Сборник
Кавказ. Выпуск XIV. Покорение Эльбруса
Ужас этого перехода еще живет в моем воображении. Мы поспешили скорым шагом вдоль невероятной пропасти; узкая тропа то шла вдоль скалы, осколок которой создал неустойчивый наклон в центре ее склона, где наши лошади спотыкались на каждом шагу, то нужно было переходить крутую гору, покрытую скользким дерном, с которого только что сошел снег. Нам угрожало быть застигнутыми ночью. Солнце почти зашло, когда мы двинулись вдоль Кинжала со стороны, ведущей к Центральному хребту, от которого она отделена глубокой и широкой долиной. Дорога была шириной в несколько футов, но настолько крутая, что лошади с трудом продвигались по скользкому гравию, который рассыпался под их ногами; по правой стороне у нас была стена из скал, а по левой – пропасть. К счастью, мы вышли на платó до наступления ночи и пришли в лагерь, залитый прекрасным лунным светом. Здесь мы провели ночь в холоде, всего на несколько градусов превышающем уровень замерзания воды. На следующий день мы вернулись в наш первый лагерь вблизи Каменного моста на Малке.
13 июля мы продолжили наш поход, снова поднявшись в долину Кичмалки. В этот день мы прошли всего лишь 20 верст. 14-го числа, после того как преодолели несколько гор, мы вошли в глубокую долину Хасаут. Отсюда у нас была еще одна прогулка. Я опишу лишь ее самые примечательные пункты об исследовании графитов, которые черкесы использовали уже давно. Мы взяли сведения, более основанные на опыте, и в этот раз надежда что-либо найти была лучше обоснована. Я не буду говорить о трудностях, которые нам пришлось преодолеть, они были того же рода, что и те, картину которых я уже нарисовал, те, что испытывает путешественник, когда переходит долины Кавказа, вместо того чтобы следовать их направлению. После того как мы поднялись на очень крутой склон, мы перешли несколько плоскогорий, высота которых над уровнем моря составляла 6–7 тысяч футов. На Кавказе средняя температура, которая соответствует этой высоте, благоприятна для берез; они покрывают то там то здесь наименее отвесные склоны; плоскогорья обычно имеют степной характер: ни одно дерево не мешает взору, направленному на юг, на Центральный хребет, и на север, на равнину, в которой плоскогорья Кавказа теряются незаметно.
Мы ненадолго остановились на равнине, покрытой кучами камней, которые, казалось, были собраны рукой человека. Именно здесь, сказали наши черкесские гиды, жили франки, чей король Кубань дал свое имя реке Кубани. Наконец, на склоне очень крутой горы мы обнаружили несколько беспорядочных раскопок, давших куски сернистого свинца, который нам приносили раньше. Шахта небогатая, но, поискав лучше, вероятно, можно найти более содержательные. В данный момент любая разработка в этих краях становится почти невозможной из-за трудности расположиться там.
Та же дорога, которой мы пришли, снова привела нас в наш лагерь на берегу Хасаута. Мы покинули его на следующий день. По мере того как мы преодолевали возвышенности, расположившиеся между Бермамытом и Центральным хребтом, мы все больше и больше приближались к Эльбрусу. Погода не была благоприятной: постоянные ливни делали дороги непроходимыми и переполняли реки, а нас порой окутывала мара, вызванная ливнями, и горы терялись из виду. Мы были почти постоянно окутаны туманами, вызывавшими недомогания. Генерал огорчился бы, если бы одна из главных целей экспедиции – восхождение на Эльбрус – не была достигнута, и решил ждать благоприятного момента, который вскоре наступил. 20 июля, оставив в долине реки Харбаз, что находится на границе песчаных и трахитных гор, повозки и оружие с маленьким отрядом для их охраны, мы прошли трудными тропами первый предел Центрального хребта, спустились в верхнюю долину Малки, которая берет свое начало у основания Эльбруса, и разбили лагерь у подножия этой же горы, на высоте 8 тысяч футов над уровнем океана.
