Саша Шу
Люби меня навсегда
4
Занавес разъезжается в стороны, словно это мы выходим на подиум, а не погружаемся в затемнённый большой зал, где посередине сверкает огнями и фейерверками большая сцена, на которой сейчас я вижу пятёрку бравых пожарников, отжигающих под Rolling Stones.
Райан Гослинг, всё так же нежно придерживая меня за талию, только теперь скользя своею ладонью всё ниже и ниже к моей попке, уверенно ведёт нашу четвёрку к столику на небольшом возвышении прямо рядом со сценой, и, галантно отодвинув стул, усаживает меня в мягкое королевское кресло с золотыми подлокотниками, в которое я проваливаюсь, как в тёплое бархатное облако. Мои девчонки рассаживаются полукругом, чтобы всем нам удобно было наблюдать за представлением, где пожарники уже за это время успели снять свои жилеты и брюки, и остались в обтягивающих боксерах и касках.
К нам сразу же подбегают обнажённые официанты, одетые только в кожаные баварские шорты с подтяжками, и разливают уже ожидающее нас в ледяном ведёрке шампанское по бокалам.
– Дорогая наша Поля, пусть этот день будет как последний! – провозглашает Соня очередной тост, и Маша, поперхнувшись, поправляет её:
– Последний день твоей незамужней жизни! – и мы все бодро звеним хрусталём.
– Не ожидала от вас такого, – наконец-то открываю я рот.
– Ну конечно, мы же тебя любим, – отвечает Саша. – Неужели ты думала, что мы отведём нашу любимую девочку в очередной занудный пафосный ресторан с фуагра или суши?! Тем более в наш последний четверг свободной жизни.
– Почему вы всё время повторяете эту фразу про «свободную жизнь»?! – возмущаюсь я. – В конце концов, мы живём не в Саудовской Аравии, куда вы думаете, я денусь?
– Не горячись, это мы любя, – успокаивает меня Маша. – Мы будем счастливы, если после свадьбы у тебя ничего не изменится в жизни. Только в лучшую сторону. Ты же счастлива со своим Стасам, правда? – внимательно глядит она мне в глаза, и я, на секунду замешкавшись, отвечаю:
– Ну конечно счастлива! Спасибо, девочки! – и опрокидываю залпом свой бокал.
Между тем сцену, как жужжащие пчёлки, облепляют пьяные женщины, а бравые пожарные под I Can’t Get No Satisfaction уже танцуют в положении полулёжа у самой кромки, и десятки тонких рук с яркими ногтями, дорогими часам и золотыми браслетами тянутся к ним, ласкают, полируют до глянца и срывают с них последнюю одежду. Вот у первого стриптизёра полностью сползают боксеры, и из них вываливается гладкий и блестящий шланг, в прямом смысле этого слова. Я смотрю на всё это представление широко открытыми глазами, а Саша, наблюдающая за мной, комментирует:
– Поля, только не говори мне, что ты никогда не ходила на секс-шоу где-нибудь в Таиланде!
А Соня, чтобы меня подколоть, отвечает:
– Нет, Саша, я уверена, что Полин никогда не была на таких отвратительных представлениях, правда? Полина девочка образованная и воспитанная. Искусствовед, мать его, – и на этом слове все начинают хихикать. – Она только по музеям ходит и театрам, верно? – и я молчу, потому что я действительно хожу в основном по музеям и театрам. Как бы это глупо не звучало, я ничего не могу дать этому миру, кроме своего дешёвого раздутого блога с ненастоящей мной, хотя сама обожаю живопись, скульптуру и архитектуру, к которым лично у меня нет таланта.
Кстати, о скульптуре: тот самый пожарный с телом древнегреческого Аполлона, уже абсолютно обнажённый, если не считать его каски, которая может даже сойти за римский шлем, держит в своих руках совершенно скульптурный идеальный член, правда, намного, намного больше размером, чем древние эталоны, словно предлагая обезумевшей у его ног толпе облизать его. И стоящая рядом женщина впивается в него, как в глянцевое красное яблочко, натягивая свои алые губы на пунцовый шарик головки. Зал словно разрывается от криков, а стриптизёр, не теряя темпа песни, заталкивает свой пожарный шланг в глотку женщине, крепко удерживая второй рукой её затылок.
