В купальне я сняла с себя рубашку и, погрузившись в бассейн, окончательно проснулась. И в этот момент я так остро осознала: пока в моей новой жизни были только цветочки, а вскоре пойдут ягодки, то есть самостоятельная жизнь в совершенно незнакомом мире, что пришлось уйти под воду с головой. Не хватало мне ещё слезами залиться! Я до попаданства сто лет не плакала. С тех самых пор, как осталась совсем одна…
Так! Стоп, Аня. Не вспоминать! А то сейчас воспоминания наложатся на нынешние реалии и вообще утащат в истерику, что, как следствие, превратит тебя в страдающую флегму, которой всё вокруг станет безразлично, кроме её бед. А тебе надо глаза и уши держать востро!
Переплыла пару раз бассейн, вымылась, зубы почистила, обсушилась волшебным ветерком. И опять кольнуло сожаление. Сто пудов внизу ничего подобного нет. Эх, непутёвая я попаданка. Попала в сказку, и то из неё быстро выпнули в серые будни. Вот так и живу всю жизнь – никаких чудес. Все блага потом и кровью добываются.
Натянула опять не пойми откуда взявшуюся чистую сорочку и вернулась в палату, а там очередной нежданчик. Застыла на пороге, вообще не зная, как на него реагировать. Служанки в палате не было, зато у тумбочки, на которой лежали книги, стояли Ирфан и… викинг-турмалин! Причём местный доктор явно перед ним оправдывался и выглядел испуганно.
Глядя на эту картину, кидаться на Сиятельного с криками «Верни меня домой, гад!» мне вмиг перехотелось. Всё же я женщина адекватная, понимаю, к кому можно дверь с ноги открывать и что-то требовать, а в какой ситуации лучше помолчать. К тому же, инстинкт самосохранения, который у меня, оказывается, имелся, просто вопил: «Аня! Замри и не выдавай себя! Вы с этим местным божком в совершенно разных весовых категориях. Ты совершенно не знаешь, чего он добивался, поменяв тебя местами с Эвианной. Сначала всё выясни, а потом действуй. Нет гарантии, что он тебя не добьет, если поймёт, что дело пошло не так, как он задумал». Всё это пролетало в голове само собой, со скоростью мысли, а мужчины тем временем заметили моё появление и, прекратив разговор, развернулись, чтобы удостоить вниманием.
– Что ты помнишь, Эвианна? – сурово спросил турмалин, уставившись на меня светло-жёлтыми, как его камень, глазищами.
Он меня откровенно пугал: воинственный вид и взгляд явно нечеловеческий. Руки эти мощные, расписные, да и сам викинг мужчина не маленький. А ещё от него веяло аурой власти и… магией! Да, точно! Наверное, это магия заставляет шевелиться все тонкие волоски на теле и колет иголочками пальцы.
– Ничего, – пропищала я дурным, подаренным артефактом голосом, и викинг скривился, как будто скрипач взял фальшивую ноту, оскорбив его слух.
– Значит, это правда? – развернулся он к Ирфану.
– Я ещё раз заверяю вас, Сиятельный Дамир, что сказал истинную правду, – поспешил подобострастно оправдаться Ирфан. – Эвианна Лали полностью утратила память, она и душу чуть Светилу не отдала, но её удалось спасти. Я семь дней не отходил от её постели.
Ого, всё же неделя прошла!
Викинг стоял, излучая полное равнодушие. Вообще было не понятно, рад он спасению души Эвианны или расстроен. Или же он вообще знает, что я – не Эви.
– Ни единого блика, говоришь?
– Ни единого, к сожалению, Сиятельный Дамир.
– Выйди! – приказал он доктору, и у меня сердце в пятки ушло. Убьёт-не убьёт?
– Смею напомнить, что потухшую Лали ждёт «Светлый путник», – промямлил доктор, пятясь спиной к двери, но викинг и бровью не повёл.
– Подойди, – распорядился он, как только Ирфан скрылся.
Тут я призадумалась: может быть, прикинуться непонимающей? Может, пусть считает, что я идиотка? Хотя нет. Поздно. Наверняка доктор ему всё рассказал. Да и книги… Да и высказывалась я уже через артефакт, отвечая на его вопрос, чем показала наличие разума.
