В Музее древностей стояла гнетущая тишина.
В самые мрачные ночные часы безмолвие, пронизывающее мраморные залы, было так же осязаемо, как и удушливая жара за стенами раскинувшегося музейного комплекса. Его нарушал только случайный шепот кондиционера и звон ключей сонного охранника.
Селина, конечно же, не производила ни звука. Ее черные ботинки бесшумно скользили по белому полу, пока она пробиралась через залы и крылья исполинского музея, а ее шлем успешно считывал переплетения лазерных датчиков.
Это была задачка, но не слишком трудная.
Сканер у нее в шлеме обеспечивал ее постоянным потоком информации, отвечающей ее запросам. Уши, слишком большие глаза – она взяла стандартный шлем или, как все говорили, Маску смерти (их в Лиге Убийц выдавали всем прислужникам) и модифицировала его.
Котенок, – доставали ее. – Кис-кис-кис. Прислужники и убийцы шептали, шипели и рычали ей на тренировках, в столовой, в коридорах. Одного взгляда на татуированные плечи девушки было достаточно, чтобы ее снова начали доставать. Сначала с этим разбирались ее кулаки, но так она смогла добиться только презрения Ниссы. Контроль крайне важен. Контроль – это все.
Селина научилась контролировать. Контролировать тех, кто доставал ее, дразнил ее ненавистным прозвищем.
И усовершенствовала свою Маску смерти. Она ковырялась с ней, когда наступала глухая ночь, забравшись поглубже в научные лаборатории комплекса. Пару раз ударила себя током и искромсала кончики пальцев, подрезая провода, но, в конце концов, Нисса удостоила ее редкой одобрительной улыбкой, когда Селина пришла на тренировку в усовершенствованном костюме: аудиодатчики на шлеме – в форме кошачьих ушей, визор в виде огромных «глаз», а перчатки для скалолазания – с острыми, как лезвия, когтями.
После этого ее больше не доставали.
Особенно когда она распорола бок Тигрис, одной из самых безжалостных убийц и инструкторов, и смогла с ней обо всем договориться.
Это случилось до того, как Нисса официально разрешила ей ходить на тренировки с кнутом.
С головы до ног в черном, дыхание лишь слегка учащенное, Селина задержалась на мгновение перед знаменитым Египетским Крылом и осмотрела лабиринт мерцающих лазеров.
Как избито: лазерная паутина, практически невидимая невооруженным глазом.
Без шлема пришлось бы прибегнуть к спрею, чтобы ее обнаружить. Еще более избито.
Но, несмотря на карту разнообразных ловушек и возможных маршрутов, которую выдал шлем, Селина изучала лазеры. Оценивала углы, просчитывала точки приземления и возможные катастрофы.
Реликвия была выставлена в пятнадцати метрах от нее. На расстоянии прямого броска через сводчатый мраморный коридор. Даже ночью маленькая бронзовая статуя кошки светилась поразительным спокойствием – дань Бастет, богине с кошачьей головой, покровительнице воинов. Защитнице детей и кошек.
Размером не больше бутылки шампуня, статуя, несмотря на три тысячи двести лет существования, была в отличном состоянии. Это, а также воротничок, инкрустированный драгоценными камнями, делали ее бесценной.
Почти бесценной. На самом деле кто-то все-таки прикрепил к ней ценник.
Ценник, который вызвал под шлемом улыбку у Селины и заставил ее приступить к работе. Она перенесла вес тела на левую ногу, подняла правую и опустила ее в самый большой интервал между лазерами.
Баланс – это ключ ко всему. В гимнастике она больше всего любила (и ей лучше всего удавались) упражнения на бревне. Она не знала почему. Большинство девочек из ее команды боялись его, с ужасом ожидая своей очереди. Ей иногда казалось, что этот страх отравляет их баланс, нарушая его.
Селина втиснулась в промежуток между лазерами, надежно заняв маленький незащищенный островок. Она надежно закрепила кнут перед ограблением – несколько раз перепроверила, чтобы он не болтался при ее движениях, а висел у нее на левом бедре будто приклееный.