На следующие утро, 21 июля, генерал поднялся на одну из возвышенностей, окружавших наш лагерь, чтобы осмотреть дорогу, по которой мы должны были направиться, если это возможно, до вершины Эльбруса. Тотчас же он собрал вокруг себя казаков и черкесов, которые должны были нас сопровождать, и пообещал значительные вознаграждения тем из них, кто первым достигнет вершины: первый должен был получить 400 руб., второй – 200. Если даже не будет возможности дойти до самой верхушки, то и тот, кто преодолеет половину снежного конуса, будет вознагражден. Мы пустились в путь в 10 часов утра. Перейдя Малку, мы были вынуждены отпустить лошадей, потому что предстояло преодолеть нагромождения скал и дальше идти только пешком, карабкаясь и прыгая с глыбы на глыбу. Пехотинцы и казаки из нашей охраны были нагружены багажом и небольшим количеством дров. После 6 часов пути, то есть в 4 часа после пополудни, мы, наконец, пришли к границе снегов. Мы уже видели, что Центральный хребет Кавказа состоит из трахита. Представьте себе вытянутое плато на высоте от 8 до 10 тысяч футов, разорванное во всех направлениях узкими и глубокими долинами, пересеченное в середине. На фоне живописной картины тянется гребень крутых скал. Почти в середине этого гребня есть очень широкая и неглубокая впадина. Выдающиеся скалы гребня закрывают вид на конус с двумя вершинами, покрытыми вечными снегами, и они видны лишь небольшими пятнами. Этот конус – Эльбрус, его высота превышает на 3–4 тысячи футов высоту окрестных вершин. Мы провели ночь у подножия этого конуса, в низине, укрытой огромными глыбами черного трахита. В ее центре образовалось небольшое скопление талой воды. Ни следа зелени, лишайники едва покрывают скалы. Это место было всего лишь сотней футов ниже границы вечных снегов. Мы спали на обломках скал, которые скопились в этой низине. Ночь была очень холодная, я просыпался несколько раз, чтобы наслаждаться прекрасным зрелищем, которое нам дарила в этот момент эта пустыня из скал и снега, освещенная луной. Эта картина величественной простоты глубоко врезалась в мою душу. Она состояла только из трех оттенков: серебристого снега, сверкающих звезд, синевы неба – и все это на фоне черных скал, смешанных с тенями ночи; но живописное соединение форм, мягкость контуров, последовательность оттенков и, наконец, царившее спокойствие, дивный отдых, которым наслаждалась моя душа, придавали невыразимую привлекательность этой картине, и никогда в моей жизни ничего более чарующего не представало перед моим взором. На следующий день, когда мы были на самой вершине, мои силы были исчерпаны, у моего воображения, пораженного опасностями, которые меня окружали, не было ни достаточно энергии, ни достаточно свежести, чтобы собирать разнообразные впечатления, которыми, так сказать, оно было завалено; мои глаза, ослепленные сиянием снега, искали в тенях долины лишь немного отдыха, осознание моего месторасположения преобладало, чтобы я мог наслаждаться чем-либо новым, что я видел вокруг себя.
Сев под скалой, на которой мы накануне нарисовали пентаграмму (на пяти углах ее находились начальные буквы наших имен), я созерцал этот полностью покрытый снегом конус: к вершине он разделялся на два пика, угловатые пласты льда и спрессованного снега собирались во впадине, разделяющей их; возможно, пласты оторвались от вершины, откуда они скатились в низину. Снега покрывают пропасти; воды бьют ключом со склонов горы или собираются в полости углублений скал, тают и уносят нижние слои; остается только легкая корка, образующая своего рода мост над пропастью, его не видно, но воображение превосходит истинную глубину. Активность постоянно неспокойной атмосферы, быстрые изменения температуры, последовательное замерзание и таяние воды, которая проникает в расселины скал, значительно ускоряют их разрушение: отрываются огромные глыбы, которые скатываются в пропасти и разбивают все, что встречают на своем пути. Стремительные ветры, снежные вихри, которые не только угрожают засыпать путешественника, но и скрывают из виду долину, к которой он