Я, уже не отрываясь, смотрю на сцену, а шустрый официант подливает в мой опустевший застывший в руке бокал ещё шампанского. В это время пожарные выдёргивают из толпы всё новых и новых добровольцев, и вот теперь на сцене одна из девушек лежит на спине, в то время как нависший над ней стриптизёр гладит её своим напряжённым фаллосом по лицу, а она, визжа от удовольствия, пытается ухватиться за него и затолкать в свой ротик. Второй пожарник усадил женщину на стул и танцует прямо на ней в полуспущенных шортах, в которых пружинит готовый выпрыгнуть член. Ещё двоих девушек их личные спасатели пытаются раздеть прямо на сцене, и они, разомлевшие и пьяные, тянут свои голодные руки, чтобы погладить и пощупать их мускулистые переливающиеся тела, чисто выбритые лобки и гигантские полувздыбленные шланги.
– Интересно, а они будут тушить пожар? – мечтательно бормочет Соня, делая глоток шампанского и не отрывая взгляда от творящейся на сцене вакханалии.
– Вот сейчас и узнаем, – отвечает ей Маша, с таким же уже затуманенным взором взирая на команду пожарных.
И тут, словно прочитав наши мысли, из-за кулис выходит шестой командир отряда, в красной каске и шортах в обтяжку и уже с настоящим брандспойтом наперевес, и, направив дуло прямо в зал, поливает визжащую и хохочущую толпу невесомой белой пеной. А его товарищи, как по команде, все пятеро начинают, действительно, выбрасывать из своих туго натянутых шлангов хлопья пены, обильно поливая лица, грудь и животы своих клиенток густой спермой.
– Интересно, у них какая-то специальная диета? – делает научное замечание наша Маша, проглатывая алую клубничку и запивая её божественным игристым.
А Саша, увлечённая темой, уже начинает гуглить этот вопрос и радостно цитирует нам:
– Вот, пожалуйста, пишут, что «объем спермы увеличивается пропорционально количеству выпиваемой жидкости, но некоторые напитки производят противоположный эффект. Если есть желание усилить синтез спермы, то следует минимизировать и количество кофе, способствующего обезвоживанию организма…»
– Спасибо, мисс Википедия, смеюсь я, и осознаю, что я абсолютно пьяная и мне действительно безумно весело наблюдать за сексуальными пожарниками с их обильной эякуляцией.
– Интересно, а какое у них здесь крейзи-меню? – мечтательно бормочет Соня, и Саша, как обычно, не откладывая вопрос на потом, взмахом руки подзывает к нам официанта.
Он приносит на её просьбу увесистую папку, которую девчонки начинают увлеченно листать, а я в это время наблюдаю, как на сцену вывозят кровать на колёсиках, а за ней следом выходит целая бригада «докторов» в белых халатах и начинает свой медленный полный неги танец под Эда Ширана. Толпа у подножия сцены визжит и стонет от удовольствия, а стройные сексуальные врачи подходят к кричащим женщинам, задирают им кофточки и внимательно прослушивают их через свои стетоскопы. Даже с моего места на пьедестале видно, как девушки тают и дрожат в их сильных накачанных руках, пытаются сорвать с них одежду и залезть к ним в штаны. Для меня это интересное представление с красивыми телами, но не более того. Я сижу посреди этого разгорячённого океана желаний как какая-то Снежная Королева, потому что я прекрасно понимаю, что за всем этим следует пара-тройка каких-то сухих фрикций под судорожные стоны, и не более того.
– Что-то наша Поля, кажется, заскучала, – врывается в мои размышления голос Маши, пока доктора выводят на сцену свою очередную жертву, и раздевают её прямо у всех на глазах, и она, судя по её счастливому виду, совсем не против.