Делать нечего. Осторожно перебирая босыми ногами, пошла к Сиятельному лорду.
– Помнишь меня, безрассудная душа, пришедшая из другого мира? – резко приставив ладонь к моему солнечному сплетению, спросил Сиятельный на чистом русском языке, и я почувствовала, как моя эта самая безрассудная душа устремилась прочь из чужого тела. В голове зашумело, а потом я как будто увидела себя со стороны. – Отвечай! – рявкнул викинг.
А что отвечать-то? То, что он говорил со мной по-русски, я поняла каким-то шестым чувством, потому что родной язык звучал как иностранный, но знакомый, правда, мозг его не воспринимал своим, но переводил запросто. А раз местный язык таких ассоциаций у меня не вызывал, значит, гад проверяет, насколько хорошо прижилась моя душа в чужом теле.
Но что он хочет от меня услышать? Ответа на этот вопрос я не знала и решила подстраховаться:
– Я вас не понимаю! – голос ретранслятора, в отличие от моего состояния, граничащего с потерей сознания, звучал бодро и по-прежнему противно. – Что вы со мной делаете? Мне плохо! Я сейчас упаду…
Кстати, очень удачно удалось съехать с темы. Боюсь, что на прямые вопросы мне солгать не удастся – поймёт, он же маг. Значит, надо юлить.
– Не понимаешь, что я говорю? – продолжил он пытать меня на русском, и я помотала головой, немного перефразируя для себя вопрос, так чтобы отрицание выглядело честным: «что» я заменила на «зачем». – Кто ты и откуда помнишь? – перешёл он на местный язык.
Ну, тут мне врать было проще.
– Мне сказали, что я, Эвианна Лали была сияющей, но потухла…
Сиятельный скривился и, вставив палец в ухо, потряс им, прочищая. Да-да, мне тоже этот голос неприятен. Но выбрать мне не дали.
– Это невозможно, – пробормотал он и, оторвав руку от солнечного сплетения, положил мне её на лоб, а потом сдернул с висков бусины, покрутил их и приставил обратно, – отвечай четко: помнишь Андора?
Руку он обратно не вернул, и мне стало гораздо легче: перестало шуметь в голове и зрение пришло в норму – видимо, душа вернулась на место.
– Нет, но видела, когда со мной произошла беда, – произнёс ретранслятор приятным глубоким голосом.
Аллилуйя! Спасибо и на том, противный гад.
– Помнишь меня?
А вот это засада. Я на миг растерялась, а потом меня озарило.
– Тоже видела, – сказала твёрдо, а когда заметила, как темнеют и наливаются гневом жёлтые глаза, добавила: – Я видела вас в книге, а ещё вчера в дырку, которая есть в заборе там, – я махнула рукой в сторону сквера, – вы ехали на жутко рычащем монстре.
Сиятельный немного расслабился, но не успокоился. А я сделала окончательный вывод, что ему не нужно, чтобы я себя помнила. Он и рассчитывал на то, что я буду не в себе. Ну а если вдруг покажу, что он просчитался, могу и жизнью поплатиться.
– Что ты умеешь делать? – непонятно зачем спросил он.
– Откуда же мне знать? – искренне удивилась я. – И вообще, зачем вы задаёте мне все эти вопросы?
– Как смеешь ты мне дерзить и что-то спрашивать? – светло-жёлтые глаза стремительно налились цветом и засияли.
– А вы кто? Я видела вас в книге, но там не написано, что я не могу задавать вам вопросы.
– Хм-м, слишком дерзкая, – задумчиво протянул жуткий викинг, а потом вытянул руку с перстнем в сторону террасы и вместо неё появилась подернутая дымкой Москва. – Хочешь домой? Иди, – он подтолкнул меня к переходу в родной мир.
По инерции сделала пару маленьких шажков и встала как вкопанная. Нет-нет-нет! Нашёл дуру! Если и возвращаться, то только в своё тело. Что мне делать на Земле в таком виде? И вообще, это сто пудов проверка! Сделаю ещё шаг, и поминай как звали.
– Что это?! – завопила я, про себя добавляя не достающие слова «за магия такая». – Я не хочу! – всем доказывать, что я это я, а в итоге загреметь в психушку. – Оставьте меня в покое! Я вас боюсь! – а тут и добавить нечего.