держит путь, когда возвращается, в то же время стирают следы шагов, указывающих ему дорогу, по которой он должен идти; снежная поверхность очень покатая и скользкая, ее возможно преодолеть, только используя трезубцы: единственный промах – и упадешь в пропасть – вот опасности, которые нас ожидали. С другой стороны, момент был благоприятен, случай уникальный, лунный свет предвещал прекрасное утро; для осуществления этой затеи была лишь одна возможность, потому что генерал не смог бы пойти на то, чтобы подвергать дольше свое маленькое войско такой опасности и таким лишениям. Дорога к Эльбрусу после нас снова закроется на длительное время; жертвы, требующие такого путешествия, слишком велики, чтобы можно было предпринимать его часто. Нас можно было бы упрекнуть, в том, что мы не воспользовались в полной мере случаем сколь блестящим, столь и преходящим. Знание о породах, из которых сложен Эльбрус, должно было мне дать ключ к геологическому явлению, которое я прежде наблюдал. Смещение слоев, при приближении к Центральному хребту, лава, которую я уже встречал, форма гор, которые поднимались перед нами, – все способствовало тому, чтобы заставить меня поверить, что Эльбрус должен был состоять из вулканических пород. Эльбрус – самый грандиозный продукт извержения, которое подняло Кавказ, показывает весь Центральный хребет; можно было бы предположить, что геологический профиль, частью которого является также и Эльбрус, дал бы наиболее точное и наиболее полное представление о геологическом строении Кавказа. Оживленные желанием постичь решение стольких проблем, мы поднялись в три часа утра, вооружившись лопатой, несколькими подкованными железом трезубцами, веревкой и запасом провианта. Мы пустились в путь, после того как приказали нашим пехотинцам и большей части казаков ждать нас. Через четверть часа мы были уже на снегу; вначале склон не был крутым и мы продвигались с легкостью, помогая себе время от времени трезубцами, но вскоре подъем стал настолько трудным, что мы вынуждены были рубить ступени в снегу, который был еще до-статочно твердым, чтобы нас выдержать. Хотя долина позади нас была еще окутана туманом, мы наслаждались хорошей погодой. Луна достигла небесного свода, и светлый блеск ее диска составлял приятный контраст с синевой неба, которая при ярком освещении была на этой высоте столь густа, что ее можно было бы сравнить почти с цветом индиго. Несмотря на свежий ветер, дувший с горы, туман медленно поднимался за нами, расстилаясь у наших ног белой пеленой, он уже покрыл низину, где мы провели ночь и которую мы только что покинули. Туман грозил окутать нас самих. Но скоро лучи солнца, проникавшие сквозь марево с возрастающей энергией, разорвали его в нескольких местах; скоро вся долина предстала перед нашими восхищенными взорами, очертания вершин Передового хребта Кавказа прояснились перед нами. Самые высокие вершины этого хребта – Инал, Кинжал, Бермамыт – расположены на почти полукруглой линии. По направлению к центру все увеличивалось хаотическое нагромождение вершин и пиков, покрытых вечными снегами. Их вид представляет часть огромного кратера, посреди которого возвышается в виде конуса громада вулканических масс, превосходящая высотой края кратера. Двигаясь вперед то зигзагом, то по прямой линии, несмотря на все трудности подъема, участники экспедиции невольно восхищались окружающей их волшебной картиной. Поспешность, с которой мы двигались, чтобы достичь вершины раньше, чем поверхность снега будет размягчена солнечными лучами, истощила наши силы, и мы, в конце концов, должны были останавливаться для отдыха почти на каждом шагу. Разреженность воздуха такова, что дыхание не в состоянии восстановить потерянные силы. Кровь сильно волнуется и вызывает воспалительные процессы в наиболее слабых частях тела. Мои губы горели, мои глаза страдали от ослепительного блеска солнца, хотя я по совету горцев зачернил порохом лицо около глаз. Все мои чувства были притуплены, голова кружилась, время от времени я чувствовал необъяснимое изнеможение, которое я не мог преодолеть.