– Нет, мне очень даже интересно, – перебиваю я подругу, в то время как девушку на сцене стриптизёры уже укладывают спиной на кровать и привязывают её запястью к изголовью какими-от шёлковыми шнурами. – Прекрасный спектакль, я думаю, полностью постановочный, – оборачиваюсь я к своим девчонкам.
– Отчего же постановочный? – вопрошает Саша, улыбаясь всеми своими тридцатью двумя зубами проходящему мимо секси официанту. – Мне кажется, все здесь на самом деле получают удовольствие. А ты?
– Удовольствие от представления, исключительно эстетическое, – парируя я, делая очередной глоток золотого шампанского.
– Ты думаешь, ей сейчас плохо? – качает головой в сторону сцены Соня, где «пациентка», распластавшись на кровати, пытается облизать по очереди два разгорячённых члена прямо у её лица, как два румяных свежеиспечённых пирожка.
– Не думаю, – отвечаю я, чуть не поперхнувшись своим шампанским, а третий доктор, забравшись сверху на девушку, делает в такт мелодии покачивающие движения бёдрами, и она, обхватив его обеими ногами, пытается притянуть к себе. – Я просто думаю, что это ненастоящие посетительницы. Такие же нанятые актрисы-стриптизёрши. Ну скажите мне, кому из нормальных женщин это на самом деле может быть нужно?! – раздражённо отвечаю я, – и вижу удивлённо-недоверчивые взгляды моих подруг.
– То есть ты не веришь, что эти женщины пришли в этот очень дорогой закрытый клуб, заплатив баснословные деньги, для того, чтобы получить удовольствие? – задаёт мне вопрос в лоб Саша, и я уже не знаю, что ей ответить. Потому что я пытаюсь вспомнить в этот момент об одном важном разговоре, который состоялся сегодня до всего этого, и не могу… Как-будто мысль ловкой мушкой перелетает с ветки на ветку, и я никак не могу её поймать в свои сети.
Тем временем девушка на сцене явно наслаждается тем, что об неё трутся сразу четыре стройных загорелых мускулистых тела, облизывая её, посасывая мочки её ушей, проводя горячими переливающимися головками по её лицу, груди, соскам и животу, а самый главный врач «лечит» её, вдалбливая и вдалбливая себя между её ног, пока его тугой прилипший к животу член колышется живым маятником между их телами.
– По крайней мере, этой девушке на сцене точно очень хорошо, – мечтательно замечает Соня, облизывая розовым язычком свои круглые нежные губы, и я вижу, как непритворно корчится «пациентка» под натиском нескольких сильных мужских тел.
– Сегодня главное, чтобы было хорошо нашей Поле, – в очередной раз поднимает бокал Саша, – а как именно тебе будет хорошо, это только твоё личное дело, и больше ничьё, запомни, – обращается она уже только ко мне.
Я чувствую, как моя голова становится тяжёлой, словно это в неё прямиком вливают литры дорогущего французского шампанского, и понимаю, что мне безумно хочется домой и спать, как вдруг моё полудремотное состояние прерывает дикий визг сотен женских глоток, и я поворачиваюсь к сцене, чтобы рассмотреть, что же там такого в очередной раз устроили бравые стриптизёры.
Свет во всём зале гаснет, и мы оказываемся в кромешной темноте, где ярким пятном света колышется только кружок сцены. Женские вопли лишь усиливаются, и я уже ожидаю увидеть, кото угодно: толпу гладиаторов с молодым Расселом Кроу во главе, Мэтью Макконахи с Ченнинг Татумом на пару или Зака Эфрона на худой конец, хотя мне никто из них не нравится.
