Сандроне Дациери
Убить Короля
Коломба заметила, что из-под задравшейся полы ее свитера торчит рукоять пистолета. Она оправила свитер.
– У меня есть разрешение на ношение оружия.
– Очень на это надеюсь. Начнем с вас. Что вы желаете узнать?
– Как долго вы наблюдаете Томми?
– Семь месяцев.
– А что было до этого?
Пала улыбнулся:
– Моя очередь. Вы полагаете, что Томми невиновен, только потому, что видели, как он напуган, или у вас есть на то другие причины?
– Я ничего не полагаю. Теперь моя очередь.
– Стоп. Не уходите от ответа.
Коломба недружелюбно посмотрела на него:
– Вы переписываете правила как вздумается… Скажем так: я сомневаюсь в его виновности. И хочу развеять свои сомнения. Ответьте на мой предыдущий вопрос.
– Меласы не местные. Восемь месяцев назад они переехали сюда из Греции. Раньше мать не могла позволить себе оплачивать услуги специалиста, поэтому мальчик наблюдался в греческой государственной больнице. Моя очередь. Что вам мешает попросту забыть об этой истории? Чувство долга?
– Чувство вины. Его мне вполне достаточно, – сказала Коломба и помолчала. Не в ее характере было откровенничать с незнакомцами. – Учитывая состояние Томми, имеются ли у вас основания полагать, что он подвергался насилию?
– Вы имеете в виду сексуальное насилие? – Пала выглядел встревоженным. – Думаете, кто-то его насиловал?
– Вы не ответили.
– Потому что это щекотливый вопрос, – после минутного размышления сказал Пала. – У аутистов, подвергнувшихся насилию, часто наблюдается повышенная склонность к аутоагрессии. Например, они могут компульсивно грызть ногти или биться головой о стену. Но если насилие произошло до моего знакомства с Томми, то поведенческих изменений я бы не заметил. Кстати, о насилии и травмах: кто помогает вам преодолеть вашу?
– Никто. У меня нет никаких травм, – поспешно сказала Коломба. – У Томми были телесные повреждения или шрамы?
– Я никогда не видел его без свитера, но на руках у него ничего нет. Моя очередь. Вы отрицаете, что перенесли травму, и тем не менее явно демонстрируете ее миру.
– Это вопрос?
– Нет, вопрос в следующем. Сколько дней вы уже носите эту толстовку с Чарли Брауном?[6]
– Какая, на хрен, разница?
– Вы отказываетесь отвечать?
– Не помню. Клянусь.
Пала надел очки и внимательно посмотрел на нее:
– Судя по цвету ворота, я бы предположил, что неделю. Вы себя запустили, мало спите, редко моетесь. Сомневаюсь, что вы вели похожий образ жизни до венецианского теракта.
Коломба положила локти на стол Палы. В ее глазах закружились зеленые вихри.
– Слушайте. Ночью у меня в доме закончился газ, к тому же обычно я почти не бываю на людях. Так что да, я немного неряшлива. Но я пытаюсь помочь Томми. Если вам нет до него дела, идите на хрен.
Пала откинулся в кресле:
– Думаю, раньше вы не были такой вспыльчивой.
– Ошибаетесь. Я всегда ненавидела, когда у меня копаются в голове. Итак?
– Спрашивайте, что вас интересует, – вздохнул Пала. – Об остальном буду молчать.
– Что вы можете сказать о родителях Томми? И не отвечайте односложно.
– Отца я видел слишком редко, чтобы составить о нем мнение. Привозила Томми мать, и она же встречала меня, когда я приходил к ним. Она выглядела довольно счастливой.
– Вот так энтузиазм.
– Не знаю, что в большей степени связывало ее с мужем – любовь или благодарность за то, что он изменил ее жизнь. Ей тяжело приходилось с сыном в одиночку.
– Почему они переехали именно сюда? Она не хотела возвращаться в родной город?
– Понятия не имею. Она говорила, что ее муж обожает наши края. Он и правда вечно скитался по лесам, фотографируя птиц и растения.
– Мелас не работал?
– Нет. Он жил на ренту. Кажется, получил какое-то наследство, но я никогда не интересовался этой темой.