Ближе к вершине Эльбрус представляет ряд голых скал, образующих нечто вроде лестницы, которая очень облегчает подъем. Однако Мейер, Менетрие, Бернардацци (молодой архитектор, живущий на Минеральных Водах и сопровождающий нас во всех наших поездках) и я чувствовали себя настолько утомленными, что решили отдохнуть час или два и с новыми силами отправиться в путь. Несколько казаков и черкесов, сопровождавших нас, последовали нашему примеру. Мы укрылись от ветра под огромной скалой черного трахита, который образует первый уровень скал. Здесь маленькое пространство было лишено снега; я оторвал несколько кусочков скалы для моей коллекции. Мы были на высоте 14 тысяч футов над уровнем моря, нужно было подняться еще на 1400 футов, чтобы достичь вершины Эльбруса. Я хотел заставить колебаться магнитный маятник, который я привез, но казак, который нес ящик с инструментами, еще не пришел. Солнце, бросающее лучи почти перпендикулярно на наклонную поверхность снега, размягчило его до такой степени, что он не мог более нас выдерживать. Медля с возвращением, мы рисковали провалиться в трещины, запорошенные снегом. Не превзошел ли этот первый опыт наши надежды? Вступая в Кавказские горы, мы считали Эльбрус недоступным, через две недели мы находились уже у его вершины. Не достаточно ли принести с собой с вершины Эльбруса ту же породу, которая составляет Пичинчу Кордильер, наблюдать самые важные геологические связи Кавказа, подняться до высоты Монблана? Я мог надеяться, что господин Ленц, который нас обогнал, достиг бы вершины и измерил бы высоту барометром, который он нес с собой. Сопровождаемый двумя черкесами и одним казаком, он постоянно двигался вперед, взбираясь по лестнице скал, о которых я говорил выше. Достигнув последнего выступа ступеньки, он увидел, что его от вершины еще отделяет снежный наст, который надо было преодолеть, и снег оказался настолько мягким, что с каждым шагом мы проваливались по колено, рискуя совсем завязнуть в талом снегу. Его попутчики казались склонными больше не идти вперед, и это было большим риском, чем попытаться пойти совсем одному; впрочем, уже прошел час, и нужно было думать о возвращении, чтобы не быть застигнутыми ночью до прихода в лагерь. Наконец Ленц решил вернуться, не достигнув вершины, которая, однако, как мы увидели позже, возвышалась, пожалуй, футов на 600 над местом его последней остановки. Спуск был очень трудным и очень опасным. Снег, который несколько часов назад выдерживал нас, проваливался под нашими ногами, где образовывались ямы, позволявшие увидеть устрашающую глубину пропастей под нашими ногами. Казаки и черкесы, следовавшие за нами, связали себя попарно веревками, чтобы оказывать друг другу помощь. Я чувствовал себя столь слабым от усталости, что для быстроты движения опирался на двух человек, обхвативших меня руками, а когда спуск стал менее крутым, я растянулся на бурке, которую тащил какой-то черкес. Каждый думал только о себе и как скорее миновать грозившие нам опасности. Мы разделились на группы. Желание как можно быстрее достичь лагеря заставило нас забыть, что мы находимся среди черкесов, в которых мы не были уверены, и, похитив нас, они приобрели бы прекрасную добычу. Мы не заметили, как они нас увели по более короткому пути, удаляющему нас от наших спутников. Мы были полностью в их власти, однако нам не пришлось раскаиваться в своей доверчивости. Выйдя за снеговую линию в узкую лощину, дно которой было покрыто обломками ближайших скал, покрытых ледяной коркой от изморози, мы спустились к берегу небольшого ручья, впадающего в Малку, который и привел нас по удобной тропинке к нашему лагерю. Ленц начал спускаться позже с большей частью нашей охраны и прибыл другим путем уже ближе к ночи. Весь этот достопамятный день генерал сидел около своей кибитки, следя за нашим восхождением через превосходную трубу Доллана, которую я оставил в его распоряжение. Как только туман, застилавший утром долину, рассеялся, генерал увидел, как мы поднимались по покрытому снегом конусу, как добрались до первого уровня скал, которые простирались до самой вершины Эльбруса. Здесь мы разделились на две группы: одна продвигалась к вершине, в то время как другая стояла. Но вдруг он заметил единственного человека, который обогнал всех остальных и почти преодолел снежную поверхность, отделяющую от вершины последний уровень скал, о которых мы говорили. Он приблизился к крутой скале, образующей саму вершину, и, свернув, слился с чернотой скал, и затем исчез в тумане, вновь окутавшем долину и скрывшем Эльбрус из виду. Он взошел в одиннадцать часов утра. Генерал не мог больше сомневаться, что кто-то из нас не взошел на вершину. По цвету его одежды можно было хорошо рассмотреть, что это был черкес, но по его силуэту на таком расстоянии трудно было его узнать. Генерал приказал бить в барабаны и сделать несколько выстрелов из мушкетов, чтобы возвестить всему лагерю об этом знаменательном событии. Затем он терпеливо ждал нашего возвращения.