Но только не реинкарнацию Элвиса. Он выходит на сцену во всём чёрном, и смотрится даже неуместно в этом разнузданном и пьяном зале. Спокойно и уверенно подходит к микрофону, установленному в центре сцены, и поднимает одну руку вверх. Словно невидимый рубильник отключается во всех глотках, и прекрасный стройный строгий Элвис Пресли стоит в полной звенящей тишине, всё ещё удерживая поднятой ладонью затянувшуюся паузу. Я смотрю на него во все глаза, и меня просто поражает удивительное сходство с оригиналом. А может быть, это он и есть? Вернулся из космоса, как поговаривали некоторые после его смерти? Он поднимает глаза и смотрит в упор прямо на меня, и мой корсет вдруг становится для меня невообразимо тесным. Я забываю о зажатом в пальцах фужере, и он миллиардами брызг разлетается по полу. Сотни пар глаз оборачиваются на меня, но я не обращаю внимания, и смотрю только на яркий кружок софитов на сцене.
Но вот, не отрывая взгляда от моего лица, он делает знак рукой, и начинаются первые аккорды песни Trouble, и Элвис вздёргивает вверх голову, взмахивая чёлкой, делает своё знаменитое движение бёдрами и начинает петь, по-прежнему глядя на меня исподлобья и словно обращаясь только ко мне, а я всё ещё не могу вздохнуть полной грудью, накалившись от его прожигающего меня взгляда:
If you're looking for trouble
You came to the right place
If you're looking for trouble
Just look right in my face…
Женщины в зале словно слетели с катушек. Оказывается, им нужны были не эти накачанные масляные обнажённые тела, большие ухоженные фаллосы и литры спермы, а этот магнетический взгляд, почти целомудренные по сравнению со всем, что здесь творится, покачивания бёдрами, и этот низкий голос, который поёт: “Well I'm evil, so don't you mess around with me” (англ. «Да, я зло, поэтому не водись со мной” – здесь и далее перевод автора). Но на контрасте с грудами обнажённого мяса, которое вывалилось на меня за последние полчаса, этот Элвис самое сексуальное и завораживающее зрелище, которое я видела, пожалуй, за всю свою жизнь…
Я не могу отвести взгляда от этого представления, где Элвис уже поёт со своим микрофоном у края сцены, и десятки рук срывают с него пиджак, галстук и рубашку, расстёгивают ремень, но он не даёт этим хищным галкам раздеть себя полностью, и начинает свой бешеный рок-н-рольный танец в оставшихся на нём брюках и обрывках одежды, наклоняется к раскрытым в крике алым губам поклонниц, и целует их взасос, и я вижу, как по некоторым лицам текут чёрные от туши дорожки слёз.
Мои ноги сами непроизвольно начинают покачиваться в такт песни, и я даже жалею, что сижу здесь на этом дурацком подиуме, как какая-то королева на троне, когда могла бы стоять и беситься с толпой, и тогда, возможно, мне бы тоже достался один из этих щедрых поцелуев, которые мой Элвис сейчас раздаёт своим рыдающим фанаткам. Я даже представляю у себя на языке его терпкий вкус, как вдруг внезапно меня пронзает воспоминание. Словно наконец-то бильярдный шар нашёл свою лузу и закатился в неё.
Я. Смертельно. Больна. Три. Месяца.
Пять страшных слов проступают в моём мозгу пылающими неоновыми буквами, и я словно просыпаюсь от кошмарного сна, оглядываясь по сторонам, и не понимаю, где я нахожусь. Но я просыпаюсь из кошмарного сна в другой кошмар, где страшная правда отчётливо пропечаталась у меня в голове.
Я машинально хватаю наполненный услужливым официантом ледяной фужер и полностью опрокидываю его в рот, и чувствую, как моё горло сковывает зимний холодок. Но это, как ни странно, действует на меня отрезвляюще, и теперь мысли мои становятся более прохладными и спокойными. Так, никакой паники. Я здесь и сейчас. Глубокий вдох грудью. Мне всё ещё по-прежнему не хватает воздуха после околдовавшего меня взгляда Элвиса, но я делаю ещё один вдох, моя грудь приподнимается и опадает в тесном корсете, и теперь я понимаю, как себя чувствовали красотки эпохи рококо. Не я ли сама прочитала сотни никому не интересных кроме меня книжек и научных трудов на эту тему. Как всегда, мысли об искусстве уносят меня на другую планету и успокаивают, как ничто другое.