– Если он был богат, то мог нажить себе врагов. Или его жена завела интрижку.
– Наше общение не выходило за грань моих профессиональных обязанностей, и подобные вопросы мы никогда не обсуждали.
– А какие у Меласа сложились отношения с Томми?
Пала на пару секунд задумался.
– Думаю, отчим еще не успел к нему привыкнуть.
– Он на него ругался или еще что?
– Нет-нет, ничего подобного. Но в отличие от матери он на моей памяти ни разу не приласкал Томми.
Коломба встала:
– Спасибо. Буду благодарна, если вы не станете сообщать фельдфебелю, что я к вам заходила.
– Не беспокойтесь, это останется профессиональной тайной. Но послушайте, Коломба… Если захотите с кем-то поговорить, звоните. Только пистолет в следующий раз оставьте в приемной. Оружие меня нервирует.
– Почему вам так хочется стать моим психиатром?
– Отчасти по эгоистическим соображениям. Томми некоторым образом вынудил меня поинтересоваться вашей биографией, и я видел, через какой кошмар вам пришлось пройти. Вы встретились со злом лицом к лицу, Коломба. Это нечто, что человек моей профессии страстно стремится познать.
– Вам просто хочется прогуляться по моим мозгам.
– Нет. Помимо профессионального любопытства, я также хочу вам помочь. Потому что вы нуждаетесь в помощи, Коломба. Я знаю, сколько вы выстрадали во имя долга. Вы заслуживаете немного покоя.
Коломба хотела ответить, что он может засунуть свои психобредни себе в задницу, но комок в горле мешал ей заговорить. Ее подбородок затрясся, уголки губ опустились. Она с ужасом поняла, что вот-вот расплачется.
«Только не при нем!»
– Нет ничего хуже, чем притворяться, что тебе не больно. Боль никуда не денется, сколько бы мы ни пытались ее не замечать, – продолжал Пала. – Напротив, в таком случае она никогда не станет легче.
Коломба провела ладонью по лицу. Ее рука дрожала.
– Я не позволю вам себя надуть, – всхлипнула она. Но почему же тогда она не уходит?
– Поговорите с Катериной и назначьте время консультации. Вы не виноваты в том, что выжили.
Коломба выбежала из кабинета, чтобы не разрыдаться.
4
Почти час прождав на углу улицы, Коломба наконец села в такси. На морозе она успокоилась, а желание плакать постепенно отступило. Как раз вовремя, потому что, вернувшись домой, она обнаружила, что ее мать раскладывает перед входной дверью коробки и пакеты. Мать, щеголявшая серо-голубой шевелюрой, в своем зрелом возрасте – а ей было далеко за шестьдесят – сохранила изящное телосложение.
– Ты не кажешь носа на улицу, а стоит мне приехать, так тебя нет дома, – проворчала она.
– В следующий раз звони заранее, – с невольной резкостью сказала Коломба.
– Мне нужно записываться на прием? Ну же, помоги. – Мать заметила ее опухшую губу. – Что ты натворила?
– Ударилась о руль. – Коломба показала на застрявшую в кювете «панду».
– Я так и подумала, что машина нашу напоминает, – сказала мать. – Тебе надо вызвать эвакуатор.
– Так и поступлю, спасибо.
Коломба подхватила ящик яблок и отнесла его на кухню. Навьюченная пакетами мать последовала за ней.
– Ну и холод у тебя.
– Котел не работает.
Открыв холодильник, мать начала доставать оттуда испортившуюся еду и выбрасывать в один из наполовину полных черных пакетов под мойкой.
– Только глянь, какое безобразие…
– Если сейчас же поедешь домой, не попадешь в непогоду, – сказала Коломба, чье терпение было уже на пределе. – Говорят, снова пойдет снег.
– Я подумала, что тебе бы тоже стоило отправиться домой вместе со мной.
– Я дома.
– Когда твой папа был жив, тебя сюда было волоком не затащить, а теперь ты не хочешь уезжать.
– Раньше я не ела шпинат, а теперь полюбила. – Коломба согнула правую руку. – Смотри, какие мышцы.