В это крыло охранники придут с обходом только через десять минут. Больше ей и не нужно. Особенно учитывая, что Селина решила заглушить сигнал с камер, и теперь у них на экранах светилось только: «Ошибка. Свяжитесь с провайдером». По несуществуюшему телефону, который задержит охранников еще на добрые пятнадцать минут.
Она выгнулась и встала в мостик, уворачиваясь от еще одного луча лазера. Ее руки в перчатках коснулись мраморного пола – на мгновение мир перевернулся. Она напрягла мышцы пресса и оттолкнулась ногами – ступни оторвались от пола, взмыли в воздух и, описав полукруг, мягко, как перышко, коснулись паркета.
Танец. Ее движения походили на танец. И она научилась получать от него удовольствие.
От кражи бриллианта из Музея Готэма три дня назад она тоже получила удовольствие. И от коллекции драгоценностей из магазина еще пятью днями ранее – тоже. Маленькие танцы – маленькие проверки.
Сегодня – следующая ступень. Выше.
Особенно учитывая, что две предыдущие кражи ее… разочаровали.
Конечно, она забрала то, что должна была. Но ей было даже не с кем подраться. Померяться силами. И никто ее потом не искал.
Селина опустилась на мраморный пол, проползая под нижним датчиком.
Она сделает все, чтобы сегодня было по-другому.
Перед ней открывался больший отрезок пространства, где паутина датчиков была гораздо более изощренной. Последний участок пути перед статуей, стоящей в стеклянной витрине на тумбе в центре зала.
Всего-то и нужно сделать пару осторожных бросков и наклонов.
Но разве это весело?
Большую часть жизни она была лишена возможности повеселиться. Только очень редко у нее все-таки получалось. И даже те минуты омрачали страх и тревога. Но сегодня…
Она научилась брать то, что хотела. В том числе развлечения.
Втянув носом воздух и снова проверив, надежно ли закреплен кнут, Селина наклонилась вперед.
Дело за мышечной памятью и расчетами – точными и безупречными. Великолепными.
Переворот из стойки на руках переходит в сальто назад, она взмывает в воздух и, сгруппировавшись, снова складывается в сальто, аккуратно перелетев через последнее лазерное препятствие. Приземлившись прямо у стеклянной витрины.
Тяжело дыша под шлемом, Селина ухмыльнулась, глядя на фигурку Бастет.
Она готова была поклясться, что древняя бронзовая статуя улыбнулась ей в ответ. Будто сказала: Давай. Бери.
И Селина взяла.
Из ее черной перчатки выдвинулся коготь из армированной стали.
Превосходно наточенный. Идеальный инструмент, чтобы вырезать круг из толстого стекла. Селина одной рукой поймала стекло, а другую просунула в витрину и положила на статую.
И тогда, как она и планировала, взревела сигнализация.
Когда приехали из ГДГП, Селины там уже не было.
Но она еще не закончила.
Статуя Бастет лежала в сумке у нее на боку, Селина сидела на самом краю крыши высотного здания и настраивала прицел винтовки.
Она не применяла к людям огнестрельное оружие. Никогда.
Она позволила Ниссе научить себя, как с ним обращаться, но свои соображения по этому поводу держала при себе. Никогда не говорила, что своими глазами видела, как оно уничтожало и разрушало, что своими глазами видела, какую боль и страдания оно приносило обитателям Ист-Энда.
Так что хорошо, что Ниссы рядом с ней не было. И очень хорошо, что в ее арсенале много других видов оружия.
Но сейчас ей нужно именно…
Селина отсчитывала секунды. Знала, что осталось совсем чуть-чуть.
Она перенесла палец на курок и начала прицеливаться, сидя на крыше двенадцатиэтажного здания, где размещалось отделение ГДГП. Для нее это самое важное здание в городе.
Дверь в отделение открылась, выбежали двое.
Селина дала им время подойти поближе к их цели. Огромному прожектору.
Она позволила включить его: пучок света пронзил небо, на белой гряде облаков проявился темный силуэт летучей мыши. Селина подарила им еще секунду спокойствия, а затем выстрелила.
Отдача ударила ее в плечо, но благодаря глушителю сам выстрел был тихим, как шепот. А вот звон разбитого стекла, покореженного железа и крики двух полицейских – нет.