Сиятельный помолчал, подумал, а потом вынес приговор:
– Что ж. Живи, потухшая. Ни единого блика, ни единой цельной личности. Ты мне не помеха, – заключил равнодушно, закрыл переход в мой мир и стремительно покинул палату.
Мд-а… Пронесло. Я, конечно, всегда знала, что обладаю артистическим талантом, но не слишком на него рассчитывала.
А ещё лишний раз убедилась, что выбраться из этой передряги будет задачкой не из лёгких.
Не успела я прийти в себя и по-настоящему впасть в уныние с депрессией, как дверь в палату опять распахнулась и ко мне влетела запыхавшаяся Фритка – где она шлялась, интересно?
– Ну, ты чего ещё в сорочке-то до сих пор, бедолага никчёмная? Я уже все вещи к «светлому путнику» перетащила, а ты одеться даже не смогла. Ох-ох…
– Не до этого мне было, – огрызнулась я и пошла к шкафу, из которого накануне служанка доставала одежду, – гости приходили.
– Ох ты ж, чудеса Светиловы! Ты заговорила своим голосом! – поражённо выдохнула Фритка. – Это кто ж к тебе приходил?
О, так это голос Эвианны?! Приятный.
– Сиятельный Дамир, – с радостью поделилась я с болтушкой в надежде на полезный комментарий.
И она не подкачала.
– А я тебе говорила: иди в его сияющую сокровищницу! – сварливо выдала она. – А ты зациклилась на своём Андоре: «люблю-не могу», – перекривляла Фритка Эви, – а он только и удосужился, что артефакт без настроек прислать, а Сиятельный турмалин, смотри-ка, не злопамятный! Даже речь тебе почти починил, хоть люди шарахаться не будут.
Ага, прямо душка-благодетель. Всю жизнь благодарна буду! Как я только жила без него столько лет? А сияющая сокровищница – это ещё что? Гарем? М-да… Но хоть стало немного понятнее, что причины злиться на Эвианну у викинга были. Она, похоже, его отвергла. Но тут возникал следующий вопрос: кого он наказывал, меняя наши души? Эви или Сиятельного рубина?
Ладно, пока не до этого.
Вытащила из шкафа бельё, первое попавшееся платье персикового цвета и принялась переодеваться, отмечая: хорошо всё же Эвианне – стройным, зеленоглазым брюнеткам почти все к лицу.
– Всё, я готова, – сообщила служанке, расправив складки длинного платья.
Но она оглядела меня скептически:
– И что? Вот так нечёсаная и пойдёшь? – уточнила ехидно. – Ну-ну, иди. Там на проводы все твои заклятые новые подруженьки собрались. Вот обрадуются!
Да откуда ж мне знать, как тут принято появляться на улице? По мне, так у Эви прекрасные длинные волосы и с распущенными она выглядит неплохо, но, видимо, неприлично.
– Помоги мне, пожалуйста, Фритка, – вынужденно попросила я вредную помощницу.
– Садись давай, – сделала одолжение она и принялась творить у меня на голове «что-то приличное», приговаривая, что надо было отправить меня в люди как есть, пусть бы они порадовались. А ещё горько сетовала на себя за то, что душа у неё добрая, и месть опять не удалась.
Наконец, служанка сочла мой вид годным для выхода, и мы покинули палату.
Признаюсь, я волновалась. Давненько не приходилось испытывать это чувство: в силу своей врожденной коммуникабельности и выбранной профессии, людей и толпы я не боялась. А вот неизвестность и отсутствие знаний заставили сердце биться чаще, и дыхание сбивалось.
– Подбородок задери, Анка, и смотри на всех, будто они тебе пять лучей должны, – наставляла Фритка, пока мы шли по узкому светлому коридору. – Сначала в канцелярию зайдём, а потом и к отправной площадке потопаем. Провожающие ждут там, и вещи твои тоже.
Коридор резко свернул вправо и изменился: стал гораздо шире, а по обеим сторонам появились окна. Но глазеть в них было некогда, я отметила лишь то, что этот переход лежит через парк.
– Сворачивай вправо, – скомандовала моя провожатая на развилке, и мы очутились перед высокой двухстворчатой дверью с надписью «канцелярия». Тут Фритка меня обогнала, постучала, открыла дверь и впихнула меня внутрь.