Элвис закончил своё выступление, и уходит, со штанами, из-за пояса которых вываливаются купюры, но перед тем, как окунуться в чёрной занавес, оборачивается и смотрит в упор прямо на меня. По крайней мере, мне так кажется.
– Полина, наконец-то, под впечатлением, – вдруг подаёт голос Соня, хотя всё выступление Пресли все четверо из нас сидели молча, словно пригвождённые к своим стульям и замагнетизированные бархатным голосом и животной энергетикой его танца.
– Будьте добры, вот это, – показывает что-то в папке меню Саша подошедшему к нам менеджеру, и он, растянув губы в льстивой улыбке отвечает:
– У вас отличный вкус, мадам!
– Это для нашей невесты, – отвечает моя подруга, кивая головой на меня.
– Превосходно, просто превосходно! – восторгается мужчина, словно готовится нам сейчас вынести фирменное блюдо от шефа.
– А кстати, что это ты мне заказываешь, Саша? – интересуюсь я уже своей судьбой.
– Это сюрприз, от нас всех. В твой предпоследний день…
– Да-да, в предпоследний день моей свободы, слышала уже миллиард раз, – начинаю поддакивать я, пока снова не вспоминаю, что это на самом деле могут быть мои последние дни. Вообще последние в моей жизни.
– Тем более ты должна этим воспользоваться, – наставляет меня мудрая Маша.
– Позвольте, я вас провожу, – подходит ко мне менеджер и предлагает мне руку, словно приглашает на танец.
– Иди, не бойся! – подбадривают меня девчонки. – И постарайся получить максимальное удовольствие! – кричат уже вдогонку, когда я ухожу за мускулистым высоким обнажённым по пояс мужчиной куда-то вглубь коридоров…
Мы идём запутанными закоулками, и я уже начинаю удивляться такому разветвлению ходов в обычном с виду здании, как мой проводник останавливается у золотой двери с номером «777» на ней и осторожно стучится, прислушиваясь.
– Заходите, и ничего не бойтесь, – оборачивается он ко мне, распахивая дверь. – Всё полностью оплачено.
Я переступаю порог полутёмной комнаты, и слышу, как замок за мой спиной мгновенно защёлкивается. Мне становится ужасно неуютно и страшно, пока я стою у самого входа на своих высоченных шпильках и в алом корсете.
– Проходи, – вдруг раздаётся низкий властный баритон где-то из темноты, и присмотревшись, я вижу спинку высокого кресла, в котором, видимо, он сидит. Я мгновенно узнаю этот голос, и всё моё полуобнажённое тело покрывается миллионом мурашек.
Я делаю шаг вперёд, удаляясь вглубь комнаты от спасительного выхода, и не могу не идти на этот гипнотизирующий меня голос. Просто поразительно, как он похож на настоящий, – ещё раз думаю я про себя, и чувствую, как холодеет всё внизу моего живота, когда я почти окончательно приближаюсь к заветному креслу.
– Ближе! – резко приказывает он, и я послушно делаю ещё один шаг, пока не остаюсь стоять прямо перед ним.
Он сидит, развалившись в большом кресле с подлокотниками, в тех же самых штанах, в которых он исполнял свой номер, но уже без рубашки, и я вижу, как алыми полосками растекаются по его груди следы от женских ногтей. Угольно-чёрные волосы с этой причёской под Элвиса, длинные ресницы, и мне кажется, что подведённые чёрным глаза. Холодный надменный взгляд и чувственные губы, скривившиеся в презрительной усмешке.