– Прекрати.
– Хочешь зайти в туалет перед отъездом? Стакан воды? Благословение?
Мать закрыла дверцу холодильника.
– Ладно, – дрожащим голосом сказала она. – Я пытаюсь быть хорошей матерью, но что поделаешь, раз ты не хочешь меня видеть?
– Ничего. Я взрослый человек, у меня есть кредитка и пистолет. Я сама справлюсь.
Мать достала бумажную салфетку и вытерла глаза.
– Так и будешь тут сидеть, пока Данте не объявится?
– А если и так, то что? – бросила Коломба.
– Ты здесь торчишь уже год! И ничего не делаешь!
– И что?
– Да умер твой Данте! Всем известно, что он мертв!
– Хватит! – закричала Коломба. – Уходи!
Мать напряженно села за стол, и Коломбе стало стыдно, что она сорвалась на единственного человека, которого еще заботила ее судьба.
Она засунула остальные покупки в холодильник и еще полчаса игнорировала жалобные причитания матери, пока та наконец не уехала обратно в Рим. Оставшись в одиночестве, Коломба разожгла камин, брызнув на поленья ацетоном. Ядовито-зеленое пламя вспыхнуло, как коктейль Молотова, но на сей раз она успела отпрыгнуть и не обожглась.
«Ты здесь торчишь уже год и ничего не делаешь».
Дождавшись, пока дом прогреется, она вскипятила в чайнике воду и помылась в тазу в ванной на первом этаже. В ванной, типичной для какого-нибудь жалкого мотеля шестидесятых годов, стояло большое зеркало в стиле рококо, в которое Коломбе волей-неволей пришлось поглядеться. После больницы она набрала пару килограммов, но меньше чем следовало. На животе розовели шрамы после операции, грудь уменьшилась на один размер. Коломба прикоснулась к груди и тут же отдернула руку, вспомнив последнего мужчину, который ее сжимал. Слишком поздно – воспоминание было уже не прогнать, и она заново увидела, как Лео стоит у нее за спиной, отражение его лица в зеркале поезда, направляющегося в Венецию, когда они заперлись в туалете перед тем, что чуть не стало последней глупостью в ее жизни.
Она до сих пор чувствовала себя грязной.
«Уже год ничего не делаешь».
С этим Коломба не могла согласиться. Она была занята по горло, в совершенстве освоив искусство нытья и жалости к себе, и выстроила вокруг себя серый мир, где никогда ничего не происходит, не нужно ни с кем общаться и выходить из дому. Приглушенный мир, который делал ее жизнь более терпимой.
По крайней мере до сегодняшнего утра. До того, как объявился Томми со своими странностями и своей трагедией. Из всех мест на земле он проник именно в уютный серый мирок, который ей так не хотелось покидать.
Съев пару черствых хлебцев, Коломба завернулась в одеяло и вперилась невидящим взглядом в царящий в комнате хаос. Всюду валялись книги, грязная и чистая одежда, коробки с едой. Заросшая паутиной лестница на верхний этаж была усыпана мертвыми насекомыми, а постель она не заправляла лет сто. Больше того, иногда она так и засыпала на диване, не добравшись до кровати, а одну ночь даже провела на полу в ванной, сама не зная почему. Зато теперь она понимала, что сон не придет к ней еще много часов.
Коломба копалась в кухонных ящичках, пока не нашла старую школьную тетрадь в линейку, с цветочком на обложке. Она узнала почерк отца, составившего на одной из страниц список семян, которые собирался купить для огорода. Кто знает, успел ли он их посадить, или то была весна, когда с ним случился инфаркт.
Она открыла тетрадь на чистой странице и начала составлять свой первый за долгое время протокол допроса.