– Сама там дальше, мне нельзя, – шепнула в спину и оставила одну.
Я огляделась. В просторном помещении, живо напомнившем мне open-space, трудились натуральные клерки. Все были так заняты, что никто на меня даже головы не поднял.
Громко выдать «кхе-кхе» мне удалось и без помощи ретранслятора, и только тогда сидящий за ближайшим столом сотрудник обратил на меня внимание.
– По какому вопросу? – бесстрастным голосом спросил он.
– Я Эвианна Лали, готовлюсь к отбытию в Нижний город, – сообщила о цели визита, не открывая рта.
– Прошу за мной.
Молодой человек так же невозмутимо поднялся, сделал приглашающий жест рукой пройти и повёл меня вдоль рядов вглубь канцелярии, где располагалась следующая дверь, уже без таблички.
– Потухшая, сияющий, – сообщил он, приоткрыв её.
– Пусть войдёт, – дозволили из кабинета.
Я вошла. Тут, судя по всему, обитал канцелярский босс, потому что кабинет его отличался от общего зала роскошью, а сам он мог позволить себе мимику, в отличие от своих сотрудников.
Я подошла к столу, в то время как мужчина доставал из металлического, запертого на замок шкафа толстую книгу, тонкую папку и увесистый бархатный мешочек.
В толстой книге он сделал запись и развернул её ко мне:
– Потухшая Эвианна Лали, вы потеряли право жить в Верхнем городе и называться сияющей, отныне вы получаете статус госпожи Нижнего города. Тут, – он потряс тонкой папкой, – все подтверждающие ваш статус документы, ваши права на дом, расположенный по улице Озёрная сорок пять, и банковское плато с основной компенсацией. Здесь же, – на этот раз он потряс мешком, – лучи и блёстки на нужды первой необходимости. Распишитесь в получении, – главный клерк протянул мне местный аналог ручки и откинулся на спинку кресла, не мешая изучать документы.
Я пробежала глазами написанное в книге – ничего не поняла, кроме того, что в банке у меня лежит тысяча лучей, а в мешке сотня монетами разного достоинства, и взяла в руку палочку. Попробовать поставить подпись?
Решительно склонилась над книгой и поняла, что не смогу это сделать! Если сейчас попробую расписаться своей привычной подписью – рискую вызвать вопросы и проколоться на мелочи. Выпрямилась и посмотрела в глаза боссу.
– Я потеряла умение писать, – сказал мой ретранслятор клерку, но тот не удивился.
– Это не важно. Поставьте любой знак, хоть точку. Его будет достаточно для подтверждения вашего согласия.
Чуть подрагивающей рукой я вывела жирный крест и на этом была выдворена из канцелярии в вестибюль, где меня ждала Фритка.
– Ну что, много дали? – шёпотом спросила моя помощница, как только мы отдалились от канцелярии на пару метров.
Я понятия не имела, много или мало тысяча сто лучей, поэтому решила от Фритки ничего не утаивать. Как ни крути, а сейчас я могу рассчитывать только на неё.
– Сто лучей на текущие расходы и тысяча в банке.
– Жмот твой Андор! Как есть жмот, – заключила Фритка, и я поняла, что денег у нас мало, – но ничего, проживём, доверься мне! Хотя у тебя и так нет выбора.
Ага-ага, помню про бусики и ателье, но доверяться служанке я не собиралась. Предпринимательская жилка билась во мне всегда, надеюсь, и в этом мире сориентируюсь. Главное – оглядеться. Ну и как выживать в условиях строжайшей экономии, я знаю не понаслышке.
Мы прошли по ещё одному стеклянному переходу и, наконец, оказались на улице.
Радуги дарили Эри благодать, бриллиантовое солнце светило как обычно, а площадь, на которую мы вышли, радовала иномирными достопримечательностями. На другом её конце высился, судя по всему, Храм – на эту мысль меня натолкнули купола, украшенные блестящими дисками. А по периметру расположились и другие грандиозные постройки. В центре красовался какой-то алтарь или капище, или лобное место – не знаю, как это назвать, но огороженный помост с каменным колодцем намекал на ритуальные жертвоприношения.
– Нам туда, – потянула меня Фритка на узкую улочку, берущую начало за углом строения, из которого мы вышли, – торопиться надо, опаздываем.