– Стой там, – властно говорит он, и я остаюсь на этом месте, пока он медленно и со вкусом рассматривает всю меня, словно облизывая кончиком языка каждый изгиб и каждую впадинку моего тела. Всё это время я остаюсь стоять неподвижно, не в силах даже отвести от него взгляд, не то что развернуться и уйти. И чувствую, как с каждой секундой это ожидание становится всё горячее и горячее, растекаясь по моему телу тёплым молоком со сладкой корицей, пока не замирает у меня между ног. И кажется, он это чувствует, лаская своим взглядом низ моего животика, где мягким зверьком уже ждёт моё пробудившееся желание.
– Я хочу, чтобы ты открыла мне грудь, – уже немного хрипло говорит он, и я, повинуясь ему, опускаю сначала одну бретельку своего корсета, а затем и вторую, и чувствую, как мои груди покачнулись, мягко пружиня, освобождённые от ненужного шёлка, а соски подобрались в две твёрдые коралловые бусинки на белом полотне кожи.
– А теперь подойди ближе, – шепчет он мне, и я вплотную приближаюсь к нему, ожидая, и желая, чтобы он впился своими губами в мою обнажённую плоть.
Но он просто продолжает так же полулежать в своём королевском кресле, пока я стою перед ним в полуспущенном корсете и ботфортах до середины бедра, и чувствую, как между ног у меня начинает собираться влажное теплое облачко.
– А ты ничего, – говорит он мне, и в его устах это звучит лучше всех комплиментов, которые я когда-либо слышала в свой адрес. Я, Полина Сонис, первая красавица столицы и мечта десятков тысяч мужчин страны!
И вот я стою перед каким-то второсортным жиголо в закрытом подпольном клубе, и жду его каждое отрывистое хриплое слово как долгожданную похвалу! И с удивлением ловлю себя на мысли, что всё это меня чертовски возбуждает. Как ничто и никто раньше. И единственное, о чём я сейчас могу думать – это не о скорой свадьбе, которая под угрозой из-за моей скорее всего неизлечимой болезни, а о том, чтобы почувствовать его влажные тёплые губы на своих набухших сосках, увидеть, как они спускаются, оставляя влажную липкую дорожку, всё ниже и ниже к моему пупку, засасывая его, и затем скрываются у меня между ног, где я уже начинаю истекать всеми своими вязкими соками, как лопнувший на солнце сладкий плод.
– А ты пахнешь гвоздикой и ванилью, – вдруг шепчет Элвис, и я вспоминаю, что успела надушиться сегодня перед выходом. Везде, – Да я смотрю, ты любишь Opium, – вдруг бормочет он, и я понимаю, что возможно, он пропитался насквозь духами и ароматами своих клиенток, которых у него, я уверена, десятки, если не сотни.
– Мне нравится твой запах, – говорит он, и я вижу, как напрягается его ширинка на штанах, словно в них оживает какая-то отдельная живущая по себе сила. – Твой запах, – ещё раз повторяет он, и расстёгивает молнию, освобождая из плена набухший фаллос, который выпрыгивает из штанов, покачиваясь толстенькой алой дубинкой. – Я хочу посмотреть, как ты ласкаешь себя, – приказывает он мне, и я послушно опускаю свою руку вниз, осторожно проводя пальцем по тонкому шву посередине корсета.
Тонкий прохладный шёлк уже пропитался мной насквозь, и я возбуждаюсь от одной только мысли, что он может войти в меня, прямо здесь, в этом клубе, накануне моей свадьбы. Или смерти. И мысли о моей болезни клубятся на задворках моего сознания серым прозрачным дымом, словно это всё происходит не со мной. Не здесь и не сейчас. А сейчас имеют значение только его сильные руки, которыми он ещё ни разу не дотронулся до меня, его низкий бархатный голос, от которого у меня переворачивается всё внутри, и его яркие жадные губы, которых я так сейчас жажду.
Я запускаю указательный палец за край тонкой ткани, и он проваливается во влажную тёплую плоть, утопая в моём медовом желании, которое я уже с трудом контролирую.
– Да, так, детка, глубже, – слышу я словно издалека его хриплый низкий шёпот, и проталкиваю палец в себя почти на всю длину, и чувствую, как тёплая волна возбуждения, сладкой истомы и нестерпимого желания окатывает меня с ног до головы, не давая устоять на высоких каблуках.