Мгновение спустя Селина снова выстрелила, и благодаря ее тщательным расчетам и прибору ночного видения пуля попала точно в цель.
Она разнесла светящийся блок питания слева и затем влетела в кирпичную стену рядом с входом на лестницу.
Снова крики и проклятия, на этот раз, адресованные ей.
Но Селина поставила винтовку на предохранитель, закинула ее на плечо и прошмыгнула к лестнице, видимая едва ли больше, чем тень в ночи.
В этот раз ее все-таки будут искать.
Хоть бы они захотели поиграть.
Люк очень удивился, увидев, что в три часа ночи на экране его телефона высветилось имя Альфреда.
Во многом потому, что они никогда друг другу не звонили, хотя Брюс оставил Люку номер своего дворецкого на случай чрезвычайной ситуации. Такой ситуации, в которой Брюс никогда больше не вернется домой или его нужно будет незаметно забрать откуда-нибудь. К счастью, Люку никогда не приходилось звонить, но если Альфред звонил сам…
Звонок, как и сам звонивший, был вежлив, но тверд.
– Привет, Альфред, – сказал Люк, разом проснувшись и сев в постели.
– Добрый вечер, мистер Фокс, – сухо ответил ему на том конце голос с британским акцентом.
Люк свесил ноги на холодный деревянный пол.
– С Брюсом все нормально?
Лучше сразу перейти к делу. По крайней мере, Альфред тоже не был расположен к светской беседе.
– Да. Его миссия продвигается.
Он знал, что больше дворецкий об этом ничего не скажет. Люк окинул взглядом город, расстилавшийся за окнами его спальни, в попытке найти подходящий ответ.
– Рад это слышать.
Длинная пауза.
Люк успел было нахмуриться, но Альфред как раз начал:
– Комиссар Гордон связался с нами по налаженным каналам. Он говорит, ему надо встретиться с какой-нибудь летучей мышью, которая рассекает по городу.
У Люка хватило ума не спрашивать, чья это формулировка, Гордона или Альфреда.
– Что-то серьезное?
– Комиссар сказал, что дело срочное.
Звучит не очень. Между Гордоном и Бэт-пещерой был установлен тайный канал связи специально для таких случаев. И сейчас сообщения оттуда пересылали Альфреду, пока Брюса не было в городе из-за настолько секретного задания, что он даже Люку не сказал, чем именно он будет занят.
Они попрощались так же быстро, как и поздоровались, и Люк вздохнул с облегчением, положив трубку.
До этой секунды ночь была спокойная. Даже слишком спокойная. Настолько, что он решил лечь пораньше. Он не тратил эти часы на свидания с девушками, которых ему вечно сватала мама. Он вообще не ходил на свидания сейчас, когда все еще пытался вернуться к прежнему себе, сейчас, когда статус Бэтвинга подразумевал такую ответственность. И потом, девушки точно станут задавать вопросы, а он может навредить любому, кто с ним связан, если его все-таки раскроют.
Через пять минут Люк пробирался по улицам Готэма, наблюдая, как в небе сгущается гроза, и ощущая приятную тяжесть своего костюма.
И вот он уже стоит в полутемном кабинете Гордона, с костюма стекает вода на плитку, и бледный комиссар средних лет хмурится, а его рыжеватые усы подрагивают.
– Хорошо, что вы здесь.
Люк ждал, его лицо скрывала маска. Тусклый свет отражался от серебристой с голубым отливом брони, а на его груди мерцал силуэт летучей мыши.
Костюм был живой: гудел и пощелкивал, жил своей жизнью. Люк разработал, настроил и довел до ума каждый сантиметр костюма так, чтобы он отвечал его вкусам. Так, чтобы готэмские подонки были неприятно удивлены.
– А где тот, другой? – наконец спросил Гордон, прищурив глаза в очках с толстой оправой. – Давно его не видел.
Люк подошел к столу, позванивая костюмом. Металл для него выбрал Брюс, а достал отец.
– Он на секретном задании.
Не нужно Гордону знать, что он и сам понятия не имел, что за этим стоит.
– Правда?
Люк склонил голову набок: признак того, что он терял терпение.