Килар, так звали черкеса, который достиг вершины Эльбруса, сумел лучше нас воспользоваться утренним холодом и значительно раньше нас миновал границу вечных снегов. Когда Ленц достиг места своей последней остановки, Килар уже возвращался с вершины. Снег начал размягчаться только с одиннадцати часов. Он же шел по твердому насту до самой вершины и, только спускаясь, встретил те же трудности, что и мы. Несмотря на то что он прежде никогда не пытался покорить вершину, он все же поднялся на значительную высоту. Он вернулся в лагерь на час раньше, чем мы, чтобы получить от генерала вознаграждение, полагающееся ему за мужество. Но генерал дождался возвращения всех, чтобы придать церемонии бóльшую торжественность. После того как расположились за столом, на глазах у всего лагеря генерал выплатил ему вознаграждение, которое предназначалось тому, кто первым достигнет вершины, добавив к этому кусок сукна на кафтан, и мы выпили за его здоровье. Мы решили увековечить память этого дня надписью, начертанной на одной из скал в окрестностях нашего лагеря. Следующий день был отведен для отдыха, в котором мы действительно нуждались. Наши глаза были воспалены, губы растрескались, кожа на ушах и на лице висела клочьями. Многие из нас настолько обессилили после восхождения, что смогли восстановить свои силы лишь позднее, по возвращении на Минеральные Воды. Я тщетно пытался проверить походной триангуляцией высоту Эльбруса, которую мы вычислили барометрическим измерением. Испытанные мной тяготы не позволили мне действовать быстро, и прежде чем я закончил измерения, вершину заволокли густые облака, в которых она больше не появилась. Обеденное время снова собрало нас в кибитке генерала, окруженного черкесскими князьями и казачьими офицерами нашего эскорта. Несколько бутылок шампанского, которые наши мусульмане, чтобы не нарушать закон пророка, выпили как щербет, скоро оживили наши умы. Тост за Его Величество императора сопровождался мушкетным залпом. Поддержка государя, который терпимость и кротость считает своими наибольшими добродетелями, привела к тому, что люди разных сословий и верований, ненавидящие друг друга, объединились в одной кибитке в столь естественном для них желании расширить свои знания и способствовать достижению единой цели.
Здесь заканчивается первая и наиболее важная половина нашего путешествия. Мы приблизились к прекрасной долине Кубани. Возвращаясь тем же путем, что прежде прошли, мы достигли того места, где оставили пушки и бóльшую часть багажа. По пути мы посетили водопад Тузлук-Шапа, образованный недалеко маленькой речкой, впадающей в Малку. Хотя в Центральном хребте Кавказа часто встречаются скалы с крутыми склонами и пропасти с расщелинами по краям, тем не менее, все причуды природы оживают, благодаря движению ниспадающей каскадами воды, которая создает изысканные детали прекрасного пейзажа. Однако надо признать, что Кавказ представлен меньшим количеством живописных мест, чем Швейцарские Альпы и Тироль. Характерная для него сухость, однообразие, простота геологических образований, его составляющих, исключают яркость красок и разнообразие очертаний и свежесть, которые придают невыразимую привлекательность ласкающим взор долинам Швейцарии. Взгляд путешественника напрасно ищет жилище или возделанное поле; он не видит ничего, кроме пустынных скал и степей. И даже этот вид скрыт от него почти постоянным туманом. 25 июля мы снова покинули долину Харбаз в сопровождении всех наших военных и всего багажа, чтобы вновь выйти на дорогу, ведущую к Бермамыту, против которого мы разбили наш лагерь на просторном лугу.
После того как мы посетили Кизил-кол (Красная река), где обнаружили кисловатый железистый минеральный источник, мы навсегда удалились от Центрального хребта Кавказа. Далее нас сопровождал хребет песчаных и известковых гор, частью которого является Кинжал. Хребет тянется до Кубани параллельно трахитовой гряде. Все время мы двигались на запад по дну длинной и широкой долины, расположенной у подножия группы крутых скал, часто принимающих самые странные очертания. Порой это была светло-охристая стена, возвышающаяся над равниной, поросшей зеленью; она состояла из горизонтальных слоев, где встречались башни и пики, которые грозили нам обрушением, – настолько они казались неустойчивыми в своем основании, покрытом ее же обломками. Мы шли по долине реки Эшкакон, все время держась этих высот. Именно здесь год назад генерал дал сражение карачаевцам. Вид самой долины терялся в тумане. Мы расположились на возвышенности, где генерал разбил лагерь. Там мы заметили могилы двух братьев князя Джерандука, сопровождавшего нас. Они сражались на стороне русских. К полудню мы остановились на прекрасном лугу, расположенном у подножия горы Пагун, где вода и дрова были в избытке. Недалеко от этого места находился исток Подкумка.