Она кивнула на большие круглые часы, вмонтированные в стену соседнего здания, которые показывали без четверти девять утра.
Быстрым шагом мы прошли по чистой безлюдной улочке и вышли на… пусть будет – окраину города, которая заканчивалась крутым обрывом… Вот просто раз – и ничего нет.
Тут я убедилась, что город действительно построен в небесах.
Это жутенько, хочу сказать. Высоту я никогда не любила. Всего один раз в жизни прокатилась на колесе обозрения, прокляла всё на свете и больше нервишки себе не щекотала. В этот момент я даже порадовалась, что меня ссылают вниз.
– Эвианна! – позвала меня Анника, помахав рукой.
А местные вот дискомфорта не испытывали совершенно. Горстка одетых в пёстрые платья дам стояла у края безо всякого страха.
Мы с Фриткой поспешили к ним, и не успела я обняться с матерью и сестрой – очень хорошенькой юной девой, похожей на Аннику, – выслушать лицемерные сочувствия от типа подруг, на которые мне было глубоко плевать, как подали этот самый «Светлый путник».
Я бы обозвала его скоростным лифтом, если бы вниз шло хоть какое-то подобие шахты. Но светящаяся капсула просто висела в воздухе. Опять магия! Пока я брала себя в руки, настраиваясь сделать шаг внутрь, Фритка ловко закинула туда пожитки и большую корзину с крышкой.
– Пиши нам, девочка моя! – утирая слезы, напутствовала Анника.
Обязательно напишу… как только научусь!
– Эви! Когда я стану главным сияющим сокровищем Андора, я добьюсь, чтобы тебя вернули! – торжественно пообещала маленькая поганка-сестра.
Наверняка ведь знала, что Эвианна в индейца влюблена, но вот не упустила же возможность ударить по больному. Мне-то пофиг, а Эви, небось, страдала бы…
– Мы будем скучать, Эвианна! – загалдели подруженьки, добавив в голоса притворные слёзы. – Главное, не отчаивайся и не накладывай на себя руки!
Не дождётесь, милочки! Даже в мыслях не держала. Махнула всем сразу рукой, ослепительно улыбнулась, чем вызвала на лицах некоторых провожающих разочарование, и бесстрашно шагнула в кабину «Светлого путника». Раз другого способа спуститься нет, нечего тянуть резину.
Как только я оказалась внутри, двери закрылись, и капсула рухнула в пропасть.
– Вот это я понимаю, горячий приём! – выдал ретранслятор, когда кабина перестала сиять и открыла двери.
На площади, куда приземлился «Светлый путник», стояла разношёрстная толпа с транспарантами. «Равенство! Свобода! Братство!», «Небо народу!», «Блёклые не хуже сияющих!», «Требуем равных магических благ!» – это то, что я успела прочесть на некоторых. Впрочем, и остальные надписи были в подобном духе.
Ох, что-то мне это напоминало… И не только лозунгами. Сам вид жителей Нижнего живо перенес меня в фильмы про начало двадцатого века и Октябрьскую революцию. Хорошо хоть на броневике никто не стоял. Надеюсь, история этого мира пойдёт по другому сценарию.
Сам же открывшийся с перрона вид на город удручал своей серостью. В отличие от Верхнего, этот город был хмурым и недружелюбным. Ну а люди – натуральные блёклые.
Моё персиковое платье смотрелось на фоне их нарядов взрывом цвета, чем наверняка раздражало.
– Добро пожаловать в Нижний город, потухшая сестра! – вдруг с криками ко мне из толпы ринулась женщина в мешковатом коричневом костюме с огромным родимым пятном в половину лица.
Видимо, о таком изменении внешности потухших и говорила Анника с Ирфаном.
– Так, дорогу! Дайте отдышаться! – отрезала даме путь ко мне Фритка и сунула мне в руки корзину, внутри которой явно что-то шевелилось.
Я вмиг забыла о митингующих. Мороз пробежал по коже, заставив зябко поёжиться. Я помнила про тварюшку и понимала, кто находится в корзине, но от этого легче не делалось. А вдруг она змея? Я совсем не люблю змей. И червяков…
– Вступайте в профсоюз потухших! Давайте вместе отстаивать свои права! – даму слова Фритки не остановили. Ей было всё нипочем. – Сделайте первый взнос! – продолжила свою пропаганду она, напирая на служанку и пытаясь добраться до меня. – Всего десять лучей!