Да, Брюс и Люк сотрудничали с Гордоном. У них была договоренность с ГДГП, что те будут сажать преступников, которых они ловят, и прикрывать их, когда нужно. Но они не держали ответ перед полицией. Сам Люк всегда раздражался, когда надо было сотрудничать с ГДГП. И то, что он увидел минуту назад, проскользнув в отделение через вход на крыше, только укрепило его настрой. Ему почти удалось пройти по коридору незамеченным, когда он увидел темнокожего подростка, едва ли старше пятнадцати, прикованного наручниками к скамейке в коридоре рядом с изоляторами. Он вымок до нитки, и одежда облепила его худое тело. Лицо мальчишки намеренно ничего не выражало, но легкое постукивание ноги по полу выдавало его панику. Оправданную панику, учитывая, что именно Люк услышал секунду спустя, укрывшись в темной нише.
– За что ты его? – спросил полицейский, проходивший мимо.
Не подозревая, что в полуметре от него стоит Люк, второй полицейский, который, без сомнения, и привел подростка в отделение, вытирая пот с красного лица, ответил:
– За хранение травы.
– С поличным поймал? – спросил первый.
Красное лицо ухмыльнулось:
– А какая разница?
От этих вопросов и ответов у Люка кровь застучала в ушах.
Ему родители с детства объясняли, что в мире не все всегда бывает по справедливости, учили, что, несмотря на их положение, ему нужно взаимодействовать с полицейскими особым образом. Они говорили, что это нужно для его же безопасности. Что иногда то, что в голове у полицейских, не имеет к нему никакого отношения, но он все равно может от этого пострадать. Он и ребята, которые выглядят так же. Так же, как и парень на лавке.
Люк бросил на мальчика еще один взгляд: интересно, а ему тоже об этом рассказывали?
Он вышел из тени и подошел к парню. Полицейские замерли, дойдя почти до конца коридора. Выругались, заметив его.
Ни он, ни Брюс никогда не попадались никому на глаза в отделении. Никогда. Что скажут эти полицейские, если увидят, какого цвета у него кожа под костюмом? Люк замечал, что многие из тех, кто оказывался за решеткой, были очень на него похожи. Но он знал, что настоящие преступники, те, кто действительно угрожал Готэму, – вот они-то на него совсем не походили.
Люк постарался утихомирить яростное сердцебиение и кипящую от гнева кровь в жилах, прежде чем спросил у парня:
– Ты в поряде?
Парень медленно поднял голову. Он осмотрел Люка с головы до ног и задрожал. Вода с его джинсов капала на пол, но он молчал. На том конце коридора, разинув рот, стояли полицейские, не осмеливаясь подойти.
Так что Люк спросил еще раз, давая понять, что он друг:
– Ты в поряде, бро?
Мальчик по-прежнему молчал, но его глаза расширились и стали большими, как блюдца, когда он понял вопрос. Люк кивнул ему и повернулся к копам на том конце коридора:
– Принесите ему одеяло. Он весь вымок.
Они моргнули, а коп с красным лицом стал бледным, как смерть. Потом он убежал. Люк дождался, пока тот вернется с одеялом. Пока одеяло не окажется у парня на плечах.
Люк задержал взгляд на значке этого копа – на его имени и номере – и двинулся дальше. Когда они наконец скрылись из вида, Люк тут же позвонил одному из лучших адвокатов в городе, давней знакомой, с которой они вместе учились в подготовительной школе.[6] Без лишних вопросов она пообещала приехать в участок через двадцать минут.
Люк все еще пытался избавиться от осадка после этой встречи и успокоиться, когда спросил Гордона:
– А прожектором почему нельзя воспользоваться?
– Потому что его нет.
Люк моргнул, хоть Гордон и не мог этого заметить.
– Объясните.
Гордон обвел Люка пронзительным взглядом.
Он провел перед чертовым зеркалом достаточно времени, чтобы знать наверняка, какое впечатление производит его костюм: скорее робот, чем человек. Особенно с линзами, светящимися в тон силуэту летучей мыши у него на груди. Ни следа от человека под костюмом – как он и хотел. Невозможно догадаться, кто он, кого он любит… А для врагов он хотел добиться такого же эффекта, как в «Челюстях». Гораздо ужаснее не знать, что скрывается в глубине. Воображать самое худшее.
