма радостно было; ибо безмерно желали, засидевшись на одном месте, чрез столько времени проходиться и проездиться, почему на другой день попросили мы чрез толмача, чтобы приготовили они нам лодки для переезду чрез реку, подле города текущую, и дабы позволили стрелять птиц, когда по случаю попадутся, в чем тотчас отказали.

И не в сем только показали они нам свое недоброжелательство, но еще когда на третий день хотели мы проходиться на одном ровном месте, недалеко от квартиры нашей отстоящем, то тотчас пошедши за нами, обвинили нас и запретили нас, бы мы впредь того не делали, сказывая, что Государь позволил нам нужные только вещи покупать за деньги, и что одним слугам нашим дана свобода за тем выходить, а нам воспрещена.

˂…˃ чрез все время нашего там пребывания никто не посещал нас, кроме двух бояр, мужей престарелых, которые сначала казались весьма важны, но понеже грубы были нравами, для того, как они себя вели перед нами, легко можно всякого уверить, дабы показать ученому свету, какое у них грубиянство, и сколь они мужиковаты и невежливы, как волы или ослы.

Ибо 19 числа месяца июля, в вечеру, пришли к нам перед ужином, сели с нами за стол, потом, когда досыта наелись и довольно напились меду по своему обычаю, поставили мы на стол сыр, который, как скоро увидели они и отведали, стали нас просить, чтоб им весь отдать, в чем и удовольствовали мы их прошение: они, получа от нас сыр, велели тотчас слугам своим спрятать; после того поданы были заедки сахарные, гранатовые яблоки, смоквы, винные ягоды, имбирные приправы и другие сим подобные, из Дации вывезенные, те все закуски до сытости ели, а что осталось на блюдцах, то все унесли с собою, завязавши в платки; помоча пальцы в похлебку, с омерзением облизывали, как малые ребенки или нищие, которые пред дверьми просят милостыни; хотя же и довольно представлено было им пива и меду, однако мало для них то казалось, но просили еще наших напитков, ренского вина или другого, в чем также не отказали мы и подали им красного амеканту, которого, как прикушали, пили друг до друга с поцелуями, ибо при подании из рук в руки стакана один другого целовали.