– Ишь какая! – возмутилась Фритка, вставая насмерть грудью между нами.
Но тут, весьма кстати, вдалеке послышался вой сирен.
– Уходим!
– Облава!
– Патруль! – разразилась криками толпа и, резко свернув транспаранты, митингующие брызнули в разные стороны.
– Надо и нам убираться. Не стой столбом, – шикнула на меня Фритка и, сунув в руку ещё и сумку, пошагала на выход с площади.
Я поплелась за ней. На душе было тоскливо-тоскливо.
Я люблю праздник и яркие краски, а бунты и политику нет. Поэтому Нижний город откровенно удручал. Тут даже неба и солнца не было видно. Их закрывал Верхний город. А освещали пространство вмонтированные в его днище прожекторы. И даже, если представить, что они магические и возмещают людям недостаток витамина «Д», тяжёлое коричневое небо будто давило, и наблюдать его любому человеку было бы малоприятно.
– Извозчик! – завопила Фритка, подняв призывно руку.
На её жест к нам двинулась одна из карет, выстроившихся вдоль улицы. Совсем не такая красивая и изящная, как я видела в Верхнем городе.
– Давай мне деньги, что тебе выделили на мелкие расходы, – требовательно протянула руку служанка, когда мы загрузились в обшарпанное нутро наёмного экипажа, – всё равно ничего не соображаешь, и расплачиваться за всё придётся мне.
Крылья моего носа раздулись от злости.
Так, Аня. Держи себя в руках. Пусть довезёт тебя до дома, а там ты ей объяснишь, кто хорошо соображает, а кто нет.
Я развязала мешочек и, вытащив из него один луч, протянула деловой колбасе.
– Хватит с тебя пока, – сообщил ретранслятор ровно, и я пожалела, что он не передаёт эмоции. Надо скорее учиться говорить, а то с такой возможностью изъясняться я далеко не продвинусь.
Фритка фыркнула, забрав луч, но настаивать на своём не стала. Зато всю дорогу комментировала всё, мимо чего мы проезжали.
– Вон то, – она ткнула пальцем в трёхэтажный особняк из серого камня, – гильдия артефакторов. А вон то, – указала Фритка на грязно-жёлтое здание на другой стороне улицы, – гильдия ювелиров. А вон за тем забором наша школа, помнишь?
За высоким забором не видно было ничего, а за стуком копыт ещё и ничего не слышно.
– Знаешь же, что не помню. А вон там что? – кивнула я на симпатичный особнячок, выгодно отличавшийся от других изяществом и розовым цветом.
– Гильдия актёров! Тебя туда не взяли, когда ты ещё не обрела блики и сбежала из дома, чтобы стать актрисой. Ох, и задала тебе госпожа Анника тогда трёпку! – мечтательно зажмурилась служанка, погрузившись в приятные воспоминания.
– Далеко ещё? – прервала я её ностальгию.
– Почти приехали. Сейчас свернем на Озёрную, минуем рынок и, считай, на месте…
…К дому мы прибыли спустя минут пятнадцать. Карета остановилась у покосившегося деревянного забора и, дождавшись, пока мы выгрузимся и расплатимся, укатила. А мы потащили поклажу по заросшей травой дорожке к крыльцу дома, который меня тоже не порадовал.
– И сколько он уже пустует? – поинтересовалась я.
Не то чтобы это было важно, просто интересно, за сколько времени тут всё так заросло и обветшало.
– Так третий год уже, – тут же сообщила служанка.
– И никто за ним не присматривал? – облупившиеся стены с грязными окнами и без Фритки дали мне ответ на этот вопрос.
– Ну как же? Перед отбытием в Верхний город госпожа купила и поставила на дом артефакт-консерватор. Только он, видать, разрядился.
– Похоже на то.
Мы поднялись по скрипучим ступеням к двери, и я принялась рыться в папке.
– Что ты делаешь? – спросила Фритка спустя минуту моих тщетных поисков.
– Ищу ключ, – сообщила я ей очевидное.
– Анка, порой ты меня пугаешь! Руку к двери приложи, и всё! С чего ты вообще придумала какой-то ключ?