Гордон положил на стол металлический лоток. В нем перекатывался шарик – пуля.
– Сегодня вечером кто-то в него выстрелил.
Люк подошел к потертому столу, заваленному бумагами, и взял пулю двумя пальцами.
– И куда же они хотели, чтобы я не вмешивался?
Гордон сжал губы.
– У нас нет уверенности, что преступления связаны. Но сегодня вечером произошла кража в Музее Древностей. Кто-то украл древнеегипетскую фигуру кошки, которая оценивается в один миллион триста тысяч долларов. Мы прибыли на место через пять минут после того, как сработала сигнализация. И ничего не нашли. Потом решили зажечь прожектор, и тут… Просто из ниоткуда – два выстрела. Снайперский почерк: одна пуля в прожектор, другая в блок питания.
Люк поднес камеру к лампе на столе Гордона:
– Готов поспорить, что к сегодняшней краже имеет отношение тот, кто на прошлой неделе украл из ювелирного магазина драгоценности на полмиллиона. А потом бриллиант в десять карат из Музея Готэма.
Он покрутил пулю пальцами.
– Но в музее и магазине сигнализация не сработала.
Гордон снял очки и протер их съехавшим набок галстуком.
– И что?
Люк открыл небольшой клапан кармана на левом рукаве костюма, за которым скрывался пульт управления. Он нажал несколько кнопок, отдавая команды, и линзы на его шлеме сдвинулись вперед, увеличивая пулю и считывая с нее параметры отклонения.
– И, – продолжил он, – сегодня сигнализация сработала. А нам оставили визитную карточку. Он приподнял пулю двумя пальцами. – Самодельную. Без опознавательных знаков. Чистую. – Он отпустил пулю, и она упала в лоток, слегка звякнув. – Ею стреляли из гораздо более замысловатого оружия, чем то, которым обычно пользуются наши подозреваемые.
Гордон снова надел очки.
– Она не подходит к оружию из арсенала крупных банд. Арлекин хорошо разбирается в баллистике и умеет целиться, как снайпер, но у нее нет доступа к оружию такого уровня.
Люк кивнул, и Гордон стал дальше размышлять вслух:
– Ядовитый Плющ не пользуется классическим оружием, а от Загадочника уже несколько месяцев ничего не слышно. – Он почесал затылок. – Вы считаете, в город кто-то еще пожаловал?
Люк кивнул в сторону окон опустевшего участка, по которым отчаянно хлестал дождь. Да, он так считал.
– Тот, кто ворует драгоценности и произведения искусства. Первые две кражи совершили при свете белого дня. Можно подумать, что сегодняшнее ограбление…
Он снова взял пулю и взвесил ее на ладони.
– Намекает, что мы за ними не поспеваем, и поэтому они затеяли с нами игру в поддавки, – закончил за него Гордон.
Гордон замолчал. Люк хмыкнул.
– Да…
Это все, конечно, любопытно. Он видел протоколы с места преступления. Никто не пострадал, просто украдены неприлично дорогие вещи. А если они еще и Бэт-сигнал расстреляли, то можно с уверенностью сказать, какого спящего пса они дразнят.
Или спящих ночных мышей.
– Я оставлю это себе?
Люк поднял пулю. Гордон поправил очки.
– Конечно. Наши эксперты ее уже видели. Забирайте.
Гордон указал подбородком на дверь, молча дав понять, что его посетителю пора. Приказ заставил Люка ощетиниться, но он справился с гневом.
– Кроме того, – добавил Гордон, проведя рукой по каштановым с проседью волосам, – мне не кажется, что они добиваются внимания именно со стороны ГДГП.
Именно. Эта мысль проникла в самые пыльные, давно спящие уголки сознания. За океаном он был экспертом по баллистике, и эта пуля, этот новый вор…
Давай, найди меня, – будто говорила ему пуля.
И, возможно, на него как-то подействовали вспышки молний или жара на исходе августа, но Люк склонялся принять безмолвное предложение.
Селина стояла, прислонившись к двери из резного дуба, и наблюдала, как торговец древностями вписывает в блокнот очередной столбец цифр.