5
Пока Коломба по памяти записывала свой разговор с доктором Палой, в трехстах километрах от ее дома начальник римского мобильного подразделения Марко Сантини зажимал себе нос, чтобы не чувствовать вони, пропитавшей шестой этаж центрального полицейского участка на улице Сан-Витале. Запах был вызван засорившимися туалетами, а туалеты засорились потому, что коридор превратился в свалку для всех, кого задерживал отдел по борьбе с терроризмом. Почти сплошь арабы, несколько выходцев из Африки – кто-то кричал на своем языке, кто-то плакал, пока его тащили прочь. Эта сцена повторялась во время каждой новой операции. Подволакивая больную ногу, Сантини попытался вспомнить, как называлась последняя. «Лепесток на лепестке»? Нет, еще хлеще: «Цветущий цветок». Чтобы создать впечатление точности и скрупулезности и скрыть тот факт, что они просто расставляют сети и смотрят, кто в них попадется.
Перед кабинетом Сантини увидел своего помощника Массимо Альберти, чей ранг соответствовал воинскому званию капрала. Это был широкоплечий рыжеволосый мужчина лет тридцати с россыпью веснушек на непривычно мрачном лице. Сантини в очередной раз с горечью вспомнил, каким жизнерадостным был этот парень до недавних пор. Но как не постареть, когда твоих сослуживцев приканчивают одного за другим.
– Что случилось? – спросил Сантини. – Новые облавы? «Цветущий цветок – два: вендетта»?
Альберти покачал головой.
– Если новость плохая, подожди. У меня профсоюзники три часа кровь пили. Надо потребовать премию.
Угловой кабинет Сантини по очереди занимали его предшественники, возглавлявшие мобильное подразделение. Последний из них, помимо юридических томов и архивов, оставил ему в наследство коллекцию романов Коэльо. Сантини отодвинул романы, достал спрятанную за ними бутылку и налил себе немного водки, после чего вернулся со стаканом к столу и уселся, водрузив больную ногу на принесенную из дому скамейку.
– Ну? Давай свою жуткую новость.
Альберти сделал грустное лицо.
– Данте Торре, – сказал он.
– Его нашли?
– Нет, но нашли «Шурмо» – яхту, на которой Бонаккорсо вывез его из Венеции. Она затонула на двухсотметровой глубине.
6
Сразу после теракта во Дворце спорта «Мизерикордия» в одном из венецианских яхт-клубов отключилось электричество и, соответственно, система видеонаблюдения. Прежде чем камеры снова заработали, из клуба была угнана двадцатиметровая яхта под названием «Шурмо». Согласно версии следствия, Лео Бонаккорсо скрылся с места взрыва, взвалив Данте на плечи, и смешался с толпой из сотен разбегающихся в панике людей. Траспондер на «Шурмо» был тотчас же отключен, и судно со своими вместительными топливными баками и мощными двигателями вполне могло дойти хоть до Ближнего Востока. Когда на место событий прибыл Сантини, Бонаккорсо, должно быть, был уже далеко. Сантини прилетел в Венецию только в два часа ночи и долго смотрел с моста Мизерикордия на разложенные по площади тела.
Представители службы гражданской обороны и полиции накрыли брезентом и поместили в мешки сорок девять погибших. У многих не хватало конечностей, лица были обезображены, одежда разорвана в клочья. Половину жертв составляли карабинеры и полицейские, а остальные – гости и руководство филантропического общества «Care of the World», устроившего благотворительный вечер. Широкая железная лестница на верхний этаж, наполовину сорвавшаяся с опор, трещала и подрагивала, когда снижались военные вертолеты.
В десять вечера предыдущего дня пьяный Сантини еще валялся на диване в одних трусах, но срочно вылетел в Венецию на правительственном самолете вместе с начальником полиции и шишками из Министерства внутренних дел, которые его старательно игнорировали, – единственное преимущество опалы. Предъявив удостоверение и надев бахилы, Сантини вышел на освещенную прожекторами площадь, которая была усеяна жакетами, пиджаками, туфлями, сумочками, ожерельями и браслетами, оброненными во время бегства или сорванными с хозяев ударной волной. Взрыв оставил после себя трехметровую воронку цвета сажи. Здесь взорвал себя один из террористов, пока остальные расстреливали ни в чем не повинных людей и полосовали их ножами. Двоих террористов ликвидировали, третий сломал позвоночник, упав в пришвартованную лодку с набережной.