Упс. Кто же знал, что у них двери запирают не как у нас?
Я приложила ладонь к дверному полотну, и дверь распахнулась.
– Видела, как главный клерк открывал ключом сейф, поэтому подумала, что и дверь такой штукой открывается, – зачем-то запоздало оправдалась я
– Заканчивай думать, Анка! Ты раньше это дело не практиковала, нечего и начинать, – посоветовала мне добрая подружка и первой вошла в прихожую. – Ты глянь-ка, не до конца артефакт сдох-то! – порадовала Фритка, пройдя вглубь дома. – Внутри даже пыли нет.
Я тоже прошла через прихожую и оказалась в гостиной. Поставила на вышарканный ковёр сумку и корзину, которая нет-нет, да давала знать, что внутри кто-то живой. Посмотрела на неё внимательно, силясь сквозь прутья разглядеть, кто там скрывается.
Я любила животных… очень. Но не всех. И уж точно не тех, кого называли тварью. Надо всё же преодолеть страх и посмотреть на своего питомца. Вдруг он милый? Но это чуть позже. Сейчас хочется оглядеться.
Судя по всему, семейство Лали, проживая в Нижнем, не шиковало. Кстати, вопрос: а где папаша Лали? Среди провожающих его не было точно, да и по окружающей обстановке его наличия вообще не ощущалось. Скорее всего, Анника растила дочерей одна. Вот и на висящей над камином картине были изображены только она и Эвианна с Грезэ. Картина, кстати, красивая, в позолоченной раме, и выглядела, в отличие от всего остального, дорого. А вот шторы, диван, кресла и столик явно видали лучшие времена.
Прошла по всему этажу и заглянула в каждое помещение.
– Эх, остужатель, наверное, тоже разрядился, – похлопала Фритка по узкому пеналу, стоявшему в углу кладовки.
– Зарядим, а что делать? – утешила я её.
Потом мы прошли в захламлённый кабинет, выполнявший и функцию библиотеки, а потом поднялись на второй этаж. Наверху расположились четыре спальни и единственный на весь дом санузел. Конечно же, не только не шедший ни в какое сравнение с купальней Верхнего города, но и с моей московской ванной. У кранов стояла деревянная лохань, в которой я смогу поместиться только сидя, но это ладно, благо есть водопровод и горячая вода. А ещё туалет нормальный, не какой-нибудь ночной горшок.
– Чур, я занимаю эту комнату! – заявила громко Фритка, заставив меня покинуть санузел и глянуть на её выбор.
Ну что ж, пришла пора объясняться. Потому что служанка явно выбрала себе хозяйскую спальню – самую большую, светлую и хорошо обставленную. С широкой кроватью.
– А домой не пойдёшь, что ли? – начала я разговор издалека.
– Так тут мой дом и есть, – объявила Фритка, – с десяти лет, как госпожа Анника меня в приюте взяла, тут и живу.
Ох, а бедная девочка, оказывается, сирота! На мгновенье захотелось отдать ей эту комнату. Пусть порадуется. Но я себя одёрнула. Нельзя! Судя по характеру, Фритке у семейства Лали жилось хорошо, поэтому она слегка обнаглела. Уступлю сейчас – вскоре на шею сядет!
– Понятно. Значит, ты жила с нами, а в какой комнате?
– Так в этой и жила! – не моргнув глазом соврала Фритка.
Я покачала головой.
– Милая моя, ты, видимо, чего-то не до конца поняла, – начала я просветительную беседу. – То, что я ничего не помню, не сделало меня умственно отсталой. А то, что я не умею пока говорить без ретранслятора, не значит, что я буду молча терпеть от тебя произвол. Хочешь оставаться в этом доме – вспомни, кто из нас кому служит. Не хочешь вспоминать – дверь там, – я махнула рукой в сторону лестницы.
Девушка часто-часто заморгала.
– Ты стала совсем другая, Анка, – шёпотом сообщила она, будто испугавшись моей отповеди.
– Стоп. Меня зовут Эвианна, – но я решила закрепить результат. – Зови меня Анна или Эви, но никаких отныне Анок. Поняла?
– Да, – она с готовностью закивала.
– А тебя, подозреваю, тоже зовут не Фритка?
– Фритис.
– Очень красивое имя. Таким его и оставим. Про Фритку тоже забудь. Согласна на мои условия?