Он осматривал статую Бастет уже двадцать минут, золотистые лампы в его роскошном кабинете светили тускло, и только смотровой светильник над статуей горел ярко. Она все это время стояла, прислонившись к двери. С ног до головы в черном, лицо скрыто Маской смерти и глубоким капюшоном толстовки.
«Эффектно», – сказал перекупщик, пропуская ее через черную дверь. Она ничего не ответила, рассчитывая, что тишина и кнут, висящий на боку, за нее объяснят, чего ему стоит бояться. Несмотря на то что на черном рынке работало полным-полно антикваров, найти перекупщика было легко. Разумеется, статуя, украденная из Музея древностей, это дело особого рода, но Селина исследовала этот вопрос. И знала, что этот человек наверняка найдет способ сделать так, что статуя исчезнет, а вместо нее появятся деньги.
Наконец он отложил лупу, снял латексные перчатки и провел рукой по лысой, бледной голове.
– Ну, она точно подлинная.
Селина ждала, скрестив руки на груди.
Его темные глаза-бусинки сузились.
– Вы же понимаете, как тяжело будет замести следы, если я стану ее продавать? Осторожность такого уровня дорого обходится.
– Назовите цену.
Шлем искажал ее голос, но она все равно старалась говорить низко и хрипло.
Театр обожала ее сестра, но за последние два года Селина обзавелась своими приемами. Перекупщик осмотрел статую, потом ее.
– Девятьсот тысяч.
– Она стоит гораздо больше.
– Я же объяснил: осторожность дорого стоит. Нужно подделать документы о собственности, тайно переправить ее покупателю… Все вместе выходит недешево.
Селина и бровью не повела.
– Я возьму за нее миллион двести.
Перекупщик выпрямился на стуле из зеленой кожи.
– Вы возьмете за нее девятьсот тысяч, потому что вам будет крайне сложно найти другого дилера, который осмелится даже просто прикоснуться к украденной вещи подобного рода. Особенно к украденной так публично.
Он снова окинул ее взглядом, будто оценивая, сама она ее украла или нет.
Она никак не выдала себя. Только чуть пошире расставила ноги на синем обюссонском ковре и изящно парировала:
– Вам будет крайне сложно найти другую такую вещь, так как правительство Египта закручивает гайки на рынке торговли древностями.
Перекупщик положил руки на письменный стол, сплетая пальцы.
– Миллион.
Она встретилась с ним взглядом.
– Миллион двести.
– Больше миллиона вам не получить.
Селина крадучись подошла к столу. Ее ноги утопали в толстом ковре. Она обернула статуэтку в бархатную ткань и убрала ее в продолговатую деревянную шкатулку, которую принесла с собой.
– Посмотрим, согласятся ли с этим лондонские антиквары.
Она повернулась на каблуках и направилась к двери, отсчитывая про себя.
Пять. Четыре.
Подошла к изогнутой двери.
Три. Два.
Переступила через порог.
– Подождите.
Она удостоверилась, что деньги поступили на счет в офшоре прежде, чем покинула магазин.
Она никогда не мечтала получить столько денег – никогда даже и представить не могла, что получит. Но ей все равно не хватало, по крайней мере, на то, чтобы воплотить задуманное.
Селина не сразу пошла к себе в холодный, чистый пентхаус.
К ее ногам будто прикрутили магниты, и она зашагала по тихим, мокрым от дождя улицам, стараясь держаться в тени.
Это было несложно: чем ближе к трущобам, тем реже встречались уличные фонари.
В одном из таких островков тени она остановилась, рассматривая темный лабиринт домов впереди.
Нет смысла углубляться дальше в дебри ист-эндских улиц. Нет смысла подходить к дому.
Там нет никого, кого она хотела бы увидеть. И уж точно не осталось и самого дома, куда можно было бы прийти.
На мгновение у нее в груди что-то сжалось. Что-то, что она похоронила глубоко. Деньги у нее на счету будто поднялись в воздух и нависли над ней.
Эти деньги могут помочь тем, кто здесь прозябает. Перевернуть их жизнь. Спасти.
Позже.
Все это случится, но позже.
Игра только начинается, и нужно сделать еще очень многое.
Но все равно Селина постояла на краю Ист-Энда еще немного.