Сантини вошел во Дворец спорта, где, лавируя между обломками мебели и растоптанными закусками, работали криминалисты. В освещенном желтоватыми аварийными лампами, включившимися после взрыва, зале для торжеств стоял рвотный запах вина и фруктов.
Один из криминалистов провел Сантини по залу, освещая фонариком самые темные углы. На ступенях парадной лестницы лежали двое охранников: у одного был вырван кадык, у другого сломана шея. Криминалисты сообщили, что обоих с изрядной сноровкой убили голыми руками. Сантини не слушал. А может, и слушал. В тот момент в голове у него была полная каша.
Верхний этаж представлял собой лишь узкую галерею вдоль главной стены, обставленную как ВИП-зона ночного клуба: пластиковая мебель кислотных цветов, разбитые стеклянные перегородки между комнатами. Все покрывала пыль и обломки.
Поперек одной из перегородок лежал почти обезглавленный молодой человек в элегантном костюме, он напоролся шеей на острый осколок. Перед ним распластались тела еще двоих охранников. Какая-то криминалистка указала Сантини на пятно крови на полу. «Здесь нашли вашу коллегу», – сказала она. И на мгновение Сантини понадеялся, что Коломба умерла на месте, избавив его от грядущих неприятностей.
Альберти постучал о косяк двери и вернул его к реальности.
– Шеф, машина приехала, – сказал он.
– Есть какие-то подвижки?
Альберти покачал головой:
– Только подтверждение.
Пока автомобиль с мигалкой вез Сантини в военный аэропорт, его желудок жгло от кофе из автомата. Двое вооруженных агентов из ОБТ – отдела по борьбе с терроризмом – с закрытыми балаклавами лицами проводили его на взлетно-посадочную полосу, где ждал предоставленный командованием флота вертолет «NH90 NFH» с выключенными двигателями. Эта почти двадцатиметровая махина способна была перевозить до двадцати пассажиров. Рядом с открытой дверцей вертолета стоял полковник Ди Марко, и Сантини охватило уныние: он-то надеялся, что тот не станет путаться у него под ногами. А ведь следовало бы догадаться, что полковник ни за что не пропустит последний акт этой пьесы. Прямой и несгибаемый, Ди Марко был на несколько лет старше Сантини. Под его не по сезону легким пальто виднелись синий костюм и полковой галстук. Мужчины обменялись рукопожатием.
– Господин Сантини, как ваша нога?
– Болит. Полетим на этой штуке?
– Если вас не укачивает. – Ди Марко повернулся к нему спиной и влез в вертолет. Пилоты отдали честь. – По пути заберем Каселли, – добавил он. – Пристегните ремень.
7
В два часа ночи «NH90», перебудив половину горожан, приземлился на крыше больницы в Портико. Многие, вообразив, будто началась война, бросились в ближайшие отделения экстренной медпомощи. Тем временем привезенную на армейском джипе Коломбу проводили до служебного лифта, на котором она поднялась на крышу. Лопасти огромного вертолета, напоминающего светящееся в ночи, рычащее доисторическое чудовище, наполняли воздух ледяной крошкой. Один из сопровождавших Коломбу военных помог ей подняться на борт и пристегнуть ремень безопасности.
На другом конце ряда пустых сидений сидел Сантини. Ди Марко, находившийся в кабине с пилотами, обернулся, чтобы на нее взглянуть, и Коломба с трудом подавила желание закатить ему оплеуху, чтобы стереть мерзкую улыбочку с его лица. Взлетели они быстро – быстрее любого гражданского самолета, – и ее желудок ухнул вниз. Портико превратился в россыпь желтых огоньков во мгле. Окна заиндевели, небо обернулось шиферной плитой, луна сделалась маленькой и бледной. Выбравшись из области непогоды, Коломба отстегнула ремень и подсела к Сантини. Со времени их последней встречи он похудел, усы его стали гуще, а лицо прорезали новые морщины. Она приподняла его наушники и выкрикнула ему в ухо:
– Твой дружок что-то сказал тебе насчет тела?
– Нет, и он мне не дружок, – так же громко ответил Сантини. Он отметил про себя ее худобу и порез на губе. – Как ты?