На следующий день, 27 июля, мы продолжили наш путь на северо-запад, двигаясь вдоль той гряды отвесных скал, о которой мы уже говорили; черкесы называют ее Эльмурза. Кума берет свое начало у основания этих скал. Весь этот край с хорошим лесом и имеет более приятный вид, нежели окрестности Эльбруса. Позавтракав у подножия Кошгуэгу[17], к часу дня мы спустились в долину Хумары, речушки, впадающей в Кубань. Выбранное для лагеря место отличалось прекрасными видами со всех сторон. Мы все еще были зажаты крутыми горами, но голые скалы сменялись холмами, увенчанными лесом. Орошаемый чистыми водами Хумары дерн был весьма пышен. Туман, почти все время преследовавший нас, остался далеко на возвышенностях.
Лоо, князь Абазии, одолел Кубань вплавь, чтобы нанести визит генералу. После недавнего бунта черкесов, живших в этом краю, их вытеснили за Кубань и, чтобы учредить естественную преграду их набегам, им запретили селиться на правом берегу этой реки. Поэтому князь Лоо также жил на другом берегу Кубани. Он разделся, чтобы ее переплыть, а затем его облачили в казацкую одежду, чтобы он мог предстать перед генералом. Идя по течению Хумары, мы, наконец, пришли в долину Кубани, которая стала последним этапом нашего путешествия. Ее сток настолько пополнился талыми водами, что перейти ее вброд не представлялось возможным.
Поднявшись несколько верст по Кубани, мы разбили лагерь у самого ее берега.
Развалины церквей и могил в этой прекрасной долине свидетельствуют о прежней здесь жизни. Часто встречались камни, то лежащие, то расположенные вертикально, на которых явно просматривались следы римского креста. На других камнях появлялись более поздние даты и надписи на арабском языке. На другой стороне Кубани, против нашего лагеря, возвышались развалины церкви, построенной на крутой скале. Говорят, немного дальше есть и другая. Ранее мы составили план посещения обеих, но, к сожалению, стремительный поток Кубани, который опасно было переходить, помешал. Лишь река отделяла нас от этой церкви, и мы были вынуждены довольствоваться наблюдением издалека при помощи подзорных труб. Развалины хорошо сохранились. В плане – квадрат с округлыми апсидами; вход расположен с западной стороны, алтарная часть – с восточной. С этой стороны выделялись три апсиды, и они, несомненно, соответствовали трем внутренним нишам, предназначенным для стольких же престолов.
В этот же день мы совершили прогулку к Каменному мосту Кубани, расположенному десятью верстами выше упомянутых развалин. Долина Кубани достаточно широка и с хорошим лесом; здесь часто встречаются буки, порой лозы дикого винограда обвивают стволы вязов, яблони растут то тут, то там без чьей-либо заботы. Скалы, то обрывистые, то вздымающиеся уступами, украшены зеленью и находятся на некотором расстоянии от течения реки. Буйная растительность все больше и больше расширяет свои владения, покрывает пропасти густым кустарником, оплетает глыбы скал гирляндами плюща. Несколькими верстами выше нашего лагеря долина Кубани сужается. Какое-то время мы шли по узкой тропе, проложенной между отвесной скалой и пропастью, в тальвеге которой пенятся волны Кубани. Но вскоре горы расступаются, чтобы пропустить две реки, Мару и Теберду, впадающие в Кубань. Первую мы преодолели вброд и вскоре оказались у подножия скал, сложенных из диоритов, подобных тем, из которых сложены склоны Центрального хребта.
Прежде чем мы дошли до Каменного моста, мы миновали равнину с руинами ногайского погоста. Раньше здесь был значительный аул, который уничтожен войсками генерала Ермолова, одержавшего кровавую победу над черкесами. Один из казаков нашего эскорта, сражавшийся в тот день, нашел на поле битвы саблю и показал ее мне. Она оказалась очень старой и имела надпись: «Генуя». Могли ли генуэзские колонии простираться до этих пределов?
Дно долины резко поднимается совсем рядом. Огромные глыбы трахитовых скал – породы, из которой сложены окрестные горы, настолько сужают реку, что она пробивается, сильно шумя, и ниспадает каскадом с высоты нескольких футов. Это и есть то, что называют Каменным мостом Кубани. При помощи брусьев нам бы было легко перейти реку в этом месте даже без нашего эскорта. Нескольких досок вполне бы хватило, но, перейдя реку без оружия, мы рисковали оказаться в плену. Обследовав окрестности, мы стали возвращаться в лагерь, куда пришли к вечеру.