– Я согласна… куда я пойду? – вздохнув, смиренно сообщила служанка.
– Ну и прекрасно. Но это ещё не всё. Сейчас мы пойдём разбирать сумки, знакомиться с тварюшкой, а потом сядем писать список покупок. Вечером ты будешь учить меня говорить. Если будешь во всём слушаться и служить верно, я тебе обещаю новую и интересную жизнь. Ну а если нет – давай прощаться. Думаю, я смогу найти себе…
– Нет! Нет! Анк… Анна. Я согласна на всё, как и говорила. Не гони меня, – бедняжка была готова расплакаться, и я сочла её заявления искренними.
– Вот и славно. Так где ты спала раньше?
– Ставила на кухне разборнушку, – нехотя созналась несчастная Фритис.
– Ну а теперь можешь выбрать любую комнату, кроме этой.
Фритис, недолго думая, показала рукой на соседнюю дверь, а я кивнула, соглашаясь с её выбором, и мы отправились на первый этаж.
тоявшая на полу гостиной корзина раскачивалась из стороны в сторону, но никаких звуков из неё не доносилось. Ну точно там змеюка!
– Ты что, боишься свою тварюшку? Тебе же её драгоценный Андор подарил, – заметила мою нерешительность Фритис, – ты с ней вообще, до того как потухла, не расставалась!
И я решилась! Надеюсь, животное, кто бы в корзине ни сидел, меня признает.
Приблизилась к переноске и, помолясь, откинула крышку. А там… А там, закинув ногу на ногу, вольготно развалился неведомый чёрный зверёк размером с кошку, отдалённо напоминающий лемура, но с красными демоническими рожками, лысым хвостом, внушительными клыками и красными крыльями. Глаза его, к слову, тоже светились красным.
– Кто это? – спросил спокойно ретранслятор, разве что немного тише обычного.
А если бы я могла говорить сама, прозвучало бы с придыханием, выражающим крайнюю степень изумления.
– Так мрачный иллюзорник же. Редкая тварь. Ты выпросила его на день рождения.
Мрачный иллюзорник почему-то стойко ассоциировался у меня с бесом или чёртом. Он разглядывал меня каким-то скептическим взглядом и, кажется, ухмылялся. А лапой, похожей на руку, он теребил украшенный рубинами кожаный ошейник.
– А зачем он мне? Для статуса? – задала я логичный вопрос, потому что не представляла, кто в здравом уме заведёт себе такую «красоту».
– Ну, ты думала, что он будет тебе иллюзии создавать, а он, зараза, бесполезный оказался.
Бесполезная зараза зыркнула на служанку с угрозой и показала язык.
– А зовут его как? – то, что это самец, было видно уже по морде, но и красные шёлковые трусы подтверждали наличие у твари мужских половых признаков.
– Лапуська, – на полном серьёзе сообщила Фритис.
И я сразу поняла, что служанка не глумится. Эвианна правда обозвала тварь мрака Лапуськой. Просто рука-лицо. Кстати, питомцу имя тоже не нравилось. Он громко фыркнул, демонстрируя степень своего несогласия с таким оскорблением.
– Какой же он лапуська? – возмутилась я осточертевшим ровным голосом, и иллюзорник посмотрел на меня с нескрываемым интересом.
– Так, а я тебе это говорила! А ты мне что? – всплеснула руками служанка, обрадовавшись, что в кои-то веки наши мысли сошлись.
– Что?
– «Раз способностей у него нет, пусть хоть в общество со мной выходит, – принялась цитировать бывшую хозяйку Фритис, – и пусть все думают, что мой Лапуська и правда лапуська».
– И что? Он меня даже ни разу не покусал? – очень удивилась я, правда, ретранслятор опять эмоцию не передал.
– Пытался! Но на нём же ошейник. Не может он навредить хозяйке, а то бы наверняка уже сожрал.
Демонический обезьян криво ухмыльнулся и покивал.
И тут я вспомнила, что вообще-то ретранслятор разработан для подобных Лапуське… тьфу ты! Иллюзорнику тварей, а значит, он разумный. Или полуразумный. Тварь стало отчаянно жаль, и я, недолго думая, наклонилась, вытащила его из корзины, прижала к себе и поспешила повиниться за Эвианну.