– Веду здоровый образ жизни. А тебе как живется с новыми нашивками?
– Тяжеловато.
– Уволься, как я, вот и отдохнешь. Где нашли яхту?
– Слышала про риф Кита?
– Он рядом с банкой Скерки, – сказала Коломба, когда-то занимавшаяся подводной охотой.
– И находится в тридцати сантиметрах под водой. Либо на «Шурмо» был выключен гидролокатор, либо Бонаккорсо заснул за штурвалом. Как бы то ни было, яхта напоролась на риф и затонула.
– Как глупо.
– Quandoque bonus dormitat Homerus. Даже добрый наш Гомер…
– …иногда дремлет. Но не Лео. Кто ее нашел?
– Ливийские моряки. Они узнали обломки и были так любезны, что сообщили о них нам. С тех пор как мы дарим им суда, они стали более склонны к сотрудничеству. – Он сунул в рот сигарету, но даже не попытался ее зажечь. – Судно недалеко ушло от Венеции.
Кровь отхлынула от лица Коломбы.
– Ты уверен?
– Так мне доложили.
– Твой дружок.
– Я уже сказал, что он мне не друг. Но ведь это вполне возможно, правда? Мы воображали, что Бонаккорсо – сверхчеловек, но он просто ошибся курсом.
Коломба вернулась на свое место и притворилась, что заснула.
Они приземлились на территории военной базы на острове Пантеллерия рядом с портом и пересели на армейское буксирное судно. Острова, не считая отдаляющейся береговой линии, они так и не увидели, но Коломба как-то во время учебы в академии провела там прекрасные каникулы. Ей вспомнились отражение огней тунисского мыса Эт-Тиб в ночном заливе, теплое море, африканские водоросли. Буксир подпрыгивал на волнах до рассвета, когда наконец показался риф Кита и патрулирующие его катера. Всю поездку Коломба крепко держалась за фальшборт, сдерживая тошноту. Воздух стал ощутимо теплее. Волны бросали на скалы обглоданные останки дельфина, источавшие запах разложения.
Они сошли на вспомогательное судно команды подводных операций военно-морского флота. От манипулятора в воду тянулись кабель-тросы, поддерживающие «ровер» – небольшой телеуправляемый подводный аппарат, обычно используемый для осмотровых работ и операций по разминированию.
На верхней палубе они прошли мимо четверых водолазов, которые с помощью группы техников надевали глубоководные скафандры. На лебедках висели какие-то огромные черные приспособления, похожие на игрушечных суставчатых роботов с шарообразными головами. Взгляд Коломбы скользнул мимо них. Тревога высасывала из нее все силы, и она едва держалась на ногах. Она предпочла бы снова попасть в комнату Томми или голыми руками закапывать мертвые тела собственных родителей. Все пережитое накануне уже исчезало под грузом вечно довлеющего прошлого.
Помимо эскорта из команды подводных операций, на мостике находилась группа чиновников в боевой военной форме, среди которых были старший офицер и военный врач. Судя по почтению, с которым они обращались к Ди Марко, он был здесь старшим по рангу. На мониторе отображался освещенный фарами «ровера» борт «Шурмо».
– Где тело? – не успев обменяться с присутствующими рукопожатиями, спросила Коломба.
– С другой стороны затонувшего судна, – ответил старший офицер.
– Вы его идентифицировали?
– Состояние тела не позволяет опознать его удаленно, госпожа Каселли, – сказал военный врач.
– Я хочу его увидеть.
– Через пару часов мы начнем поднимать его на поверхность.
– Я хочу увидеть его сейчас, а не через пару часов.
Неожиданно на ее сторону встал Ди Марко, приказавший старшему офицеру не создавать проблемы на ровном месте. Сантини, за всю поездку даже не взглянувший на полковника, одобрительно кивнул ему, но тот притворился, что ничего не заметил. Моряк за пультом управления взялся за ручку джойстика, и изображение побежало вдоль борта. Несмотря на покрывающие его водоросли, он выглядел невредимым, однако подруливающие устройства в кормовой части яхты оказались повреждены. Правый винт отсутствовал вообще – вместо него зияла брешь в киле, – а левый был смят, как засушенный цветок.