Я не могу удержать стон, слетающий с моих губ тёмным мотыльком, и уже ощущаю приближение неизбежного, как мой порочный искуситель отдаёт мне новый приказ:
– На колени!
И я послушно опускаюсь перед ним на мягкий ворс ковра: с обнаженной грудью и алыми брусничками сосков на ней, с мокрыми от липкой смазки пальцами и невыносимым желанием его рук, губ и ласк.
– Поцелуй его! – слышу я очередное приказание, и медленно приближаю своё лицо к его вставшему перпендикулярно напряжённому от желания члену.
Забыв про всех сегодняшних женщин из клуба, в исступлении засовывающих себе в рот длинные шланги стриптизёров, я сама, как последняя шлюха, облизываю языком его круглую блестящую головку, ощущая на нёбе солоноватый вкус морской воды. Слышу над собой его тихий всхлип, и чувствую, как его пенис заполняет весь мой рот собой, не давай вздохнуть. И одновременно я понимаю, как сама готова разорваться бушующим во мне океаном, и захлёбываюсь стоном наслаждения, запертого внутри меня.
Я чувствую, как слёзы горячей сладкой ртутью текут по моим щекам, и та же горячая сладкая ртуть струится у меня между ног, захватывая в плен всё моё тело, которое дрожит под вулканическими толчками бешеного оргазма. Мой рот наполняется спермой, слюной и смазкой, я уже не обращаю внимания, что моя маска зайки давно слетела у меня с лица, и я стою перед незнакомым стриптизёром на коленях, облизывая и заглатывая его леденец.
– Мать твою, да это же сама Полли Сонис! – вдруг слышу я голос Элвиса словно откуда-то издалека, и мгновенно прихожу в себя от звука щелчков фотокамеры на смартфоне.
Я в испуге поднимаю голову от его ширинки, и новые вспышки ослепляют меня, а мой дорогой жиголо восклицает в восторге:
– Вот это удача! Какой красивый кадр, посмотри сюда, малышка! – и снова и снова снимает моё лицо на фоне своего члена…
– Не делай этого! – уже кричу я на него, пытаясь вырвать у него из рук телефон, но его сильные руки, о прикосновении которых я так мечтала всего лишь каких-то пять минут назад, сейчас стальными прутьями заграждают мне путь.
– Назови хотя бы одну причину, чтобы я перестал делать такие сладкие, такие сексуальные и такие эксклюзивные снимки! – с издёвкой отвечает он мне.
– А как же кодекс чести? Корпоративные стандарты, в конце концов? – пытаюсь я вразумить его, судорожно натягивая на себя бретельки корсета.
– Сонниполли, какие стандарты? Ты что, бредишь?! – уже в полный голос смеётся он надо мной, перестав меня фотографировать и застёгивая штаны. – Я просто стриптизёр. У которого ты только что отсосала за свои же собственные бешеные бабки! Какой, на хрен, профессиональный кодекс?! – веселится он, и я понимаю, как, должно быть, глупо выгляжу со стороны.
Отчаяние наполняет меня чернилами, как гулкий пустой сосуд, но тут я снова вспоминаю сегодняшнюю встречу и слова доктора Тарасова, и, как ни странно, это меня успокаивает. Я даже улыбаюсь тому, как часто в этой жизни я боялась выглядеть глупо. Точнее, всю свою жизнь. Я делала только то, что делают хорошие девочки. Я слушалась маму, я слушалась папу. А потом я стала слушаться Стасика.
Я подбираю с пола свою маску, нахлобучиваю её обратно себе на голову, гордо шагаю на своих каблуках к выходу, и со словами «Да пошёл ты на хер, мудила!», со всей силы бахаю железной дешёвой дверью в золотой мишуре, за которой меня уже ждёт мой провожатый.
– Вам всё понравилось? – вкрадчиво шепчет он, и я, высокомерно отвечаю:
– Спасибо. Более, чем.