На следующий день мы ушли ранним утром. Полуденная жара усиливалась по мере того, как мы шли, и не позволяла нам работать весь день. 29 июля мы прошли по Кубани и посетили Очкор. С этой вершины мы увидели развалины какого-то редута. С этого места мы наслаждались великолепным видом Центрального хребта, над которым в этот момент клубились тучи. Сама возвышенность походила на горы Передового хребта. Поднявшись наверх, мы почувствовали, как перенеслись в широкую степь и оказались посреди платó, окаймленного с юга Центральным хребтом и пересеченного с юга на север широкой расщелиной, в глубине которой виднелась бегущая Кубань.
30 июля, свернув направо, мы покинули Кубань и направились к Кислым Водам (Кисловодск), которые находятся в 40 верстах от Горячих Вод (Горячеводск). В общем, мы следовали по направлению Кордонной линии. Всюду офицеры разных постов Линии шли нам навстречу. Генерал внимательно осмотрел все средства обороны, которые он ранее предоставил в их распоряжение.
31-го мы остановились на берегу Кумы, недалеко от редута Ахандукова. 1 августа, позавтракав около Бургустанского редута, на слиянии Эшкакона и Подкумка, мы направились к Кислым Водам, куда пришли к полудню того же дня.
Кисловодск зажат горами средней высоты, которые скрывают от жителей этой колонии вид Центрального хребта. Дома современной архитектуры для недужных, которые прибывают сюда в последние месяцы лета в большом количестве, расположены весьма упорядоченно вокруг водоема; в нем видно, как бурлит прозрачная вода, насыщенная углекислым газом. Температура этого источника не превышает 12 ºR. Вода содержит углекислый газ в избытке: его самопроизвольное выделение вызывает бурление, что удивляет наблюдателей. С той возвышенности, где мы разбили лагерь, можно было любоваться приятным видом на Нарзан – как этот источник называют черкесы. Он находится на слиянии двух речек: Березовки и Ольховки; именно в первую источник выносит свои обильные воды. Колодезь окружали две крытые галереи и несколько домиков, где располагались купальни. Немного дальше – дом владельца ресторации и жилища больных, и, наконец, в глубине – хижины казаков, которые составляют гарнизон этого поста. Вокруг источника поднимаются террасы. Мы снова поднимаемся по Березовке, стремящейся от скалы к скале в узком проеме аллеи лип и кленов. Хотя здесь нигде не полюбуешься внушительным видом Центрального хребта, однако холмы вокруг Нарзана не умаляют живописности местности. Углекислота слабо соединена с водой Нарзана и легко выделяется, отчего эту воду совершенно невозможно перевозить далеко; она продается только поблизости. Причина в том, что при распаде количество солей в воде незначительно. Вода, если можно так сказать, чиста и содержит лишь углекислоту. Известно, что чистая вода мало способна задерживать этот газ при невысокой температуре.
2 августа мы снова пустились в путь, чтобы добраться до Горячеводска, где наше путешествие должно было закончиться. Сообщение по берегам Подкумка между Горячими и Кислыми Водами сильно облегчала очень хорошая дорога. С некоторых пор, благодаря бдительности генерала Емануеля, здесь можно было путешествовать в полной безопасности и даже без охраны, по крайней мере днем. Нас сопровождало большое число князей. Среди них выделялись: упомянутый прежде старый Жанхот, претендующий на происхождение от последних султанов, правивших в Крыму, Крым-Гирей и другой – имя которого я забыл, награжденный древнеперсидским орденом Солнца. Толпа молодых людей, привлекаемая как любопытством, так и желанием показаться генералу, заискивала перед ним.
Предложили состязания, выполняемые с большой ловкостью и состоящие из следующего: один из соперников опережал нас на несколько шагов и бросал свою папаху на землю. Черкесские всадники позади нас по очереди устремлялись вперед, кто в карьер, кто галопом во весь опор, и мимоходом делали выстрел из ружья в папаху, продырявливая ее насквозь. В начале скачки всадник одной рукой вытаскивал ружье из чехла, в котором оно находилось, а другой держал узду лошади. Приближаясь к папахе, черкес бросал поводья и прицеливался, держа ружье двумя руками. В тот момент, когда он проскакивал рядом, раздавался выстрел, и папаха взлетала в воздух.