– Это место удара, – сказал старший офицер. – Коленчатый вал врезался в риф, и судно начало набирать воду. Оттуда водолазы смогут заплыть в яхту, расширив проем в стальном корпусе домкратами. Теперь можем приблизить изображение.
Пробоина на экранах увеличилась, став окном в невесомый мир водорослей и посидонии. Столы и электробытовые приборы свисали с потолка, среди колышущейся растительности и ткани, которая когда-то была простыней или занавеской, показались матрас и шезлонг. Из стороны в сторону сновали стайки флуоресцирующих рыб, от луча прожектора медленно отползали моллюски, из ила торчали стеклянные бутылки и неузнаваемые металлические приборы.
Коломба задержала дыхание. Камера остановилась на куче гнилья, в которой виднелись зеленоватые кости. Это был торс скелета, внутри которого порхали разноцветные медузы. Испуганные светом фар, они отпрянули, открыв взглядам провалившийся в грудную клетку череп. С глазниц свисали нити водорослей, трепещущие, будто ресницы. Какой-то безглазый угорь полз по черепу, поднимая облака слизи.
Коломба прикусила разбитую губу так сильно, что она снова закровоточила. Неужели это Данте? Это и правда его останки? Она повернулась к военному врачу, который молча стоял, держа под мышкой форменный берет:
– Доктор, вам выдали медкарту Данте Торре?
– Да, госпожа Каселли.
– Неужели нельзя определить… – Ее подвел голос. – Определить, он ли это?
– Сделать это дистанционно очень затруднительно. Но позвольте взглянуть. – Он приблизил изображение. – Судя по костной массе, это, скорее всего, мужчина. – Он приблизил еще. – Судя по швам на черепе, ему было лет сорок-пятьдесят.
– Это может быть как Торре, так и Бонаккорсо, – впервые за все время заговорил Сантини.
– И еще миллион человек, – сказала Коломба.
Ей не удавалось оторвать взгляд от экрана – она искала хоть какую-то зацепку. У Данте была искривленная рука, но скелет лишился рук вовсе.
– Посмотрим, не поможет ли нам сонар, – сказал военный врач.
Как выяснилось, «ровер» обладал способностью делать чрезвычайно точные трехмерные снимки, что было необходимо для работ по разминированию. Врач повертел картинку на экране:
– У скелета проблемы с шейным отделом. Третий и четвертый шейные позвонки сломаны.
– Какие симптомы у него могли наблюдаться?
– Покойный испытывал боль, а если случай был тяжелый, то мог и получить повреждения костного мозга.
– Это не Данте, – со вздохом облегчения сказала Коломба. – Он карабкается и лазит по деревьям не хуже обезьяны.
– Так, может, это проклятый сукин сын? – спросил Сантини.
– Нет. Бонаккорсо тоже был очень подвижным, – с деланым безразличием ответила Коломба.
Она вспомнила, как познакомилась с Лео во время обыска в римской мечети. Как и прочие агенты из ОБТ, он был в балаклаве, но ее сразу поразил его ироничный, умный взгляд. Надо было не улыбаться этому ублюдку, а вырвать ему глаза.
Голос Ди Марко вернул ее на землю.
– Значит, мы нашли еще одного террориста, – сказал он. – Превосходно.
– Ну да, и он тоже с радостью укокошил себя во имя Аллаха, – язвительно сказала Коломба.
– Госпожа Каселли, ваш сарказм неуместен, – сказал Ди Марко. – Начинайте подъем.
Из-за трудоемких работ по разгрузке корпуса операция заняла больше шести часов. Все это время Коломба разрывалась между мостиком и палубой, куда лебедка сгружала черные поликарбонатные контейнеры размером с сундук. Вспомогательная команда вскрывала их и перекладывала содержимое в стерильные контейнеры поменьше, каждый из которых был занесен в опись.
Даже находившуюся в них воду переливали в специальные емкости, снабжая их соответствующими номерами.
Скелет подняли первым делом. За ним последовали обломки, предметы обстановки и навигационные приборы. Потом настал черед еще не вскрытых деревянных ящиков. Внутри оказались флаконы с разноцветными жидкостями, с которыми обращались будто с радиоактивными, пробирки и бутыли: складывалось впечатление, что разбирают лабораторию Франкенштейна. Последний ящик был пуст, за исключением остатков черного мужского костюма – того, что был на Данте в день его исчезновения, – и такой же черной кожаной перчатки.
Коломба перегнулась через борт, и ее вырвало.
8
Незваные гости, явившиеся по ее душу, как всегда, перепугали собак. Ее доберманы принялись носиться по двору, мешая соседям смотреть телевизор. Доктор Бартоне проклинала спесь военных, которые вместо того, чтобы просто позвонить или отправить за ней такси, предпочитали нагрянуть к ней домой или в ее лабораторию ЛАБАНОФ – миланскую лабораторию криминалистической антропологии – с автоматами наперевес. После венецианского теракта военные начали обращаться к ней, стоило им обнаружить кусочек кости или пятнышко на одежде какой-нибудь жертвы убийства, не реже пары раз в месяц. Доверие Министерства обороны ей льстило, но ее внимания требовали прямые обязанности: холодильные камеры у нее на работе полнились неопознанными телами. Установить их имена, позволить их родным и близким преодолеть боль утраты и жить дальше казалось ей куда более важным, чем выкрутасы Ди Марко. Она отказалась бы помогать, если бы речь не шла о Данте. С тех пор как во время расследования преступлений Отца ей поручили анализ содержимого неких канистр с кислотой и фрагментами человеческих останков, Данте и Коломба стали для нее почти родными.
Дрожащую от холода, несмотря на накинутое на плечи термоодеяло, Барт посадили на буксирное судно, где ее уже ждал Сантини. Ей подумалось, что он стареет, как пес – в семь раз быстрее, чем люди. Всего за пару лет он превратился из пышущего здоровьем крутого копа с обильной порослью на груди в престарелого дядюшку, страдающего от хронической боли в ноге и усыхающего с каждым днем. Не изменилось только одно – вечно надвинутая на нос ирландская кепка.
– Добрый день, док, – сказал он, подавая ей руку.
– И вам того же, Сантини. Не угостите сигареткой?
Полицейский протянул ей пачку и ввел в курс дела. Водолазы продолжали работу, придавая затонувшей яхте плавучесть с помощью огромных камер сжатого воздуха.
– Как там Коломба? – спросила Барт.
Сантини покачал головой:
– Не верит, что это Торре.
– Может, она и права, – сказала Барт, выпуская облачко дыма.
– Надеюсь, ваше заключение сможет ее убедить.
Барт уныло покачала головой. Она не знала, на какой исход надеяться. Если она не сможет с уверенностью опознать труп Данте, Коломба будет по-прежнему надеяться, что он жив, в чем Барт не видела ничего хорошего.
Увидев, как на палубу выходит Коломба, она через силу улыбнулась. Они не виделись шесть месяцев, с тех пор как Барт сдуру навестила ее в глуши, а та весь вечер почти не раскрывала рта. Сейчас Коломба в шубе из искусственного меха, которая больше подошла бы какому-нибудь бездомному, выглядела еще более бледной и похудевшей. Ее обведенные темными кругами глаза лихорадочно блестели. Сантини, похлопав ее по плечу, молча пошел прочь, и она отряхнулась, будто на нее нагадила чайка.
– Эй, – сказала ей Барт и обняла ее, делая вид, что не чувствует острого запаха пота. Коломба приехала, не захватив с собой даже сменной футболки. – Ты совсем отощала! Хоть иногда питаешься?
– Барт, Данте здесь нет, – произнесла Коломба, словно не услышав ее вопрос.
Барт вздохнула:
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы разобраться в произошедшем.
– Ты не найдешь ничего, что противоречило бы теории, которую пытается подсунуть нам Лео. Он слишком умен.
– Думаешь, он намеренно потопил яхту? – спросила Барт, заранее зная, какого мнения придерживается ее подруга.
– Да. Он хотел, чтобы мы перестали его разыскивать. Тогда он сможет делать все, что ему заблагорассудится.
